Девочка и мертвецы - Данихнов Владимир Борисович 18 стр.


- Да никакого света я не пролью! - с раздражением бросил Рыбнев. - Ничего я не помню, прекратите использовать свои глупые уловки!

Первоцвет Любимович захлопнул папку:

- Вот значит как! Вы отказываетесь сотрудничать?

- Я всего лишь говорю, что ничего не помню о том дне, - спокойно ответил Рыбнев. Докурил, вмял бычок в ножку кровати.

- А вы знаете, при каких обстоятельствах погибла ваша невеста? - спросил Первоцвет.

- Вероятно, ее убила эта ваша серая тварь, - со злостью ответил Рыбнев.

- У нас есть данные, что Александра погибла несколько раньше; еще до того, как дохлая сущность добралась до ее дома. Вашу невесту убили люди, Рыбнев, живые люди! - Первоцвет Любимович уставился на него. - Ну, теперь вспоминаете?

- Кто мог ее убить? - прошептал Рыбнев, отворачиваясь. - Кто кроме серого чудовища, противного человеческой природе, мог погубить Александру? Вы знаете, что за девушка она была, Первоцвет Любимович? Она была прекрасная девушка, милее и добрее не найти; никакой человек, даже самый отвратительный и гнилой изнутри, не мог ее убить. Вы что-то путаете.

- Послушайте, Рыбнев, - сказал Первоцвет, вновь открывая папку. - Я знаю, вы были одним из любимчиков Рикошета Палыча, и он доверял вам участие во многих деликатных операциях, поэтому вы, похоже, и возомнили о себе слишком многое. Но сейчас Рикошет Палыч мертв, а вы далеко не в фаворе. Если хотите вернуться на действительную службу в ФСД, вам придется изрядно потрудиться и кое-что вспомнить…

- Послушайте, любезный, - с раздражением бросил Рыбнев. - Проваливайте-ка вы отсюда, пока я вас не выставил: вспомню я или нет, это неважно, в ФСД я возвращаться не собираюсь; теперь у меня несколько иные ориентиры в жизни.

Первоцвет Любимович захлопнул папку, сунул ее под мышку, встал.

- Не обижайтесь, Рыбнев. Работа у меня такая - на людей давить, - сказал он задушевным голосом и засмеялся. - Если вдруг вспомните что-то, звоните… - Первоцвет Любимович сунул Рыбневу визитку. На визитке кроме номера телефона ничего не было.

- Я не обижаюсь. - Рыбнев пожал плечами, принимая визитку. - С вашей работой знаком не понаслышке. Если что вспомню, обязательно позвоню.

- Вы и впрямь не хотите вернуться в службу? - спросил Первоцвет.

- Чистая правда.

На том и разошлись.

Рыбнев почувствовал себя дико усталым, разорвал визитку на мелкие кусочки, выкинул в урну и лег. Закрыл глаза и увидел бездну и гноящийся глаз, выглядывающий из отвратительной серой жижи. "Ну что уставилась? - мысленно спросил Рыбнев. - Выжидаешь? Ну, жди-жди. А я вместо того, чтоб на тебе зацикливаться, лучше найду ту сволочь, которая сотворила такое с Сашенькой. И убью: но не просто убью, а заставлю умирать несколько часов, дней, месяцев, лет, и чтоб рыдала та тварь, чтоб умоляла добить, чтоб кричала от боли, чтоб каждая клетка подонка горела адским огнем, сгорала медленно, но неотвратимо. Я сотру даже воспоминания об этом мерзавце из памяти людей". Рыбнев сжал уголок подушки в кулак и уснул; спал неспокойно, часто вздрагивал и просыпался: всё боялся, не заговорил ли во сне. Подслушивающих устройств в палату понатыкали с лихвой.

В окно ударил снежок. Рыбнев приоткрыл один глаз и уставился на снежную звезду, таявшую на солнце и медленно стекавшую к раме. Тут и второй снежок подоспел; загорелся белым золотом на закатном солнце. Рыбнев поднялся, подошел к окну, распахнул створки.

- Ой, здравствуйте! Подайте, пожалуйста, снежок, сударь!

Внизу стояла худенькая девушка в сером пальто, в полосатой шапке с бубенцом.

