- Я для вас и взяла, - тихо говорит она. - Чтобы вы не нервничали на каждом углу нашей гостеприимной столицы. Не понимая загадку без разгадки: почему машины не останавливаются.
- Я так поймаю что-нибудь.
- Вы ничего сегодня не поймаете, кроме огорчений. На уик-энд все уезжают за город. Не сопротивляйтесь, это вас ни к чему не обязывает, даже к поцелую.
Я наклоняюсь и целую ее.
- Заводить надо с подсосом, у вас, наверно, не знают такого. - Она улыбается.
Я не совсем понимаю, про какой завод и какой подсос она говорит… Не про… И только сев за руль, понимаю, вспоминая…
На кладбище тишина, пустота, безмолвие. Сень и покой. Покой без воли. Я стою и плачу у памятника. Никогда себе не прощу…
Переодевшись в серый в крапинку пиджак и в светло-синие брюки с голубой рубашкой, выслушав нотации мамы и пообещав, что я исправлюсь, заезжаю за Таей, и мы едем по бульварам к знаменитому, лучшему в Европе - Таировскому училищу.
На ступеньках стоит группа взрослых парней, которые тут же поворачиваются, обращаются к моей спутнице и целуют ее в щеки.
Я внимательно наблюдаю. Они перебрасываются несколькими фразами. Она подходит ко мне.
- Мои бывшие сокурсники, - не объясняя, объясняет она.
Без пяти два. И мы входим в училище. Ее почтительно приветствуют:
- Таиса Эросовна, какими судьбами?
Она кому-то машет, с кем-то смеется.
- Хочу посидеть на отборочных турах, если пустят. Кто сегодня принимает?
- Вам будут только рады! Кажется, Ремизов.
- Борис Николаевич? Я когда-то у него играла в чем-то. Добром это не кончилось.
Мы поднимаемся на второй этаж, она идет скромно, как в гостях. Хотя папа ее здесь - глава… Несколько человек раскланиваются с ней. Оглядывают меня, мой большой пакет.
У двери в кучку сбились абитуриенты.
- Заходите, Алексей, не стесняйтесь.
- Неудобно первыми.
- А вы разве не хотите быть первым?
Она внимательно смотрит мне в глаза.
- Как вы хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?
- Как вы хотите, так и ответьте, - улыбается она.
Я осторожно ступаю по гулкому, скрипкому паркету. В зал уверенной походкой входит человек средних лет с приятным лицом, в цветной рубашке. За ним следом пара молодых ассистенток, которые кладут на стол ручки, списки, бумагу и прочую канцелярию.
- Таиса Эросовна, какими фантазиями?
- Здравствуйте, Бо-рис Ни-ко-ла-ев-ич, - раздельно по слогам произносит она. - Мой нью-йоркский гость захотел посмотреть прием в театральное училище.
- А он понимает на нашем тарабарском языке?
- Он даже пишет на нем, - думаю, и этот эпизод попадет… в какие-нибудь писания!
Она представляет нас:
- Алексей Сирин.
- А это Ремизов, Борис Николаевич.
Я наклоняю голову. Он кивает:
- Ну, начнем тогда. Хотите сесть рядом со мной, Тая?
- Почту за честь и счастье, - улыбается она.
- Запускайте первую пятерку и закройте дверь, чтобы потом не входили, - просит он.
За столом нас оказывается человек шесть. Дверь не запирается, сломан замок, посему ее закладывают на стул. "И дым отечества…" "Совсем как в Америке", - думаю я.
Первая пятерка садится на скамью напротив нас.
- Ну, кто хочет начать? - спрашивает Ремизов.
- Какой это тур? - шепчу я Тае.
Она спрашивает и шепчет мне в ответ:
- Первый.
Никто не решается, и тогда он предлагает начать молодому человеку. Я достаю, стараясь бесшумно, из пакета желтый блокнот с бледными страницами и все почему-то смотрят на меня, кроме Таи. Она спокойно относится, что я все время что-то записываю. Разные мысли.
