- Мужик! - Она вытерла пьяные слезы, хлопнула сокольничего по плечу. - Такое пережить! А? Настоящий мужик! Как мне тебе угодить? Ну хочешь… хочешь, отдамся тебе?!
- Польщен предложением, - скромно ответил Федя, - но вынужден отказаться: не могу знать, как моя мертвячья сущность подействует на вас, почтенная дама; быть может, отрицательно.
- Во! - Дуська повернулась к пьяным мужикам. - Слыхали? Не то что вы: отдайся! Отдайся! А вот фигу вам! - Она скрутила дулю. - Настоящий мужик сам не попросит, да еще и откажет, если предложишь! Потому что внутреннюю силу имеет!
- Дусь, ну мы же не корысти ради, - пробормотал дядь Вася. - А ради того, чтоб кто-то из нас, бобылей, обрел семейное счастье.
- Любви мы хотим, Дуська, - с тоской сказал кто-то. - Любви!
- Это всё неважно! - заявила Дуська. - Пойдемте-ка лучше выпьем с нашим другом-мертвецом!
- А я б на вашем месте его пристрелил! - заявил кто-то за спиной Ионыча.
- Ты что же, Колхозкин, не слушал рассказ героического смельчака Ионыча? - Дуська обиженно замахала ручищами, едва не покалечив Федю. - Ты что же, не видишь, что Федор мертвец не из этих, не из убивцев, а самый натуральный положительный мертвец! Или, может, ты Колхозкин, расист?
- Никакой я не расист, - буркнул низкорослый Колхозкин. - А только Ионыч - герой, кто ж спорит - слишком уж в радужных красках друга своего описал. Вдруг привирает что? А если и не привирает, - добавил Колхозкин, предотвращая возможные возражения, - то ошибается. Мало ли что мертвяку в голову придет: а ну вмиг лишится всей своей положительности и начнет бросаться на людей?
Федя стащил с головы шапку, смущенно заговорил:
- Позвольте и мне высказаться, друзья. Я, конечно, мертвяк и хоть стал таким не по собственному желанию…
- Не по собственному! - заревел Ионыч. - Ох, не по собственному! Его Катька бросила на произвол судьбы!
Почтенное собрание ненавидящими глазами уставилось на девочку, забившуюся под батарею. Катенька закрыла ручонками глаза - до того ей страшно стало.
Сокольничий откашлялся и продолжил:
- Так вот, как бы ни было, я мертвяк и по эволюционной лестнице стою гораздо ниже вас, живых людей.
- Какой умный мертвец! - заметил дядь Вася и толкнул Колхозкина в бок. - Учись!
- А раз так, то вы имеете право делать со мной всё, что хотите, я сопротивляться не буду - не имею права, - сказал Федя. - Однако прошу вас о милосердии, которое присуще живым людям. Мертвяк я спокойный, как тут верно подметили, положительный и никого не трону, клянусь!
Тут уж все заплакали. Ионыч так вообще рыдал, Дуська склонила голову и плакала в Федину жилетку, даже угрюмый карлик Колхозкин чуть не прослезился, но тут же притворился, что это ему соринка в глаз попала и стал невидимую соринку из глаза тщательно выковыривать.
- Пронесшейся грозою полон воздух, - так закончил свою речь сокольничий.
- Еще и поэт! - восхищенно прошептала Дуська.
- Вот такой у меня друг, - похвалился Ионыч.
- Пошли выпьем, Федечка! - заявила Дуська и потащила Федю в коридор. - А если этот Колхозкин начнет высказывать свои расистские предположения, я ему в глаз дам!
- Да я-то что? - буркнул Колхозкин, сторонясь. - Я так только, чтоб бдительность не теряли…
Но о нем уже забыли. Федю обступили со всех сторон, хлопали по плечу и обещали всяческую поддержку.
- А то, что ты жетон потерял, - кричал дядь Вася, - это ты не волнуйся, Ионыч! Мы тебе клятвенно обещаем: завтра же сядешь в свой вездеход и спокойно уедешь из города.
- За Федора я беспокоюсь, - соврал Ионыч. - Как бы тот, Рыбнев, секрет его не раскрыл. Тогда Федьке не жить.
