"Купим и большую… А пока рассмотрим меленькую.." Ковригин заказал пятьдесят коньку и три шарика мороженого. Сел спиной к прогулочной тропе зрителей балкона, да и к самой буфетной стойке - у стойки возникли японцы, возможно, из тех, что гуляли нынче вблизи пруда и Плотины. Имелись в программке и Хмелёва, и Ярославцева. Возле их фамилий клевали бумагу карандашные галочки. Первый состав. Хмелёва играла нынче Марину, Ярославцева - её спутницу в российских приключениях Варвару Казановскую. Фамилию Древесновой Ковригин не отыскал. Персонажи, столбиком перечисленные в программке, Ковригину были знакомы. Многие из них вполне могли присутствовать в его, забытой автором, пьесе. Но некоторые исторические фамилии ради вольностей сочинителя Ковригин заменил или придумал вместе с текстами для них (об этом помнил всё же!), и присутствие их в программке подтверждало то, что синежтурский театр работал именно с его пьесой. Или - сотворял спектакль "Маринкина башня", как и утверждалось на афишных столбах, именно по пьесе А.А. Ковригина. Теперь Ковригину захотелось подойти к портретной галерее, рассмотреть повнимательнее лица Хмелёвой и Ярославцевой и пофантазировать о их натурах и способностях. Но его походу помешала дама пенсионных лет в фиолетово-бежевой униформе служителей театра. Она уже побеседовала с людьми в буфете и теперь направилась к Ковригину.
- Добрый вечер, молодой человек, - сказала дама. - Извините за вторжение в тишину вашей души…
- Тогда уж и в тишину моего разума, - сказал Ковригин.
- Ах, да, да! Души и разума… Да, да! - согласилась дама. - Вы ставки делать будете?
- На Хмелёву или на Ярославцеву, что ли? - спросил Ковригин на всякий случай.
Дама поглядела на него с неким удивлением. Или даже, Ковригину показалось, с испугом.
- Конечно буду! - выпалил Ковригин. Будто в опасении, что в ставках ему сейчас откажут. - Или на Хмелёву! Или на Ярославцеву!
- А почему только на этих двоих? - спросила дама. - В списке есть и другие. Вы смотрели наш спектакль?
- Нет.
- Вы приезжий? - опять чуть ли не испуг в глазах дамы.
- Я проезжий. Из Сыктывкара в Аягуз… - начал было Ковригин, но осадил себя. И так уже с тишиной своего разума принялся выламываться перед женщиной, занятой делом. А ведь был уже готов пошутить по поводу чистильщика Эсмеральдыча и его подсказок. И всё же спросил по инерции или от упрямства: - А что, приезжие или проезжие не имеют права на ваши ставки?
- Отчего же? - сказала дама. - Имеют. Каждый имеет.
- И японцы?
- И японцы.
- Так что мне следует делать? - спросил Ковригин.
- Получить от меня жетон для участия, - сказала дама. - А после спектакля опустить его. Куда и где, сведущие люди подскажут.
- И? - спросил Ковригин.
- Пятьсот рублей, - сказала дама. - За жетон. Далее мои функции исчерпываются.
"Допустимо, - решил Ковригин. - Даже более чем допустимо. Выколочу из Петра Дмитриевича Дувакина. Если, конечно, не забуду про эти пятьсот рублей, про эти ставки дурацкие, про Хмелёву с Ярославцевой. Но, скорее всего, забуду…"
Даму с исчерпанными функциями Ковригин ни о чём более расспрашивать не стал. В положенное время сведущие люди обнаружатся сами, объяснят, что и зачем, и направят, куда совать жетон. Вручил даме пятьсот рублей, получил от неё металлический кружок с цифрами, похожий на гардеробный номерок, и расписался в платёжной ведомости. Ход этой стремительной комиссии вызвал у Ковригина сомнения, тут же обросшие колючками. Но он о них промолчал. Ну, расстанется с пятьюстами рублями, ну и всё, ну и ладно…
И всё же дама посчитала нужным дать кое-какие советы. Сохранить контрамарку или билет. "Кстати, он у вас есть?" Ковригин протянул даме билет. Место в "уголочке" явно вызвало удивление дамы. А может, и какие-то более сложные чувства. Или даже подозрения. Помолчав, дама в униформе добавила вот что. Хорошо бы после спектакля вместе с жетоном участник смог предъявить паспорт. Или хотя бы сообщить его данные. И ещё. Деликатность дамы, а возможно, и её уважение к правам человека, вызвали паузу. И ещё, наконец произнесла дама смиренно, как бы с чувством вины перед Ковригиным, не по грубой фискальной необходимости, а исключительно следуя традиции ставок, участнику их будет предложено оставить отпечатки пальцев…
- Уже оставил! - радостно заявил Ковригин. - На трёх коньячных рюмках. Могу и на всех Маринкиных башнях. А генетических экспертиз не будет? А то - пожалуйста! Вдруг я окажусь потомком Марины Мнишек!
