Эту фразу произнес не Яруш, а его люди, с его согласия, по его указанию. Вальцманенко крепко задумался. При этой мысли, какой-то нервный ком сковал его грудь от подбородка до самой мошонки. Даже катастрофические поражения карателей на Юго-востоке, не приводили его в подобное состояние. Вдобавок он получил грозную бумагу от "Правого сектора": если в течение 48 часов не будет положительного решения президента в адрес членов Майдана, мы зачнем Второй майдан.
У Вальцманенко задрожали колени. Да так сильно, что ему тяжело было встать с кресла, дойти до аппаратной, чтобы позвонить своему темнокожему покровителю в Вашингтон. Пошатываясь, опираясь на спинки кресел, он дополз и начал названивать. Оказалось: Бардак в отпуске.
"Как ты мог, Бардак? Ведь у меня бардак, и я не знаю, что делать, хоть вешайся. Но как? Как я могу оставить страну без президента в такое сложное время, ведь москали задавят ее. Украину растащат, раздерут на куски. Румыния, Венгрия, Польша, москали… бедная ты моя, нэнька, ау-у-у-у. Где ты, Пи, Пи, Пи? Да отдам я тебе хоть полстраны, только не замахивайся на мое золотое кресло, ты ить не меня погубишь, ты народ погубишь. Для чего, ради чего я вывозил мусор во время Майдана? Для счастья народа, конечно. И теперь народ будет лишен этого счастья".
Вальцманенко с трудом дополз до своего кресла, свалился в него и заснул. Ему снился яркий сон. Это был такой яркий сон, что его нельзя было забыть. Он, Вальцманенко, во главе своей камарильи, спешит в Евросоюз. Дороги нет. Идут так – наобум, к тому же по дерьму. Дерьмо выше щиколоток, а местами до колен. Идут, иногда останавливаются, чтоб передохнуть, а затем идут дальше. Впереди гора. На гору надо взобраться, а потом спуститься вниз. Но гора состоит тоже из дерьма. Три дня в пути. Туфли, ботинки, сапоги – все изношено, приходиться топать босиком. Перешли гору, за горой река, а за рекой красивая лужайка. Все в цветах. Как будто это и есть Евросоюз.
– Слава Богу, – воскликнул долговязый Яйценюх. – Добрались. Есть где пос… Давайте все обложим и вернемся обратно. Я – в Израиль, а вы куда хотите. Все-таки у нас земля удобрена, а у них нет.
65
Министр иностранных дел Климклоун перед поездкой в Берлин зашел к Вальцманенко за инструкцией.
– Что я могу сказать? – задал вопрос Вальцманенко, находясь не в очень приятном настроении. После очередной попойки он никак не мог прийти в себя. Его государственные мысли выталкивали неприятные процессы, происходившие в желудке. – Вся беда в том, что Бардак в отпуске, развлекается со смуглыми девочками, поскольку белые, кажись, ему отказывают, и мне неудобно прерывать его активный отдых. А без него, признаться, я – ноль без палочки. Я никакой инструкции дать не могу, разве что посоветовать быть очень аккуратным в отхожем месте, потому, как у них там идеальная чистота. Я сам часто попадаюсь, особенно, когда бухой, после вечеринки захожу и никак не могу попасть в толчок, и струя льется мимо. И меня в это время награждают известным выражением: русская свинья. Мне это очень обидно, поскольку я щирый украинец и ничего общего с москалями не имею. Так что гляди, не попадись, браток, министр иносранных дел. У них везде видео камеры, все фиксируют, даже если чихнешь, или боже упаси перднешь, – все известно в американском сенате. Там даже дискуссии начнутся по этой проблеме, санкции могут последовать, ни одной ржавой винтовки потом не получишь. Так что будь аккуратным браток, Климклоун.
– Слава Украине! Хайль! – высоко вытянул руку Климклоун и тихонечко стрельнул, так как переел жареных пельменей.
