Хотелось еще оказаться в театре, насладиться обществом Ариеллы, побеседовать с миллиардером Михайловым (если он придет, конечно)... Скорей бы все это!.. Он так нетерпеливо рвался навстречу событиям должно быть потому, что прежде словно бы какая-то стена отделяла его от этих событий. Они, так же как и сейчас, должны были наступить, но наступая, каждый раз становились как бы не его. Проклятая проблема отдаляла его от них. Унизительное безумие! Горький удел засранца: метаться в поисках нужника!
Пива-то тоже хватило ненадолго!.. "Однако! Однако..." – думал Замелькацкий. Это уже начало его беспокоить... Там, на выходе из метро стоял такой киоск, а в нем множество всяких баночек. До этого пункта в маршруте он доехал очень хорошо, – таки удалось расслабиться, но вот беда: хмель опять, кажется, выветрился. Он желал добавить еще, но дальнейшее питие делало его не только спокойным, но и уже достаточно пьяным... То есть не то, чтобы очень, но, однако же, и настолько, что Замелькацкий начал опасаться: не заметили бы!..
Он не сомневался, что и пьяным будет лих и уверен в себе (опасная уверенность!), но какие-нибудь предательские признаки могли выдать его... Выдать причину его успеха.
Все эти рассуждения привели к тому, что он все же прошел мимо баночек в киоске. Но затем он все-таки вернулся и остановился!.. Вон там здание, где расположен офис!.. Сейчас предстоит войти туда. Не разнервничается ли он?.. Черт его знает, эти его особенности: проблемы могут начаться в любой момент (Метаться в поисках нужника!).
Собственно говоря, в это время, когда он, уже нетрезвый, рассуждал, не добавить ли, сознание его в значительной степени было измененным. Это был уже не тот Замелькацкий, что прежде, вовсе не тот. Ужасы атак доконали его, – стал бы он раньше так пить! Но вот отчего происходили сами эти атаки – над этим стоило призадуматься!..
Все же он отцепился от киоска, решив, что по-прежнему еще пьян. Да, вот так рассудил он: пара бокалов вина и банка пива не могли выветрится так быстро!.. А то, что он, когда входил в метро, испытал атаки – это показалось ему... Померещилось!..
"Эх, Замелькацкий! До чего же ты дошел! Никогда бы ты раньше не мог вообразить, что в таком вот виде будешь ходить на собеседования!" – думал он.
Но тут же себя оборвал: "Хватит! За дело!.. Не для того я выпил, чтобы рассуждать о том, чего раньше не думал и о чем не гадал. Я выпил, чтобы добиться успеха!"
Там была стеклянная стена, вымытая до зеркального блеска, – он чуть было не подмигнул себе. Но удержался: энергию надо было беречь для собеседования... Бюро пропусков, охрана, лифт, – обычная процедура.
В лифте он впился в свое отражение в зеркале. Он ехал не один. Какие-то две женщины... Женщины обычно более чувствительны к таким вопросам. Покосился и на них. Нет, вроде бы никто от него не шарахается, нос не воротит, все нормально. Глаза немножко не такие. Но кто здесь знает, какие у него обычно глаза?! Может быть у него всегда такие немного влажные, какие-то такие, с оттенком легкой стеклянности... Да нет, и не стеклянные вовсе. С чего бы?.. Разве он много выпил?! "Эхма, кабы денег тьма!.."
28
Он проснулся. Лежал он на диване в рубашке, брюках и при галстуке. Мгновенный ужас охватил его... Но тут все вспомнил и блаженно вытянулся на диване. Все хорошо! Это утром надо было испытывать ужас, потому что накануне, перед тем как заснуть, он был в ужасе. А сейчас, после обеда – не надо, потому что час назад, перед тем, как заснуть, он был в шикарном настроении...
...Секретарь, которая встретила его, странно на него покосилась.
"Что это значит? – подумал он. – Значит ли это, что все-таки он выглядит пьяным?.."
