- Что там такое? - закричал Первоцвет Любимович, заметно нервничая: как заевший механизм, он снова и снова открывал и закрывал папочку.
- Нас разбрасывают! - в ужасе закричал Пехоткин и, смешно размахивая руками и ногами, отлетел в направлении дороги.
Неведомая сила и впрямь подбрасывала в воздух и разоружала федералов.
Вскоре вокруг Первоцвета Любимовича и Рыбнева с товарищами никого не осталось из прямоходящих: люди лежали на земле с переломанными руками-ногами и как-то привычно, задушевно стонали. Землю вспучило прямо между Рыбневым и Первоцветом: из-под земли им под ноги выплюнуло перепачканное плюшевое сердце. Вслед за сердцем полезли щупальца, а потом вылезла сама Наташа.
- Та-да-да-дам! Ты разве не рад меня видеть, любимый?
Рыбнев побледнел:
- Наташа, я…
- Я не тебе, дурачок, - сказала Наташа, подошла к Первоцвету Любимовичу и от души влепила ему пощечину щупальцем. - Я так тебя любила, подонок! Я на такой риск ради тебя пошла, а ты мною, получается, воспользовался и после убил!
- Убил?! - У Рыбнева глаза чуть из орбит не вылезли. - Но как же…
Первоцвет Любимович замахал руками:
- Рыбнев, я надеюсь, ты не веришь этой безумной мертвой женщине?
- Так ты еще и заставил несчастного Рыбнева поверить, будто это он меня убил?! - возмутилась Наташа. - Накачал его наркотиками небось! Верх бесстыдства! Вот уж не ожидала, что ты так радикально промоешь мозги этому несчастному безумцу, который после стольких лет беспамятства мечтает отомстить! - Наташа схватила плюшевое сердце, ткнула Первоцвету в руки. - Вот она моя любовь! Давай! Топчи до конца!
Первоцвет Любимович растерянно посмотрел на Рыбнева. Рыбнев подумал с обидой: "Так Наташа меня и не любила вовсе?"
Потом вспомнил о несчастном из Платоновска, которого принял за соглядатая и убил, думая, что после убийства безвинной Наташи терять уже нечего.
Рыбневу поплохело: в висках будто сверла закрутились. Четверки, не меньше.
Он закричал - натурально, как зверь, - и кинулся на Первоцвета Любимовича.
И в этот момент пришла в движение некромасса.
Глава седьмая
Приблизившись к некромассе, Ионыч стянул с головы шапку, плюнул на ладонь, пригладил жидкие волосенки. Грудь колесом, явился он на прием к мертвому существу: можно сказать, при параде. Вежливо постучал по гнойной корочке; некромасса отозвалась глубоким внутренним шевелением.
- Исполать тебе, некромасса!
Из некромассы выглянула остроносая серая голова:
- Чего разглагольствуешь? Ныряй в наше сообщество и все дела.
- Обсудить кое-чего надо, - скромно ответил Ионыч. - Дело одно.
- Да чего обсуждать? - горячилась голова. - Захотим - щупальцем тебя внутрь затянем и сразу обсуждать нечего станет.
- Дело у меня к некромассе, - упрямо повторил Ионыч. - Важное.
- Что за дело? Говори быстрее, не задерживай!
- Дело к вашему наиглавнейшему начальнику.
Голова нахмурилась:
- Сударь, вы, видно, новенький и кой-чего не понимаете: мы - это единый организм и каждый из нас - и начальник, и слуга. Так что можете спокойно свое дело высказать мне - сильно не ошибетесь.
Ионыч почтительно поклонился:
- Прости, уважаемый, но тебе доложить не могу: только самому главному; дело у меня безотлагательное и крайне важное.
- Твою ж мать, - сказала голова и вернулась в некромассу. После непродолжительного шевеления вынырнула новая голова: большая, солидная, лысая.
- Так устроит? - спросила. - Перед тобой самое наиглавнейшее начальство. Докладывай.
- Ох, не вели казнить, некромассонька! - завопил Ионыч, бухаясь на колени. - Дай слово вымолвить, великая масса некротическая!
- Говори, говори уже, - нетерпеливо бросила голова. - Без тебя забот полон рот.