– В то же время я начинаю замечать, – продолжал лидер нации, – что Запад поворачивается ко мне и к моей нации спиной. Уже заговорили о том, что в Луганске и Донецке гибнут мирные люди. Как это гибнут, они просто отходят в мир иной от наших пуль, от нашего возмездия. А потом, какие же это люди? Да еще мирные. Это обезьяны, нет, это кроты, нет и не кроты, это мишени на двух ногах. Им сам Бог велел умереть от самой великой, самой победоносной армии в мире. Пусть смирятся со своим положением. И даже благодарят, как это было у наших так называемых старших братьев: стоит человек у стенки, и жить ему осталось всего несколько секунд, а он громко, что есть силы, восклицает: "Да здравствует товарищ Сталин"! И только потом получает пулю в ленинское сердце. Мы с Бардаком уже решили их судьбу. Однако западные швабы…, они же демократы, и мы не можем не считаться с их мнением. Поэтому ты поезжай в Париж… и соблюдай правила гигиены в отхожих местах.
– В Берлин…
– А разве в Берлин, не в Париж? Ну, хорошо, поезжай в Берлин, но делай все, чтоб…, эй Белла, минеральной воды! Срочно! Горит все внутри, отравили меня, должно быть. Потин…, это его работа, его разведка. Так вот делай так, чтоб ничего не вышло в этом Париже. Вы не должны договориться. Знаешь, как хохлы договариваются? – Кум, ты завтра придешь? Приду послезавтра. Хорошо, пусть будет послезавтра. Прощай, кум, значит, я у тебя буду послепослезавтра. Хорошо, пусть будет послепослезавтра. Не знаю, скорее я совсем не приду: корова должна отелиться.
Климклоун расхохотался и сказал:
– Я все понял, господин президент. Капустный рассол рекомендую…
– В ноги!
Климклоун не понял с первого раза. Он подумал, что надо брать ноги в руки и лететь в Берлин на переговоры.
– На ковер!
– А, понял, господин Вальцманенко. Я только древних песен не знаю. А так, пожалуйста, я уже на коленях.
– Исполни хоть одну молитву на еврейском языке.
– Стреляйте, не знаю. Мать не научила, она не знала, что я буду работать у великого человека, исповедующего иврит. Я только знаю: шалом. Яйценюх научил. Я всегда с им так здороваюсь, когда вхожу к нему. Вы верите?
– Ладно, прощаю. Чапай, а то опоздаешь. Увидишь Муркель, поцелуй ее в щечку, а то можешь и в жопу. Скажи: Вальцманенко велел. Белла, воды минеральной, на этот раз холодной, а не подогретой. Сколько можно, Белла! Одна нога здесь другая в пропасти, то бишь, там.
– Чапаю, так точно, великий Хальцен.
– Не искажай мою фамилию.
– Вульцман.
– Вальцманенко, вот как надо говорить. На украинский манер. Ты поняла? Я пока побуду украинцем, они меня любят, ослы. Каждый из них по десятке, по сотне переводит на мой счет. А с миру по нитке, как сказал Шевченко, наш великий гуманист, сбежавший от москалей – голому рубаха.
– Так точно…
– Целуй! – Вальцманенко выставил носок правой ноги, на котором едва серела пыль.
– Но сначала надо все вылизать.
– Я могу опоздать на самолет.
– Сядешь на второй.
– Ладно, постараюсь.
В приемной уже давно сидел министр обороны Полдурак, он с нетерпением ждал, когда этот коротконогий Климклоун выйдет от президента, так ему хотелось решить многие вопросы, в том числе и поведение Яруша, который стал вести себя несколько агрессивно среди генералов. Вторая проблема, мучившая министра – снабжение армии продуктами питания, одеждой и бронежилетами, за которые Коломойша просит баснословные суммы, завышая цену почти в три раза. Третья проблема – это специалисты. С трудом удается найти офицеров, которые умеют, наконец, нажимать на пусковую гашетку системы Град, но снаряды летят не в цель, а куда попало. В результате гибнут старики и старухи. Даже если их сотня будет уничтожена, эта сотня стоит дешевле снаряда.
