– Ладно, жди.
Едва президент повесил трубку, как в его кабинет без согласования ворвался министр иностранных дел Климклоун.
– Пане!
– Что, Клоун, вернее Климклоун? А потом не пан я, сколько можно? Я господин всея Украины. Давай, чеши.
– Лавров обратился …
– Кто такой Лавров?
– Министр иностранных дел России. Он просит разрешить доставить гуманитарные грузы в Луганск. Мы могли бы завезти эти грузы в Харьков к Кернесу и там оставить. А позже раздать нашим ребятам. У нас уже бывают сбои с продухтами.
– Ты доложил вовремя. Дело в том, что я должен сообщить об этом Бардаку. Все малыш, а то мне звонить. Сейчас в Белом доме утро, он уже на месте, пройдет процедуры, массажи, примочки и сядет у аппарата. Я уже сейчас начну названивать, чтоб забить очередь.
– Хэлоу, хэлоу, я сегодня процедуры не делаю, на спине вскочил фурункул, – сказал президент. – Это Потин наслал. Мстит он мне. Я тебя слушаю.
Вальцманенко тут же перешел на английский язык. Он подробно рассказал о гуманитарной катастрофе в Луганске и о том, что русские собирают триста фур с гуманитарной помощью и просят, умоляют на коленях пропустить эти грузы через украинскую границу.
– В этих фурах Потин везет оружие и террористов. Ты давай согласие, все оформи, а потом, когда фуры прибудут на границу, откажись. Я дам указания Псаки Суки, чтоб она разоблачила Потина. Наши газеты и телевидение Америки и Европы, пусть все газеты напишут: Потин везет оружие на Украину под видом гуманитарной помощи. Окей?
– Боже, до чего же вы умны и порядочны, господин Бардак, отец всей Америки и всего Евросоюза и, конечно же, Украины. Чтобы мы без вас делали? Ну что бы мы без вас делали? Примите нас к себе, мы будем за вас голосовать на третий срок, четвертый и пятые сроки. Это 40 мульонов голосов, господин Бардак.
– Ты делай, делай, исполняй указания Америки, а принимать тебя в очередной штат потом, потом, – сказал Бардак и отключился.
Вальцманенко тут же собрал всех членов Совета безопасности и обороны. Он озвучил рекомендации Бардака и сказал, что эти указания не подлежат обсуждению. Надо выработать срочное соглашение с Россией.
– Я предлагаю запустить фуры на территорию Харьковской области, водителей расстрелять, все медицинское оборудование складировать и сказать: Потин заслал оружие под видом гуманитарных грузов, но наши доблестные особые органы под руководством Наливайразливайченко вовремя разоблачили шпионов и, тут же обезвредили их.
– А я предлагаю поменять номера, прежде чем они пересекут границу на украинские, а потом просто сказать: да это же украинские фуры, ребята, вы что? – сказал начальник ГАИ страны Гнилозубко.
– Правильное предложение, – сказал Вальцманенко.
Министр иностранных дел России Лавров целых три дня согласовывал вопросы доставки гуманитарного груза в Луганск, вымирающий город. Двести восемьдесят восемь фур будут двигаться в сопровождении представителей ОБСЕ, бойцов доблестной армии бандеровцев Яруша и Коломойши, работников СБУ под руководством американского шпиона Наливайразливайченко, если возникнет такая необходимость, и американских инструкторов. Перед пересечением границы российские номера с фур должны быть сняты и ликвидированы, а работники ГАИ Украины, пришпандорят украинские номера. Ожидались еще украинские флаги, но на них не хватило полотна, ниток, деревянных ручек и многого другого.
Россия пошла на все уступки, удовлетворила все капризы гадкого утенка и, получив бумагу, отправила фуры на юг.
Фуры двигались груженые, медленно, пятьдесят километров в час, ночевали в Воронеже, а на следующий день двинулись в путь. Евросоюз ужаснулся: колонна с оружием под видом гуманитарной помощи, растянувшись на тридцать километров, движется в сторону боевых действий для помощи террористам. Да их там, бедных украинцев, задавят, как мух. Надо самим что-то послать.