- Благодарю за внимание. Желаю успеха, - произнесла дама серьёзно, но и как бы с укором в глазах озорнику, или пальцем попеняв обормоту, встала и удалилась.
Ковригину бы отправиться к портретам Хмелёвой и Ярославцевой, да и попытаться углядеть в их лицах знаки случая. А может, и знаки судьбы. Но возле его столика возник Мамин-Сибиряк.
- Можно присесть к вам? - спросил Мамин-Сибиряк.
- Конечно, - сказал Ковригин. Мамин-Сибиряк с коньячно-бутербродным набором на блюде присел. Спросил:
- Вы меня узнаёте?
- Естественно, - сказал Ковригин. - Прекрасное застолье и общение под стук колес… Вас…
- Николаем Макаровичем меня величают, - предупредил вопрос Ковригина подсевший. - Фамилия - Белозёров. "Мамин-Сибиряк" - в обиходе некоторых моих знакомых. Шутка с долгой историей, не буду сейчас рассказывать… А вы, я слышал, Василий Караваев из журнала "Под руку с Клио"… Занимательный журнал. Многие читают…
- Да, я из журнала "Под руку с Клио", - сказал Ковригин. - А Вася, или даже Васенька, Караваев - это, как вы выразились, в обиходе некоторых моих знакомых. Точнее сказать - одной моей знакомой…
- Приятно, приятно… Для кого-то вы Васенька… Для одной знакомой… А может, и не для одной… Тут никакой странности нет… Этакий молодец!.. И приятно… - заулыбался Белозёров. Но Ковригин почувствовал, что его слова местного жителя, видимо, не из последних, насторожили. - Вы в "Малахите" остановились?
- В нём. В "Слоистом", - сказал Ковригин. - На третьем этаже. В номере триста семнадцатом…
- Знаем, знаем этот номер, - всё ещё улыбался Белозёров.
А Ковригин пожалел о том, что без всякой нужды назвал номер своего малахитового пристанища. Белозёров будто бы намеренно поднялся на балконный этаж и вынудил его открыть место явочной квартиры. Или злокозненного подполья. Смешно. Если он, Ковригин, вызвал у кого-то в городе интерес или опаску, проще простого было бы в минуту (смотри сериалы) навести о нём справки в банках данных и добыть сведения для упреждений действий неопознанного пока пришельца. Будто бы Василия Караваева. А ведь он прошел фейс-кон-троль у самого тритонлягуша Костика…
Смешно. И забавно.
- Деликатный вопрос… Любезный… э-ээ… - имя собеседника никак не могло вылететь из Мамина-Сибиряка.
- Я вас слушаю, - сказал Ковригин.
- Так вот, деликатный вопрос… Почему вы, любезный, решили сделать ставку на Древеснову?
- Откуда вам известно… - Ковригин остался сидеть с открытым ртом.
- Весь город взбудоражен, - выдохнул Мамин-Сибиряк.
- Не знаю я никакой Древесновой! - резко заявил Ковригин. - Ни здесь, ни в Москве. Просто я…
Ковригину захотелось рассказать историю своей сегодняшней глупости, но он замолк. Говорил Николай Макарович Белозёров, пытаясь нечто, явно несущественное, внушить Ковригину, а Ковригин слушал его в полуха, была бы возможность, и вовсе бы выключил звук. Рассматривал Николая Макаровича. Был Николай Макарович белобрыс, в молодые годы, видно, ходил кудряшом, таким - васильки в козырек кепки и гармонь в руки, теперь же, в свои сорок с лишком, он облысел, но голову не выбривал, имел локоны над висками, живостью светлокарих глаз и энергией повадок вызывал мысли о расторопном хозяйственном мужике, хитроване, удачливом в отношениях как с дамами (бабами), так и с дельцами всех сортов. Ему и в затеях с выгодами наверняка мыла много не требовалось, а в больницах сестры уколы делали без очереди. Собственное ли любопытство заставило его подсесть к Ковригину или же он был отправлен к нему дипломатом, Ковригин понять пока не мог.