– Подождите немного... Сейчас Софья Пал-лнна освободится, – томно произнесла она, усадив его в каком-то малюсеньком закутке между канцелярской тумбочкой из светлого дерева и столиком, – в беспорядке на нем были разбросаны пустые и заполненные анкеты соискателей.
"Баба! Да еще какая-то Пал-лнна... Это плохо!.. Просечет, что выпивал. И опять ждать... Но сколько?" Если десять, двадцать, тридцать минут – ничего. Почти наверняка он продержится. Если срок, за который хмель из него успеет окончательно выветрится, тогда кричи караул. Судорожная беготня по нужникам, мысли о чем угодно, кроме собеседования...
– Пройдите, пожалуйста! – жеманно произнесла секретарь и улыбнулась.
"Лучше бы ты этого не делала!.. – с неприязнью подумал Замелькацкий. – Вон, зубищи-то все в разные стороны!"
Твердым, уверенным шагом он не вошел, а ворвался в кабинет Софьи Пал-лнны и, как он осознал уже позже, после всего, неприязнь, испытанная им к девушке-секретарю, как-то не так покосившейся на него при входе, оказалась очень-очень удачным фактором: Замелькацкий вошел с очень сердитым, едва ли не брюзгливым лицом.
Он строго поздоровался и уселся на стул...
Все-таки после вина и пива он был немного заторможен. Но видимо легкое, почти неуловимое расстройство координации, которым он теперь страдал, неподвижность взора и какая-то особая, тупая уверенность в голосе были факторами, производившими на Софью Пал-лнну особенное впечатление.
С первой секунды он понял, что по каким-то очень важным параметрам сразу и бесповоротно получил в голове Софьи Пал-лнны зачет. "Скверный был бы результат, войди я сюда после второй или третей отлучки в нужник, с нервно бегающими по сторонам глазами и услужливым голосом, выдающим страстное желание понравится... (Раз хочет понравится, значит – темная личность, – наверняка заключает в таких случаях Софья Пал-лнна!)" – пронеслось у него в голове.
Она совсем не соответствовала образу совковой тетки, который возник в воображении Замелькацкого, едва секретарь произнесла ее имя-отчество.
Это была строгой наружности, добротно и со вкусом одетая женщина примерно сорока лет или даже немного старше, подтянутая, с холодным и немного высокомерным взглядом. На руке у нее было дорогое кольцо с бриллиантом, на запястье красовались золотые швейцарские часы. Видно было, что Софья Пал-лнна в жизни не бедствует, возможно не только благодаря собственным успехом на поприще human recource department, но и в силу солидной материальной базы мужа – какого-нибудь отнюдь не маленького начальника. В пользу последнего предположения говорили ключи с эмблемой дорогой марки автомобиля, на которую Софья Пал-лнна вряд ли бы накопила сама, насколько Замелькацкий представлял уровень оплаты занимаемой ею должности.
Ключи лежали у Софьи Пал-лнны под рукой, рядом с телефоном бизнес-класса и добротной дамской сумочкой.
"Э-э, да тут не лихость нужна, не бренчание шпор и не щегольская шляпа, а тупая уверенность и еще раз уверенность!" – подумал Замелькацкий.
Софья Пал-лнна не улыбаясь и холодным, но все же, видимо, не таким холодным голосом, каким она обращалась к остальным кандидатам, попросила Замелькацкого рассказать о себе.
Комичности ситуации добавляло то, что он опасался слишком сильно выдыхать воздух, так как, по его предположениям, в эту минуту был пик именно того неблагоприятного момента, когда пары перегоревшего пива, смешиваясь с дыханием, выходили наружу особенно интенсивно. Стремление не выпустить их придавало всей его речи особенную уверенную в себе сдержанность и солидность.
Не молодой человек, не честолюбивый и дерзкий корсиканец, а зрелый не по годам мужчина – вот кем он был в этот момент. Но видимо в мире мощных моторов, анатомических сидений из натуральной кожи и серьезных супругов, к которому, безусловно, причисляла себя Софья Пал-лнна, солидность ценилась значительно выше геройских эполет, бряцания шпаги и прочей непонятно для чего предназначавшейся дребедени.