- Я Рыбнева знаю. - Дядь Вася скривился. - Цепной пес олигархов. У него баба тут в Пушкино проживает. Баба гулящая, как говорят. Рыбнев в дверь, а она к соседу в постель!
- Это ты врешь, дядь Вася, - вмешался вредный Колхозкин. - Александра - девушка хорошая, верная. А что о ней плохого говорят, так то брешут завистники, которым она отказала.
- Дядь Вася - известный неудачник. - Дуська захохотала, подталкивая Федю в комнату, где проводилась основная часть торжества. - Она, небось, и ему не дала, вот и врет.
- Не вру! - заявил дядь Вася, откручивая пробку с зубровки. Налил в рюмку ошалевшему от всеобщего внимания Феде, стукнул кулаком об стол. - Не я ли с вами на крыше вчера не на жизнь стоял? Разве стану я врать?
- Это, конечно, правильно, ты с нами до конца стоял. - Дуська задумалась. - Но разве это значит, что ты теперь и соврать не можешь?
- Значит! - заявил дядь Вася.
Всем ни с того ни с сего показалось, что раз дядь Вася стоял не на жизнь, а на смерть, то и впрямь, он, наверно, не врет. Какой толк герою врать? Не по-геройски это.
- Так, может, как-нибудь с его бабой замутим? - уточнил Ионыч. - В заложницы ее возьмем или еще что, чтоб цепной пес отстал от нас хоть на время.
- Это уже насилие получается, - вставил слово Колхозкин.
Дядь Вася опустошил полный стакан зубровки, забрался с ногами на стол.
- Нет, не получается! - закричал он. - Разве Ионыч с нами вчера на крыше не стоял? А? Ну-ка отвечайте!
- Стоял, дядь Вася! - хором ответили Пилонову.
- Во! - Дядь Вася поднял палец. - Так разве станет герой, защищавший детишек от членовредительских посягательств мертвецов, предлагать что-то насильническое?
И всем ни с того ни с сего показалось, что опять прав дядь Вася: раз Ионыч рисковал своей жизнью, защищая детишек, то и впрямь, он, наверно, не может ничего такого предложить, связанного с насилием. Какой толк герою насилием заниматься?
Колхозкин понюхал зубровку и скривился:
- Да погодите вы. То, что Ионыч - герой, это понятно. Но с чего вы решили, что герой не может предложить чего-то отвратительного, пусть и выпивши?
Народ переглянулся. Дуська наморщила лоб, изобразив движение мысли. Дядь Вася спрыгнул со стола, кулаком уперся Колхозкину в подбородок:
- Чего ты тут возникаешь, Колхозкин, а? Ты-то на крыше не стоял вместе со всеми, а в садике позорно укрывался!
- Я детишек успокаивал, - буркнул Колхозкин. - Ты, дядь Вася, прекрасно знаешь, что у меня к детишкам подход имеется, и чтоб не допустить паники среди детского населения я с ними был… Да, черт возьми, ты сам меня к ним и послал! - вспомнил он.
- А мне кажется, что ты просто-напросто струсил, Колхозкин! - заявил дядь Вася. Ионыч активно закивал: так активно, что едва не стукнулся лбом об угол стола.
Гуляки одобрительно зашумели.
- Колхозкин, пентюх плесенный, струсил! Сдрейфил, мамалыга ржавая! Горазд болтать, а сам трус, каких еще поганая метла не выметала! - раздавались выкрики.
Колхозкин так и подскочил.
- Да при чем тут это! - заорал он, покраснев от гнева. - Какая тут разница, струсил я или нет, если мы обсуждаем, подвигает ли предложение Ионыча к насилию или нет?
- Ага! - радостно воскликнул дядь Вася. - Все слышали! Сам в трусости признался, архаровец тучеротый!
- А раз он трус, и нам это стало точно известно, - вставил Ионыч под шумок, - то и слушать его крамольные речи необязательно.
- Правильно! - заявила Дуська.
- А еще бы лучше, - заявил Ионыч, смелея, - выгнать этого Колхозкина из-за стола!
- Точно! Хватит ему нашу водку пропивать! - поддержали Ионыча.
- Жрет на халяву и не краснеет!
- Да вы… - Колхозкин задохнулся от возмущения. - Да я ж вместе со всеми на водку скидывался!
