Мы отнесли посуду на кухню. Кери предложила вымыть тарелки, но Мэри воспротивилась, сказав, что негоже заставлять гостей мыть посуду. Нам оставалось лишь пожелать хозяйке спокойной ночи и отправиться к себе на второй этаж.
- У меня такое чувство, будто я знаю ее всю жизнь, - сказала Кери, когда мы поднимались по лестнице.
- Как бабушку, - подсказал я.
Мои слова очень понравились Дженне, и она понеслась впереди нас по ступенькам.
* * *
Мы привыкали к совместной жизни с Мэрианн Паркин легко и естественно, без намека на притирание. Через несколько дней мы уже чувствовали себя так, словно давным-давно жили в ее доме. Вскоре мы поняли: Мэри пригласила семейную пару не столько для работ по дому, сколько для создания семейной атмосферы. С этими обязанностями легко справились бы приходящие слуги (вероятно, раньше так оно и было).
Мы поражались, с какой заботой Мэри уберегала нас от любых дел, которые нам с Кери могли показаться утомительными или поглощающими много времени. Но были еще дела семейные, и их Мэри с радостью возлагала на нас. Одним из таких дел, конечно же, являлась покупка рождественской елки. На елочном базаре Мэри разыскала самую большую и красивую елку. Однако этого ей показалось мало, и она предложила купить вторую елку для нас. Кери вежливо отклонила предложение: зачем нам две елки, если мы можем вместе собраться возле одной? Эти слова несказанно обрадовали Мэри. Мы привезли елку в особняк и установили в маленькой гостиной. Неудивительно, что эта комната стала нашим любимым местом, где мы все собирались после ужина. Мы наслаждались обществом Мэри ничуть не меньше, чем она нашим, а Дженна радовалась, что у нее наконец-то появилась бабушка.
* * *
Некоторые люди рождены, чтобы работать для других. Я не имею в виду подневольный, рабский труд. Я говорю о тех, кому проще, когда им говорят, что и как надо сделать. Но не всем нравится работать по чужим подсказкам. Есть люди с предпринимательской жилкой, испытывающие потребность в самоутверждении и готовые рискнуть. К этому типу принадлежу и я, хотя не скажу, что предпринимательская жилка облегчает жизнь и идет на пользу здоровью. Мною двигала не потребность самоутвердиться, а желание вернуться в родной город и вновь увидеть тихие старые улицы, где я вырос, и заснеженные вершины гор.
Как я уже говорил, мы с Кери без сожаления покинули Южную Калифорнию, узнав о возможности открыть фирму по прокату одежды для торжественных случаев. Сейчас таких фирм много, к ним привыкли. Но в то время дело было новым, неизведанным и сулило волнующие перспективы. Для меня это дело началось с моего друга, оказавшегося на свадьбе в городке Баунтифул, неподалеку от Солт-Лейк-Сити. Смокинга у него не было, и ему посоветовали взять смокинг напрокат у местного портного. Так мой друг познакомился с предприимчивым портным, убедившимся, что смокинги и нарядные свадебные платья нужны людям далеко не каждый день и потому их выгоднее выдавать напрокат.
Потребность - мать процветания. Портной успешно наладил прокат смокингов и свадебных платьев, однако сочетать шитье и бизнес ему было тяжело. Встреча с моим другом оказалась для него как нельзя кстати. Вдвоем они основали фирму по прокату одежды для торжественных случаев.
Вскоре они столкнулись с новой проблемой: чтобы развиваться и процветать, фирме требовалась более широкая клиентура. И тогда друг вспомнил обо мне. Он рассказал портному о моих успехах в области маркетинга. После длительных переговоров со мною по телефону владельцы фирмы согласились продать мне долю в их компании. Расплачиваться предстояло моим опытом и определенной суммой денег, которую нам с Кери удалось наскрести. Однако новый бизнес обещал заманчивые перспективы. Трудности нас не пугали, и мы без сожаления уехали из Калифорнии.