Австрия, член Евросоюза, тут же предложила и тут же послала десять тысяч гробов бедной Украине. Так, на всякий случай.
А фуры двигались на Харьков. Вдруг поступила команда изменить маршрут и направиться в сторону Славянска. Почему это произошло, никто не знает. Этот вопрос можно отнести к разведке. А может она разгадала коварный замысел младшего брата, и перенаправила груз по другой дороге. Так, на всякий случай, во избежание непредвиденных и, конечно же, коварных замыслов тупорылых евреев, захвативших власть в Киеве и заставивших всех украинцев восторгаться их тупорылыми ликами и действиями, ведущими страну в пропасть. Надо же доставить груз нуждающимся, а не бандеровцам. Бардак Оймама тоже понес первое сокрушительное поражение: русский медведь разгадал его коварные замыслы и размазал по стенке. Так спокойно, без помпы, без криков, без воплей на весь мир. Так и должно быть.
63
Колонна с гуманитарной помощью приблизилась к границе с Украиной и застыла в ожидании представителей ОБСЕ и журналистов. И, конечно же, все ждали целой армии посланцев из Киева, которые твердили на всех перекрестках: Потин под видом гуманитарной помощи хочет забросить оружие и террористов в зеленых беретах. Но у него ничего не получится.
Сам президент Украины Вальцман, как и его босс за океаном играли в этом разоблачении активную роль.
– Вальцманенко слушает! Господин Бардак, как я рад! Ваш голос, как музыка…этого, как его Лысого, этого нашего композитора, что играл на майдане. Сколько я послал? Пятьсот человек – мало? Надо еще столько же? Будет, будет! тышша будет. В каждую щель заглянут. Надо разоблачить старшего брата террориста-сепаратиста.
Западноевропейцы, так полюбившие заокеанскую ложь Бардака, тоже стали вопить: русские везут оружие для сепаратистов, ату их!
Вальцманенко, Яйценюх, Трупчинов тоже собрали несколько фур и послали на Юго-восток в качестве гуманитарной помощи, потом трубили об этом трое суток на весь мир. Правда, эта гуманитарная помощь предназначалась карателям, а не тем, кто в ней нуждался.
Средства массовой информации Запада пестрели заголовками "Русские разоблачены".
Глава государства России собрал всю свою элиту в Крыму. Это был как бы молчаливый ответ на открытую подготовку бандеровцев к проведению парада победы в Севастополе. В Москве оставался только министр обороны Шойгу.
Руководство структурами, ответственными за поведение на границе и доставку гуманитарного груза, осуществлялось в полной мере. Но только осуществлялось. Перекладывались бумажки, с места на место. Кто-то вдруг заболел, кто-то демонстративно отказался, кто-то твердил, что украинская сторона не нуждается в гуманитарной помощи, а сепаратисты и так обойдутся.
Россия терпеливо ждала несколько недель. На западе понимали: ожидание не бесконечно. Это члены киевской хунты думали: ничего не будет. Русские постоят – постоят, развернутся, и домой с пустыми руками, а они в очередной раз будут праздновать победу. Особенно если сепаратисты начнут помирать от голода и всяких болезней.
Наконец стали появляться сотрудники Красного креста, представители ОБСЕ и масса западных журналистов.
– Господа, наши машины открыты, брезенты расшнурованы, пожалуйста, проверяйте. Где найдете оружие, – конфискуйте в свою пользу. А если найдете человечка в зеленом берете, спрятанного под мешками с крупой, пристреливайте.
– О, йес! Можно стрелять? Это очень хорошо! Это есть демократик. Только у нас нет оружия с собой, – заявил представитель одной из немецких газет.
– Ничего, господа. Можно обратиться к карателям, они вам доставят систему Град, нажмешь на гашетку и человечка в зеленом берете, нет.
– Каратели? А кто есть каратели? Ми знать: есть сепаратисты, террористы, а не каратели. Первый раз слышать. Каратели это кар – кар, это есть ворона?
– Нет, это ваши ребята, которые выполняют вашу волю, убивают детей, стариков, беременных женщин.