- А нам это неизвестно! - был ответ. - А мы утверждаем, что ты врешь, Колхозкин!
- И фамилия у тебя подозрительная, не русская, - вставил Ионыч и скомандовал: - А ну-ка возьмите его и выкиньте вон!
Два дюжих молодца схватили Колхозкина под белы рученьки и потащили к выходу.
- И поколотить бы еще напоследок! - крикнул Ионыч.
- Это я щас. - Дуська встала, потирая руки. - Подержите-ка! - Дюжие молодцы застыли. Колхозкин тяжело дышал и от потрясения не мог вымолвить ни словечка. Дуська взяла низкий старт и с разбегу врезалась головой Колхозкину в живот. Колхозкин охнул, безвольно повис на руках молодцов. Дуська распрямилась, с презрением посмотрела на Колхозкина и плюнула ему в расслабленную харю. Гуляки заулюлюкали. Ионыч поднялся, хлопая в ладоши.
- Граждане! Позвольте слово, граждане!
- Говори, Ионыч! Говори, герой!
- Граждане! Давайте все аплодировать прекрасной даме!
- Верно! Верно говоришь!
Народ повставал и захлопал в ладоши.
- Молодец, дама! Как ты его, ух!
- Не дама, а просто умница!
Дуська важно раскланялась и величаво проплыла на место, к Феде под бочок. Потерявшего сознание Колхозкина в чем был, в ситцевой рубахе да джинсах, выкинули на крыльцо и заперли дверь.
- Не околеет? - спросил Ионыч у дядь Васи. - Мороз все-таки нешуточный.
Дядь Вася поднял голову из грибного салата и шальными глазами посмотрел на Ионыча:
- Кто?
- Неважно, - буркнул Ионыч со злостью: он был недоволен поведением дядь Васи, который проспал половину его триумфа. - Спи себе дальше.
- Это мы запросто, - сказал дядь Вася и уложил тяжелую голову в холодец.
Гуляние продолжилось.
Катенька, до того тихо слушавшая в своем уголке разговоры, поднялась и подошла к входной двери. Обернулась: на нее никто не обратил внимания. Все были заняты Дуськой, которая забралась на диван и пела русскую народную песню. Катенька накинула на плечи пальтецо, отворила дверь и вышла на улицу. На крыльце, затылком в снег, лежал поверженный Колхозкин. Снежинки печально опускались на перекошенное лицо человека, вырубленного ударом в живот. Катенька подошла к Колхозкину, прошептала:
- Дяденька, проснитесь, пожалуйста, замерзнете! - Она схватила Колхозкина за плечо, затрясла. - Дяденька, быстрее просыпайтесь!
Колхозкин не двигался. В сенях тем временем зашумели, заодевались.
- Сейчас мы этой так называемой Александре зададим! - послышался голос Ионыча, пьяный и похотливый. - Узнает, как с нами связываться!
- Перчить! - взвизгнул, брызгая холодцом, дядь Вася. - Перчить идем!
- Что за вульгарные словечки, дядь Вася? - Дуська захохотала. - Перец-то отрасти для начала!
Катенька вздрогнула, схватила Колхозкина за руки и потащила в тень, чтоб пьяная толпа нечаянно его не затоптала. К счастью, Колхозкин веса был небольшого, к тому же у крыльца оказалось скользко и тянуть жертву пьяного разгула оказалось несложно. Катенька оттащила его под самую стену: дверь как раз распахнулась, и на морозный воздух выбрались разгоряченные алкоголем и предстоящей миссией тела. Дядь Вася поскользнулся, смачно грохнулся и пребольно ударился копчиком об крыльцо. Добрый Федя помог ему подняться; остальные хохотали. Ионыч норовил пнуть упавшего дядь Васю в бок, но сам поскользнулся и чуть не упал; еле успел удержаться растопыренными пальцами за стену - как раз над тем местом, куда Катенька оттащила Колхозкина. Девочка зажмурилась: ей показалось, что Ионыч заметил ее и сейчас последует страшное наказание, но Ионыч не заметил. Пьяная компания, оглашая улицу неразборчивыми криками и удалыми песнями, двинулась по улице на восток.
