- Ну, здравствуй, сокольничий Федя. - Пяткин пожал сокольничему руку, еще раз оглядел компанию и сказал: - Что ж, раз такое дело, пожалуйте в дом, бурю переждете. Через полчаса тут форменное светопреставление начнется.
Глава девятая
Катенька уселась прямо на пол, на белоснежный ковер турьей шерсти. Ковер был теплый и мягкий. Девочка испытала чувство, похожее на счастье. Марик подвинул ей деревянную табуретку.
- Чего на пол-то села? На табуретку, блин, садись.
- Хорошо, дяденька. - Девочка испуганно подскочила и присела на краешек табуретки.
- Деда сказал за тобой приглядывать. Этим и займусь.
- Я буду вас слушаться, дяденька.
- Какой я тебе дяденька? - Марик возмущенно цыкнул. - Ты это оставь! Тебе скока лет?
- Двенадцать.
- Ну а мне четырнадцать. Тоже мне разница, блин!
- Цельных два года! - Катенька выпучила глазенки. - Невообразимая пропасть лет!
Марик почесал в затылке:
- Это оно, конечно, верно, пропасть, но не настока пропасть, чтоб меня дяденькой величать! Так что можешь не величать, - великодушно разрешил он.
Катенька потупилась и украдкой посмотрела на письменный стол, придвинутый к самой стене. У стола было множество ящичков. На столе стоял компутер. По широкоформатному видеоящику вальяжно ползли выпуклые разноцветные полосы.
- Че, нравится? - спросил Марик. - Деда мне компутер в самом Есенине покупал, у тамошних барыг. Со встроенным видеотузом, между прочим! - похвастался он.
- Очень красивый компутер, - сказала Катенька. - А для чего он? Неужто для показывания успокоительных цветных полосок?
Марик плюхнулся в вертящееся кресло возле стола и задумчиво посмотрел на Катеньку.
- Чтоб ты знала, это не простые полоски, а экранохранитель: благодаря ему видеоящик в простое не портится; от постоянной картинки точкели выпаливаются. Вот так: пш-ш! - Марик взмахнул руками, живо изображая, как выпаливаются точкели. - И выпалилась нафиг. Ты что, никогда компутера не видела?
- Я видела наш дом, - сказала Катенька. - Дом на холме и много снега вокруг, сугробы, которые в метель вырастают выше крыши, а еще видела колодец, в котором вода никогда не замерзает, а по ночам жалобно воет Маленький Мертвец; хотя дядя Ионыч говорит, что никакого Маленького Мертвеца нет, сказки это, мол. Еще я видела гараж, серый, пыльный, я вытирала пыль раз в три дня, но он всё равно оставался пыльным и серым, пыль словно вырастала из стен, и еще я видела круглый каток за домом. Дядя Федя часто катался на конечках, а я смотрела, как он катается, как у него это ловко выходит, и тоже мечтала покататься, но дядя Ионыч не разрешал, и было обидно, но справедливо: ведь дядя Ионыч многое пережил и имеет право указывать, что делать можно, а что - нельзя.
- А че…
Марик локтем случайно задел пластмассовый стакан с карандашами. Карандаши посыпались на пол. Катенька слетела с табуретки, кинулась их подбирать. Марик взял девочку за локоть, заставил подняться.
- Ты че это? Ты же не служанка. Я сам соберу…
- Простите, дяденька! - Катенька протянула карандаши Марику. - Это я виновата, я обычно так много не говорю, но иногда на меня находит, тараторю и тараторю, и вот на этот раз из-за моего тараторства вы уронили карандаши… - Катенька понурилась. Марик взял карандаши, поставил в стакан. Посмотрел внимательно на Катеньку. На царапины, засохшую на лице грязь и слипшиеся жирные волосы. И судя по всему, пришел к какому-то важному решению.
- Ты это… - сказал он, кусая губы, и выпалил: - Может, блин, душ примешь?
Катенька вскинула голову.
- Душ?
- Только не думай, что я так говорю потому, что от тебя воня… тьфу, блин! - Марик сконфузился. - Прости, блин, я нечаянно брякнул. От тебя совершенно не воняет, это неправда.