Во второй пятерке мне нравится милая стройная девочка Елена Гусарова, которую я бы с удовольствием пригласил… Но думаю, что спрашивать Таю о помощи в этом вопросе не совсем удобно. Я сижу и вспоминаю: перехватившее горло, непослушный голос, слабеющие ноги - мои вступительные экзамены и мечты стать актером. Но я не хотел тогда на сцену, а хотел в кино.
В перерыве между пятерками он спрашивает ее:
- Как ваш батюшка?
- Прекрасно. Они на даче сейчас.
И переводит разговор. Следом он спрашивает меня:
- Что вы пишете?
Я говорю в двух словах. У Таи какое-то слегка насмешливое отношение к нему. И мне это передается.
В последней пятерке последним читает большой белоголовый мальчик в ужасных штанах и мятой рубашке. Но, выйдя на середину, он преображается. Он читает сатирическое "меню" Булгакова, но с такими интонациями, ужимками и легкой пародией, что все начинают улыбаться.
Педагог Ремизов просит прочитать его басню, еще одну. Потом задумывается и сажает. Фамилия мальчика Белоруский.
После ухода последней пятерки он начинает обсуждать каждого из абитуриентов, высказывая свои мысли, кого пропускать, а кого нет ко второму туру.
- Ну, а что будем делать с Белоруским, что-то есть в нем отталкивающее? - говорит Ремизов.
Я быстро наклоняюсь к Тае и шепчу:
- Очень талантливый мальчик, надо ему помочь.
Ремизов поворачивается к правому флангу и говорит:
- Ну, а что вы думаете, Таиса?
- Очень живой мальчик, выделяющийся. Правда, пока сырой, необкатанный. Я думаю, пусть почитает еще, на втором туре. Он разойдется, Булгаков мне очень понравился, забавно его читает.
Ремизов внимательно смотрел на нее, изучающе. Я замер.
- Раз Таисии Эросовне он понравился, я не могу не пропустить.
Она вежливо, но насмешливо склоняет голову. Он пишет в ведомости: "Пропустить ко 2-му туру".
Я невольно хлопнул два раза в ладоши, вызвав улыбки.
- Вы говорите, не стесняйтесь, - предложил Ремизов. - Чувствуйте себя, как в Нью-Йорке.
Таиса встала.
- Спасибо, Борис Николаевич, за удовольствие.
- Это нам приятно ваше присутствие. Низкий поклон батюшке, скажите, что работаем.
Я оставил позади Таю, прощающуюся с актерами-приятелями. За дверью ассистентка уже читала имена прошедших на второй тур.
Я сгреб крепко под локоть белоголового паренька и стал спускать его по лестнице.
- Не важно, как меня зовут. Вы прошли на второй тур. Я вам помогу на втором туре, чем смогу. Только, пожалуйста, не одевайте эти брюки и эту ужасную рубашку. Оденьтесь чисто и опрятно. И когда читаете в персонажах свой текст, не уходите глубоко в роль каждого, вы должны быть сторонний наблюдатель. Все-таки.
- Спасибо, - сказал он, что поразило меня - для здешней местности, - не удивившись.
Я стоял посреди холла у входа и наблюдал счастливые и несчастливые лица спускающихся абитуриентов.
Тая во французских замшевых туфлях от модного дизайнера легко сбежала по лестнице.
- Вам понравилось? - улыбнулась она.
- Очень, хочу еще. Когда второй тур?
- На следующей неделе, вы еще будете здесь? - Она внимательно изучала мои глаза.
- Думаю, что да. Скажите, а почему вы так относитесь к этому человеку, который принимал экзамен?
- Он очень странный режиссер, абсолютно не принадлежащий ни к театру, ни к сцене.
- Почему тогда ваш папа держит его в училище?
- Это вам лучше спросить моего папу. В этом училище много загадок. К тому же не все зависит от моего папы и его желаний.