Катеньку как током ударило: дверь-то! Дверь они заперли или нет? Она поднялась, подбежала к двери. Толкнула: дверь не поддалась. Катенькино сердечко чуть не остановилось: ей стало страшно, но не за себя, а за Колхозкина - а ну как умрет от переохлаждения? Она собралась с мыслями и потянула дверь на себя: дверь с натугой отворилась. У Катеньки отлегло от сердца. Открыла дверь нараспашку, подложила чью-то галошу, чтоб не закрылась, и потащила Колхозкина в сени. Еле дотянула до порога, втащила в прихожую наполовину и упала на пол, обессилев. Упала и схватилась за живот: больно.
- Сил совсем нет, - прошептала Катенька и перекрестилась. - Прости меня господи. - Встала и поковыляла к столу. Взяла со стола кусок жирной колбаски. - Прости, боженька, - повторила, - не ради корысти еду ворую, а ради того, чтоб сил набраться и спасти бедного дяденьку Колхозкина. - Сказала и съела.
Батюшки, вкусно-то как!
Катенька опомниться не успела, как схватила второй кусок. Посмотрела на свою руку с изумлением, выронила кусочек.
- Хватит, - прошептала, - хватит, вдоволь нагрешила уже! - Увидела тарелку грибного салата. Из салата выглядывали склизкие грибные глазки: Катенька взяла и надкусила глазочек. Солененький: м-м, вкуснотища! Схватила ложку и в мгновение ока умяла полмиски. Тут ее и скрутило: Катенька зажала рот и побежала в туалет. Вернулась из туалета бледная, но живая. Взяла со стола корочку хлеба, сунула в рот и, посасывая ее, словно карамельку, отправилась спасать Колхозкина. Затащила его в коридор полностью и поскорее закрыла дверь: в прихожей стало холодать. Уселась рядом с Колхозкиным на пол, медленно дожевала корочку. Спела тихо: "Я резал ремни… я…" - и замолчала, потому что забыла слова.
Колхозкин пошевелился. Застонал, сел. Чумным взглядом уставился на девочку.
Катенька прошептала:
- Счастье-то какое, дяденька. Я уж испугалась, что вы померли.
Колхозкин слабой рукой схватился за полку на стене, вжался в стену ладонью, поднялся. Пошатнулся, упал как-то вбок, плечом к стене и замер. Спросил сипло:
- Это ты меня, что ли, в дом затащила?
- Я, дяденька.
- Сказал бы тебе "спасибо", да что-то не хочется, - признался Колхозкин. - Ты ж с этим пришла, как его… Ионычем.
- Не обижайтесь на дяденьку, - прошептала девочка. - Ему очень многое пережить пришлось: вот и совершает иногда дурные поступки. Но в душе дяденька человек добрый.
- Да уж… - пробормотал Колхозкин и наклонился к Катеньке. - Тощая, бледная… болеешь чем, кроха?
- Нет, дяденька, - был ответ, - не болею. А что бледная и тощая, так это от недоедания: тяжело нам с дяденьками живется, есть часто бывает совсем нечего.
- Уж я смотрю как тяжело, - ехидно заметил Колхозкин, подходя к столу. Нацедил себе в рюмку зубровки, хряпнул. - Ионыч толстый, румяный, рожа от жира так и лоснится: не видать что-то, чтоб он от голода помирал. Да и второй ваш, мертвяк который, поживее тебя выглядит. Они тебя голодом, что ли, морят?
Промолчала Катенька.
- Куда они двинули-то? - поинтересовался Колхозкин.
- К тетеньке какой-то в гости.
- К Александре, значица. - Колхозкин уперся ладонями в стол. - Злое пьяное стадо, и Ионыч во главе этого пьяного стада. Одно утешает: патруль их наверняка задержит и отправит отсыпаться в холодный дом. А если не задержит? - Колхозкин выпил еще зубровки, прошептал: - В милицию звонить надо. Да только незадача: нет тут телефона, отключили дядь Васе за постоянную неуплату. Надо ко мне идти. - Колхозкин, шатаясь, побрел в переднюю. Зашарил рукой по вешалке. - Вот гады! Шубу умыкнули. Ну, надеюсь, дядь Вася не обидится, если я его пальтецо позаимствую. - Колхозкин натянул драповое пальто, отворил дверь. Взглянул на Катеньку: - Идем со мной, кроха. Нечего тебе тут оставаться.
