На лице Филдинга, который как раз убирал мобильник, отразилось облегчение, а потом некоторая досада; видно, он беспокоился, не улизнул ли от него двоюродный братец. Но, по крайней мере, на стойке возвышалась еще одна пинта IPA.
- Так вот, у меня для тебя несколько новостей, - объявляет Филдинг, как только Ол принимается за новую кружку. - Во-первых, Бабуля подумывает - то есть уже решила, дело завертелось - продать Гарбадейл.
- Что-что?
- Да, это так. Сам посуди. Ей скоро восемьдесят, и за последний год у нас было много оснований опасаться за ее здоровье; кое-кто стал ее убеждать временно перебраться в такой район, где будет приличная больница. А так ближайшая-то… мм… в Инвернессе, а до нее часа два пилить.
- Ближайшая - в Рейгморе.
- Вот-вот, точно. В любом случае путь не близкий, и это только в одну сторону, а кто ее повезет? "Скорая" будет тащиться туда-обратно вдвое дольше. Есть, конечно, вертолет, но мало ли что. Когда у нее в очередной раз случился сердечный приступ…
- Сердечный приступ? - В голосе Ола прорезалось удивление.
- Мерцательная аритмия или что-то вроде того. Даже обморок был. Она в марте слегла, так что ты, наверное, не в курсе.
- Ни сном ни духом. Это серьезно?
- Видимо, да. Короче, это, похоже, убедило ее переехать наконец из своего захолустья. Пока она рассматривает только Инвернесс, ну, может быть, Глазго или Эдинбург, но, думаю, мы сможем ей внушить, что в Лондоне, поближе к Харли-стрит, будет надежнее.
- Но ведь ей врачи, видимо, не отвели каких-нибудь два месяца?
- Боже упаси, конечно нет. До этого не дошло. Она до ста лет проживет, если будет себя беречь или доверит это нам.
- Ты этим не особенно убит? - спрашивает Ол, лукаво поглядывая на брата.
- Ол, прекрати. - Филдинг делает маленький глоток минералки. - Это еще не все. Дело в том… Ох, чуть не забыл! В следующем месяце ты приглашен на бабушкин юбилей.
Он роется в другом кармане пиджака, вынимает именное приглашение и передает Олу. Тот смотрит на конверт с таким ужасом, словно внутри бомба или по меньшей мере бацилла сибирской язвы. Не распечатывая, он опускает приглашение в карман своей потрепанной дорожной куртки.
- На этой неделе поместье выставят на продажу, - продолжает Филдинг, - хотя до и после торжеств его на пару дней закроют для покупателей. Нам предоставляется последняя возможность побывать в этих местах. В смысле погостить.
- Не, я пас. - Ол делает глоток. - Но все равно спасибо. Если руки не дойдут ответить на письмо, передай мои извинения.
- Это не все.
- Как, еще что-то?
- Осталось самое главное. Стал бы я колесить по всей Британии только ради того, чтобы вручить тебе приглашение. Дело в том, что это не просто семейное торжество. В смысле торжество тоже будет, но в эти же дни произойдет и кое-что другое. Об этом мне и надо с тобой переговорить.
- Разговор-то долгий? Мне снова бежать в сортир?
- Сделай одолжение, потерпи.
- Шучу-шучу.
- Это касается корпорации "Спрейнт".
- Неужели? Вот радость-то!
- В общем, они хотят нас купить.
На полпути к губам кружка Ола на мгновение замирает. Наконец-то - хоть какая-то реакция. Человек удивлен. Даже поражен, не побоялся бы сказать Филдинг.
- Доперли, значит, - говорит Олбан и делает глоток, изображая непринужденность.
Вот теперь лед тронулся.
- На сто процентов, - поддакивает Филдинг. - Покупают с потрохами. Пару человек, видимо, оставят в качестве консультантов. Есть такая вероятность. В обмен на акции и наличные. В основном на акции. Название, конечно, сохранят. Оно денег стоит.
Ол некоторое время молча кивает, скрестив руки на груди. Пристально разглядывает свою обувь - тяжелые желтые ботинки с разномастными шнурками. Потом переводит взгляд на Филдинга и пожимает плечами:
- У тебя все?