С моей помощью фирма стала расширять рынок. Мы выпускали красочные каталоги одежды и рассылали их по всем брачным салонам Солт-Лейк-Сити, пригородов и соседних округов. Эти салоны становились прокатчиками второго уровня и получали неплохие комиссионные за свои услуги. Кроме проката наша фирма позволяла желающим купить у нас свадебное платье или смокинг.
Конечно, ведение дел со всеми филиалами требовало изрядной канцелярской работы, нудной, кропотливой и утомительной, но растущие перспективы так меня вдохновляли, что я стойко переносил трудности. Если раньше я задерживался на работе из-за тесноты нашего жилища, то теперь причина поменялась. Уют старинного особняка действовал на меня расхолаживающе, побуждал выбросить из головы дела и отдохнуть.
В современном бизнесе есть такое понятие, как "цена возможности". Оно строится на достаточно простом рассуждении: поскольку все ресурсы (и прежде всего - время и деньги) ограниченны, успешный бизнесмен выискивает возможности, не оговоренные условиями контракта, и стремится с максимальной выгодой их использовать.
Сколько раз я видел печальные глаза дочери, когда она снова слышала, что папа очень занят. Я успокаивал себя тем, что тружусь во имя семьи - ради того, чтобы Кери и Дженна смогли сполна вкусить плоды моей неустанной работы.
Оглядываясь назад, я с грустью констатирую: эти плоды часто оказывались горькими.
Глава четвертая
Сон, ангел и письмо
Я не помню, в какую из ночей начались эти сны. Сны, в которых я видел ангелов. Признаюсь: я верю в ангелов, но не в таких, какими их изображают на картинках, с крылышками и арфами в пухлых ручках. Подобные ангельские атрибуты кажутся мне такой же нелепицей, как черти с рогами и вилами. Для меня крылья ангелов - символ их роли небесных посланников. Но какими бы ни были мои представления, во сне ко мне спустился именно крылатый ангел, и его распростертые крылья меня ничуть не раздражали. Настораживала лишь повторяемость сна и его странное окончание. Пространство было наполнено аккордами прекрасной музыки, мелодичной, как журчание горного ручья. Я поднял голову и увидел спускающегося с небес ангела. Его крылья были широко распростерты. Когда он приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки, я взглянул в его ангельское личико. Ангел возвел глаза к небу и вдруг превратился в камень.
Я плохо помню, какие еще сны снились мне с момента переезда в особняк миссис Паркин. Но этот сон я запомнил; с каждым разом он становился все отчетливее и красочнее. В ту ночь сон был очень живым, наполненный яркими красками и множеством деталей. Наверное, писателям-сюрреалистам снились похожие сны, и их содержание они переносили на бумагу. Я проснулся и думал, что бодрствование тут же уничтожит все следы сновидения. Они действительно пропали, но не все. В ту ночь музыка продолжала звучать. Негромкая серебристая мелодия, напоминающая колыбельную. Колыбельную, льющуюся неизвестно откуда.
Впрочем, в ту ночь я узнал, откуда исходят звуки колыбельной.