Наконец, Климклоун выскочил красный как рак с высунутым языком набок. Впечатление такое, что Климклоун ел глину. Министр не знал, что тот вылизывал грязные туфли Вальцманенко.
Не спрашивая Климклоуна ни о чем, генерал принял стойку смирно, открыл дверь, и высоко поднимая ноги, строевым шагом вошел к президенту, и тут же попытался сесть в кресло.
– Я не приглашал садиться! Встать, …иррна! На месте, ать-два, ать-два! Вольно. Белла, где холодная минералка, черт возьми.
Генерал выполнил команду и даже не шевельнулся, когда жирная муха села на кончик носа, набравшись наглости.
– А теперь садись и докладывай обстановку. Ты видел Климклоуна? Он только что вышел. И уже улетел в Москву, то есть, в Париж. Москали на коленях нас упрашивали о встрече, пришлось согласиться. Там будут французы и немцы. Это настоящие мужи, я те скажу, не то, что какие – то там москали, которых мы ежедневно колотим беспощадно! Речь пойдет о мире, а я не хочу мира, не хочу, ты понимаешь это или нет? Мне нужна победа, стране нужна победа. Когда будет взят Донецк и Луганск? Когда мы проведем парад победы в Севастополе? Как ты там воюешь, падло?
– Стреляю.
Министр хотел приподнять ногу и выстрелить, но кишечник не сработал.
– Грош цена твоей стрельбе, Полдурак. Эй, Белла, форточку открой, навонял тут этот генерал. Надо окружить Донецк и Луганск, а для этого, генерал, сначала необходимо вывести из строя все водонапорные станции, разбомбить шахты, заводы, подземные коммуникации, надо чтоб в домах не работала сантехника, не было ни холодной, ни горячей воды, чтоб не работали лифты, не было света. И продуктов. Не должно быть продуктов. Нигде! На прилавках магазинов ничего не должно быть, кроме спичек. Пусть поджигают себя. Пали из всех орудий день и ночь, стирай все с лица земли. И пленных не надо брать. Их же надо потом кормить, ремонтировать для них дома, подвозить воду, обогревать. Надо смешать кирпич с землей. Вот тогда мы можем сесть за стол переговоров. Свалим всю вину на сепаратистов. А пока…ты меня ставишь в затруднительное положение, Полдурак. Я от тебя этого не ожидал.
– Русские трубят о гуманитарной катастрофе. Их фуры уже пятый день стоят у КПП.
– Пусть стоят еще месяц, до тех пор, пока все, что они привезли, хоть я их об этом не просил, не покроется плесенью. Не пускать! Под любым предлогом. Что хочешь, делай. Пойми, если мы не победим, сорвется поход на Крым. Американский флот уже готов прийти нам на помощь. А мы застряли в Донецке. Да наплевать мне на этот Донецк. Стереть с лица земли этот Донецк.
Вальцманенко при этом ударил кулаком по крышке стола. Генерал вздрогнул, он больше всего боялся этого жеста, поскольку этот жест, этот удар кулаком по крышке стола мог означать его отставку с поста министра обороны. А тут намечалась прибыль в сто миллионов долларов на костях своих подчиненных. Коломойша ему помогал в этой афере.
– Мы стреляем! – с дрожью в голосе повторил министр фразу, которая вывела из себя Вальцманенко.
– Не позволю! – стукнул он кулаком по столу и сам в это время стрельнул. – Надо не стрелять, а жечь, жечь город, ты понимаешь…сравнять оба города с лица земли. Сам Бардак тебя будет награждать железным крестом. Я самого фюрера подниму ради этого железного креста, он с удовольствием восстанет из мертвых на радость тебе и всем дебилам.
– Буду стараться. Только…
– Что только, что? Говори!
– Стрелять некому. Нужна повторная мобилизация. Кроме того, целые полки переходят на сторону русских, потому что те их откармливают, а потом отпускают по домам. А то и у себя оставляют и хорошо платят.
– Ты их всех, кого москали отправили по домам, возвращай обратно…в штрафные батальоны.
– У нас нет штрафных батальонов.