Мы вышли на улицу. Теплый воздух. Еще невидимые сумерки. Тая стояла, разглядывая меня.
- И как? - спросил я.
- Хотите поехать на дачу, за город, ребята приглашали?
- Я еще перепьюсь, приревную, подерусь.
- А вы и это умеете, какой талантливый мальчик. Я пойду скажу, что мы не поедем.
Вскоре она вернулась и задала редкий (по заинтересованности) вопрос:
- А почему вам так хотелось посидеть на прослушивании?
- Когда-то два года подряд я поступал в это училище. Но даже первый тур не прошел. Сильно волновался…
- Какое счастье, что вы не стали актером, - искренне сказала она.
Вечером мы мягко и ненастойчиво целуемся, а потом она отвозит меня домой к маме.
Секретарша уже ждет внизу у выхода и сразу на лифте провожает к главному редактору журнала. Он выскакивает из-за стола, и мы приветствуем друг друга. На длинной поверхности лежит стопка книг и каких-то журналов.
- Как развлекаетесь в нашем городе?
- Ем, пью, сегодня вечером в театр иду.
- А я ни пить, ни есть не могу, желудок больной, язва.
- У меня он тоже капризный. Но когда-то в Нью-Йорке я принимал потрясающий французский препарат - зонтаг. В течение месяца с моими внутренностями произошло чудо. Я чувствовал себя внутри 15-летним мальчиком опять.
- Пробовал и зонтаг и тагомет, из Бельгии привозили. Ничего есть не могу, только на корнях, на злаках и специальных кашах сижу. Ну, да Бог с ним. Показывай свои книги, Алексей, - говорит Михаил Малинов.
- Я вам искренне сочувствую, - говорю я, доставая книги.
Он смотрит титулы, листы, начало, конец, заглядывает в середину. Мне нравится, с каким профессионализмом он касается книг.
Вздохнув, он начинает:
- То, что я сейчас скажу, - это общая ситуация и к тебе никакого отношения не имеет. И в то же самое время это грустное состояние нашей литературы отражается на нас всех.
Сегодня на рынке продается только два вида литературы: детективная и сексуальная. Еще, более или менее, - приключения. Все! Больше ничего. Да и то, пожалуй, "приключениями" уже наелись. Сегодня государственной, дармовой бумаги больше нет. Цены на нее комбинаты подняли дико: в десять раз. Чтобы издать тиражом 100 тысяч твою книгу, когда-то у нас это был обычный тираж, в твердой обложке, естественно, нужен миллион. Это сейчас, летом, что будет осенью, Бог знает. Но, думаю, даже он не знает. Цены геометрически растут, свободный рынок! То есть я иду на биржу, львовскую или таллинскую, и покупаю необходимое количество тонн бумаги. Через несколько недель типография привозит мне упакованные ящики с твоей книгой. Кому ее продавать? Как сбыть? Империя разваливается. "Импер. книга" - главный распространитель - перестала фактически существовать. Сеть распространителей развалилась: никто не хочет без прибыли работать. Забывая, что, чтобы получить прибыль, надо работать. Мы быстро развалили все, а как созидать - не научились. И вот я, издатель, сижу с ящиками твоей, пусть даже самой прекрасной, книги. Как мне ее продать, кому? Даже забыв про прибыль, как вернуть затраченный миллион, ведь я его где-то взял, значит, должен отдать. Остается самому идти и в переходе с лотка торговать. Но сто тысяч за месяц не продашь. Автор неизвестен, да и цена на книгу, чтобы окупить расходы, будет в пятнадцать раз выше, чем раньше. Поэтому все издатели сегодня и издают детективы, потому что это единственные книги, которые покупают все. А литература - никого не волнует.
- Значит, издать сейчас книгу у вас невозможно?
- Можно, почему, за свой счет или если найдешь издателя, который сделает это - в убыток себе.
- Грустная ситуация. Замкнутый круг.