- Теперь о праздновании. Накануне юбилея семья, фирма, устраивает в Гарбадейл-хаусе чрезвычайное общее собрание. - Еще один глоточек минералки. - Съедутся почти все.
- Хм… - кивает Ол, продолжая изучать ботинки. Таращит глаза.
- Думаю, ты тоже появишься, хотя бы ради этого, - говорит Филдинг. - Собрание - в субботу. Восьмого октября. Бабушкин юбилей - на следующий день.
- Понятно.
- Как я уже сказал, наши собираются почти в полном составе. Съезжаются со всего света. - Филдинг делает паузу. - Жаль, если тебя не будет, Ол. Честное слово.
Олбан кивает, оценивает взглядом пиво, залпом осушает пинту и встает, натягивая куртку.
- Продолжим наш поход?
- Давай.
Они идут по набережной до того места, где движение оканчивается и через реку перекинут железнодорожный мост. К нему сбоку притулился пешеходный мостик, по которому они и поднимаются.
- Итак, каково твое мнение? - спрашивает Олбана Филдинг.
- По поводу юбилея? Или военного совета? Или поглощения? Или грядущей встречи нашего большого и дружного клана?
- Вообще.
Некоторое время Ол целеустремленно шагает вперед, затем замедляет шаг и останавливается у середины пешеходного моста. Он поворачивается к перилам и смотрит вниз на воду, тихо протекающую под мостом. Ее поверхность, прозрачно-коричневая, как дымчатое стекло, нервно поблескивает в лучах солнца. Филдинг тоже облокачивается на перила.
Олбан медленно качает головой, а легкий бриз развевает его светло-русые космы.
- Я не впишусь. Уж извини.
Филдинг хочет что-то сказать, и в иных обстоятельствах он за словом в карман не лезет, но иногда просто необходимо давать людям возможность заполнять их собственные паузы.
Ол несколько раз глубоко вздыхает и смотрит вверх по течению, туда, где река пропадает из виду.
- Когда-то я почувствовал, что закован… связан по рукам и ногам этой семьей. У меня созрела дурацкая мысль: а что, если свалить куда подальше на один год и один день? Чтобы освободиться или хотя бы примириться… к обоюдной радости. - Он бросает быстрый взгляд на двоюродного брата. - Следишь за мыслью? Как при рабовладельческом строе. Если рабу удавалось сбежать от хозяина и не быть пойманным один год и один день, он становился свободным человеком.
- Да, что-то такое слышал.
Ол усмехается.
- Все равно, идея небогатая. Сначала - желанный год передышки. Потом вернуться, сесть в свое законное кресло, а в один прекрасный день почувствовать, что тебя от этого уже рвет. Думал я, думал - и решил слинять, потому что одного года и одного дня будет мало, и прежде было мало. В рассуждении нашей семейки, этого недостаточно.
Он оборачивается с едва заметной улыбкой. Но это дело известное: если пауза у собеседника затягивается - хочешь не хочешь, а заполняй ее сам.
- Как по-твоему, - спрашивает его Филдинг, - когда же надо возвращаться, чтобы было достаточно?
Ол пожимает плечами:
- Полагаю, где-то между "своевременно" и "никогда".
Помолчав, Филдинг говорит:
- Слушай, помнится, ты взбрыкнул из-за того, что мы продали четверть пакета акций "Спрейнту".
Никакой реакции.
- Конечно, из этого сделали целую историю, - продолжает Филдинг. - Семейное предание о том, как ты не согласился с продажей двадцати пяти процентов и бежал с корабля. В девяносто девятом. Скажи, это правда?
- В общем и целом, да, - говорит Ол. - Ну, до некоторой степени.
- Слушай, если ты все еще против, то… - Филдинг запинается. - Ведь так?
- Что "так"? - переспрашивает Олбан. - Что я по-прежнему отказываюсь признавать американскую компанию "Спрейнт инкорпорейтед" и все ее аферы?
- Да.
Ол качает головой.
- Меня не колышет эта возня, Филдинг. Не вижу разницы. Что те акционеры, что эти. - Он делает круговое движение одной рукой, потом другой.