– Ничего не понимайт.
– Ничего, подрастешь, поймешь. Полезай в кузов!
Женщина, что стояла рядом, засуетилась. Она стала рыться в сумочке, искала то ли ручку, то ли карандаш и блокнот, чтобы зафиксировать оружие, спрятанное в мешках и засыпанное сахаром.
– Я первая, я хочу первая увидеть оружие в мешках. Джон, подсоби.
Мощный Джон, с накаченными бицепсами, как у боксера, положил камеру на пол, взял за руку Зиглинд, как маленького ребенка, посадил на плечо и поставил через задний борт в машину.
– Джон, и ты давай, я одна боюсь: там русский с гранатой в руках ждет.
Джон одним махом оказался в кузове, и они оба стали ползать по мешкам, как крысы, и щупать их.
– Ничего нет, Зиглинд, – сказал разочарованный Джон.
– Я не верю. Вон в том мешке пулемет. Бери нож, надрежь, я суну туда руку, – сказала Зиглинд, показывая на мешок в самой глубине.
Джон перекусил ткань зубами, разодрал мешок пошире, Зиглинд просунула обе руки и стала шарить.
– Ничего нет, только сахар – песок. Такого не может быть. Я чувствую: пахнет. Может, внутри колеса спрятана пушка. Пойдем, Джон.
По другим машинам тоже шарили, вскрывали.
– Господа, просьба не вскрывать мешки. Сахар высыпается, пшеница, крупа тоже, что мы довезем до места назначения? А народ голоден, пожалейте их. А если, кто и вскроет, раз так свербит, заштопайте обратно, вон у меня моток с нитками и банка с иголками.
– Штопат? To darn? Это как, – идти? Идти – топать, а не штопать, – произнес англичанин Томас Бритт.
– Ну, зашивать, вот так, – стал показывать русский офицер.
– To sew up? Ми это не умеет делать. Ми это никогда не делать, у нас машин чик-чик-чик.
– Ладно. Тогда зовите меня. Вы умеете только гавкать, но не в ту сторону.
– Что есть гавкать?
– Гав-гав-гав! вот что.
Все рассмеялись, и только англичанка надулась, как лягушка на мороз.
Журналисты стали кивать головами, но потом один из них скороговоркой начал что-то объяснять и больше никто мешки не вспарывал.
Машин было много. Не все были проверены. После пятидесятой фуры журналисты устали, начали фыркать. Они сгруппировались, стали что-то обсуждать, держались поодаль, полагая, что среди русских есть люди, хорошо знающие английский, что они только делают вид, что ничего не понимают, на самом деле они все понимают и мотают на ус. А в фурах все равно есть оружие, но оно невидимое. Был же случай в Крыму, когда над американским эсминцем "Джордж Вашингтон", кружили русские истребители, а американские радары не смогли их увидеть.
Так и здесь: в мешках вместо крупы оружие последней модели, но его никто не может увидеть.
Зиглинд отделилась от своих собратьев и ушла вправо. Она долго и упорно семенила, чтоб очутиться у последней фуры, несколько раз зацепив за кочку, это было в поле, падала, живо поднималась, произносила: майн гот, и бежала дальше. У последней фуры, остановилась, передохнула, стала нюхать. У переднего капота защекотало в носу, она обрадовалась, чихнула и стала звать остальных. Но было так далеко, никто ее не мог услышать. Тогда она влезла на капот, стала размахивать длинными руками.
– Сюда, сюда, тут пушки и два самолет, я видеть!
Толпа журналистов бросилась наперегонки, чтобы самолеты не улетели, обступили фуру и стали ждать. Все равно без русского не обойтись. Надо было снять пломбы, расшнуровать брезент.
– Ох, ты, Боже ты мой, зачем так далеко. В этой фуре детские игрушки и несколько горелок для тех, у кого нет электричества и газа.
– Выныманий, – сказала Зиглинд по-русски и перешла на английский, – если там самолет, ты Джон, направляйся в Москву и спроси у Потина: зачем? А я сяду на танк – и на Киев, к Вальцманенко. И скажу: русский пирог, бери к чаю.
