А я плакала. Я сказала - И тогда на ступеньке я… на ступеньке, пятой ступеньке снизу, я… я не смогла…
Да прекрати ты, я с ума сойду. Ни одному слову твоему я не верю.
Я же не хотела.
Да прекрати ты, - повторила она и зажала уши, примяв свои пушистые белые перышки. Когда мы поднялись в квартиру, она взяла мою фотографию, где я сижу в маскарадном костюме под елкой среди множества кукол, и сказала - Я помещу это в газету и скажу, что продается скверная девочка, задешево - за двадцать долларов! Да только слишком ты большая, тебя уже не продашь, никому не нужна взрослая идиотка… Если бы ты была маленькой, я бы еще могла подыскать тебе приемных родителей, а теперь уже поздно…
Она разорвала фотографию пополам.
Она сказала - Обожди, вот я расскажу ему все.
Ардис сорвала с головы шапочку из белых перышков и швырнула на пол. Она позвонила мистеру Карману в контору. Лицо у нее было суровое, и она не смотрела на Элину, продолжавшую плакать.
- Это так любезно с вашей стороны, что вы согласились сразу приехать, - сказала она. - У меня не жизнь, а сплошные неприятности… - Она повесила трубку и кинулась в спальню, по-прежнему не обращая внимания на Элину. Элина села на диван - на самый краешек. Через несколько минут мать снова появилась, волосы у нее были светлые-светлые, очень просто и элегантно подстриженные, и она застегивала белую атласную блузку. Она подошла к Элине, но словно и не видела ее. Закурила сигарету. Она тяжело, прерывисто дышала, выпрямив спину, неестественно выпятив грудь. На ней была юбка из плотной черной шерсти. Элина застенчиво смотрела на нее, но мать по-прежнему не смотрела на Элину.
Когда явился мистер Карман, Ардис взяла его под руку и сказала: - Хотя здесь никто не может нас подслушать, но все же пойдемте лучше в другую комнату. - И он с виноватым видом посмотрел на Элину, такой грустный, поникший, точно это он, а не Элина, так провинился.
Элина нерешительно, в замешательстве дернула носом. Но дверь в спальню закрылась.
Она ждала.
Когда ее мать и мистер Карман через некоторое время вышли, - Элине показалось, что прошла вечность, - Ардис плакала, и у мистера Кармана был такой вид, точно он плакал: лицо у него было торжественное, напряженное и красное. Он подошел к Элине.
- Элина, - сказал он, - мы с твоей мамой наконец приняли несколько жизненно важных решений. Наконец-то твоя мама согласилась послушаться меня, и мы все-таки урвем немного счастья в этот мрачный период нашей жизни… - Элина очень старалась его понять, ничего не пропустить, она поглядывала то на мистера Кармана, то на мать, но Ардис смотрела в окно. А мистер Карман что-то говорил насчет упорядоченной жизни, насчет брака, насчет того, чтобы жить одной семьей, и Элина в ужасе слушала его, она услышала, как он сказал: - …но моя религия запрещает мне иметь столь естественное желание… моя жена… все это слишком сложно, чтобы ребенок мог понять… но трагедия не такая уж большая, коль скоро нормальную семейную жизнь можно наладить и без семейных уз… нормальную размеренную жизнь, которая так тебе нужна, но которой ты была лишена в силу обстоятельств… Элина… и вот теперь…
Она слушала. Она смотрела вверх на него и моргала, - смотрела в его раскрасневшееся толстое лицо, чувствовала запах его одежды и пыл его любви. А он говорил о клинике в Чикаго: - …самой лучшей в стране… и я уже повсюду навел справки, потому что никаких денег мне не жаль… Элина, дорогая моя, ты и твоя мама будете носить мою фамилию, твоя мама законным путем переменит свою фамилию на мою… это будет совсем как брак, ты станешь моей дочкой… Твоя мама наконец согласилась, Элина. Вы поедете в Чикаго, а я скоро присоединюсь к вам, и мы заживем все вместе, Элина, в своем доме… в настоящем доме… и тобой займутся лучшие врачи, каких только можно найти…
Теперь Ардис уже наблюдала за ними. Она стояла, скрестив руки, у окна; ее белая атласная блузка сверкала.