Видя, как по ходу его рассказа Софья Пал-лнна делает на его резюме тонким шариком позолоченной ручки весьма обнадеживающие пометки, Замелькацкий приободрился еще больше. Собственно, он уже не сомневался, что дело выиграно. Чего-чего, а нюх у него на такие моменты был!..
Молодые люди, обивающие порог кабинета Софьи Пал-лнны, безусловно, не пили за завтраком итальянского красного вина, тем более в день собеседования, а следовательно им была недоступна та легкая, едва уловимая отдышливость, что сквозит в иной раз в речах немолодого, успешно пожившего мужчины, знающего, как делать бизнес, который, ко всем своим достоинствам, к тому же еще на самом деле и молод...
Главное – не спугнуть, не натворить чего-либо, что передвинуло бы железнодорожную стрелку и отправило бы надежно катившийся в желательном направлении поезд совсем на другой путь... Уж конечно, его беготни по заведениям, случись она, Софья Пал-лнна не приняла бы. В ее мире такие неприятности не проходили. Скорее бы миллиардер Михайлов понял и простил бедолагу Замелькацкого, чем Софья Пал-лнна... Но Замелькацкий был уверен, чертовски уверен в себе!
Атаки, где вы? Ау-у!.. Нет их.
"А ведь тебе, Софья Павловна, придется хуже всех! – подумал вдруг с неожиданно откуда-то взявшейся в нем ненавистью Замелькацкий. – Хоть ты и не бедствуешь, а для того, чтобы спасали тебя на вертолете ты все же недостаточно богата, иначе не сидела бы ты здесь со мной-дурачком!"
Он словно бы солидаризовался в эту минуту со своим злобным соседом-писателем.
"Но и пассажиры дешевых кают не подвинутся, чтобы дать тебе немного местечка на обломке мачты – для этого ты слишком надменна... Эк тебе придется, Софья Пал-лнна!.. Намучаешься вдосталь, а потом и тю-тю..."
Софья Пал-лнна задала ему еще несколько вопросов, что, прочем, не имело уже никакого смысла, потому что в самих вопросах рационального и четкого смысла, ради которого стоило бы их задавать, не заключалось, а те полусмыслы и не едва уловимые оттенки, которых и требовалось Софье Пал-лнне, чтобы окончательно утвердиться в уже почти принятом решении, Замелькацкий, конечно же (вы заказываете, мы – исполняем!) с иерусалимской изворотливостью воспроизвел...
При этом он ни на миллиметр не уклонился от своего солидного образа, уподобляясь фигуристу четко выполняющему все линии и фигуры хоть и нелюбимой, но обязательной программы.
– Ну что ж, у нас есть позиция... Кандидатов очень много...
На этих словах Замелькацкий должен был внутренне затрепетать, задрожать, как осиновый лист... После всех атак, после посольства, после двух стаканов красного он уже ничего не боялся. Но все же он покивал головой, словно бы склоняя свои солидные знамена перед неизбежным...
– Всех кандидатов обязательно смотрит директор...
Тут Замелькацкий единственный раз дал маленький прокольчик, потому что уже сильно протрезвел и при мысли об еще одном мучительном интервью глаза его как-то жалко дернулись и вовсе неуверенно вперились в лицо Софьи Пал-лнны...
– Софья Пал-лнна, там...
– Я занята, Вера! – обрезала Софья Пал-лнна и секретарь приниженно скрылась за дверью.
Замелькацкий уже выровнял дрогнувшую шеренгу и смотрел на Софью Пал-лнну с прежней солидной уверенностью.
– Но в кадровых вопросах директор полностью доверяет моему мнению...
Замелькацкий опять склонил перед Софьей Пал-лнной свои стяги.
В ее голосе сквозила какая-то такая интонация, которая безошибочно говорила Замелькацкому, о том, что он принят. И тут он не мог с точностью определить – выдавала она себя сознательно и это такая игра или все получалось у нее непреднамеренно.