- Черт побери, - говорит Филдинг, опираясь на металлические перила. - Скажу честно, Ол. Некоторые из нас типа надеялись, что ты возглавишь оппозицию против сделки.
Олбан оглядывается с изумленным видом:
- Разве у нас есть оппозиция? - Он делает паузу и, кажется, раздумывает. - Уж не алчность ли нами движет? - Отводит глаза. - Этому потакать не следует.
- Конечно, оппозиция есть, - втолковывает ему Филдинг, стараясь не замечать явного сарказма. - Речь идет о нашей фирме и нашей семье, Ол. На доске начертана наша фамилия. Этой игрой торговали четыре поколения нашей семьи. Мы продолжаем их дело, наш бизнес - это мы сами. Вот в чем соль, разве непонятно? До наших это вдруг дошло именно сейчас, когда "Спрейнт" получил двадцать пять процентов. Дело-то не в деньгах. Конечно, деньги - это хорошо, но - черт побери - мы и так в шоколаде. Если продадим весь пакет, можно будет срубить еще денег, но мы сразу сделаемся такими, как все.
- Не скажи!
- Хорошо, допустим, как все состоятельные люди.
- Горе-то какое.
- Ол, кончай стебаться! Я думал, хотя бы это тебя зацепит. Тебе что, совсем все равно? Все по барабану?
- Не догоняешь, братан.
- Черт.
Так они и стоят, облокотившись на перила и глядя вверх по течению. В сторону города с лязгом и колесным скрежетом ползет пассажирский поезд. Вблизи он кажется высоченным, этакий хеви-метал. Из окна машет ручкой ребенок, и Филдинг машет ему в ответ, а затем снова облокачивается на парапет рядом с Олом. Повисает очередная пауза.
- Ты всерьез пытаешься меня убедить, - говорит наконец Ол, - что есть еще шанс остановить продажу?
Филдинг делает постную мину, чтобы Ол, неожиданно повернувшись к нему, не заметил его ликования.
- Да, - сказал, как припечатал.
- Сколько человек… нет, скажи лучше, как распределились голоса?
- Точно не знаю. Никто не раскрывает карты. "Спрейнту" достаточно прибрать к рукам всего двадцать шесть процентов оставшихся у нас акций, чтобы завладеть контрольным…
- Нет, нужно две трети оставшихся…
- Ты меня понял.
- Вроде понял. Их удовлетворит контрольный пакет или им нужно полное право собственности?
- Они говорят, что, возможно, остановятся на контрольном пакете, но на самом-то деле хотят сорвать куш.
- Возможно, остановятся на контрольном пакете?
- Им надо обдумать этот вопрос. Они, по их собственным словам, абсолютно уверены, что мы примем их предложение, а потому даже не удосужились продумать, как поступят в случае нашего отказа.
Ол фыркает:
- Ну-ну. А ведь нашу семейку голыми руками не возьмешь. Если упрутся - будут насмерть стоять.
- Это точно.
В задумчивости Ол поглаживает бороду.
- Разве тут не действует правило насчет девяноста двух процентов?
- Действует. На самом деле они и собираются купить девяносто два процента, чтобы иметь право потребовать обязательной продажи остальных акций.
- Так-так… - Олбан поворачивается к брату. - И кто же вознамерился им помешать? - Кажется, он хочет посмотреть в глаза Филдингу. - Помнится, шесть лет назад ты ратовал за продажу.
- Да, было дело, - виновато признает Филдинг. - Тогда мне показалось, что момент выбран удачно. Возможно, я и сейчас стоял бы на своем, да только ситуация изменилась. Тогда нам был нужен приток денежных средств. То есть я понимаю - понимал - и твою точку зрения, однако нам требовались инвестиции, с этим не поспоришь. Но это дело прошлое. Теперь все иначе. Нет никакой необходимости продавать "Спрейнту" что бы то ни было. Мы можем и дальше существовать как… в общем-то… семейная фирма. А "Спрейнт" хорошо бы держать под рукой как надежного, даже активного партнера; мы не станем возражать, если они продадут акции третьей стороне, а то и сами запросто возьмем ссуду в банке, чтобы выкупить их обратно. - Филдинг ждет, что в этом месте Ол снова повернется к нему, но этого не происходит. - Я серьезно, - говорит ему Филдинг. - Это хороший шанс. Репутация у нас неплохая. Даже, можно сказать, отличная. Кэт уже… То есть тетя Кэт, теперь она финансовый директор. Ты, наверное, не знал?