- Дотаций государства больше нет, как мы его ни ругали, но у нас были самые дешевые книги в мире, чтобы люди могли читать. Министерство культуры практически развалилось. Ситуация ужасная, а в следующем году будет еще хуже. Хотя детективы будут все равно покупать. Можешь написать детектив?
- Нет и не буду.
- Давай что-нибудь для журнала мы закажем, ты напишешь и деньги будут.
- Дело не в деньгах. Ваши деньги меня не интересуют. По приезде туда несколько лет я писал о звездах Голливуда или мирового экрана. Такие завлекаловки о жизни и о фильмах актеров.
- Каких?
- Джек Николсон, Джейн Фонда, Роберт де Ниро, Марлон Брандо, Дастин Хофман, Жаклин Биззе.
- Это очень интересно. Я могу сделать такую же рубрику, скажем: "Звезды мирового экрана", и в каждом номере будет твой материал.
Мы договариваемся о деталях, фотографиях, он говорит, что будет платить мне самый высокий гонорар, я говорю, это все - для мамы. Он называет мне какую-то ставку, я все равно ничего не понимаю, так как это за печатный лист. И выписывает мне аванс - тысячу! Когда-то это была императорская зарплата - в месяц.
- Алексей, я тут приготовил тебе пару своих книг, а также несколько книг, что мы издали, и разные журналы. Мне их главные редакторы присылают, в надежде, что опубликую.
Он подписывает мне свои две тонкие книжки.
Я спрашиваю, будет ли он читать мои сувениры. Говорит, с удовольствием: неудобно было просить. Я подписываю ему все три.
Он вызывает секретаршу, нажимая на кнопку.
- Танечка, поезжай с Алексеем в бухгалтерию, ему нужно аванс под киностатьи получить, и чтобы быстро там все сделали!
- Куда потом, Алексей?
- К театру Мандельштама.
- Скажешь Виктору, чтобы он отвез гостя, и возвращайтесь назад. Мне надо будет уезжать скоро.
- Алексей, паспорт с собой?
- Только американский.
- Слава Богу. Я позвоню главному бухгалтеру, чтобы без очереди.
- Михаил, что за человек Артамон?
- Непонятный парень, но у кормушки. А что хочет?
- Публиковать мои интервью, взамен обещает выпустить книгу.
- Думаю, что не сможет. Но они миллионеры, там денег много. Их все сейчас читают. Станешь известным!
Я улыбнулся:
- Те, кто мне нужен, меня знают.
- Я шутил. Попробуй, терять пока нечего, если других предложений нет.
На этом мы прощаемся.
Меня с большим почетом сопровождают в большое здание, другое, где находится объединенная бухгалтерия, кланяются, вводят в компьютер, как автора журнала, говорят, что никогда не видели американский паспорт. Платят хрустящими новыми сотнями. И забирают одну, возвращая ополовиненной пятидесяткой.
- А что это значит? - спрашиваю я.
- В фонд нуждающимся актерам.
- Сам Бог велел, - говорю я.
У машины я пытаюсь дать другие пятьдесят секретарше в благодарность и прочее. Она категорически отказывается и даже краснеет. Потом они везут гостя в центр.
В двенадцать дня меня принимает сам Артамон.
- Алексей, дорогой, рад тебя видеть. Я не сидел сложа руки. Посовещавшись с нашими печатными партнерами и обсудив на заседании редколлегии, решили, что будем издавать книгу "5 интервью".
Я обычно не верю, что со мной может случиться что-то хорошее.
- Очень приятная новость, - сказал я спокойно. - В течение какого срока?
Вопрос застал его врасплох.
- Ну, дайте нам два года, одно производство занимает лишь шесть месяцев.
- Не получится, мне нужно издать в течение года.
Он задумался. Надолго.
- Хорошо - постараюсь издать за год! Только потому, что очень уж хорошо книга сделана.
- Мы подпишем с вами контракт?
- Когда вы уезжаете?
Я сказал.
