- Простите, дядя Федя. - Она сжала кулачки, собралась с силами и улыбнулась. Посмотрела на сокольничего светло, радостно и воскликнула: - Какой вы все-таки добрый! Я, пустоголовая, секунду полагала, что вы от жадности конфетами не угощаете, а вы, оказывается, обо мне заботитесь! Ну как тут не полюбить вас еще больше?
- Теперь-то понимаешь мою заботу? - спросил тронутый такими словами сокольничий и аккуратно положил огрызок яблока в карман шубы - на потом пожевать.
- Теперь поняла и от всей души говорю вам спасибо, дядя Федя!
Сокольничий чуть не прослезился. Шмыгнул носом, собрал шоколадные крошки со стола, кинул в рот, поднялся.
- Умничка ты моя. Пойдем-ка наружу: Ионыч нас уже заждался, небось.
Снаружи зашумели: закричали, затопали. Кто-то выстрелил: раз, другой, третий. Хозяин карамельной лавки обеспокоенно посмотрел на хлипкую дверь, обтер руки об фартук и нырнул под прилавок; извлек ружьецо, протер тряпочкой запылившийся ствол.
- Что там? - спросил Федя. - Чего палят-то? Фейерверк, что ль?
- Хано для пхаздника, - сильно картавя, ответил лавочник. - А фейехвехков у нас отходясь не водилось, мы не пижоны. Вы давайте-ка сюда, за пхилавок, почтенные. На всякий, как говохится, случай.
- Как скажете, родной!
Сокольничий потащил Катеньку за прилавок. Девочка удивленно посмотрела на него, но роптать не стала. Они спрятались за широкой спиной лавочника. Катенька с любопытством разглядывала темные потеки на спине торговца. Подумала, что это удивительно: в лавке прохладно, а он вспотел. Лавочник поднял ружье, с философским смиреньем прицелился в дверь. Шум на улице сместился вправо; застрочил пулемет, потом на него будто великан наступил и тишина - как отрезало.
- Папа! Мой папа там!! - Мальчишечий голос срывался на визг.
- Так, - сказал хозяин лавки. - Че-та вообще непохядок, похоже. Давайте чехез задний ход, двохами уходить…
- А товар как же? - уточнил Федя, украдкой воруя с прилавка ириски.
- Не до товахов сейчас, - буркнул лавочник, роясь в карманах. - Куда этот чехтов ключ подевался? А, вот… - Он вручил ключ сокольничему. - Откхывай.
Парадная дверь скрипнула, надулась, словно живот беременной женщины на последнем месяце, и лопнула. Щепки-доски разметало по лавке. Брызнула колючими осколками витрина. Федю и остальных чудом не задело.
На пороге стоял мертвяк, и Катенька вздрогнула: серый совсем не походил на тех, в Снежной Пустыне. У этого было бугристое тело, покрытое гноящимися язвами; руки-ноги бултыхались, словно резиновые шарики, наполненные гнилой водой; глаза горели ядовитым желтым огнем.
Мертвяк, шатаясь, сделал шаг и просипел:
- Из забывших меня можно составить город…
- Стреляй в него! - закричал Федя лавочнику, азартно размахивая кулаками. - Чего же ты стоишь? Заряди ему в башню!
Торговец опустил ружье.
- Климка Голиков, - прошептал. - Как же так… мы думали, ты в той авахии сгохел напхочь, а ты вот как…
- Из забывших меня… - пробормотал серый. Взял с витрины трюфель, повертел в кривых пальцах, раздавил.
- А мы тебя съесть, получается, собихались. - Лавочник виновато посмотрел на ружье. - И застхелить. Вот такие пихоги. Даже непонятно, как после этого жить. И стоит ли вапче.
Мертвец шагнул к нему.
- …можно составить город.
- Так-то оно так, - виновато сказал лавочник и отвернулся. - Некхасиво. Но ты нас тоже пойми: зимой с мясом напхяженка, а шашлычка хочется, да и как вообще без мяса жить? Без мяса жить совсем никакой возможности. Зимой даже вегетахианцы мясо жхут, сволочи.
