– Ну, как какое? Она – мать. Вы – дети еще. Можно понять, – дипломатично ответила мама и вдруг вспомнила, – Да, ты знаешь, что родители собрались Сеню после девятого класса в Суворовское отдавать?
– Нет, и он не знает, уверена. Мы только вчера обо всем думали. Он говорил, что после одиннадцатого будет поступать то ли в медицинский, то ли на геофак МГУ, еще не решил. Какое Суворовское, мам, ты что?
– Я-то ничего. Но она сказала, когда нас классная спросила, кто уходит, кто остается, что ее сын уходит стопроцентно, в Суворовское. Там, мол, дисциплина, там из него сделают настоящего мужчину, ответственного и дисциплинированного. Что-то вроде того она сказала. И еще, что туда невозможно попасть, слишком много желающих, но благодаря известности отца, с этим проблем не будет.
– Мне до этого никакого дела нет, – гордо провозгласила девочка, – Куда захочет, туда и пойдет.
– Ты не горюй. Не на край света отправляют, – сказала зачем-то мама.
– Да хоть на край, мне-то что? – пожала плечами Тина.
Вот и все. Разговор ни о чем. Но из-за нескольких слов, буквально из-за пары пустых слов, в сердце девочки поселились отчаянный страх и тоска. Она хотела бы не обсуждать с Сенечкой планы на его будущее, но ничего не могла с этим поделать. Это оказалась болевая точка, которая постоянно давала о себе знать.
– Да, – подтвердил мальчик, – Вдруг у предков возникла такая дикая идея насчет Суворовского. Никогда об этом речь не шла, а тут вдруг Суворовское – и точка. Но, может, в чем-то они правы. Там отличная подготовка, поступлю потом легко.
– А мы? – тревожилась девочка.
– Ну, это к Суворовскому не имеет никакого отношения. Мы были, мы есть, мы будем. Только встречаться сможем пореже. Но я смогу звонить, писать. Выдержим!
– Выдержим! – соглашалась девочка. И улыбалась, чтобы не заплакать.
Так бывает с первой любовью
Он поступил в это свое Суворовское. Писал, звонил. Она тосковала, паниковала, потом привыкла. Ей, чтобы выжить в разлуке, надо было отдалиться. Иначе она бы просто не смогла дальше жить. Они были вроде бы вместе, но – какое там! Разлука – палач беспощадный, хотя порой убивает нежно и незаметно. Школа осталась позади. Тина поступила в МГУ. Сенечку родители убедили поступать в Военно-медицинскую академию. Значит, дорога его лежала в Питер. Она на первых порах даже приезжала к нему на выходные, но в сердце ее крепла и ширилась обида: неужели и дальше он будет делать только то, что папа-мама велят? Вернее, конечно, только мама, явно поставившая цель разлучить их навеки. Потом она закрутилась в круговороте студенческой жизни, ездить в Питер перестала, не всегда отвечала на письма своего прекрасного принца. И наступило молчание. Так бывает с первой любовью: она засыпает, не разбив сердце любящего, не причинив непоправимого вреда. Была – и нет. Прекрасные воспоминания отходят на задний план, жизнь увлекает к другим горизонтам. С Тиной так и произошло. Она встречалась с однокурсником, потом появился Юра, она вышла замуж. Двери за детством закрылись навсегда.
И вот сейчас, спустя столько лет – целую жизнь спустя, она окликает в магазине чужого юношу, приняв его за свою первую любовь. Столько лен не вспоминала – и вдруг явилась тень. Зачем? Чтобы упрекнуть или ткнуть носом: вот тебе за то, что не того выбрала, что не дождалась своего настоящего!