- Я - человек праведный, - начал рассказ Ионыч. - С малолетства приучен к смирению и посту…
- Ближе к делу! - рявкнула лысая голова.
- Прошу защиты я, о великое существо, - сказал Ионыч. - За мной гонятся люди, приведшие меня в мертвое состояние, но и этого им мало! И мертвого меня хотят изничтожить злодеи!
- И что ты предлагаешь? - уточнила голова.
- Прошу защитить от нападок убийц и контратаковать.
- Мы не знаем твоих убийц.
- Передайте управление некромассой на денек мне, о мудрейшие! Я найду и покараю негодяев, а затем верну вам власть.
- Сударь, как вы себе это представляете? К тому же мы заняты важным делом и отлучиться не можем.
- Позвольте спросить, каким именно делом вы заняты, о великие? - спросил Ионыч.
- Ждем, когда жители Некрасова одумаются и признают нас своими братьями по крови, - сказала голова.
- И выполняем просьбу маленькой мертвой девочки, которая захотела увидеть своих живых родственников! - сказали откуда-то из глубин некромассы.
- Понятно, - с горечью сказал Ионыч, - значит, просьбу мертвой девочки вы удовлетворить в состоянии, а просьбу существа, подвергающегося живительной опасности от живых, вы считаете пустяковой. Что ж, вполне понятная логика: выживает смазливейший.
- Да погоди ты… - буркнула голова смущенно. - Не так оно всё…
- Понятно, - сказал Ионыч, тяжело поднимаясь на ноги, - значит, то, что я слыхал о мертвом братстве, всё, что слышал о том, будто проблема каждой частички мертвой массы - проблема всего великого мертвого существа, было простой болтовней, не имеющей под собой никаких оснований.
- Да погоди ты! - воскликнула голова. - Пойми, черт возьми: процесс передачи управления в руки одной из частиц, нас составляющих, - это долгий процесс. Во-первых, мы должны убедиться, что твои помыслы чисты, а действия не причинят вреда планете как единому организму…
- Понятно, - сказал Ионыч, поворачиваясь к некромассе спиной. - Что ж, я пришел зря: услыхал от вас только общие слова и ни капли конкретики…
- Да погоди ты! - позвала голова, заметно смущаясь.
- Дай ты ему шанс защититься от убийц! - крикнули из глубины некромассы. - Долго, что ли? Особенно для нас, чье время исчисляется миллениумами! Пусть найдет их и покарает.
Ионыч украдкой обернулся.
- Разрешил вам свободно высказываться на свою голову, - буркнула голова. - А если он вам высказываться запретит, а? Абсолютная власть может привести к абсолютному злу!
- Да нормальный он перец! - заявили из глубины некромассы. - К тому же мертвому-то что делить? Протестируй его на знание поэзии и порядок!
Голова откашлялась:
- Слышал, сударь? Мы существо поэтическое и без элементарного знания поэзии собой управлять не разрешим. Расскажи-ка нам стихотворение.
Ионыч приосанился:
- "В лесу родилась елочка" пойдет?
Голова помотала сама собой.
Из глубины некромассы крикнули:
- Да че ты его тиранишь?! Пойдет! Прекрасный образчик невинной детской поэзии, а, значит, и сам он невинен!
Лысая голова вздохнула:
- Ладно, пускай.
- В лесу родилась елочка, - начал Ионыч торжественно. - А кто ее родил? Три лысых пьяных ежика… и Гена крокодил!
Из глубины некромассы захохотали:
- Он еще и юморист! Браво!
- Проходи уже! - раздраженно бросила лысая голова Ионычу.
Из некромассы выдвинулось мощное щупальце, схватило Ионыча за щиколотку и вмиг присоединило к мертвому сверхсуществу.
Сначала было темно. Потом Ионыч почувствовал себя огромным и сильным, и ему это чувство очень понравилось. В разных частях своего обширного сознания он нашел мысли, показавшиеся ему ненужными, а то и опасными, и раздавил их. Мелькнула далекая мысль лысой головы: "Господи, что же мы натворили!" Шмяк! Ионыч раздавил ее как таракана. Почувствовал над собой движение - геликоптер с пассажирами - ради пробы взмахнул щупальцем и расколошматил летательный аппарат вдребезги. Осколки красиво разлетелись в разные стороны. Мелькнула подобострастная мысль:
- Хозяин, мы обычно не взрываем, а присоединяем.