- Знал, - вполголоса отвечает Ол.
- Короче, она неофициально навела справки в паре банков, и они типа готовы пойти нам навстречу. Готовы нас поддержать. По-моему, они считают, что нам стоит вписаться.
Филдинг дает Олбану время это обдумать.
- Так вот, слушай, Ол, среди наших есть человека два-три, которые могут дать слабину. Они мечутся между "за" и "против". Понимают, что, в принципе, "Спрейнт" предлагает неплохую сделку. Продажа фирмы была бы здравым деловым решением. Это факт. Ладно. С другой стороны, на продажу выставлена их участь, их семья, их репутация. Они прекрасно знают, что почем, в том смысле, что деньги - это еще не все: куда дороже возможность стоять у руля. Думаю, все зависит от того, насколько высоко мы ценим нашу семью. Все вместе и каждый в отдельности. - Филдингу кажется, что брат кивает. - Так вот, некоторые хотят по крайней мере побороться со "Спрейнтом". И ты мог бы помочь, Ол. Есть люди - черт, да взять хотя бы моего отца, - которые к тебе прислушаются. А Верил? Двоюродная бабушка Верил? Она всегда питала к тебе слабость, разве не так? Ее тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- А старуха что себе думает?
- Бабуля?
- Да-да. На чьей она стороне?
- Она ведь меня и откомандировала. Это была ее идея. Ну, наша с ней общая.
Олбан в упор смотрит на брата.
- Она против поглощения?
- Категорически, - говорит ему Филдинг.
- А в прошлый раз, когда продали двадцать пять процентов, обеими руками голосовала "за".
- Сколько можно повторять? Не сравнивай. В прошлый раз речь шла о том, чтобы компания осталась на плаву. В этот раз речь о том, чтобы компания не уплыла.
- Не въезжаю. Что в лоб, что по лбу.
- Господи, Ол, все ты прекрасно понимаешь. Без вливаний "Спрейнта" мы бы разорились, потому и взяли у них деньги - чтобы выжить. Теперь они хотят наложить лапу на весь бизнес, сохранив только вывеску, - компании больше не будет. Мы ведем борьбу за выживание. Слушай, ты можешь реально помочь. Было бы желание. Я серьезно. К тебе прислушиваются. Просто вернись и потолкуй с кем надо.
Филдинг делает паузу.
- А почему так внезапно?
Прищурившись, Ол оборачивается, и Филдинг понимает, что цель близка.
- Что "внезапно"? - не понимает Филдинг.
- Почему именно сейчас "Спрейнт" так оживился? Что изменилось, что на горизонте?
- Ну, с нашей точки зрения, причина в том, что "Империя!" лидирует на рынке компьютерных игр и игровых приставок, а "Спрейнт" сейчас подбирает название для своей новой машины, NG. Слыхал?
- Нет.
- NG, "Next Generation", продолжение V-Ex. Выйдет в начале следующего года. Ей вторая "сони-плейстейшн" и "икс-бокс триста шестьдесят" в подметки не годятся. Процессор мощнее и быстрее, чем у новейших компов. Несколько процессоров - три, не побоюсь сказать, плюс лучшая видеокарта на рынке, предназначенная специально для игр. Жесткий диск минимум на восемьдесят гигов, с поддержкой технологии HD. Встроенная широкополосная сеть.
Олбан смеется над горячностью брата.
- Да ты влюбился, как я погляжу.
Филдинг тоже смеется в ответ.
- Обалденно крутая машина. Станет ведущей на игровом рынке в ближайшие пять лет.
- Ну уж!
- Нет, серьезно.
- Софт и игры уже готовы?
- О том и речь. Мы подозреваем, что "Империя!" и ее производные занимают значительное место в их перспективных планах. Одну из версий даже могут приурочить к первому выпуску машины.
- Могут?
- По всей видимости, так и будет.