- Нет никакой Древесновой! - рассмеялся Ковригин. - Это моя блажь и фантазия. Фантом! Я такой фамилии в жизни не слыхал!
- Тем не менее, - грустно сказал Николай Макарович, - этот ваш фантом три часа назад вписан в программу спектакля. Пусть и карандашом.
- То есть как? - растерялся Ковригин. - Я смотрел программку…
- У вас, видно, маленькая, - сказал Белозёров. - А она вписана в большие…
- Откуда?
- Оттуда! - сказал Белозёров. - И я до нынешнего дня не слыхал такой фамилии. Однако оказалось, что проживает в Синежтуре Полина Петровна Древеснова. Она то ли во вспомогательном составе театра крутилась. То ли летом играла с дачными любителями. Прямо как Нина Заречная. И вот три часа назад, неожиданно и для режиссёра, её ввели в спектакль. Причём дали чуть ли не четыре роли. Автор, изощрённый, наворотил ужас сколько персонажей, а режиссёр их не укоротил. И многие играют по пять ролей. Вот и никому неведомой Древесновой - подарок. Не все со словами, но роли, костюмы и фамилия в программах. Да ещё и при комиссиях! При экспертах.
- Три часа назад я спал, - задумался Ковригин.
- При чём тут ваши сны! - резко сказал Белозёров. - Вы объявили о своём решении поставить на Древеснову куда раньше!
Теперь замолк Белозёров. Возможно, посчитал, что тон разговора выходит невыгодным для утоления делового любопытства. Но, скорее всего, понял, что сболтнул лишнего, а открывать, каким манером добыты сведения о ставке на Древеснову, глупо, или он просто не имел на это права.
Ковригин же собрался сказать, что он и вовсе не намерен участвовать в каких-то дурацких ставках, тем более что ему неизвестны их смысл и цели, но убоялся, что Белозёров примется разъяснять эти смыслы и цели и он, Ковригин, вляпается в чужую и совершенно ненужную ему игру. Тут же вспомнил про гардеробный номерок и посчитал, что после спектакля (если досидит до конца) и решит, именно при незнании смыслов и целей, - выбрасывать ли ему оплаченный жетон или же опустить его, куда будет предложено.
- Вы собирались побывать в Журине? - спросил Белозёров.
- Да, - кивнул Ковригин, хотел было добавить: "Но при вас я об этом не говорил", однако сказал: - Я уже расписание автобусов посмотрел…
- Могу дать вам водителя и автомобиль, - сказал Белозёров. - Я в здешних палестинах заместитель градоначальника по автостоянкам и гаражам, особенно подземным…
И Белозёров одарил Ковригина визитной карточкой.
- Но если вы явитесь в Журино просто так, - сказал Белозёров, - вы сможете увидеть усадьбу и дворец лишь из-за забора. Забор, правда, красивый.
- То есть?
- А то и есть, - сказал Белозёров. - Журино - нынче частное владение. А владелец его - человек значительный и строгих правил. Попасть в усадьбу и уж тем более в помещения дворца можно только с его позволения. В особенности потому, что во многих залах и комнатах идут ремонты и перестройки ради романтических целей хозяина…
- Небось и подземные гаражи предусмотрены…
- Не без этого, - кивнул Белозёров.
- У меня журнальное удостоверение, - сказал Ковригин.
- Ему ваше удостоверение!.. - усмехнулся Белозёров. - Он им разве что… Впрочем, он эстет. Учился и в Сорбонне. Ну, ладно… Журналисты ему обрыдли. Обличают его в искажении исторической сущности здания. И, по его понятиям, вторгаются в интимную жизнь… Тут к нему как-нибудь по-человечески надо подъехать… Скажем, вот, мол, дед или отец были здесь в эвакуации, остались их записи и рассказы с интересными подробностями… Ведь могли быть у вас такой дед или отец?