– По правилам компании, вам сейчас надо заполнить анкеты и пройти тесты... Вера вам все скажет... Это долго, у вас есть время?..
– Да, да...
– Я с вами прощаюсь, если мы примем по вам положительное решение, вам позвонят... Но кандидатов очень много.
Замелькацкий сдержано откланялся и вышел из кабинета. Настроение у него было таким приятным, что вовсе не опасаясь собственной прогрессирующей трезвости он провел более двух часов заполняя анкеты, в которых были странные пункты, касающиеся имущественного и должностного положения всех его родственников, а так же их подробных координат – домашних и, главное – рабочих, а так же проходя на компьютере глупейшие психологические тесты, заключавшиеся в том, что он должен был быстро и не задумываясь выбирать один из нескольких предложенных ответов на вопрос. Нехитрый подвох составителей-психологов легко прослеживался и Замелькацкий, который, конечно же, был не так глуп, чтобы отвечать на вопросы откровенно, должен был выйти по этим тестам идеальным сотрудником... Впрочем нет, в небольшом количестве пунктов он, правдоподобности ради, позволил себе иметь незначительные недостатки...
По дороге домой он зашел в магазин, купил немного еды, бутылку вина, войдя в квартиру быстро помыл руки и, поскольку был очень голоден, сразу двинул на кухню и принялся готовить на скорую руку холодную закуску, а немного насытившись, прошел в комнату, прилег на минутку и уснул... Сказывалось чудовищное нервное напряжение...
Поднявшись с дивана, он прошел в ванную, умылся холодной водой, приготовил у себя в комнате бутылку, стакан, легкую закуску и принялся ждать... Бутылка и стакан стояли в шкафу на полке, – он наполовину освободил ее от белья...
Время шло... Проснулся он после обеда, театральные спектакли обычно начинаются в семь, а Ариелла не звонила. Голова была свежей, мысли ясными, сон прекрасно восстановил его силы. Он был настроен идти в театр и начал нервничать.
Вдруг он сообразил, что она не сказала ему, как обычно, что позвонит. "Созвонимся!" – так было сказано.
Замелькацкий взял мобильный телефон, сел на краешек дивана, разыскал ее номер в памяти. Отчего-то он начал нервничать еще сильнее. "Я каждый раз боюсь ей звонить!" – признался он себе. – "Словно опасаюсь неожиданной пощечины... Нет, не к добру, что она не звонит!"
Он чувствовал: если бы все было нормально, она бы уже давно позвонила сама. Замелькацкий все не решался набрать номер. От волнения у него сдавливало грудь, было тяжело дышать... "Вот же, черт! – поразился он, сам уже недоумевая из-за своего состояния. – Что это я так разнервничался?! Из-за чего?!.. Чего боюсь?"
Нет, все-таки он решил еще немного подождать. Где-то четверть часа сидел на краешке дивана с телефоном в руке, почти не шевелясь.
Наконец, ждать стало более невозможно. Если они хотят успеть приобрести билеты прямо перед спектаклем, надо договариваться и выходить из дома. Подталкиваемый этим обстоятельством более, чем собственной решимостью, он, наконец, набрал номер ее телефона.
Краем уха услышал, как в квартире открылась и хлопнула входная дверь, – бабка вернулась откуда-то. Погода стояла отменная, сквозь открытое окно доносилось пение птиц...
– Алло, это я. Ну чего?.. – спросил он, не дожидаясь, пока она хоть что-нибудь ответит.
Сердце его отчаянно колотилось от волнения. "Да что со мной?!"
– Слушай, я дико извиняюсь... Сама настроила тебя на этот театр... Ты хочешь в оперу, я понимаю... Сходи один!..
– То есть как это один?!..
От тоски заныло под ложечкой. Так и есть! Он все предчувствовал!
– Почему?
Сейчас она скажет ему что-то ужасное. Он замер...
– У меня ужасно болит живот... Я не досижу не то, что до конца спектакля, я побегу в туалет через пять минут после его начала...