- Ты этому рада, Элина? Ты, наконец, рада?.. - спросил мистер Карман.
Ардис подошла к дивану, опустилась на колени подле Элины и обвила ее руками. С минуту она молчала. Элина слышала, как бьется у нее сердце. Затем Ардис сказала с радостным смешком, словно с души у нее свалился камень: - О, моя крошка! Чьей это любимой крошке перестанут теперь сниться скверные сны? У кого это будет теперь настоящий папа, настоящий папа и настоящий дом? И лучшая на свете школа, так что ты никогда больше не будешь заикаться и не будешь бояться темноты, и мы переедем в настоящий дом, Элина, и мистер Карман через неделю присоединится к нам…
- Через неделю - это слишком скоро, - рассмеялся мистер Карман, - мне-то хотелось бы, чтоб это было через неделю… но… скоро, очень скоро мы будем вместе.
Личико Элины расплылось в улыбке.
Ардис восторженно рассмеялась. Она стиснула Элину и попыталась приподнять с дивана, но Элина была слишком тяжелая.
А Элина смотрела то на мать, то на мистера Кармана, то снова на мать и видела, что все изменилось, все стало другим; она заулыбалась, заулыбалась, и мама тоже улыбалась и снова стала красавицей. Все изменилось.
- Я хочу переменить фамилию на вашу, - пылко объявила Ардис мистеру Карману. - Да. Это не просто жест. Я хочу, чтобы у нас с Элиной была ваша фамилия, да. А потом, со временем, я хочу стать вашей женой, я хочу принадлежать вам.
- Благодарю вас, - тихо сказал он.
- Я хочу избавиться от моей прежней жизни, - сказала Ардис, обводя рукой гостиную - и фотографии, и разбросанные вещи. Там валялась шапочка из белых перьев, перчатка из красной кожи с вырезанным на костяшках полумесяцем - она лежала на ручке кресла, точно настоящая рука, - и длинная, забытая на подоконнике золотая цепь, которую носят и на шее, и в виде пояса. - Я же взрослая женщина, мать, и я отвечаю за другое человеческое существо. Демонстрируя одежду в универсальных магазинах, на завтраках, где показывают модели одежды, я с такой завистью смотрю на присутствующих там женщин - таких рафинированных, таких добропорядочных, с такими хорошими манерами, настоящих леди - и всякий раз думаю, как бы мне хотелось стать такой же, избавиться от моего прошлого… Мне действительно хочется быть добропорядочной. Хочется изменить свою жизнь.
- Вы и измените свою жизнь. Все изменится, - сказал мистер Карман.
- Иметь настоящий дом… Я знаю, что он нужен Элине, но он нужен и мне - почти так же. Я многие годы обманывала себя. Мне нужна стабильная жизнь, защита, мне нужно чувствовать себя в безопасности от… от него…
- От него? Но он же ничем вам не докучал, верно? Он не угрожал вам?
- Нет. Но я все жду, когда…
- Ардис, этот человек никогда больше не посмеет появиться. Никогда. Полиция…
- Они арестуют его, да, но он может успеть причинить мне зло, - медленно произнесла она. - Ох, я знаю, что это глупо, но я все время вижу его - я хочу сказать, мне кажется, что вижу, - на улице: на днях я ехала в такси, и мужчина, похожий на него как две капли воды…
- Просто вы слишком чувствительны, Ардис, и переживаете трудный период. Пожалуйста, не думайте о нем. Он никогда не вернется, никогда… а вы скоро переедете в другой город, и я приеду туда, к вам, и мы будем жить вместе…
- Слава Богу, - сказала Ардис.
В один прекрасный день они отправились в центр, в суд, и Ардис и Элина переменили фамилию. Теперь они стали Ардис Карман и Элина Карман. Элина сама видела документ.
- Как тебя зовут, душенька? - спросила Ардис.
- Элина Карман.