- Воняет?
- Говорю же, это неправда! - Марик отвернулся. - Ну разве что самый чуток.
Катенька спросила, с самым невинным видом сложив ладошки в ковшик:
- А что такое "душ", дяденька?
Марик почесал затылок. Катенька напоминала ему недоброе новогоднее чудо: словно под праздничной елкой наутро вместо подарка обнаруживаешь мертвеца. Марик чувствовал, как в нем растет животное желание избавиться от нее или, коли не получается избавиться, хотя бы отмыть и залечить раны: привести мертвеца в товарный, так сказать, вид. Лишь бы не видеть этих добрых, глупых, мертвых глаз, окруженных толстыми кругами въевшейся грязи, этих бледных щек и худой немытой шеи.
Мальчик взял девочку за руку и отвел к двери в ванную комнату, что дальше по коридору. В самый последний момент вспомнил что-то, буркнул: "Погоди, я сейчас" - и убежал, шлепая босыми ступнями по теплому деревянному полу. Катенька послушно замерла у двери. Девочка втягивала в себя аромат сосны, идущий от стен, и запах горячего вина с корицей, которое подогревали внизу. Еще ни разу в жизни Катенька не была в таком чудесном месте. Она догадывалась, что скоро покинет этот дом, и скорее всего навсегда. Поэтому она вбирала в себя запахи и звуки каждой клеткой, пыталась запомнить всё, самую мельчайшую мелочь, хотя и понимала, что воспоминания очень скоро выветрятся из головы; а может, их выбьет Ионыч, рука у него тяжелая: по одному уху ударит, из другого уха воспоминания и вывалятся.
Вернулся Марик. Вручил Катеньке свернутую в тугой рулон одежду: спортивные штаны, футболку, шерстяные носки и вязаный свитер.
- Это мои старые вещи. Они ношеные, но хорошие и чистые. Я из них уже вырос, а тебе будут как раз.
- Спасибо, дяденька.
- Да не дяденька я, блин. Че непонятного-то?
Катенька смотрела на Марика с обожанием: так смотрит маленький ребенок на новую игрушку, прежде чем сломать ее. Марик покраснел и буркнул, отвернувшись:
- Ну, иди.
- Спасибо, - повторила Катенька. - А как принимают в душ?
- Не "в душ", а душ, - поправил Марик.
- Душ, - послушно повторила Катенька.
- Ванная у вас там на ферме была?
- Была.
- Краны, блин, были?
Катенька прошептала:
- Были. Ржавые, но добротные.
- Это как?
Катенька потупилась:
- Так говорил дядя Ионыч. "Добротные краны", говорил. "Но ржавые", говорил. "Пшла вон", говорил еще.
- Ладно. Душ - это такой, блин, кран с гибким шлангом. Шланг можно поднять над головой и при хорошем прицеливании полить себя сверху.
- Один кран всё время отваливался, и дядя Ионыч заставлял меня вкручивать его на место, - вспомнила Катенька. - И замазывать алебастром. У меня от алебастра сыпь на руках была; но это ничего-ничего.
- Чего "ничего"? - Марик изумленно уставился на девочку.
- Труба под ванной забивалась вонючей жижей, я снимала трубу и чистила. Жижей она забивалась потому, что дядя Ионыч часто сбрасывал объедки прямо в ванну, а кошка Мурка…
- Катя, ты решила рассказать мне о всех своих бедах сразу? - тихо спросил Марик.
- Под-нять шланг над го-ло-вой и при хо-ро-шем при-це-ли-ва-ни-и по-лить се-бя свер-ху, - произнесла по слогам девочка. - Я поняла, дяденька!
- Да не дяденька я, - буркнул хлопец.
- Простите, дяденька. - Катенька поклонилась Марику и вошла в ванную комнату. Мальчишка потоптался перед дверью и побрел к себе.
Катенька вышла через полчаса, свежая, чистая, в новой одежде. Постучалась к Марику. Мальчишка открыл сразу, будто ждал за дверью.
- Не надо стучать, блин… - пробормотал. - Для тебя - не заперто.
- Я свою одежду постирала, - обрадованно провозгласила Катенька. - Где можно посушить?