Федя понял, что толку от лавочника будет мало, взял Катеньку за руку и потащил к задней двери.
- К твоей маманьке давеча в гости заходил, - признался торговец. - Семидесятый юбилей баба спхавила. Дехжится молодцом твоя стахуха Голикова! - Лавочник поднял голову и замер: мертвяк стоял совсем рядом, руку протяни.
- Го-ри-ко-ва, - тихо произнес серый. - Мо-я фа-ми-ли-я Го-ри-ков.
- Дык я и говохю: Голиков.
- Го-ри-ков!!
- Э-э… Го-ли-ков? Че ты от меня хочешь вапче? Голиков!
Мертвец завизжал, сцапал хозяина за шею, сдавил.
Катенька дернулась, но сокольничий держал крепко.
- Дядя, отпустите! - закричала девочка. - Я помочь хочу!
- Кому помочь, неразумная?!
Девочка уперлась ножками в пол, вырвала руку. Подбежала к прилавку, схватила с витрины горсть конфет…
"Что ж ты так, Катенька… - Сокольничий схватился за голову, - В такой страшный час, когда смерть нам грозит, не обо мне думаешь, а о том, как бы конфетами полакомиться… Бог тебе судья, лапонька…" - Едва сдерживая рыданья, Федя отворил дверь и очутился в проходном дворике. Дворик окружали угрюмого вида угольные склады и аккуратно уложенные поленницы. С заледенелых козырьков свисали толстые сосульки - кривые и острые, как волчьи зубы. Сокольничий перекрестился и побежал, куда глаза глядят, а глядели они строго прямо.
Катенька подскочила к мертвяку, протянула на раскрытой ладони конфеты:
- Угощайтесь, дяденька! - заплакала: - Пожалуйста!
Страшные бугры на лице мертвеца с шипением сдулись, глаза погасли, будто в голове у серого пробки выбило. Мертвяк разжал пальцы, и хозяин лавки упал на пол; перхая, отполз к кассовому аппарату. Мертвец дергающимися узловатыми пальцами осторожно взял конфету с Катенькиной ладошки. Видно было, что он очень старается не навредить девочке - даже случайно.
- Вкусные, - сказала Катенька. - Правда же, вкусные?
Мертвяк сунул конфету мимо рта, попал в щеку, раскрошил. Раскрыл ладонь: шоколадные крошки посыпались на прилавок.
- Это ничего, ничего, - прошептала Катенька. - Вот еще, угощайтесь!
Серый взял другую конфету.
- На самом деле я их не пробовала, - призналась девочка. - Но убеждена, что конфеты очень вкусные. Ведь не может такого быть, чтоб на свете существовали невкусные конфеты!
На подоконнике заработал древний радиоприемник.
- С вами снова ваш любимый предсказатель погоды и цен на черном рынке К’оля и радио "Снежная поляна"! - бодро отрапортовал ведущий и зашелестел бумагой. - Страшные сообщения поступают к нам в студию: выяснилось, что мясо серых содержит канцерогены, о которых санэпидемслужба ранее умалчивала, предательски потакая любителям серятинки. Но теперь, когда нашу любимую планету буквально завалят высококачественными мышиными окорочками, мы можем надеяться, что…
Мертвец взвизгнул и запустил в приемник конфетой. Конфета воткнулась в динамик; К’оля замолчал.
Катенька погладила серого по руке:
- Бедненькие мои, вам, наверно, очень обидно, что вместо того, чтоб встретить хлебом-солью, вас убивают и жарят. - Катя сжала кулачки. - Что мне для вас сделать? Что, подскажи? - Она встала на цыпочки и пальчиком коснулась щеки серого. - Я так хочу помочь, но, глупая, не знаю каким образом! Дай подсказку, умоляю! - Мертвец потянулся за ее рукой, словно котенок. Девочка вздрогнула: что-то это ей напомнило. Кто-то точно так же гладил ее, и она тянулась за рукой, и было здорово, как в редких снах о папе…
- Катерина! Ты чего это? С мертвым ублюдком заигрываешь?
Серый и Катенька повернули головы к двери. На пороге твердо стоял Ионыч с лопатой наперевес. За спиной Ионыча украдкой маячил незнакомый Катеньке щуплый мужичок с пистолетиком в руке.