Ковригин помрачнел.
- Подъезжать я ни к кому не намерен. Найду способы выполнить то, что мне надо. Не в первый раз…
- Вряд ли, - покачал головой Белозёров. - Вы не в Москве.
- И кто же этот влиятельный хозяин с романтическими целями?
- Среди прочего, по материнской линии он из рода Турищевых-Шереметевых. Якобы имеет доказательства. Полагаю, будет нынче в театре. Да! - будто бы только что вспомнилось Белозёрову. - Банкет и приём вип-гостей устраивают сегодня в Журине. Пофуршетят после спектакля в театре, а потом сливки отвезут в Журино. Там ночь с фейерверками.
- Отвезут в каретах или на танках? - спросил Ковригин. - Или на подводах?
- Шутить изволите, молодой человек! Хотя Острецову позволительны и кареты, и танки. Но я-то вспомнил о приеме из расположения к вам. Вы понравились моим барышням. Было бы неплохо, если бы вы подошли к ним в антракте… А вот в обоз к Журину пристроить я вас не смогу. Хоть вы из Москвы и с удостоверением…
- Естественно, я же зритель из "уголочка"…
- Можно сказать и так…
Куранты буфетных башен устроили перезвон. Пооткрывались черные, точно печные, дверцы, из них повыскакивали неведомые Ковригину зверушки (ящерки? или тритонлягуши? - мелькнула мысль), произвели ласковые теноровые звуки и скрылись в своих дуплах.
- Приглашают в зал? - спросил Ковригин.
- Нет. До звонков ещё пятнадцать минут, - сказал Белозёров и встал. - Спасибо за компанию. А у меня как раз на эти пятнадцать минут дело. Вы уж подойдите в антракте к моим барышням-сударыням. Одна из них - Вера, другая - Долли.
- Я помню, - кивнул Ковригин.
А сам думал: что это за зверушки такие вместо кукушек или, скажем, здешних певчих птиц проживают в башенных дуплах? Или в дуплах вообще? Обслуживали куранты явно не белки. А что делать на деревьях ящеркам или тритонлягушу? И тут до него дошло, откуда вдруг возникла в нём странная фамилия - Древеснова. Из словосочетания, из зоологического понятия - "древесная лягушка". В одной из южных стран - Пипа. А Древеснова, о коей он не знал и не ведал, - Полина Петровна. П. П. Фу ты! Опять! Кто о чём, а вшивый… Кроме глупости и игр воображения, свойственных ему, фантазёру с детсадовских лет, могло произойти сейчас столь неприятное ему упрощение классификатора: впихивание реальной, единственной женщины (если Древеснова, конечно, существует) с её единственной судьбой в клетки системы, на манер системы химических элементов. Да мало ли какие чудесные и чудные прозвища с фамилиями изобретали у нас на Руси, и на Руси Великой, и на Руси Малой, и на Руси Белой! Да что изобретали! Метким цветным словом высвечивали суть человека.
А он сразу - Пипа Древесная!
Да и вообще, какая смысловая связь между его нелепым намерением ("Только отвяжитесь!") ставить на Древеснову и существованием неведомой ему актёрки?
Таинственные подсказчики, что ли, завелись в его жизни?
Что же он тогда за человек, если будет слушать чьи-то подсказки?
"Всё, - решил Ковригин. - Напьюсь сегодня в "Лягушках", сыграю там в шахматы и, коли не попаду в трясину, закажу факел и призрак Марины Мнишек!"
И опять пожелал взглянуть на Хмелёву с Ярославцевой. А вдруг успели украсить стену и фотографией Древесновой П. П.?
Но приступил к исполнению предупредительный звонок.
Однако помешал Ковригину поглазеть на фотографии не звонок, а Николай Макарович Белозёров. Пятнадцатиминутное дело Белозёровым, видимо, не было завершено и пригнало его в буфет к Ковригину. Белозёров был взбудоражен, а дышал так, будто вознёсся не на второй этаж, а на сто седьмой. К удивлению Ковригина, приблизились к буфету и барышни-сударыни Мамина-Сибиряка, одна с собственными рыжими ресницами - Вера, вторая с клееными синими - Долли. Ковригин пригласил дам за столик, но Белозёров жестким жестом указал им место: постойте в отдалении. Дамы, похоже, не обиделись, а на Ковригина смотрели с полуоткрытыми ртами и азартом любопытства.