– Так создай, кто тебе мешает? Ты же министр обороны, а не х… собачий. А их родителей штрафуй, отбирай у них земельные участки, пусть на голодном пайке сидят. И смертную казнь надо ввести за измену Родине. Жаль, Верховная Рада ушла в отпуск.
– Есть обнадеживающая новость, господин президент. Теперь беженцев, которые направляются в Россию, мы отстреливаем. Мы это сваливаем на террористов, но… вчера отстреляли около трехсот беженцев, в основном женщины и дети. И нас засняли, так сказать, мы засветились. Мы собрались догнать отщепенцев и изничтожить пленку, но не получилось. Теперь жди шкандала. Как вы к этому относитесь?
– Положительно, только положительно. Нечего пополнять население враждебной нам стороны. А что о нас говорят, не так важно. Мне важно только мнение Бардака, а он в отпуске. Трахается с бабами.
– У Бардака тоже проблемы. Все негры восстали, застрелили одного негритоса фулигана, теперь вся Америка бунтует.
– Мы можем послать туда батальон Яруша для усмирения смутьянов. Ты должен будешь подготовить Указ.
– Сначала Указ, а после я уже издам приказ.
– Не возражаю, – сказал президент. – Как только Бардак позвонит и попросит, вернее, потребует, я последнего солдата пошлю на помощь нашему неизменному дорогому другу. У тебя, что-то еще?
– Так много всего было, когда я сюда ехал, а теперь…. Вы так своими умными словами все перемешали в моей голове, что я, право, не решаюсь, а то еще напортачу…
– Тогда в другой раз.
– Спасибо, господин президент. С вами легко работать. Мне с моими подчиненными гораздо труднее. Честное слово.
Президент выставил левую ногу.
– Целуй!
– О, для меня это великая честь! Тухля едва заметно покрылась пылью, счас она начнет блестеть.
66
Никто не испытывал таких страданий, как простые люди, находящиеся в горниле гражданской войны, затеянной киевской хунтой. Хунта доставила на донецкую землю страшное, разрушительное оружие с целью уничтожить население этой части страны, дабы освободить территорию для добывания сланцевого газа американцами.
Если все горит, как высохший на солнце хворост, если разлетаются в разные стороны кирпичи зданий, если летят фосфорные снаряды, – может ли устоять человек в этом аду?
Каратели, и особенно те, кто платит за каждый выстрел, за каждое разрушенное здание, за каждую голову, пытаются свалить все беды, все преступления на несчастных, на убиенных, дескать, это сепаратисты преступники, почему они не погибли прежде, чем мы ввели танки, системы Град, прежде, чем мы стали сбрасывать на них фосфорные бомбы? Им удалось заморочить мозги части общества, которое, очевидно, под бременем страха кивает пустой головой в знак согласия и даже пищит: да, истинно так, сепаратисты.
Ополченцы – мужественные люди, они, молча, идут на смерть, чтоб каратели не оскверняли своими извращенными душами и дикими нравами, их землю.
Вальцманенко останется самым кровавым президентом в украинской истории, его натура посрамит его род до десятого колена. Он и не знает об этом, ему кажется, что убивать невинных – это чудесная профессия, а выполнять капризы злобного заокеанского нигера – великое благо.
Но возмездие уже начинает подкрадываться к нему, предсмертные крики детей и матерей скоро лишат его сна, а потом и рассудка.
А пока он занят мыслями о параде победы в Киеве, он не понимает, что это парад крови собственного народа, парад гибели детей и матерей, и что матери виноваты перед государством так же, как и их грудные дети. Для профессионального убийцы само убийство это игра мускул, это радость и само возвышение в собственных кровавых глазах.
– Аллё, это звонит Яйценюх! Я слышал, что ты задумал провести в Киеве парад победы над сепаратистами и их приспешниками, а точнее, над москалями, над Потиным, а то он слишком задирает нос. А этот парад – пролог парада победы в Севастополе, как нам обещал этот придурок Галатей? Конечно, тебя интересует, во сколько это обойдется. Так вот я те скажу: пятьсот мульонов долларов. Я, правда, не знаю, где их взять. Если только МВФ подбросит. А можешь и сам финансировать, ты не бедный человек.