- Я попрошу свою адвокатскую контору, чтобы составили договор до вашего отъезда. И за день до отлета мы встретимся и подпишем.
- И в контракте будет стоять один год?
- Ох уж эти дотошные американцы! Хорошо, поставлю. Но тогда у нас будет джентльменский договор: мы единственные, кто имеет право на издание всех интервью.
Я задумался. Ну, не поднималась почему-то рука. Язык и слово. Я понимал, что ему нужно от меня. Но я не был в других редакциях. Хотя тираж 2,5 миллиона - куда еще больше!
- Договорились? - он протягивал мне руку.
- Нужно что-то подписывать?
- Твоего слова вполне достаточно.
Я пожал его руку, раздумывая.
Он это не так истолковал:
- Сегодня же выпишу аванс на первые два интервью, они уже подписаны к печати.
Я такой честный дурак, что знал, что выполню свое слово. Хотя в его словах я сильно сомневался. Итак, я остался без своей книги - интервью. Я сознавал, что нужен ему, очень, для "Совершенно откровенно". А вот публикация книги - это другое дело.
Будто прочитав мои мысли, он сказал:
- Поверь мне, Алексей, я с гораздо большей радостью издам твою книгу, чем очередной детектив набивших оскомину братьев Валетовых-Дамовых. Хотя мы и специализируемся только на издании детективов. Ты знаешь, что основатель нашей корпорации был сам великий Юлианов, детективный писатель.
- Ну, у того хоть слог хороший. Но сколько лет вы еще можете продержаться на одних детективах?
- Правильно мыслишь. Вот я и хочу расширить дело, публиковать интересное, захватывающее. Как детективы! Я твою книгу два дня подряд читал, не отрываясь, - классные интервью. Скажу тебе честно, я рад, что буду ее издатель.
Я стал понемногу успокаиваться. Ведь я не тянул его за язык.
- Я тебе сейчас выпишу бумагу, в любое время можешь подъехать по адресу и получить деньги. Трех тысяч хватит?
Я с удивлением взглянул на него.
- Ну хорошо - четырех?
- Это много.
- Для хорошего человека ничего не жалко. Но после публикации мы перечтем все. Кто кому должен.
- Естественно, - думая о другом, сказал я.
- Что еще гложет?
- Артамон, это будет мое первое дитя здесь. Я хочу, чтобы оно было красивым, там еще десять портретов, нужна хорошая бумага, иначе…
- Оформление будет самым лучшим, я еще не решил - в твердой или мягкой обложке, но бумага для фото будет финская, текст будет тоже на хорошей бумаге. Так что не волнуйся. Книга выходит под нашей маркой, и мы заинтересованы, чтобы наши издания ценились высоко. Все твои треволнения позади.
Я окончательно расслабился, совершенно поверив ему.
- Спасибо большое.
- Чай, бутерброды, коньяк?
- У меня еще встреча.
- Нужна машина, отвезут?!
- Здесь недалеко.
- А скажи, Алексей, у тебя нет случайно сигареты?
Я быстро достал три пачки "Мальборо" и положил на стол.
- А какие вообще вы курите?
- Любые, лишь бы американские.
Он засмеялся. Я сделал зарубку в мозгу.
- Я хотел бы пригласить вас с женой куда-нибудь пообедать…
- С удовольствием. Позвони в середине недели и в пятницу сходим в хороший ресторан.
Кто б только знал, где мне предстояло быть в пятницу и в каком ресторане.
По узким крутым лестницам, где можно сломать голову, а не только шею, я летел на крыльях от счастья, представляя, какой будет моя первая обложка здесь, и радовался как ребенок. Я не зря приехал, у меня выйдет книга!
Мы встречаемся с Таей у театра за десять минут до начала. Театр называется "Записки современника". Идет пьеса "Кто боится тигра?", гениального, на мой взгляд, американского драматурга. Билеты я купил еще раньше. Когда-то это был мой любимый театр. В нем играли прекрасные актеры.