Затем они отправились обедать в ресторан.
- Вы действительно хотите этого?.. Чтобы вас видели со мной?.. - застенчиво спросила Ардис.
- Да. Мне надоело таиться, - сказал мистер Карман.
Ардис была очень возбуждена. Она обсуждала проблемы, связанные с переездом, - все эти коробки, ящики, заблаговременный заказ номеров в чикагском отеле… говорила о том, какие все они были милые там, в суде… о домах, которые по просьбе мистера Кармана ей покажут в Чикаго. "На прелестной окраине Чикаго, у самого озера!" - сказала она Элине. Затем внимание ее переключилось на Элину, и она пылко воскликнула: - Неужели вы не гордитесь, что у вас такая дочечка? Настоящая красавица, верно? Когда волосы у нее подстрижены и завиты вот так, личико похоже на чашечку лютика, - ну, разве не милашка? Смотрите, как на вас уставились все мужчины в этом ресторане, как они завидуют вам! Потому что мы же обе в конце-то концов - ваши… Некоторые из этих людей вас ведь знают, верно? И что, по-вашему, они думают?
- А мне безразлично, кто что думает, - сказал мистер Карман.
Он протянул Ардис конверт, и Ардис улыбнулась ему от полноты чувств, не сводя с него взгляда.
- Спасибо… - сказала она. Нащупала сумочку, положила, не глядя, сумочку себе на колени, открыла ее и опустила внутрь конверт.
- Спасибо, - сказала она.
Затем метнула взгляд на Элину. Элина сказала: - Спасибо.
- Позвоните, как только доберетесь до отеля, - сказал мистер Карман. - И, пожалуйста, поезжайте осторожно, Ардис. Как можно осторожнее.
- Я отличный водитель, - сказала Ардис. И вытянула руки, показывая, что они не дрожат.
- Уже так поздно - лучше бы вам подождать до завтра.
- Ох, нет, нет! Я не могу ждать, я просто не в состоянии ждать еще один день! - сказала Ардис. - Я буду вести машину очень осторожно… Вы нас любите? Нас обеих?
Мистер Карман стоял, пригнувшись к окошку машины. Вид у него был одновременно счастливый и растерянный.
- Конечно, я люблю вас и… мне будет вас недоставать, хоть мы расстаемся и ненадолго… но в будущий уик-энд я прилечу к вам, просто чтобы повидаться и посмотреть вместе с вами дома, и… и… Элина, ты поможешь маме разобраться по карте? Поможешь маме?
Выезжая из города, Ардис включила радио и принялась что-то напевать. Утром она вымыла голову, и ее светло-оранжевые волосы были такие чистые, такие блестящие. Как и на Элине, на ней был дорожный костюм - шерстяные брюки и свитер. Элина так разволновалась, что даже не могла выговорить название, указанное на карте, и Ардис, мягко рассмеявшись, похлопала ее по руке. Мистер Карман дал Элине маленький атлас с картами всей страны, и они вместе разработали простейший путь, каким Ардис следует ехать в Чикаго.
- Ну-ка, интереса ради, - сказала Ардис, - раскрой карту штата Нью-Йорк.
- Нью-Йорк? - Элина перелистала атлас, нашла букву Н. - Вот она.
- Ты что-нибудь знаешь про город Нью-Йорк? - спросила Ардис.
- Нет.
- Ну так узнаешь.
Элина взглянула на мать. - Как? Почему?..
- Потому что мы едем туда.
- Как?
- Мы едем в Нью-Йорк.
- В Нью-Йорк?..
- Да, в Нью-Йорк. Я передумала: я не хочу ехать в Чикаго.
- Ты не хочешь?..
- Нет, только не в Чикаго. Я передумала. Мы и едем-то с тобой совсем в другую сторону, радость моя, и ты это заметила бы, если бы хоть немножко умела ориентироваться по солнцу… Что они там, в школе, уж совсем тебя ничему не учат, эти суки с унылыми рожами? Мы же едем на восток.
- На восток?
Элина уставилась в яркое, светлое зимнее небо и ничего не увидела. Все плыло у нее перед глазами.