- В триста семнадцатом номере "Слоистого малахита", - сказал Белозёров, - никакой Василий Караваев не проживает.
- А кто же проживает? - спросил Ковригин.
- Александр Андреевич Ковригин, - строго сказал Белозёров.
- И что?
- Но вы же говорили, что… - начал Белозёров.
- Говорил, - сказал Ковригин. - И говорил правду. И я ни разу не называл себя Василием Караваевым. Я лишь согласился с тем, что Васенькой Караваевым я существую в представлениях одной моей знакомой. Для неё одинаково, что каравай, что коврига…
Белозёров сидел молча, соображал, шевелил губами. А Вера с Долли, похоже, читали смыслы и по шевелению его губ. И какие-то деловые соображения, пока противоречивые, чувствовал Ковригин, а с ними - и сюжеты возможных затей бродили в Белозёрове, будоражили его.
- Предположим, всё так, - сказал Белозёров. - Тогда получается странное совпадение.
- Какое совпадение? - спросил Ковригин. - И в чём его странность?
- Автор "Маринкиной башни", - сказал Белозёров, - Александр Андреевич Ковригин. Вот вам и совпадение. А странность в том, что автор приехать к нам практически не смог бы.
- Это почему же? - спросил Ковригин.
- А потому, что он покойник! - воскликнул Белозёров. Но тут же заговорил полушёпотом: - Царство ему небесное.
- Вот тебе раз, - растерялся Ковригин. - Неприятность-то какая!
- И если даже не отдал концы дома в койке, то пропал без вести или сгинул где-то в заграницах. По одной из версий, поехал на охоту в Ботсвану, а там его затоптали слоны. Или граждане ботсванские к общественному обеду пустили на отбивные в сухарях.
- Ужасы какие! - сказал Ковригин. - И откуда вы знаете об этом?
- Из слов публикатора пьесы Юлия Валентиновича Блинова, - сказал Белозёров. - Кстати, он приехал сегодня из Перми.
- Блинов, говорите…
- Блинов! - подтвердил Белозёров. - Он лучший друг автора пьесы, учились вместе, а теперь его душеприказчик, ему пьеса и посвящена… Да ведь всё это есть в интервью с Блиновым в большой программке, куда и вашу Древеснову вписали… Ну да, у вас же её нет. А теперь, пожалуй, вы и не купите… Распродали… Я вам в антракте добуду… Правда, там есть намеки, мол, всё это литературная мистификация, а никакого Ковригина, извините, я не вас имею в виду, не было, и слонам не случился повод порезвиться…
- А голодные ботсванские граждане остались без обеда, - вздохнул Ковригин.
- Что вы на это скажете? - спросил Белозёров.
- А что тут сказать? - пожал плечами Ковригин. - Совпадение и есть совпадение. И нет в нём никакой странности.
Зазвенело во второй раз.
- Единственная к вам просьба, - сказал Ковригин, - если столкнётесь с публикатором Блиновым, не говорите ему об этом совпадении.
- Буду молчать, как баба на площади! - рассмеялся Белозёров.
И подмигнул Ковригину.
Дамам сопровождения было указано следовать вниз, но они, радостно-восторженные, успели подскочить к Ковригину, синересничная Долли даже с хихиканьем ущипнула ему бок.
- Проказник, - зашептала Долли заговорщицей, - я ещё в поезде поняла, что вы едете к нам не просто так… А может, Древеснова приманила вас чем-нибудь? Ну, тогда вы шалун… Но с ней держите ухо востро! Это, я вам доложу…
- Александр Андреевич, - сказала Вера, Ковригину показалось - с нежностью, - желаю вам успеха сегодня… Ни пуха, ни пера…
- Милые барышни, - сказал Ковригин, - очень прошу, ни с кем не делиться своими предположениями хотя бы до конца спектакля.
- Конечно, конечно! - воскликнула Долли. - Понимаем! Инкогнито! А мы - две каменные бабы! Чтобы и вам хотелось! Проказник!
И барышни упорхнули к местам, указанным в билетах.