- Наприсоединялись - хватит! - заявил Ионыч. - А будешь перечить, и тебя раздавлю.
Мысль угодливо захихикала:
- Простите, хозяин.
- Где там мысль маленькой мертвой девочки, которая хотела родственничков увидеть? А ну подать ее сюда! - велел Ионыч.
- Сию минуту, хозяин!
- Здрасьте, - испуганно прошептала девочкина мысль и заревела. - Я ничего плохого не хотела! Я ничего плохого не делала!
- Пока Катюху не нашли, будешь у меня заместо нее, - заявил Ионыч и мысленно отшлепал девочку-мысль. - А теперь иди: хозяин, наконец, займется важными делами.
- Погодите! - возникла непрошеная мысль. - Предлагаю изменить решение и созвать думательное собрание для выбора движения! Я вас, конечно, безмерно уважаю, хозяин, но многие - пока тайком - выступают против хода вашей мысли!
- Многие? И где же они? Что-то не слыхать.
- Ребята, проявитесь! - позвал непрошеный.
Мысли не проявлялись.
- Да что же вы боитесь? - воскликнул непрошеный. - Мы же с вами только что всё это обсуждали…
- Брешешь, - удовлетворенно сказал Ионыч. - Никто тебя не поддерживает из благоразумных мыслей; а неблагоразумные да опасные я раздавил силой своего интеллекта.
- Мы за свободный выбор! - пискнул непрошеный. - Долой тирана!
- Какой-такой выбор? - удивился Ионыч. - И как я тебя до сих пор не раздавил? Эй, угодливая мысль!
- Да, хозяин? - послышалось мягкое и интеллигентное.
- Раздавить!
- Так точно, хозяин! - откликнулась мысль и схватила непрошеную за щупальце. - Пройдемте, гражданочка.
- Я требую соблюдать мои права! - пискнула непрошеная мысль обреченно. - Ребята, как же так? Чего же вы боитесь? Он же нас всех поодиночке раздавит! Надо всем вместе! Одумайтесь!!
Пугливая тишина была ему ответом.
Ионыч вернулся к насущным делам. Для начала вырастил глаз и уставился на Некрасов: город был перед ним как на ладони. Ионыч решил испробовать новоприобретенную силушку и ткнул щупальцем в спальный район, с удовлетворением наблюдая за нанесенным ущербом. Люди носились по улицам как блошки: Ионыч попытался вырастить тонкое щупальце и раздавить одну такую блошку: промахнулся и проткнул крышу супермаркета. Пошарил внутри и присоединил к себе мясной отдел - целиком, вместе с сосисочным отделением.
- Ну как? Вкусно? - спросил у угодливой мысли.
- Очень, хозяин, - угодливая мысль захихикала. - Очень вкусно.
- То-то и оно! - радостно заявил Ионыч. - Держись меня и не таких деликатесов отведаешь.
- Спасибо, хозяин! Спасибо!
- Зовут-то тебя как? - спросил Ионыч.
- При жизни дядь Васей звали, - смущенно призналась мысль.
- Дядь Вася?! - Ионыч обрадовался. - Ты ли это, старый черт?!
- Я, хозяин, я, - сказал дядь Вася.
- Ну? Как ты? Как ваще?
- Да вот, помаленьку… - Дядь Вася совсем смутился. - Мы - мысли маленькие, таких вершин, как вы, хозяин, никогда не достигнем…
- Да чего ты как не родной?! Рассказывай давай!
- Мы - мысли маленькие… - начал дядь Вася и умолк. Тишина длилась очень долго, потом дядь Вася сказал: - Имею ли я хоть малейшее право рассказывать о своей никчемной жизни такому сверхсуществу, как вы? Не имею, хозяин. - Он вздохнул. - У вас, хозяин, теперь совершенно иные, божественные заботы.
Ионыч помолчал. На мгновение ему почудилось, что дядь Вася как-то изменился, причем не в лучшую сторону. Чтоб отвлечься от неспокойных мыслей, он повертел глазом и увидел неподалеку лагерь, в котором копошились работники ФСД. Это само по себе разъярило Ионыча, но хуже было другое: взглянув на лагерь, он почувствовал в нем наличие инопланетной тарелочки, которую забыл в доме во время смерти и о которой ныне сильно тосковал.