Марик улыбнулся:
- Бли-и-ин: у тебя волосы, оказывается, русые. А выглядели черными.
Катенька непонимающе смотрела на него.
- Волосы куда оказываются?
- М-м… - пробормотал Марик. Смутился, забрал у девочки мокрую одежду.
- Я отнесу в сушилку. А ты заходи пока в комнату: я скоро вернусь.
- Вы далеко, дяденька?
- Я быстро.
Катя сложила ладошки в ковшик:
- Я буду молиться за вас!
Марик убежал. Катенька зашла в комнату, остановилась возле компутера. Из звучалок компутера лилась странная мелодия. Катенька никогда не слышала ничего подобного. Она закрыла глаза и постаралась запомнить мелодию. Мелодия не запоминалась. Она существовала в Катенькиной голове, пока звучала. Как только она закончилась, Катенька тут же забыла ее. Помнила только что-то приятное и едва уловимое, как сквознячок в напоенной алкогольным духом комнате или как уголок пухового одеяла в промерзшей кабине вездехода.
- Ах, - сказала Катенька. - Тут так прекрасно: как бы я хотела жить в этом доме! - Она понурилась. - Как жаль, что дядя Ионыч скоро захочет уехать, а перед уездом совершит что-то ужасное. - Она схватилась за голову. - Должна ли я предупредить дядю Марика и дедушку Пяткина? Но вдруг я предупрежу, а ничего и не должно было случиться и потому не случится; получается, я наведу черную сплетню на дядю Ионыча, а ведь ему и так в жизни тяжело пришлось! Разве имею я право привносить в суровую жизнь дяденьки еще одно суровое испытание? Не знаю, не знаю! - Она сжала виски. - Туман в голове, пропасть, темнота, и ширится она, и ширится, а я не знаю, что мне делать; не знаю, кто я и зачем и что происходит тоже не знаю…
Глава десятая
Марик пробегал мимо двери в гостиную, где у камина за кружкой горячего красного вина с корицей собрались дед, Ионыч и Федя. Услышал визгливый голос Ионыча:
- А что если твой внук на мою девку полезет?
- То есть как это - полезет? - удивился дед.
- Дык возраст у него подходящий, да и Катерина - девка хоть куда. - Ионыч сложил большой и указательный палец левой руки в кружок и, похотливо ухмыляясь, потыкал в кружок указательным пальцем правой руки. - И он ее тудом-сюдом! - Ионыч захохотал, довольный своей шуткой.
- Хоть и тяжко это признавать, но молодежь в наше время распущенная пошла. - Сокольничий горько вздохнул. - Прав ты, Ионыч, ох как прав…
- Ты плохо думаешь о моем внуке, почтенный, - сухо ответил дед. - Он девочку и пальцем не тронет.
Ионыч смиренно склонил голову:
- Придется поверить тебе, почтенный Пяткин; если тебе не верить, то кому вообще можно верить?
- В бога надо верить! - заявил Федя. - В священный Китеж-град! Тогда и горести уйдут; вера дух укрепляет, как ничто другое.
- Заткнись, Федор, - бросил Ионыч и впился зубами в горький шоколад.
- Не ссорьтесь, господа, - кротко попросил дед.
Ионыч заржал.
"Вот так свинья", - подумал Марик. Он едва сдержался, чтоб не войти в столовую и не высказать Ионычу всё, что он о нем думает. Марик даже схватился за дверную ручку, но повернуть так и не решился. Постоял пару секунд и пошел дальше, в пустой злобе сжав зубы.
Невдалеке, снаружи что-то громко хлопнуло; Марик аж подскочил. Тут же и рассмеялся над своим необоснованным страхом.
- Меньше, блин, всякие глупости думать надо! - сказал вслух.
- Это точно, - ответили из темноты скрипучим голосом: с Мариком будто дерево заговорило. - Меньше думай, больше ешь.
Марик вздрогнул:
- Кто это там?
- Это я там, а зовут меня Маленький Мертвец.
Мальчишка прижался к стене и выдавил:
- Что еще за Маленький Мертвец?
- Тот, про которого тебе Катенька рассказывала; который в колодце живет.