- Позор! - заявил, багровея, Ионыч. - Ах ты, развратница подлая!
Мертвец завизжал, оттолкнул Катину руку и, загребая лапами мусор, пошел на Ионыча. Ионыч хладнокровно подождал, когда серый приблизится, и обрушил на него всю мощь лопаты: раскроил гнилую черепушку до самого подбородка. Серый оцепенел, борясь с подступающим к горлу забвением. Дядь Вася выглянул из-за Ионычевой спины, поднял пистолетик и, хитро прищурившись, всадил мертвяку пулю под дыхало. Голова мертвеца с чавканьем отделилась от тела, шлепнулась оземь и с фотографической вспышкой сгорела; туловище обмякло, сложилось в гармошку и растеклось серой жижей. Голубые искры вспыхнули и тут же погасли.
- Вот и всё, - удовлетворенно сказал Ионыч, вытирая лопату об циновку. Дядь Вася кинулся к девочке, встряхнул:
- Барышня, милая, вы в порядке? - Катенька молчала, от ужаса не в силах вымолвить ни слова. - Где Светослов?
- Кто? - слабо спросила девочка.
- Светослов! Хозяин лавки!
- Тута я… - пробормотал Светослов, показывая из-за прилавка бледную распушенную физиономию. - Батюшки, чуть не издох. - Он вздохнул. - Климку жалко…
- Это Гориков был? - удивился дядь Вася. - Старухи Гориковой сын?
- Голиков, он самый. - Светослов поперхнулся, закашлялся. Спросил сквозь кашель: - Что случилось-то, дядь Вася?
- Кабы я знал. - Дядь Вася пожал плечами. - Впервые такой момент наблюдаю: жареные мертвецы слезают с вертелов и людей убивают… жуть.
- Надо в мэхию побыстхее, - сказал Светослов, поднимая с пола ружье. - С Есениным свяжемся, у лехмонтовских помощи попросим, там военный аэходхом, может, помогут… обохону в мэхии, опять же, дехжать удобнее.
- Думаешь? - Дядь Вася почесал подбородок.
Ионыч подошел к Катеньке. Оглядел с головы до ног, схватил за ухо, дернул в направлении потолка:
- Федьку куда дела? Умирать оставила, а сама удочки смотала?
Катенька прошептала:
- Дядя Федя сам через заднюю дверь ушел. Не сбегала я, дядю Светослова спасала.
- Не оправдание это, - зашипел Ионыч, сильнее сдавливая ухо. - Чужие дяди пусть сами спасаются, а ты своих дядь спасай, оно для дела полезнее будет. Поняла?
Катенька молчала, только от боли кривилась, но не плакала и не просила Ионыча прекратить.
- Ионыч, в мэрию идем? - спросил дядь Вася. - Ты это, поскорее решай.
- Идем, - решил Ионыч, отпуская Катино ухо. - Глядишь, и Федьку по дороге изловим.
- Дядя Федя мертв, - прошептала Катенька.
Ионыч изумленно уставился на нее:
- Че-его?!
Катенька встряхнулась, наклонилась, чтоб поправить выбившуюся из-под дырявого сапожка истерханную штанину, исподлобья посмотрела на Ионыча:
- Дяденька, простите, что-то нашло, секунду или две в полнейшем тумане была…
- Ты что только что сказала, негодная девка?
- Разве я что-то говорила?
Ионыч с трудом поборол желание ударить ее по лицу.
- Ионыч! - позвал дядь Вася. - Ну чего вы там?
- Идем, - пробубнил Ионыч.
На улице похолодало. Морозный пар клубился в воздухе, оседал на стеклах, ржавеющих трубах, мышиных норах, стриженых ногтях и глазных яблоках.
Уходили дворами, под матерное карканье ворон.
Глава третья
- Антоша! Антошенька! Что за шум? Кто пришел? Неужели мертвые?
- Заткнись, мама! - прикрикнул Антон и шмыгнул припухшим носом. - Вот уж точно: женский словесный фонтан не заткнуть никаким способом!