Тина разозлилась на себя за эти мысли, а потом сердито решила, что раз Юра нашел свой "невидимый град", то почему бы и ей теперь не заняться подобными поисками? Что она теряет в конце концов? Конечно, Сенечка женат. Родителей, разумеется, нет уже на белом свете. Во всяком случае про отца она точно знала, что он умер: всюду публиковали некрологи. Да и было это давно, Лушка еще в пятый класс ходила. А у Сенечки наверняка куча детей (он всегда говорил, что хочет много детей, потому что одному расти грустно). Жена наверное красавица. Мальчишки якобы выбирают в жены подобие собственной матери. Нашел такую же стройную королеву и носится с ней, как его папаша носился с собственной павой.
Несмотря на эти разумные мысли, Тина залезла в фейсбук и набрала в поиске имя и фамилию своей первой любви. И тут же, в первой строке, появился он! Почти совершенно не изменившийся Сенечка – худое лицо, огромные добрые глаза, челка, как тогда, в юности.
– Меня-то он не узнает, – сказала себе Тина, но, не раздумывая больше, послала Семену запрос о добавлении в друзья и написала сообщение: "Привет, ыцай! Я тебя нашла. Красносельцева."
Потом она взяла Клаву и пошла с ней гулять по бульварам. Они гуляли долго-долго, несколько часов. У Тины уже ноги отнимались, когда они возвращались домой. Зато не пришлось дома ждать ответного письма от "ыцая". Тина боялась надеяться зря. Ей почему-то было очень важно, чтобы Сенечка ответил, и она опасалась очередного разочарования: вдруг у него правда куча детей, клуша-жена, отслеживающая каждый его шаг, а тут она лезет – незваная гостья из прошлого.
Она долго мыла Клаве лапы в ванной, потом готовила какой-то немыслимый гурманский ужин для Лушки, которая неизвестно еще – придет ли домой поесть или отправится со своим парнем на свидание. Тине заставляла себя тянуть время изо всех сил, высчитывая при этом, на работе ли он, где именно живет (вся информация его была скрыта от посторонних)…
– Да зачем он мне, в конце-то концов? – прикрикнула на себя Тина и полезла в фейсбук.
Сердце ее бешено забилось: ее ждало сообщение от Сенечки. И извещение о том, что он принял ее предложение дружбы.
"Мой долгожданный ыцай! Привет! Я несказанно рад тому, что ты нашлась. Тина Ливанова – кто бы мог подумать! Я искал Валю Красносельцеву во всех социальных сетях, а ты – вот она. Забыл совсем, как ты заставляла меня называть себя новым именем Тина. А я так любил то, детское твое имя, что память не сохранила это новшество. Что ты? Как ты? Хотелось бы тебя увидеть и обо всем поговорить, если это возможно. Я в Москве. Живу в родительской квартире на метро "Аэропорт". Давай договариваться о встрече. ЗЫ: Я тебя сразу узнал, несмотря на другую прическу, ыцай!"
Тина читала письмо, наполняясь давно забытым счастьем. Сенечка – все тот же – говорил с ней. Никуда ничего не делось: ни нежность, ни доброта, ни притяжение. Как же так? Зачем были эти десятилетия без него?
– Не смей радоваться! – приказала она себе, – Забудь. Так не бывает.
– Давай встречаться, – написала она ответное сообщение, – Я все там же, на Кудринской. Где и когда?
– Я могу хоть сейчас, – последовал немедленный ответ.
Был вечер, время, когда семьи собираются за ужином. Но это если есть семьи. Значит – что? Значит – ничего. Просто он может сегодня встретиться. И хочет ее повидать. Какие еще могут быть вопросы?
– Я тоже могу, – написала Тина.
– Тогда через полчаса я за тобой заеду и повезу тебя в одно милое местечко. Выходи ровно через полчаса.
– Ты уверен? А пробки?
– Пробки. Да. Оставь свой номер, буду подъезжать, дам знать.
Тина настукала номер. В ответ он прислал ей свой.
– Жду, – написала Тина.
– И я жду. Еду, – возвестил рыцарь.