Рыбнев улыбнулся, собрал остатки снега, слепил из них снежок и кинул девушке. Она протянула узкие ладони, чтоб поймать, но не смогла, захохотала и подняла испачканный снежок с земли.

- Это последний снег этой весны! - закричала. - Разве можно так разбрасываться последним снегом?

- Что ж вы сами-то разбрасываетесь? - спросил Рыбнев весело.

- Мне можно: снег меня прощает!

- Снег прощает всех.

- Нет, он прощает только тех, у кого шапки с бубенцами!

Рыбнев улыбнулся этой милой незатейливой шутке.

- Меня зовут Наташа! - представилась девушка. - А вас, сударь?

- Рыбнев.

- А имени у вас нет?

- Нет, - соврал Рыбнев.

- Сударь, вы очень загадочный!

- Неужели?

- Мне такие нравятся; выходите гулять!

- Боюсь, меня сестричка не выпустит, - сказал Рыбнев.

- Разве вас, сурового мужчину, остановит слабенькая сестричка?

- Только сестричка и остановит, - буркнул Рыбнев, однако сказал: - Погодите, я сейчас. - И пошел одеваться.

В шкафу он нашел верхнюю одежду, переоделся и направился к выходу. К его удивлению, никто его останавливать не стал. Сестрички, шнырявшие по коридору, вообще не обратили на него внимания, а молодой сержант, дежуривший у входа в отделение, отдал честь и спросил:

- Прогуляться, товарищ майор?

Рыбнев кивнул и вышел. Медсестра в приемной заставила его расписаться в толстой тетради учета и выпустила. Рыбнев оказался в больничном дворе, прошелся по скверику, с наслаждением вдыхая сладкий воздух. Наташа ждала на деревянной скамейке в конце сквера. В руках она вертела пестрый гербарий из листьев, зимовавших в снегу.

- Смотрите, как сохранились, - она улыбнулась Рыбневу. - Снег на нашей планете обладает чудодейственными свойствами, не так ли?

Рыбнев присел рядом, посмотрел на красные, зеленые и синие листья, на листья в крапинку и полосатые, на круглые, овальные и кристаллические листья; улыбнулся:

- Честно говоря, никогда не задумывался об этом. Знаю только, что из-за свойств местного снега случаются… эм-м… неприятности с умершими.

- Вы о серых? - уточнила Наташа и забавно сморщила курносый носик. - Мертвяки в Пушкино, а у нас в Есенине спокойно. Но было бы забавно, - она наклонилась к Рыбневу и загадочно прошептала: - Получается, эти листья, что у меня в руках, - мертвяки!

- Листья-мертвяки? - Рыбнев подивился диковинному движенью Наташиной мысли.

Она захохотала.

Рыбнев улыбнулся.

- А по какой причине вы тут лежите, господин Рыбнев? - лукаво спросила Наташа.

- Мертвяк укусил, - пошутил Рыбнев.

- Ой, правда?

- Шучу.

Она толкнула его в плечо:

- Бессовестный! Будто не знаете, что молоденькие девушки очень доверчивы!

- А вы почему в госпитале службы? - спросил Рыбнев. - Неужели такая прекрасная девушка работает в ФСД?

- Я на обследовании, - уклончиво ответила Наташа. - А еще я - машинистка при полковнике Ермакове, - она зажмурилась. - Не смейтесь, это правда!

Рыбнев и не думал смеяться.

- Сложная работа для девушки.

- Наоборот, женщины лучше справляются, - возразила Наташа и стянула с головы шапку. Сбоку возле виска у нее блестел металлический разъем; чуть выше из-под кожи выпирали зеленый и красный светодиоды. Рыбнев отвернулся, Наташа поспешно натянула шапочку:

- Говорят, мужчине нельзя показывать разъем.

- Почему?

- Потому что вы можете подглядеть мысли честной девушки и использовать их против нее, - заявила Наташа, роняя листья на тротуар. Перегнулась через скамейку, зачерпнула талого снега и кинула Рыбневу в плечо:

- Вот вам!

Рыбнев схватил немного снега, слепил маленький снежок и легонько кинул в Наташу; девушка наклонилась, руками закрывая лицо, и снежок попал ей в лоб.

- Ай, больно! - захныкала Наташа.