- Ну да, мы уже двадцать минут как едем на восток, - рассмеялась Ардис. Она протянула руку и ущипнула Элину за щеку. - Кто тут у нас миленькая девочка, а? Кто моя любимица? Но ты еще не знаешь, где восток, а где запад, верно, да и вообще как передвигаться по свету? А как тебя зовут? Элина Карман? Тебе нравится эта фамилия? А знаешь, сколько она стоит?
Элина не очень понимала, о чем идет речь. Она сказала: - Сколько… сколько что?..
- Отгадай, - сказала Ардис.
- Я не…
- Твоя и моя фамилия - отгадай, сколько она стоит, наша с тобой чудесная фамилия… Отгадай, сколько.
- Я…
- Отгадай же, душенька. Выбери цифру и поставь затем слово "долларов".
Элина моргала, глядя на пролетавшие мимо дома, другие машины.
- А как же будет с мистером Карманом?.. - спросила она.
- Я ведь сказала: выбери цифру, душенька. И не скупись.
- А ты б-будешь звонить ему вечером?
- Назови же цифру.
Элина попыталась сосредоточиться.
- Миллион, - выпалила она.
- Слишком много.
Мозг Элины заработал. Она пыталась представить себе цифры, цифры, написанные на классной доске…
- Еще одна попытка, душенька.
- Тысяча?..
- О, Господи, нет! - рассмеялась Ардис. - Надеюсь, я способна на большее. А ну-ка, если помножить, скажем, тысячу на семьдесят пять?
- Семьдесят пять раз по тысяче?.. Семьдесят пять тысяч?
- Семьдесят пять тысяч чего? - спросила Ардис.
- Долларов?.. - тупо произнесла Элина.
- Нет, форинтов, - сказала Ардис.
7
Четыре года они прожили в Нью-Йорке - с 1956-го по 1960-й.
Начали они свою жизнь в шестикомнатной квартире, выходившей окнами на Центральный парк, на девятом этаже огромного старого роскошного дома, где в комнатах были старинные лепные потолки и лифт, напоминавший Элине лифт в доме мистера Кармана; затем, через полтора года, они переехали в квартиру поменьше, на улице по соседству с парком; когда срок аренды кончился, Ардис скрепя сердце перевезла себя, Элину и все свое имущество в еще более маленькую квартирку на Третьей авеню. Испуганная и раздосадованная тем, как быстро утекают деньги, она наконец сдала эту квартирку жильцам и снова переехала - на сей раз в очень современный высокий многоквартирный дом на Восьмидесятой улице, с тонюсенькими стенами и балконом в три фута длиной и полфута шириной. Их квартирка в две с половиной комнаты считалась "люксовой", и, однако, в первый же день Элина обнаружила на кухне тараканов.
- Раздави их, и дело с концом, - приказала Ардис. Она стояла у окна и смотрела на затянутое облаками небо.
Она молчала так до самого вечера, а вечером сказала: - Если бы ты могла снова стать моделью… если бы тебя кто-нибудь заметил…
Из окна я видела людей и машины - столько разных жизней проходило внизу, - и весь транспорт, отдельные машины и целые их потоки останавливаются, снова пускаются в путь… Я могла бы перегнуться из окна и полетела бы вниз, медленно, медленно, потеряла бы равновесие и - вниз, упала бы вниз - туда, вниз, на всех этих людей.
Но я так и не упала.
Когда я не спала, я не могла не думать о них - столько людей, это же немыслимо, я шла пешком до автобуса, я ходила сначала в одну школу, потом в другую, потом в третью, запоминала комбинации на замках, запиравших мои шкафчики, запоминала названия улиц, сидела очень тихо, когда она "делала мне лицо" - иначе она щипчиками могла попасть мне в глаз. Ты что, хочешь, чтобы я выколола тебе глаз? - говорила она.
У кого есть время замечать все рождения и смерти? Кому это важно? Кто заметит, если кто-то упадет, - тот, который там, на улице, с метлой и шлангом дожидается, чтобы все убрать? На фотографиях в газетах может быть изображен кто угодно - ведь можно печатать старые фотографии снова и снова.