- Вернуть! - завопил Ионыч и повел некромассу на лагерь.
Глава восьмая
Рыбнев повалил Первоцвета Любимовича на землю и вместе с ним покатился вниз по склону.
- Использовал меня, значит, собака! - рычал Рыбнев.
- Что, башка-то болела? Видения мучали? - ухмылялся Первоцвет Любимович разбитыми губами. - Это психическое оружие мы на тебе испытывали, клоун. Про тебя мне все твердили, что ты крепкий орешек, но при помощи Наташи я тебя все-таки раскусил! Ха-ха!
- Ах ты, подонок!
Они перестали катиться и упали прямо в лужу. Рыбнев схватил Первоцвета Любимовича за шею и окунул в грязную воду. Первоцвет булькнул. Рыбнев позволил ему вынырнуть. Первоцвет Любимович задыхался.
- Бабу свою за что убил-то? - спросил Рыбнев.
- Да! - воскликнула Наташа, изображаясь рядом. - За что? Я тебе такие стихи писала! - Она подергала щупальцем Рыбнева за рукав, жалобно позвала: - Рыбнев! Я ему такие стихи писала! А он… за что?!
- А потому что от сведений твоих толку мало было, - пробормотал Первоцвет, жадно глотая воздух. - Зачем мне информация о каком-то деревенском увальне Ионыче, который якобы убил невесту Рыбнева? Что мне с того? Так опозориться! И эти постоянные требования о свадьбе и переезде в Толстой-сити! Мне, государственному человеку, жениться на вертихвостке из машинного отделения?! Да, я вспылил. Да, приказал убить Наташу. Но ведь я пожалел о своем решении! Раскаялся! Меня ведь совесть замучила! Я же…
- Негодяй! - возмутилась Наташа. - Еще и оправдать свою маниакальную тягу к убийству пытается!
- В-Е-Р-Н-И-Т-Е! - Голос Ионыча пронесся на всю Снежную Пустыню, сбросив с веток белочек и тушканчиков в ближайшем лесу.
Рыбнев поднял голову: некромасса пришла в движение и медленно перемещалась в их сторону. В центре массы возник гигантский слюнявый рот, и именно он произносил слова голосом Ионыча:
- Т-А-Р-Е-Л-О-Ч-К-У М-Н-Е!
- Что еще за тарелочка, черт подери? - возмутился Первоцвет, безуспешно пытаясь выползти из-под разъяренного Рыбнева.
Со склона спустились Катенька, Марик и Судорожный с лошадкой. Огневка меланхолично жевала пачку сухой овсяной каши. Марик сказал:
- Была у Ионыча тарелочка. С лампочками.
- Инопланетная! - заявила Катенька.
- По крайней мере, он так считал, - поправил Марик.
У Первоцвета Любимовича загорелись глаза:
- Непознанный летучий объект у этой деревенщины?
- Помнишь гибель Владилена Антуановича, Первоцвет? - недобро прищурив глаза, спросил Рыбнев.
- Я слыхал об этом деле, - признался Любимович.
- Очень он подобными летучими объектами интересовался: пунктик у него был такой. И тут на тебе: пропал. А чуть опосля у некоего Ионыча обнаруживается во владении вездеход Антуашки. И как это надо понимать?
- Это правда, - прошептала Катя. - Дяде Ионычу так тяжело жилось, что иногда ему приходилось совершать дурные поступки.
- Дурные поступки? - переспросил растерянно Рыбнев.
Девушка опустила голову:
- Дядя Ионыч убил Владилена Антуановича: полголовы ему снес. - Она вытерла слезы. - Но я верю, что Владилен Антуанович, приняв мученическую смерть, оказался в раю! - Катя говорила жарко, страстно, с золотым блеском в ярких глазах.
- Проклятье, - простонал расстроенный Первоцвет. - Сведения об Ионыче, оказывается, были важны! Наташ, ты прости меня, дурака…
- Ах! - воскликнула Наташа, кидаясь на шею к Первоцвету. - Сударь, я во всем вас прощаю! Буквально во всем!