- Наташенька, простите, не хотел, видит бог… - Рыбнев смутился, потянулся к девушке, чтоб успокоить.

- Ага, попался! - закричала Наташа, размазывая снег Рыбневу по лицу. - Намылила!

- Вот как! - закричал Рыбнев, наклонился, чтоб взять снега, но тут ему стало дурно, и он чуть не упал. Голову разламывало от боли; мелькали знакомые мутно-красные образы: глаз, покрытый слизью, глядящий из бездны; бездна, глядящая на него.

- Сударь, вам плохо? Ой, батюшки… - Наташа помогла ему сесть на скамейку. - Погодите, я позову врача.

Рыбнев схватил ее за руку:

- Не надо врача, Наташенька. Мне уже лучше. Посидите лучше со мной немного.

- Я так испугалась, - призналась Наташа, усаживаясь. - Вам точно лучше?

- Точно, - сказал Рыбнев.

Некоторое время они сидели молча: наблюдали, как жаворонки строят на соседнем дереве гнездо из окурков. Папа-жаворонок приносил новые окурки, а мама-жаворонок расставляла их по кругу; получалось что-то вроде эскимосской иглу.

- Люди очень много курят, - сказала Наташа. - Это так обидно. Мой дедушка часто курил и умер от рака легких.

- Соболезную.

- Это ничего, он давно умер, я маленькая была. Мне было обидно, что стало некого за бороду дергать. Вы знаете, у моего дедушки была роскошная белая борода, как у деда Мороза.

- А я родился в детдоме, - признался Рыбнев. - Не знаю ни родителей, ни бабушек с дедушками.

- По вам видно, что вы очень одинокий, - сказала Наташа и призналась: - Я за вами уже несколько дней наблюдаю. Вы по утрам зарядку делаете у раскрытого окна.

- Так заметно? - Рыбнев смущенно почесал затылок.

- Не очень. Но я же машинистка: иногда мне кажется, что машина, к которой меня подключают, стала мной самой, и я чувствую себя обязанной замечать всё и всех; вот, вас, например, заметила.

- А почему вы решили стать машинисткой? - спросил Рыбнев.

- Я знаю, что вы думаете. - Наташа сказала баском, пытаясь сымитировать Рыбнева: - "Девушка соглашается на уродливые механизмы в черепе; какая безвкусица!" - вот какая мысль вертится у вас в голове.

- Ничего такого я не думал, - честно ответил Рыбнев.

- Но у меня и без разъема есть уродство, - сказала Наташа, расстегивая пальто. Приподняла свитерок, и Рыбнев увидел, что у нее сбоку, в районе печени растет ручка; вроде как у младенца, безвольная и бледная. Наташа поспешно закрыла ручку свитером, застегнула пальто.

- Уродство вызвано, как говорят доктора, воздействием на человеческий организм чужеродной среды.

- Мне очень жаль, - неловко прошептал Рыбнев.

- Глупости, - заявила Наташа. - Не о чем тут жалеть: у меня очень интересная жизнь. Много друзей.

- Молодой человек? - спросил Рыбнев.

- Молодого человека нет, - призналась Наташа. - Молодые люди, ознакомившись с моей тайной, начинают меня опасаться.

- Идиоты! - уверенно заявил Рыбнев. - Но скажите, Наташа, неужели при современном уровне медицины от вашей маленькой проблемы нельзя избавиться хирургическим путем?

- Дело в том, сударь, что свою маленькую проблему настоящей проблемой я не считаю. С ней я родилась, с ней и умру.

Рыбнев сконфузился:

- Простите, Наташа, я не хотел…

- Ай, да оставьте вы это! - Наташа засмеялась и взглянула на часы: - Ой, через сорок минут ужин! Сударь, давайте перед ужином прогуляемся к прудику; тут чуть дальше во дворе есть совершенно замечательный пруд с лебедями.

- Пойдемте, - сказал Рыбнев, помогая Наташе подняться. Девушка церемонно поклонилась ему:

- Вы - настоящий джентльмен, сударь.

- Ради прекрасной дамы готов на всё, - ответил Рыбнев.

- Ох, так уж и на всё!

Они засмеялись.