Когда я шагала там, внизу, я никогда не оступалась. Я считала шаги и шла ритмично - левой, правой, левой, правой, в такт сердцу, стук которого я так хорошо слышала. А сердце мое работало, как мамино. В том же ритме. Когда она протирала мне лицо густым белым кремом, а потом снимала крем пощипывающей едкой, как кислота, зеленой жидкостью и накладывала слой белой штукатурки, которая, высыхая, превращалась в пудру и стягивала кожу, наши сердца бились в одном ритме - я это отлично слышала. Она говорила - Наше будущее зависит от того, как ты пройдешь завтра, - а я слышала, как бьется, бьется ее сердце, и чувствовала, что мне ничего не грозит.
Мужчина направлялся к Элине из-за окружавших ее юпитеров, насупившись, пристально глядя на нее. Она поняла, что он идет к ней, а не к какой-либо другой из девочек. Он сказал раздраженно: - Слишком мала. - Он пощупал ей грудь, выпрямился, постучал по передним зубам и наконец сказал: - Ладно, сделай ее, подложите ей спереди… только поторапливайтесь… давайте, давайте… - И отошел, а Элина подумала: "Слава Богу…"
Такие удачи выпадали не каждый день.
Она говорила - Если бы тебе удалось зацепиться и стать моделью…
Она говорила - В этом городе слишком много красивых женщин, черт бы их всех подрал.
Брови у Элины взлетели и выгнулись тонкой царственной дугой. Белила подчеркивали кость под ними. Элина смотрела на себя в зеркало - казалось, будто кость просвечивает сквозь кожу.
Волнуясь, она искоса поглядывала на людей, подмечала, как они идут по улице, замедляя или ускоряя шаг, девушки ее возраста со скверной осанкой, или скверной кожей, или в юбках с неровно подшитым подолом, в сапожках, испещренных белесыми пятнами от соли, которой посыпают тротуары, люди, без стеснения ковыряющие в ушах или громко переговаривающиеся, - люди уродливые, сплошь уродливые и такие обычные. Какое-то время она поглядывала на них, боялась их. Потом перестала смотреть. Теперь она уже больше не боялась Нью-Йорка, автомобильных гудков, толпы и пневматических молотков: она перестала это замечать, она запомнила дорогу в школу и из школы, дорогу в бакалейную лавку, в магазин мелочей, к метро. Шум в других квартирах не мешал ей, когда она готовила уроки или смотрела телевизор, а вот Ардис иной раз в ярости стучала ручкой от метлы в потолок или отправлялась к соседям и устраивала скандал, но Элине шум действительно не мешал. Счастливее всего она чувствовала себя дома, она любила смотреть телевизор - экран был как раз удобного размера, так что вся эта мельтешня не выглядела кошмаром, а если картинка вдруг начинала дрожать или распадалась на черточки и зигзаги, можно было ведь просто выключить телевизор.
По воскресеньям Ардис всегда находилась в состоянии крайнего возбуждения: она листала "Нью-Йорк таймс мэгэзин", оценивала изображенные там модели, прикидывала их возраст, иногда подносила журнал к лицу Элины и, сравнивая, медленно, с сомнением качала головой. Случалось, она утром бывала раздраженной, подавленной, а к концу дня преисполнялась оптимизма и на другое утро хватала Элину и вместе с папкой фотографий снова тащила в агентства, подыскивающие работу для моделей, и заставляла себя терпеливо сидеть и ждать, ждать. Она жаловалась секретаршам, что в Кливленде и у нее и у дочери было полно работы - они просто не могли со всем справиться. Секретарши слушали ее, иногда скучая, а иногда с сочувствием, но все они сами были красотками, они выглядели совсем иначе, чем секретарши в Кливленде. Ардис знала, что она сама очень красивая женщина и что ее лицо и тело обладают определенной притягательностью, но почему-то сила этой притягательности поослабла… Что случилось, в чем она сдает? - вопрошала она секретарш.
Они не знали.