Я сел на постели, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. В ящике ночного столика лежал фонарик. Я взял фонарик, надел халат, тихо выскользнул из комнаты и пошел на звуки музыки. Остановившись возле детской, я заглянул туда. Звуки не потревожили Дженну, она безмятежно спала. Я вышел в коридор и добрался до двери, ведущей на чердачную лестницу. Как ни странно, звуки доносились оттуда. Я открыл дверь и, стараясь ступать бесшумно, поднялся на чердак. Луч фонарика выхватывал из темноты силуэты предметов, и от них ползли длинные страшные тени. Чердак был таким, каким и надлежало быть чердаку, если не считать звуков музыки. Но откуда же они исходят? Мое сердце колотилось все быстрее. Вдруг я заметил, что пыльное покрывало сброшено с колыбели и лежит на полу. Мое волнение усилилось. Я направил луч фонарика туда, откуда доносились звуки… Что такое? Да это же рождественская шкатулка, которую мы с Барри нашли, когда заносили сюда мебель! Я стал припоминать все, что знал о рождественских шкатулках. Может, это особый, редкий экземпляр, куда встроен музыкальный механизм? Но почему вдруг он заработал посреди ночи? Оглянувшись по сторонам и убедившись, что на чердаке никого нет, я пристроил фонарик так, чтобы он светил вверх. Освободив руки, я осторожно взял шкатулку и начал осматривать ее в поисках рычажка, позволяющего остановить музыку. Но тяжелая пыльная шкатулка ничуть не изменилась с того момента, когда мы с Барри впервые ее увидели. Ни тогда, ни сейчас у нее не было никаких рычажков, кнопок или отверстий для ключа. И никаких намеков на музыкальный механизм. Обыкновенная деревянная шкатулка, только очень искусно сработанная. Мне оставалось лишь одно - открыть шкатулку. Я так и сделал - расстегнул оба ремешка и осторожно поднял крышку. Музыка смолкла. Я направил луч фонарика внутрь шкатулки. Там лежали какие-то бумаги. Я достал самую верхнюю. Это было письмо, написанное от руки. Бумага от времени пожелтела и стала хрупкой. Я посветил на нее фонариком. Письмо было написано красивым ровным почерком.
6 декабря 1914 г.
Любовь моя!
Я замер. С детства во мне воспитывали уважение к частной жизни других людей. Недопустимость чтения чужих писем я считал аксиомой, не имевшей исключений. Но почему сейчас я был готов переступить через свои принципы и прочесть то, что адресовано не мне? Возможно, письмо скрывало какую-то тайну, но разве это давало мне право вторгаться в чужую жизнь? Тем не менее угрызения совести уступили под натиском любопытства, и я прочитал письмо от начала до конца.
Каким же холодным кажется рождественский снег без тебя. И даже тепло очага почти не согревает, а лишь напоминает о страстном желании вновь увидеть тебя рядом. Я люблю тебя. Как же я люблю тебя.
Я не знал, почему это письмо так влекло меня и какой смысл оно несло. Кого называли "любовь моя"? Писала ли его Мэри? Судя по дате, письмо было написано почти за двадцать лет до смерти ее мужа. Я вернул письмо в шкатулку, опустил крышку и застегнул ремешки. Музыка больше не звучала. Я покинул чердак и вернулся в кровать, размышляя о содержании письма. Вопросы о том, как и почему рождественская шкатулка вдруг оказалась музыкальной, так и остались без ответа.
Наутро я рассказал о случившемся жене, которая выслушала меня без особого интереса.
- Скажи, ты ничего не слышала ночью? - начал я. - Никакой музыки?
- Нет, - ответила Кери. - Ты же знаешь, я крепко сплю.
- Но это очень странно, - сказал я, качая головой.
- Ты услышал музыкальную шкатулку. Что тут странного? - удивилась жена.
- Если бы музыка доносилась из другого помещения, я бы не удивился. Но музыка играла с чердака. К тому же у музыкальных шкатулок иной принцип действия. Они начинают играть, когда их открываешь. А эта при открытии, наоборот, прекратила играть. Но самое удивительное, что я не обнаружил ни малейшего намека на какой-либо механизм.
- А может, музыка связана с твоим ангелом? - поддразнила меня жена.
- Может, и так, - отрешенно ответил я. - Или я стал свидетелем мистического явления, обычной логикой необъяснимого.
- Но откуда ты знаешь, что музыка звучала из шкатулки? - спросила моя скептически настроенная жена.
- Просто уверен в этом, - ответил я и взглянул на часы. - Черт побери, так и опоздать недолго! А мне сегодня открывать.
Я накинул плащ и направился к выходу.