Русский офицер действительно "немного" понимал английский, внимательно слушал, расшнуровывая брезент, посмеивался в усы и иногда произносил про себя: дураки вы несусветные, околпачил вас Бардак, перекрасьтесь в желто-голубой цвет и идите к нему лизать задницу.
Когда брезент был расшнурован и полностью открыт, целая толпа западных представителей бросилась проверять коробки с игрушками. Но они только мешали друг другу.
– Не надо всем лезть, – сердился Джон, – мы только мешаем друг другу.
– А безопасность? – спросила Зиглинд. – Одной – страшно. Как русские делают? Они всегда вместе, даже писать по одному не ходят. У них есть такое понятие, как коллектив. У нас нет такого.
– Хорошо, – сказал Джон. – Пусть гуманитарный груз стоит здесь, а мы уедем, кто в Вашингтон, кто в Берлин за консультацией, что в такой ситуации делать.
Все согласились с таким мнением, сгруппировались и, не попрощавшись с русскими представителями, с водителями грузовиков, ушли, иногда оглядываясь. Взгляд их был злобный, неудовлетворенный, замысловатый.
– Что-то не так. Русские – коварные люди. Они точно везут оружие для террористов. Им нельзя верить.
– А может Вальцманенко даст указание, что делать дальше? – спросила Зиглинд.
– Вальцманенко? Он дурак, он даже писать не ходит без ведома и разрешения Бардака, – сказал Джон, и все согласились с его мнением.
64
Из всех членов киевской хунты следует выделить руководителя "Правого сектора" Яруша. Практически незаметный, в какой-то степени скромный, он вначале совершенно не выделялся, не поднимался на трибуну, не произносил речей, не стоял рядом с боксером Клочкой, долговязым Яцеком, откровенным фашистом Тянивяму и олигархом Вальцманенко. Его имя ни разу нигде не упоминалось в сводках. Но именно Яруш со своей командой взял власть в свои руки и подарил эту власть на блюдечке с голубой каемочкой хунте. Он не провозгласил себя верховным правителем, считая, что выдвинет свою кандидатуру на пост президента и безоговорочно победит своих соперников.
Но он не учел одно обстоятельство: Украина к этому времени погрузилась в рабство на добровольной основе, она стала рабом Америки. Стоило любому американцу выпустить пар из штанов, как раздавались аплодисменты и возгласы – Слава Украине. И потому члены правительства хунты заранее были распределены. Этим занималась Виктория Нудельман. Она обошла Яруша непроизвольно, она его не оценила лишь потому, что он не выползал, не горлопанил с трибун, как, скажем, долговязый Яйценюх. Это была стратегическая ошибка Нудельман и американского посла в Киеве Пейетта. Яруш производит впечатление человека дела, кажется, он мог бы навести порядок в стране в отличие от безголовой шантрапы, образовавшей киевскую хунту и решительно ни к чему не пригодной. Яруш воевал в Чечне, он нацист, он жесток. Но если бы он стал главой государства, ему пришлось бы пересмотреть свои нацистские взгляды и возможно, он был бы терпимым соседом. Но этого не случилось: Виктория Нудельман хорошо пекла пирожки, но назначать руководителей чужого государства явно не годилась. Не по плечу скверной бабе такое дело. Она сама выходец из еврейской семьи и формировала будущее руководство Украины из евреев. Это перст судьбы Украины, это расплата за то, что украинцы так слепо, словно их мозги переместились в то место, на котором они сидели, бросились в объятия чернокожего, злобного, мстительного президента Америки. Что-то подобное произошло с русским народом в 17 году. Русский народ расплатился миллионами жизней за свое головотяпство, поверив посулам безнравственного жиденка Ленина.