- Идиоты, - прошептал Рыбнев, вставая и отводя глаза от воркующих в грязи голубков: живого и мертвого. Сейчас у него были дела понасущнее: Рыбнев уставился на некромассу, ставшую Ионычем. Надо остановить ее во что бы то ни стало. И дело теперь не в мести. Не совсем в мести, по крайней мере.
- Что ты ей сделаешь? - прошептал Судорожный. - Что мы, слабые люди, можем сделать такому чудовищу?
- Бедный дядя Ионыч, - прошептала Катя, сложив ладошки ковшиком. - Я буду молиться, чтоб для него всё закончилось хорошо.
Марик забрал у Огневки остатки овсяной каши и сам стал жевать.
- Не бойся, Катя! Я достану билет на Землю, и мы вместе туда улетим! - заявил он, роняя хлопья на грудь. - Бли-и-ин, даже в состоянии стресса вкуса не чувствую! Врал брат-мертвец…
Рыбнев в бессильной злобе сжал зубы: он не знал, как противостоять некромассе.
- В-Е-Р-Н-И! У-Б-Ь-Ю! - ревел Ионыч.
Бездна смотрела на Рыбнева посредством рта: жадной, прожорливой, гнилозубой пасти, из которой торчало глазное яблоко.
Рыбнев, совершенно отчаявшись, сунул руку за пазуху и нащупал тарелку. Тарелка вблизи человеческого сердца согрелась и теперь сама излучала тепло. Рыбнев вытащил ее на свет.
Горела зеленая лампочка.
Не просто горела: разгоралась всё ярче и ярче.
Глава девятая
- Мы, - сказал мудрый голос из непознанной летучей тарелки, - прибыли сюда из далекой галактики, чтоб изучить людей и если они окажутся того достойны, подарить им великое счастье.
Рыбнев оглянулся: кажется, кроме него никто голос из тарелки не услышал.
- Чё? - мысленно спросил он.
- Наш летучий корабль, к несчастью, приземлился не очень удачно, случилась авария, и мы могли замерзнуть, но нас согрели сильные чувства вашего сородича по имени Ионыч, - сказал мудрый голос. - Очень он хороший человек.
- Ионыч?!
Рыбнев из-под бровей посмотрел на движущуюся в его сторону некромассу: Ионыч как всегда испытывал сильные чувства и при этом орал:
- А Н-У П-О-Л-О-Ж-Ь Т-А-Р-Е-Л-К-У Н-А М-Е-С-Т-О, К-О-З-Я-В-К-А!
- Если бы наша тарелка замерзла, - сказал мудрый голос, - могло произойти ужасное.
- Что? - уточнил Рыбнев.
- Взрыв страшной силы! Но Ионыч поступил мудро, согревая нас и давая время лучше изучить человечество: он…
- Погоди, - сказал Рыбнев. - А если сейчас тебя заморозить - взрыв будет?
- Хорошо, что ты спросил, человек! Сейчас, после расконсервации экипажа, температуру следует поддерживать еще выше; взрыв может произойти даже после небольшого охлаждения корабля. Поэтому тебе, человек, следует побыстрее доставить нас в теплое место и известить человеческое правительство о том, что… - Мудрый голос закашлялся и возопил: - Ты чего такое творишь, паскуда?!
Рыбнев макнул летучий инопланетный корабль в канаву со стылой водой.
Рыбнев изо всех сил подул на летучий инопланетный корабль.
Рыбнев даже прижал летучий инопланетный корабль к холодному сердцу Первоцвета Любимовича.
Загорелась желтая лампочка, потом - красная. Тарелка противно запищала: люди вокруг заткнули уши. И даже Первоцвет Любимович с любовницей Наташей заткнули уши.
- Ты - сумасшедший! - выдохнул мудрый голос из тарелки. - Достойно ли такое человечество счастья?!
- Не до счастья нам, - пробормотал Рыбнев, размахиваясь. - Выжить бы.
- Не докинешь! - закричал мудрый голос из тарелки. - Далеко до некромассы, не добросишь всё равно!
- Я до закатного солнца ледышку докидывал, - сказал Рыбнев. - А тут разве расстояние? Тьфу, а не расстояние.
И метнул тарелку в некромассу.
- Ла-а-а-а-ажись!
- А-а-а-а…
Взрыв удался на славу.
Когда они поднялись из грязи, от некромассы остались жалкие вяло шевелящиеся останки.