- Постой, - задержала меня Кери. - Разве можно уходить на работу, не поцеловав Дженну?
Я торопливо вбежал в детскую.
Дженна сидела на полу и что-то вырезала детскими ножницами с закругленными краями. Вокруг валялись обрезки бумаги.
- Пап, ты поможешь мне правильно вырезать? - спросила она.
- Не сейчас, дорогая. Я опаздываю на работу.
Уголки Дженниных губ печально опустились.
- Я помогу тебе, когда вернусь домой, - поспешно добавил я.
Я поцеловал застывшую Дженну, выскочил из дому, едва не забыв приготовленный Кери ланч, и поехал по серым слякотным улицам туда, где находилась наша фирма.
* * *
Мэри вставала рано. На холодном голубом зимнем небе едва появлялись первые краски зари, а она уже выходила в большую гостиную, садилась в роскошное мягкое турецкое кресло, подвигала ноги к огню камина и раскрывала Библию. Третью, с которой не расставалась. Этот ритуал насчитывал несколько десятков лет, но Мэри точно помнила день, когда он начался. Как она объяснила Кери, чтение Библии в большой гостиной было "утренней прогулкой для ее духа".
В предрождественские дни она обычно читала Евангелия - те места, где рассказывалось об обстоятельствах рождения Иисуса и самом рождении. Как-то утром, воспользовавшись тем, что Кери была занята, в гостиную забрела Дженна.
- Доброе утро, дорогая, - приветствовала ее Мэри.
Дженна замерла в дверях. Она была в своей любимой красной фланелевой ночной рубашке. Оглянувшись по сторонам, Дженна бросилась к Мэри. Та крепко обняла малышку.
- Ты что читаешь? Сказку? - поинтересовалась Дженна.
- Рождественскую сказку.
У Дженны заблестели глаза. Она взобралась к Мэри на колени и принялась листать тяжелую книжку, надеясь увидеть там картинки с изображением Санта-Клауса, едущего на оленях. Но картинок почему-то не было.
- А где картинки? - спросила разочарованная Дженна. - Где Санта-Клаус?
Мэри улыбнулась.
- Видишь ли, это немного другая сказка. Санта-Клаус появился позже. А это рассказ о самом первом Рождестве. О том, как родился младенец Иисус.
Дженна тоже улыбнулась. Она знала об Иисусе.
- Мэри!
- Да, радость моя.
- А папа будет с нами на Рождество?
- Обязательно будет, дорогая.
Мэри откинула волосы и поцеловала Дженну в лоб.
- Скучаешь по нему?
- Я почти не вижу папу.
- У твоего папы новое дело. А это всегда требует много времени и много работы.
Дженна грустно вздохнула.
- Разве работа лучше, чем дом?
- Нет, конечно. Говорят: нет места милее дома.
- Тогда почему папа все время на работе, а не дома?
Вопрос заставил Мэри задуматься.
- Иногда мы забываем, что дом и семья важнее любого дела, - сказала она, притягивая девочку к себе.
* * *
Приближение праздников я ощущал по непрерывно увеличивавшемуся числу заказов. С каждым днем их становилось все больше. Вместе с заказами росли наши доходы и, к сожалению, моя загруженность. Почти каждый день я возвращался домой поздним вечером. За это время Кери привыкла ужинать вместе с Мэри в маленькой гостиной. Там же они устраивали послеобеденное чаепитие у камина, наслаждаясь мятным чаем, который обе любили. После ужина Кери отправлялась мыть посуду, каждый раз отказываясь от помощи Мэри. Если я успевал к ужину, то оставался в гостиной, просматривая расходные книги и намечая дела на завтра.