Наташа схватила Рыбнева за локоть, и они пошли к прудику смотреть лебедей. Лебеди были самые разные: черные, желтые и синие в крапинку. Наташа достала из кармана бумажный пакетик с колбасными обрезками и кормила лебедей с руки. Птицы хватали обрезки длинными липкими языками и набивали клювы, смешно надувая лохматые щечки.

- Чудесные птицы, - сказал Рыбнев, усаживаясь на скамейку возле пруда. Он наблюдал за хохочущей Наташей и думал, что пока Первоцвет не разберется с его памятью, доступ к архивам ФСД ему запрещен; значит, и Ионыча найти будет сложнее, почти невозможно. А если уж Первоцвет Любимович разберется - тем более Ионыча не достать. Но Наташа машинистка - а это, считай, прямой доступ к сети. Получится ли ее использовать, чтоб добраться до убийцы Сашеньки?

Наташа, словно прочла его мысли, повернулась и, улыбнувшись, помахала Рыбневу рукой. Рыбнев поднял руку и взмахнул в ответ; вспомнил застывшее Сашино лицо, разрезанное платье, темные полосы на белом; слова Рикошета Палыча вспомнил, которые он ему когда-то сказал: "А ты не думай, что труп. Думай: поломанная кукла. Ты же не плачешь над поломанной куклой? Это только дети плачут; да и то не все". "Мне необязательно представлять, что это кукла, - ответил тогда Рыбнев. - Пускай человек: мне всё равно". "Вот вроде хороший человек ты, Рыбнев, - заметил Рикошет Палыч. - К людям подход имеешь, поговорить с тобой о том о сем приятно, выпить тоже, а мертвецов не уважаешь. Почему так?"

- А зачем их уважать, Рикошет Палыч? Они ведь уже и не люди вовсе: куклы, как вы верно подметили.

- Но если эта кукла дорогой для тебя человек?

- Тем более: для куклы место в гробу, а не в моем сердце. В моем сердце живой человек, воспоминанья о нем.

- Что ж ты тогда, друг мой Рыбнев, вынес мертвую Сашеньку из дому на руках и рядом с мертвым ручным котом положил? Почему наверху не оставил, если тебе всё равно было?

- …что это вы спрашиваете, Рикошет Палыч? Откуда про Сашу знаете? Вы в тот момент были уже мертвы!

- Сударь!

Рыбнев вздрогнул и очнулся. Рядом стояла встревоженная Наташа с очистками, сжатыми в маленьком кулаке.

- Вам плохо? - спросила она. - Вы себе под нос что-то бормотали…

- Простите, Наташа. - Рыбнев смутился. - Как-то так нечаянно вышло, задумался, увлекся… - Он поднялся, увидел очистки. Спросил в шутку:

- Это мне?

- Вы же не лебедь, - заметила Наташа и взяла его за руку. - Пойдемте в столовую. Ужин через двадцать минут.

- Пойдемте, - согласился Рыбнев и спросил: - А как это, Наташа, быть машинисткой? Интересно было бы посмотреть на процесс.

- Помогите!

Они обернулись и увидели страшную картину: синий лебедь в туче брызг выпрыгнул из пруда и с шипением кинулся на сутулого очкарика с тросточкой. Очкарик уронил тросточку, упал на задницу и вяло, по-интеллигентному, пытался отбиться от разъяренной птицы мягкими ладошками. Его действия только раззадорили злого лебедя, и он полными губешками буквально засасывал в себя одежду несчастного.

- Позвольте, - сказал Рыбнев Наташе и бросился на помощь очкарику. Подбежал и со всей мочи пнул жестокую птицу в жирный бок. Лебедь кубарем покатился по набережной и плюхнулся в пруд, вызвав извержение холодных водяных брызг. Рыбнев помог очкарику подняться.

- Какое несчастье, - пробормотал очкарик, покрываясь красными пятнами. - У меня аллергия на птиц, а тут еще это…

- Лебеди не любят людей в очках, - в шутку сказал Рыбнев.

- Правда? - с ужасом спросил потерпевший, снял очки и затолкал в карман. - Почему же меня не предупредили по прилету на планету? Я подам на них в суд!

"Не местный", - понял Рыбнев и сказал вслух:

- Может, не знали? Лебедь - птица редкая.