- А что ты тут делаешь? - Марик едва сдерживался, чтоб не застучать зубами - событие, по его мнению, с трудом вписывалось в знакомую реальность дедова дома.
- Невидимое платье шью, - сказал Маленький Мертвец. - Для Катенькиного неслучившегося бала.
- Платье?
- И хрустальные туфельки мастерю. - Маленький Мертвец вздохнул - словно дверью скрипнул. - Вот только умения не хватает: неровные туфельки выходят, с хрустальными заусеницами.
Марик набрался смелости и подошел к шкафу, из-под которого доносился голос. Постоял, собираясь с духом. Лег на живот, заглянул под шкаф: пыль и больше ничего. Хотя нет, постойте: в дальнем углу что-то темнеет, какая-то объемная бесформенная тень.
- Маленький Мертвец, это вы? - позвал Марик.
Маленький Мертвец не ответил. Марик сунул руку под шкаф и дотронулся пальцем до тени: холодная, металлическая. Он залез под шкаф с головой и вытащил старую игрушечную машинку с отвалившимися колесиками. Вот так тень! Не похоже на Маленького Мертвеца.
- Померещилось, блин, - прошептал Марик, откладывая игрушку на полку. - Впрочем, во время бури и не такое случается, - успокоил он себя. - Помнится, как-то тур из ангара выбрался и замерз, в сплошную ледышку превратился; так мертвецы его в качестве детской горки использовали, катались. Вот тогда жуть была, а это разве жуть? Это глюк, а не жуть.
Более не задерживаясь, Марик бегом отнес Катенькины вещи в сушилку и вернулся в свою комнату.
- Тук-тук. Я тут.
Катенька вздрогнула и обернулась.
- Отнес, блин, - буркнул Марик. Подошел к компутеру, стараясь держаться подальше от девочки, - он еще помнил нелепое предположение Ионыча - и спросил: - Нравится музыка?
- Очень нравится, дяденька.
Марик вздохнул:
- Это мне друзья по сети прислали. Очень старая музыка. Классический русский рок. Ты, наверно, не знаешь, что это такое…
Но Катенька знала и поспешила обрадовать Марика:
- Я знаю! Дядя Ионыч играл на гитаре старую музыку. Он говорил, что это классический русский рок.
- Серьезно?
Катенька тонко запела:
- "Я пытался уйти от охотников на мертвецов… я брал острую бритву и правил твой нос… моя жертвааааа… жертвааааааа моя…" Это припев, - объяснила Катенька. - Он повторяется несколько раз, для усиления смысла песни. Правда, смысла я не поняла, - призналась девочка, - но песня всё равно нравится: пусть и без смысла.
- Это Желтый Наутилус или как-то так, - сказал Марик. - Очень старая и жестокая песня, деду она не нравится, а мне - да. Мне кажется, блин, что она о наших серых. Я как-то видел, как мертвяк осколком стекла отрезал… - Марик осекся, виновато посмотрел на девочку. - Тебе это неинтересно, наверно. Мы-то к Снежной Пустыне близко, серые часто попадаются, привыкли к их выходкам. А у вас там, возле Лермонтовки, мертвяков, говорят, вообще нет. Цивилизация!
- Нет. - Катенька кивнула.
- Смотри, у меня Желтого Наутилуса много, тоже по сети переслали…
- А как это - "переслали по сети"? - спросила Катенька.
- Ну мой компутер соединен с другими компутерами посредством проводов и беспроводных сигналов в одну огромаднейшую компутерную сеть. И по этой сети можно пересылать друг другу что угодно: музыку, запахи, игрушки, осязательные эффекты, видюшки с приколами. А можно просто болтать.
- Ты можешь разговаривать с другими людьми через эту штуку? - удивилась Катенька. - Вот так чудо!
- Да какое там чудо, блин! Вот, смотри… - Марик нажал на кнопкодавке пару клавиш. В видеоящике появилось белое окошко в зеленой рамке. Внутри окошка располагалась колонка, состоявшая из разнообразных имен и кличек. - Видишь? Моя знакомая Drakonitsa в сети. Она из Лермонтовки: твоя соседка, считай. Хорошая, блин, девчонка, хоть и заносчивая чутка. Если хочешь, можем с ней поболтать.