В тот вечер за окнами мягко падал снег. В камине уютно потрескивали поленья. Дженну отправили спать, Кери собирала со стола, а я сидел, погрузившись в новый каталог свадебных кушаков для смокингов и соответствующих галстуков. Мэри тоже сидела в гостиной, в своем любимом старинном кресле. Если моей жене удавалось отговориться от ее помощи на кухне, Мэри дремала. Перед уходом к себе наверх мы осторожно ее будили и провожали в спальню.
Сегодня она, как обычно, пила мятный чай, как вдруг, словно что-то вспомнив, встала с кресла и подошла к книжной полке из вишневого дерева. Сняла с полки какую-то книгу, отряхнула пыль и подала книгу мне.
- Почитайте вашей малышке, - предложила Мэри.
Я взял книгу. Это было "Рождество каждый день" Уильяма Дина Хоуэллса.
- Спасибо, Мэри. Обязательно почитаю, когда будет время.
Я улыбнулся хозяйке, отложил книгу в сторону и вернулся к изучению каталога. Однако Мэри продолжала внимательно смотреть на меня.
- Ваша дочь часто слышала эти слова - "когда будет время". Не обманывайте ее ожиданий. Почитайте ей сейчас, на сон грядущий.
В голосе Мэри звучала настойчивость. Чувствовалось, эта женщина умела быть решительной. Мне не оставалось ничего иного, как отложить каталог, взять книгу и встать. Мэри внимательно смотрела на меня, и этот взгляд красноречиво свидетельствовал о важности ее просьбы.
- Иду читать, - успокоил я Мэри.
Я поднимался наверх, думая, когда же успею сделать все, что запланировал на вечер. Что за магия содержится в этой книге, если деликатная Мэрианн Паркин буквально заставила меня читать ее Дженне? Малышка не спала. Она тихо лежала в темной детской.
- Ты еще не спишь, радость моя? - на всякий случай спросил я.
- Пап, а ты не поцеловал меня на ночь.
Я включил свет.
- Вот я и пришел исправить ошибку. Но сначала я почитаю тебе книжку. Не возражаешь?
Дженна радостно запрыгала на кровати.
- А что ты будешь читать?
- Вот. Мэри дала мне эту книжку.
- Значит, хорошая. У Мэри все истории хорошие.
- А она часто тебе их рассказывает?
- Каждый день.
Я присел на краешек постели и открыл старую книжку. Ветхий переплет слегка хрустнул. Я кашлянул и начал читать вслух:
"Маленькая девочка вошла в отцовский кабинет. Она всегда приходила сюда по субботам и, пока готовился завтрак, просила отца рассказать ей какую-нибудь историю. Но в то утро отец сказал, что очень-очень занят, и попросил его не тревожить. Однако девочка не уходила…"
- Совсем как ты, папа, - заметила Дженна. - Ты тоже очень-очень занят.
Я виновато улыбнулся и продолжил чтение:
"- Ну хорошо, я расскажу тебе историю. Жил-был маленький поросенок…
Девочка замахала руками и сказала, что она уже вдоволь наслушалась историй про поросят и они ей надоели.
- Так какую же тогда историю тебе рассказать?
- Расскажи мне про Рождество. День благодарения прошел, значит, скоро наступит Рождество.
- Я и про Рождество тебе рассказывал ничуть не меньше, чем про поросят.
- Сравнил! Истории про Рождество всегда интереснее".
В отличие от ее книжной ровесницы Дженна заснула, не дослушав историю. Я понял это по ее ровному дыханию. Дочь кротко улыбалась во сне. От нее веяло удивительным покоем. Я укрыл ее, осторожно поцеловал в щеку и вышел из детской.
Портьеры в маленькой гостиной были плотно задернуты, а свет погашен. Обе женщины сидели, освещенные пламенем камина, и о чем-то едва слышно переговаривались. Негромкий голос Мэри звучал мягко и успокоительно. Заметив мое присутствие, она подняла голову.
- Ричард, ваша жена задала весьма интригующий вопрос. Она только что спросила, какое из моих чувств Рождество затрагивает сильнее всего.
Я присел к столу.