Не учел Яруш и настроения в обществе. Он не заметил, что когда Бардак чихнет в Белом доме – это для украинцев праздник. Они мысленно вылизывали его задницу до блеска, они желали, чтоб Бардак еще раз чихнул в их сторону, потому что… Украина тут же станет членом Евросоюза и все земные блага посыплются на нищих и богатых, как из рога изобилия. А москали пусть наматывают сопли на кулак. А потому, если Бардак показал пальцем в сторону Вальцманенко, значит, за него надо голосовать, его надо избрать президентом. Пусть он серенькая мышка, где бы ни служил при Ющенко и при Януковиче, нигде долго не задерживался по своей непригодности, но раз великий Бардак чихнул в его сторону, значит, так тому и быть. О какой-то другой кандидатуре и речи быть не может.
Так Яруш, набрав жалкое количество процентов голосов в период избирательной кампании, остался не у дел. Он, правда, предусмотрел одно очень важное обстоятельство: решил не сворачивать палаточный городок. Все революционеры разъехались по домам, они захватили власть на местах. У Яруша осталось одно быдло. Это люди, которые ничего не хотели делать, они привыкли к жизни в палатке. Крохи хлеба, целлофановые пакеты, картофельные очистки, все виды бытового мусора, мочу, фекалии некому и некуда было вывозить, да и желания такого ни у кого не было. От крохотного палаточного городка стало попахивать, затем начала раздаваться вонь на сотни метров, палаточный городок мешал транспорту, пешеходам, жившим в высотках людям и даже властям. Это был большой городской общественный туалет, гниющий струп на теле государства в самом центре столицы.
Те, кто финансировал майдан, кто выступал перед орущими бандитами с зажигательными речами, кто их кормил и вывозил их дерьмо, потеряли к ним интерес, как только захватили власть. Обычно так заканчивается любая революция. Массы орут: долой, долой, берут в руки оружие, стреляют в тех, кто отказывается от таких криков, сами гибнут, а вожди в белых перчатках произносят речи с трибун. Но дивиденды всегда достаются тем, кто был в белых перчатках, а масса должна вернуться в свою глухую конуру и молча сосать лапу.
Долговязый Яйценюх, обещавший пустить себе пулю в лоб, если революция не победит прямо сегодня же, Вальцманенко, – молча вывозивший тонны мусора с Майдана, Трупчинов, – который только готовил сумбурные речи, Клочка, – аккуратно показывавший боксерские кулаки, заняли различные должности. Майданутые возмутились, хунта немного потеснилась и ряд воришек, алкашей, людей абсолютно безграмотных получили различные посты в министерствах Яйценюха, но на всех, все равно не хватило мест.
– Ладно! – сказал тот, кто остался не у дел. – Мы отсюда все равно никуда не уйдем. Будем контролировать власть. Будем снимать министров с их постов, прокуроров, губернаторов, вплоть до президента. Мы взяли власть в стране и должны ее контролировать.
Премьер Яйценюх отмолчался, председатель Верховной Рады Трупчинов пропустил это мимо ушей, а назначенный Бардаком президент Вальцманенко, покрутил головой и даже стукнул кулаком по столу, но так, чтоб никто не видел и не слышал. Паук в паутине продолжал висеть и редко когда шевелился, но не замер навечно, не ушел, не покинул гнезда. Представители Майдана врывались в учреждения, избивали директоров, раздевали донага, требовали заявления об увольнении с работы, громили монастыри и другие учреждения.
Главнокомандующий "Правого сектора" Яруш пошел со своим батальоном на войну понюхать пороху, а потом вернулся в Киев, осмотрел остатки некогда могущественного лагеря и пришел в недоумение. Его детище начало слабеть, хиреть, а бытовой запах еще больше усилился.
Тут он вспомнил, что недавно баллотировался в президенты и набрал минимальное количество голосов. Неблагодарное общество не оценило его, по существу оскорбило его амбиции.
И тут революционер Клочка, ставший мэром Киева, потребовал убрать палатки, вывезти мусор, отмыть, отскоблить центральную площадь города. Бойцы Яруша ответили отказом. Тогда жители города вместе со своим мэром силой растащили палатки, погрузили все барахло на грузовики, да еще отдубасили тех, на чьих костях недавно вошли во властные структуры. Ну, как тут было не обидеться, не затаить злобу на властные структуры.
– А, мы еще себя покажем! Мы организуем второй Майдан.