- У нее такое странное имя?
- Это не имя, а ложноним. На самом деле ее зовут Оля Тер-Молодцова.
- Оля, - прошептала Катенька, до крови кусая мизинец. - Я запомню. Это, наверно, важно.
- Ну не так уж и важно, - пробормотал Марик. - А если начистоту, то совсем неважно: вся эта болтовня в сети бессмысленна. - Он нажал кнопку:
- Олька? Ты тут?
- Марик! - Катенька вздрогнула и обернулась, пытаясь понять, где прячется неизвестная девочка, голос которой она только что услышала. Но вот что удивительно: рядом не было никаких девочек!
Не сразу Катенька сообразила, что голос идет из звучалок компутера. Компутер каким-то непостижимым магическим образом превратил голос неизвестной девочки в разумное радио, которое не только произносит слова, но и может в прямом эфире отвечать на вопросы.
- Марик, братишко! Че да как? - воскликнула Drakonitsa.
- Намано всё. - Марик усмехнулся. - Вот, показываю знакомой сетку.
- Знакомой? Че за знакомая, почему я как всегда не в курсах? Ну-ка, знакомая, прояви себя!
- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Катенька с девчачьим радио. - Меня зовут Катя.
Drakonitsa захохотала:
- Приветище, подружко!
- Че да как, Олька? - спросил Марик. - И ваще?
- А че ты интересуешься?
- Да, блин, интересно.
- А че я должна отвечать?
- Да ни че!
- А че ты такой дерзкий?
- А вот так!
- И че?
- Вот че!
- Ха-ха!
- Че "хе-хе"?!
- Нихехе! Нихехе!
У Катеньки голова пошла кругом: она совершенно не понимала, о чем говорят Марик и Drakonitsa. Видимо, подумала Катенька, их речи слишком умны для меня; подожду, может, перейдут на язык попроще.
- У нас тут буря, - сказала, наконец, Drakonitsa. - Родаки сидят у телеящика и трясутся от страха, как трусливые мохноклюи. - Она захохотала. - А мне пофигу! Если захочу, паду гулять по крышам, как кошко! И никто меня не остановит, если че!
Марик бросил взгляд на зарешеченное окошко, расположенное под потолком. Снежная буря лепила на стекло символы новой власти - хаотичной власти разбушевавшейся стихии. Среди снежинок вспыхивали и гасли злые синие искры.
- Я б на твоем месте не стал выходить из дома, - сказал Марик. - В такую погоду даже я не рискну - в клочки порвет.
- Ну да, как я забыла про нашего смелого погонщика туров! - Drakonitsa захохотала. - Если ты не падешь, то никто не падет! Куда мне до тебя, п-п-плин!
- Зря ты, Олька, - мягко сказал Марик. - Я ж о тебе забочусь, а ниче-то там.
- Лана, сорьки, - буркнула Drakonitsa. - Я с родителями погавкалась, че-то настроение нулевое… не хотела тя обидеть, Маричек, прости засранку.
- Да ниче.
- А откуда твое подружко взялось? Эй, Катюха, ты откудова такая правильная на Марикову голову свалилась?
Катенька понурилась.
- Не доставай ее, Олька, - поспешно вмешался Марик. - Она жила на ферме возле Лермонтовки, всего боится.
- Ферма? - Drakonitsa задумалась. - Цыплячья, штоле? Че за ферма, почему я как всегда не в курсах?
- Большой серый дом, - прошептала Катенька. - Из северного окна видно черные пятна на горизонте, черные линии и холодные черные огни.
Она обняла себя за плечи:
- Наверно, это и есть Лермонтовка.
Drakonitsa долго молчала.
- Как-то ты странно говоришь, будто не по-русски или чё там, - настороженно сказала она. - А че, ты в Лермонтовке ни разу не была или чё?
- Нет.
- А чё так? Там же, наверно, час езды на драндуплете. Или даже меньше. Или че?
Катенька молчала.
- Але, гараж!
- Олька! - Марик нахмурился. - Девчонка черт знает скока жила без общения. Не доставай ее.