- Вижу, тебя держат в полном курсе.
- А что такого, мы же партнеры, а не сиамские близнецы.
Ол снова отворачивается, но на этот раз погружается в раздумья.
- Так-так-так, - бубнит он себе под нос. Далее следует на удивление затяжная пауза. - Хочешь остановить этого прожорливого молоха?
- Да, и мы его остановим, - говорит ему Филдинг. - Если нам поверят. Перед чрезвычайным собранием в Гарбадейле надо обработать всех и каждого, но время есть. Уложимся. Естественно, нам самим тоже нужно появиться в Гарбадейле, но и до этого дел будет по горло. Олбан, это займет от силы пару недель - и все. Расходы, ясное дело, беру на себя. - Филдинг делает паузу. Слушает, как бурлит река. - Что скажешь?
Олбан качает головой. И ничего не говорит.
- Черт побери, - не выдерживает Филдинг, - неужели лесоповал - такое дьявольски увлекательное занятие, что захватило тебя с головой?
Олбан смеется.
- Да нет, - говорит он, снова запуская пальцы в шевелюру. - Я все равно ушел по инвалидности.
- Что?
Е-мое, думает Филдинг, неужели я что-то упустил? Ол оттяпал себе палец на руке или на ноге или кое-что похуже? Куска мизинца он лишился давно, когда только-только завербовался, но, может, он еще что-то потерял?
- Видишь эти пальцы? - говорит Ол, выставляя указательные и средние пальцы обеих рук.
Филдинг кивает:
- Вроде полный комплект.
Ол тоже вглядывается:
- Пальцы-то белые.
- Ну и что?
- Виброболезнь называется. Лепила объяснял. Кровеносные сосуды разрушает, что ли. Когда долго старой бензопилой орудуешь, такое случается. В принципе, болезнь может годами не проявляться, но такой уж я чувствительный.
- Хреново. Болит?
- Нет. - Он шевелит пальцами перед собой, изучая их по отдельности. - Чувствительность ослаблена, зимой переохлаждаться нельзя, но жить буду.
- Так ты сейчас не у дел?
- Ага.
- Они что, не могли подыскать тебе какую-нибудь непыльную работенку?
Ол улыбается:
- Валить деревья - это кайф. Ну, хотели меня посадить на тягач - стволы оттаскивать, кору обдирать, складировать и прочее, но такая работа не по мне.
- В таком случае… - Филдинг поднимает обе руки. - Не вижу препятствий…
Он умолкает, а Ол снова поворачивается и смотрит вверх по течению.
Под ними нескончаемо течет вода.
- Слушай, - говорит Филдинг, - навести хотя бы Берил и Дорис. Сущая ерунда, братишка, это же в Глазго, а не где-нибудь. - Если честно, мысль о встрече с двоюродными бабками повергает Филдинга в ужас. Но об этом лучше помалкивать. - Они будут тебе рады, - говорит он Олбану, и вполне вероятно, что это правда. - Чего тянуть, прямо сегодня и махнем.
Молчание. Потом Ол говорит:
- Возможно. Не знаю.
Господи, думает Филдинг, откуда такая подавленность, угнетенность? Ладно, это лучше, чем ничего, говорит он себе.
Через некоторое время Ол уточняет:
- Говоришь, в Гарбадейл съедется чуть ли не вся родня?
- А куда они денутся? Бабушка имеет право - то есть совет директоров имеет право, но это по сути одно и то же - использовать голос каждого из отсутствующих. Действенная мера.
- Так-так. - Ол глубоко вздыхает. - А из Штатов кто-нибудь будет?
- О, целая туча.
Плечи Ола трясутся - то ли его разбирает смех, то ли что-то еще.
- Мы оба недоговариваем, Филдинг. Нам ли не знать, что…
На этот раз умолкает Ол. Прочистив горло, Филдинг сообщает:
- Как я понимаю, Софи точно собирается приехать. Кузина Софи. Она приняла приглашение на юбилей и обещала присутствовать на собрании. Думаю, мы ее увидим. - Пауза. - Хотя, конечно…
До Филдинга вдруг доходит, что это лишнее - он, того и гляди, провалит дело; надо держать язык за зубами.