- Насморк, дорогой? - Сокольничий Федя сочувственно покивал.
Антон пожал плечами. Ружье он не опускал, чуть не тыкал им в Федину усталую от долгой беготни физиономию. Был бы штык, заколол бы меня уже, подумал сокольничий уныло. Ах, как обидно осознавать, подумал он, что тебя готовы заколоть просто так - за то, что ты покусился на махонький кусочек чужой территории.
Укрытая до вялого подбородка женщина, расположившаяся на толстом полосатом матрасе в темном углу чердака, схватилась за край одеяла:
- Антошенька, мне страшно. Мне так жутко, Антоша! Почему ты молчишь? Скажи, кто пришел? Ответь, сынок!
- Мама, закрой варежку… - устало попросил Антон и обратился к Феде: - Зачем сюда залез?
- Внизу бардак, окна расколочены, дверь выбита к дьяволу, - сказал сокольничий. - Мертвяки могут вернуться в любой момент, а я слишком устал от них бегать. Решил вот на чердаке переждать. Тут надежнее.
- Это наш чердак, мой и мамин, - с нажимом сказал Антон. - Уходи подобру-по здорову, добрый человек.
- Я много места не займу, - сказал Федя. Сел, прислонился спиной к холодной стене. Достал из-за пазухи пачку сигарет, стукнул о ребро ладони. Протянул сигаретку парню с ружьем:
- Будешь, родной? Угощаю.
- Не курю, - Антон оглушительно чихнул и прогундосил: - Я высморкаюсь, а ты пока настройся на серьезный лад: не переношу шуточек! - Не сводя с Феди глаз, он подполз к маленькому чердачному окошку, достал из картонной коробки, что стояла под окошком, клетчатый платок в три пальца по диагонали. Сжал платком застуженный нос, трубно высморкался - будто слоняра какой.
Женщина отбросила одеяло, села:
- Антоша, что там? Скажи мне честно, умоляю тебя! Мертвые пришли надругаться над моим телом? Они уже тут?
- Мама, прошу тебя, ложись спать. Здесь нет мертвых! - Антон посмотрел на Федю и буркнул: - Мама слепая. И немного того… этого.
Сокольничий кивнул, чиркнул спичкой и закурил.
- Не курите тут. - Антон нахмурился. - Курение вреднее всего бьет по организму пассивного курильщика, то есть по моему организму и по маминому.
- Приоткрой окошко, - посоветовал Федя. - Чтоб не так вредно било.
- Не могу. Мама простудится.
- Тогда стреляй, дорогой. - Сокольничий пожал плечами. - Я бегал от мертвяков три часа без передыху, некогда было перекур устраивать. Если сейчас не покурю, то окочурюсь от нехватки никотина в ушах. Мне терять нечего, кроме последней затяжки, ради которой я уж точно рискну жизнью.
Антон не двигался, размышлял. Наконец, протянул руку, откинул шпингалет и распахнул окошко. С улицы дохнуло холодом.
- Спасибо, Антошенька, - сказал сокольничий. Он привстал и, согнувшись в три погибели, чтоб в силу своего немалого роста не задеть потолок, подошел к окошку. Крепко и сладко затянулся, выгоняя из мышц накопившуюся усталость. С сочувствием взглянул на женщину, укрытую пуховым одеялом. - Несчастная. Тяжело ей, наверно.
- М-м…
- Антон, - прошептала женщина. - Я знаю, ты меня обманываешь. Ты не хочешь меня пугать, но ложь пугает меня гораздо больше, чем правда, какой бы она ни была. Скажи мне: кто этот человек, который пришел сюда? Он мертвый? Какие у него цели?
- Он не мертвый, мама, - грустно ответил Антон. - И я жалею об этом: в мертвого я бы давно уже выстрелил. Без обид, - бросил Антон Феде.
- Что ты, никаких обид. - Сокольничий подмигнул Антону. - Ситуацию в общих чертах я представляю и твое настроение понимаю.
Женщина повернула голову в ту сторону, где сидел Федя. Сокольничему показалось, что женщина его видит. Но ее слепые глаза целились чуть мимо.