Потерпевший нахмурился; наверно, догадался, что его разыгрывают, и сказал:

- Вы простите, я, пожалуй, пойду. У меня процедуры. - Часто передвигая кривыми ножками, судорожно сжимая бледной рукой тросточку, он удалился в направлении корпуса некроурологии.

- Хоть бы из вежливости поблагодарил, - буркнул Рыбнев.

Подбежала Наташа, схватила Рыбнева за руку.

- Бли-и-и-ин, - сказала.

- Что такое, Наташенька?

- У меня этическая проблема, сударь: не знаю, считать вас героем или подлецом. Вы только что цинично пнули мою самую любимую птицу.

Глава восьмая

Катя не успела еще толком уснуть, как шорох под кроватью разбудил ее. Девушка открыла глаза; на потолке горело дырчатое серебряное пятно - отсвет луны. Катя спросила тихо, чтоб ненароком не разбудить храпящего в соседней комнате Ионыча:

- Кто это шумит?

- Не беспокойся, Катенька, это я, твой старый добрый друг по имени Маленький Мертвец.

Катя вздохнула с облегчением:

- Я уж на Мурку грешила…

- Мурочка спит. Я ей в глаза волшебного песка насыпал.

Катя тихонько засмеялась:

- Ну что ты такое говоришь, Маленький Мертвец. Разве бывает на свете волшебство?

- Бывает, - с гордостью ответил Маленький Мертвец. - И я тому прямое подтверждение. - По одеялу, свисавшему на пол, он забрался к Кате на кровать и завозился, укладываясь рядом. Катя почуяла запах Маленького Мертвеца: от него пахло фиалками и разложением, и отвернулась к стене; от стены несло сыростью.

- Маленький Мертвец, - Катя решила отвлечься от неприятных запахов при помощи разговора, - скажи, почему людям так тяжело приходится?

- Каким-таким людям? - спросила тварь. - Ты в общечеловеческом смысле?

- Нет, я про дядю Ионыча и дядю Федю. Они так стараются увидеть лучик света, начать новую светлую жизнь, а им постоянно не везет; и люди им попадаются всё больше озлобленные, дикие: лжецы да злопыхатели. Почему так?

Маленький Мертвец почесал голову, стряхнул с ногтей волосы и перхоть.

Сказал:

- Тайна та велика, Катенька. И мудрецы отвечают на твой вопрос по-разному. Одни, например, говорят, что испытания хорошим людям подкидывает бог; другие винят слепой случай; третьи - самих людей, которые не могут жить в мире и согласии. Ведь у людей до смешного доходит: вот понравилась, к примеру, двоим одна и та же книга. И что же они, думаешь, вместе мирно ее обсудят, восхитятся талантом автора? Да нет же: они передерутся, разойдясь во мнении, кто из них лучше понял замысел повести или кому повесть понравилась больше! Впрочем, иные мудрецы утверждают, что такое поведение людей для общества полезно: создается здоровая конкуренция, без которой человечество бы зачахло.

- Ты так мудрено говоришь, Маленький Мертвец, - прошептала Катенька. - Я ни слова не понимаю.

- Да что тут мудреного? - раздраженно спросила тварь, заползла Кате на живот и стала прыгать.

- Не прыгайте, Маленький Мертвец, - попросила девушка. - На одеяле и простыне следы остаются. Уже не первый раз так.

- Хотел бы я возразить тебе, - сказал Маленький Мертвец, - но лучше попросту попрошу заткнуться.

- А хотите я вам песню спою? - спросила Катя и, не дожидаясь ответа, запела: - Он резал кожаные ремни на ее бурой спине, их город был мал, а на другой стороне города милиционер слышал, как он режет ее, но так и не помог, потому что смотрел футбол… это припев, - на всякий случай сказала Катя и повторила: - Потому что смотрел футбол…

- Сегодня у тебя каша в голове, - сказал Маленький Мертвец. - Как образумишься, поговорим об этом подробнее.

- Хорошо, - сказала Катенька и уснула. А когда проснулась, никакого Маленького Мертвеца на кровати уже не было. "Приснится же чудь", - подумала Катя и села. "Ой!" - закрыла рот ладошкой: на простыне темнели влажные следы.

Назад Дальше