"Господи, только и всего?!" Напряжение отлегло, сердце радостно забилось. Он ожидал, что она скажет ему, что не хочет его больше видеть, что с ее стороны все что было – только злая шутка, а всего-то "живот болит"!
– У папы новый повар... Мне жутко не нравится... Мне кажется, он меня отравил...
– Да ну, не может быть... Чтобы такой повар и отравил?!..
– Послушай, хватит! Ты еще будешь мне рассказывать по поводу повара! – с раздражением произнесла она.
– Да нет, я... – смешался Замелькацкий.
Собственная реплика показалась ему какой-то самоуничижительной. Собственно, такой она и была.
– Ладно, ты извини, я не могу долго разговаривать... Не то состояние... Давай, пока, извини, что так получилось... – она замолчала, но трубку не вешала.
Казалось, она хочет, чтобы он ей что-то сказал. И он чувствовал, что есть какой-то момент, надо сказать что-то, но была эта предыдущая его реплика. От нее он сам же и расстроился, это помешало ему быстро сориентироваться... Несколько мгновений помолчав, он проговорил:
– Ну ладно, пока...
И схлопнул телефон.
"Идиот! Дурак! – обругал он себя. – Что-то надо было сказать!.. Вот сиди теперь!.. Сиди и думай!"
"Может, перезвонить?"
Он опять улегся на диван. На кухне грохотала кастрюлями бабка.
Какие-то подлые, трусливые мысли потекли в его голове.
"А может быть все это было лишь дурманом, расстройством психики, каким-нибудь весенним обострением. Сейчас он устроится на работу, потекут дни... Кто знает?.. Все быстро нормализуется, никакие атаки его больше не будут беспокоить. Он позвонит Ариелле, она опять скажет ему какую-нибудь гадость. И все... Он забудет ее. Она станет лишь частью этого дурного сна... Пойдет прежняя жизнь: работа, он встретит кого-то..."
Он вскочил с дивана.
"А как же обреченный корабль, вертолеты, все разговоры с соседом писателем?!" Нет, он не хочет возвращения к прежней жизни!..
Он подскочил к окну: вон она, дальняя улица с автомобилями и ресторанами, вот парк...
"Как же Ариелла?!.. Я не хочу забывать!.. Все это, конечно же, издевательство! Никакой живот у нее не болит. Это месть!.. Совершенно очевидно, она мстит мне за то, что было прошлый раз в театре. Она обо всем догадалась... Конечно же!.. А ты что думал, они с Михайловым не догадались?!.. Небось сидели и потешались над тобой. И вот теперь – продолжение издевательства. Недаром она так настойчиво говорила про эти походы в театр. С самого начала показалась мне странной эта любовь к театру!"
Но все же что-то мешало ему до конца самому себе поверить. Неужели же все их разговоры и та встреча в ресторане – только для того, чтобы отомстить, поиздеваться?!..
Он схватил со стола мобильный телефон, повторил ее номер. Стоя у окна и глядя на парк, на дома на дальней оживленной улице, ждал соединения... Долго ничего не было слышно. Он сгорал от нетерпения, вот раздались длинные гудки, еще, еще... Трубку никто не брал... Он дал отбой, с облегчением подумал: "Конечно же, она в заведении! Она не обманывает, живот разболелся."
Но тут же пронеслась мысль, что это только у него нет определителя номера. А у нее-то наверняка есть, – видя, что звонит он, просто не берет трубку. Схватил телефон, еще раз набрал. Опять бесконечные длинные гудки... Хватит!..
Нет, он, конечно же, все нафантазировал себе!..
Черный туман опустился на Замелькацкого.
"Видел ее несколько раз, еще несколько раз говорил по телефону... Так ведь и прошло всего несколько дней!.. А каждый разговор был такой, что стоит ста обычных... Нет, тысячи обычных!"
Он опять в какой-то горячке вскочил с дивана, в мгновение оказался у окна... Ужас! Он так рехнется. Все одновременно: работы нет, денег нет, атаки, Ариелла...