- Скажите, уважаемый, - прошептала Антошина мама, - только скажите честно: вы мертвый?
- Пока нет, - усмехнулся Федя. Досмалил сигаретку, выкинул окурок в окошко. Виновато поглядел на шмыгающего носом Антона, стукнул по пачке пальцем. Зубами жадно сжал кончик сигареты, вытянул как занозу из кожи. Закурил, испытывая наслаждение, близкое к райскому.
- Мой муж, Антошкин отец, пропал в Снежной Пустыне, - прошептала женщина. - Соседи думают, что он стал серым. Они потешаются надо мной. Говорят, что зажарят и съедят моего любимого, если он явится в город; рецепт просят, как лучше приготовить. Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?
- С вашим любимым не знаком, - признался Федя. - Не имею чести.
- Они просят у меня перец, соль и укроп; говорят, хотят сварить моего любимого. Они хотят приготовить из него фрикадельки по-некрасовски и шницель. Что такое шницель? Я не знаю: не русское какое-то слово. Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?
- Не имею чести, - сказал Федя.
- Зачем им укроп? Это дорогая трава; они хотят забрать у меня укроп и моего любимого; всё забрать. Мерзкие соседи. Почему у других соседи добрые, отзывчивые, понимающие, а у меня - жестокие и алчные? Откуда такая несправедливость? Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?
- Не имею чести, - повторил Федя.
- Если вы мертвый, то должны его знать, - упрямо сказала женщина. - У моего любимого каштановые волосы и роскошные казачьи усы. Скажите честно, уважаемый, вы видели его?
- Нет, - терпеливо повторил сокольничий. - Не видел и знать не знаю, как выглядят казачьи усы.
- Они роскошные. По-настоящему роскошные, понимаете? Ну поймите же меня, наконец!
- Мама, засохни! - рявкнул Антон. - Отец давно помер, не тревожь его душу понапрасну!
Федя с укором посмотрел на него:
- Не стоит так кричать, Антошенька. Я с удовольствием послушаю вашу маму.
- У вас приятный баритон, но мертвое сердце, - сказала женщина. - Это так жаль… Вы - мертвец! - закричала она вдруг.
Сокольничий вздрогнул от неожиданности и уронил окурок на ладонь. Чертыхнулся и выбросил бычок на улицу. Пережив нервное потрясение, он даже не почувствовал боли от ожога.
- Скажите, как вас зовут? - спокойным голосом поинтересовалась Антошина мать.
- Федор, - представился сокольничий. - Человек я простой, и имя у меня простое, русское.
Женщина ждала.
- Сокольничий я, - подумав, добавил Федя. - Холостой мужчина без определенных занятий.
Женщина улыбнулась и легла. Антон нервным движением руки захлопнул окно, поспешил к матери и накрыл ее одеялом. Женщина дышала легко, спокойно.
- Уснула, надо же. - Антон почесал затылок. Угрюмо посмотрел на Федю. - Припасов хватит на сутки, не больше: у меня тут полбуханки ржаного хлеба да две консервы, "Бычки в томате". Потом надо будет спускаться.
- Через сутки серым от души наваляют, как раз и спустимся. - Федя кивнул. - Может, и раньше, конечно.
- Вы не понимаете, - сказал Антон. - Этого нам с мамой на сутки едва хватит. Вам есть нечего.
- Я много не ем, - сказал Федя и достал из кармана потемневший яблочный огрызок. - Вот, сочное яблочко погрызу. Хватит до завтрашнего вечера.
Антон протяжно высморкался.
- Что мне сказать, чтоб вы поняли, что вам здесь не место?
- Ничего не надо говорить, - сказал сокольничий, поудобнее устраиваясь под окошком. - Я понимаю твои настроения, Антошенька, но очень хочу спать и поэтому никуда не уйду.
- Если вы приблизитесь ко мне или маме, я пристрелю вас! - заявил Антон. - И суд меня оправдает: скажу, с мертвяком вас в силу близорукости спутал.
- Договорились, Антошенька.
- Давайте хотя бы дежурить ночью по очереди! - в отчаянии предложил Антон. - Боюсь из-за усталости проспать настоящего мертвеца!