– Я? Да ты что – рехнулся?! Разве тебе неизвестно, какие убытки я терплю из-за этой проклятой войны? Нет, и еще раз нет. Не пустить же мне семью по миру? Я надеюсь на Ангелу Муркель, она завтра приезжает в Киев. Ты представляешь, что это такое. В Москву не едет, а в Киев, ну просто рвется, можно сказать просится, умоляет: прими, да прими; откуплюсь, сука буду. А пока, Яйценюх, друг, откуда хочешь, возьми эти проклятые мульоны, но чтоб парад состоялся. Это же первый мой парад в жизни. Учти, мы с тобой два паршивых еврея, проводим парад войск в Киеве! да Потин в штаны наложит, когда увидит наши с тобой доблестные войска! Государство в твоем распоряжении. Повысь цены на хлеб, на жилье, на воду, на спички, на лекарства, на право дышать воздухом, но чтоб пятьсот мульонов были. Введи налог на пенсию. Парад победы это…это…международный имидж. Римская империя проводила такие парады. Украина тоже империя…будущая, разумеется. Если денег не хватит, продадим штаны и останемся в трусах. Знаешь, сколько стоят штаны президента? Мульоны долларов.
– А премьера?
– Одна тышша.
– Обижаешь, Вальцманенко.
– Давай соберем Совет национальной безопасности и обороны. Прямо сейчас, и все обсудим.
– Окей! – произнес Яцек слово, которое он произносил только на ухо своему собрату махровому одесскому еврею Вальцман – енко.
Совет национальной безопасности собрался тут же. Члены Совета всегда ждали вызова на заседание. Так они просто сидели в креслах, как бы ни у дел. Среди них выделялись только два человека – Яйценюх и Наливайразливайченко. Яйценюх все время занимался расчетом: хватит или не хватит. И всякий раз выходило одно и то же – не хватит. Тогда он хватался за голову и произносил: ах ты, Боже мой, лучше подать в отставку.
Наливайразливайченко выдумывал всякие нештатные ситуации со стороны России и аккуратно передавал в Вашингтон своим хозяевам. Он здесь получал больше, чем, будучи, председателем СНБО. Остальные члены обычно ковырялись в носу или выслушивали всякие порицания по телефону от лидера нации Вальцманенко. А на совете обороны каждый имел право высказаться, донести свое мнение до всех относительно агрессивного северного соседа.
– Нам груз гаманитарной помощи суют под нос русские. Что бум делать? – стоя высказал свою мысль Наливайразливайченко.
– Мне этот груз – сидит здесь, – показал на затылок Вальцманенко. – Русские начинают нас опережать в части информации. Мне уже названивают из Евросоюза и умоляют: великий Вальцманенко, пропусти груз. Люди голодают. Они не виноваты, что поддались на уговоры россиян охранять собственную землю. Скоро из Америки начнут названивать. Я и сам не знаю, что тогда делать. Но пока придерживаюсь одного. Не пущать или, в крайнем случае, тянуть, тянуть и еще раз тянуть, пока все террористы не помрут голодной смертью. А гаманитарный груз, если и перейдет границу Украины, он должен достаться нашим бойцам, коими руководит доблестный Яруш и даже Ляшка-Букашка.
– Дело в том, что на стороне гаманитарного груза представители ОБСЕ, наши люди.
– Ну и что? Оформление должно занять не меньше месяца. Уж по части бюрократических проволочек Украина занимает первое место в мире. Уже, к примеру, подписана бумага. Ага, подписана, но не там стоит подпись. Сначала дата, а потом подпись. Исправили. Нечеткая подпись. Поставили четкую подпись. А где гербовая печать, вернее трезубец? И трезубец появился. Ну и что же, а он поставлен в наклон. И так далее до бесконечности.
– Вы, Верховный, мудрый человек, – сказал министр обороны, – если бы я был Верховным, то вы были бы у меня таможенником.