Катенька послушно поднялась. Подпрыгнув, сорвала с вешалки свое пальто, кое-как оделась. Колхозкин снял с полки нутриевую шапку, нахлобучил Катеньке на голову. Шапка налезла девочке на глаза. Она схватилась за шапку, прошептала:
- Дядя, я не могу, это чужое…
- Плевать, - резко бросил вредный Колхозкин, шлепая ее по рукам. - Зато не замерзнешь.
- Да как вы так можете говорить! - Возмущению Катеньки не было предела. - Воровство - это плохо! Неужели дядя Ионыч был прав, когда заставил вас поколотить? Неужели вы и в самом деле плохой человек?
- Дуреха, - ласково сказал Колхозкин. - Вернем мы шапку, не переживай. К тому же нутриевая шапка в Пушкино копейки стоит - у нас тут нутрии водятся в избытке. Вот, смотри. - Колхозкин достал из кармана кошелек, отсчитал несколько банкнот, положил на вешалку. - За эти деньги можно две такие шапки купить. Теперь спокойна?
- Но вдруг эта шапка дорога кому-то как папин или мамин подарок и…
- А ну пошли! - рявкнул грубый Колхозкин и потянул Катеньку за собой.
На улице был легкий морозец: щеки пощипывал, на большее не решался. Скупо горели фонари, вдалеке брехали собаки. На востоке полыхало зарево. Они шли по очищенной от снега и наледи улице и радовались: Колхозкин радовался, что вскоре сможет остановить пьяный поход Ионыча и компании, а Катенька радовалась, что идет снежок, что голове тепло, что она впервые за несколько дней почти не голодна, что ее держат за руку и думать почти не надо - только послушно следовать за вредным дядей Колхозкиным.
- На востоке горит, - прошептала Катенька, в который раз поправляя шапку. - Неужели рассвет?
- Костер зажгли, - сказал Колхозкин. - Серых, что не растворились после бойни, жарят под усиленной охраной. - Он пробормотал: - Это и хуже, кстати. Там, наверно, все патрули: кому ж охота на морозе посреди ночи по городу ходить: в тепле у костра приятнее. Не остановит твоего Ионыча никто.
- Дядя Ионыч хороший… - начала было Катенька, но грубый Колхозкин дернул ее за руку:
- Хватит уже, наслушались твоих сказочек! - Он задумался вслух: - Надо тогда сразу в отделение идти; там точно кто-то будет. - Колхозкин потащил Катеньку в темный переулок. - Тут срежем.
Они сделали всего пару шагов, как вдруг услышали голос:
- Пронесшейся грозою полон воздух…
Колхозкин замер. Катенька сразу узнала голос, радостно воскликнула:
- Дядя Федя! Откуда ты тут?
Сокольничий вышел из тени. Вид у него был сонный. И двигался он странно, как сомнамбула.
Катенька прошептала:
- Дядя Федя… вы спите?
Федя пробормотал:
- Пронесшейся грозою полон воздух… - поднял руки; хотя нет, не руки он поднял вовсе, а щупальца: острые, опасные.
Катенька закричала:
- Дядя Колхозкин, бегите! Бегите!
Но вредный Колхозкин и не думал бежать. Он схватил с земли палку и кинулся на мертвяка; охнул, пробитый щупальцем насквозь, но сделал еще полшага, насаживая себя на щупальце, взмахнул палкой, пытаясь достать дядю Федю, но не достал, уронил палку и обмяк.
Катенька упала на колени. Хотела закричать: воздуху не хватило. Хотела заплакать: не хватило слез. Сокольничий выдернул щупальце из Колхозкина: тот упал. Федя подошел к Катеньке и вяло прошептал:
- А меня Ионыч оставил переулок сторожить на всякий случай. Говорит: раз уж мы тебя покрываем, Федя, так будь любезен пользу приноси.
- Ты не спишь, дядя Федя? - спросила Катенька.
- Не спится что-то, Катенька, - ответил сокольничий. - Хочется спать, да не уснуть никак. А если усну, только хуже станет: во сне жуки. И кто знает, на кого они в этот раз заползут. А кроме меня ведь стряхивать их некому. Некому, лапушка!
Катенька опустила голову и уснула; словно выключили ее.
Сокольничий взял девочку на руки и понес обратно в дом.