Тина собралась, как солдат по тревоге, за пару минут. Посмотрела на себя в зеркало, порадовалась лицу и прически, привычно подумала, что надо худеть, но за полчаса все равно не успеет, и села ждать Сенечкиного звонка. Как всегда в таких случаях, телефон принялся звонить, не умолкая. Сначала Лушка сообщила, что не придет к ужину. И вообще не придет. Завтра заявится. Завтра – точно.
Потом позвонила Лизка и велела приходить ужинать, потому что у Васьки при виде крестной поднимается настроение и она начинает есть. Пришлось ответить, что ужинать она заявится завтра, потому что… Потому что не сегодня. И все. Сегодня никак.
– Красносельцева?! – с намеком воскликнула Лизка.
– Красносельцева, – утвердительно ответила Тина.
– Ну, давай, давай, потом расскажешь, – напутствовала ничего не понимающая подруга, обладающая редким чутьем.
– Нечего рассказывать, Лиз, – закруглилась Тина.
Она ждала звонка, как они все не понимают! С ума посходили!
На этом лишние звонки не закончились. Позвонил секретарь Михаила Степановича и попросил назначить удобное время для встречи на следующей неделе: шеф хотел пообщаться.
– Пусть сам назначит, я подстроюсь, – поспешно отозвалась Тина, стремясь побыстрее освободить телефон.
– Хорошо. Я сообщу вам день и время встречи, – корректно известил секретарь.
– Спасибо. буду ждать, – скороговоркой ответила Тина и отключилась.
И как раз вовремя! Потому что тут же снова зазвонил телефон и знакомый голос, который она, оказывается, все эти годы помнила, сообщил:
– Валюня, я подъезжаю. Спускайся.
– Бегу, – возвестила Тина.
Она накинула пальто, схватила ключи в кулак, сунула в карман мобильник и велела Клаве не выть, а спокойно ждать ее в домике.
– У меня все хорошо, понимаешь? Мы с тобой нагулялись, ты сытая. Лежи в домике и спи. Не пугай людей. А то с меня штраф возьмут за нарушение тишины.
Клава слушала и вроде соглашалась, что штраф – дело нехорошее, лишнее.
– Ну? – спросила Тина, – Договорились же.
– Аф! – ответила Клава и лениво полезла в терем.
Тина не стала дожидаться лифта, как когда-то давным-давно. Она сбегала по ступенькам, зажав в кулаке ключи. У дверей подъезда ее поймал в объятия друг юности.
Сколько они простояли, обнявшись? Это не определить. Может, и пару секунд всего, а, может, полчаса. Время сместилось и отказывалось равномерно фиксировать свой ход.
– Счастливый день, – сказал Сенечка, заглядывая Тине в глаза.
– Удивительный, – согласилась она.
– Я о тебе в последнее время часто думал.
– А я сегодня в магазине приняла за тебя парня лет двадцати. И окликнула. Он меня, наверное, за чокнутую принял.
– Поехали? – предложил Сенечка, не выпуская ее руку из своей.
Он выглядел удивительно молодо. Стройный, подтянутый, элегантный. Моложавость явно передалась ему от матери.
Сеня галантно подвел ее к машине, распахнул дверцу, усадил. Рыцарь, как был, так и остался – рыцарь.
Рыцарь уселся на водительское место и немедленно взял ее за руку.
– Поехали? – спросила Тина.
– Не верю сам себе, – проговорил Сеня, – Боюсь тебя отпускать.
– Я не убегу. Я же сама тебя и нашла, не забудь.
– Правда твоя. Едем.
Он привез ее на Новый Арбат, в ресторанчик, который она давно облюбовала.
– Мое любимое место, – удивилась Тина.
– И мое, – добавил Сенечка.
– Ты часто здесь бываешь? – не поверила Тина.
– Довольно часто.
– И я тоже. Сейчас реже, а раньше все встречи – здесь. Как же мы не встретились до сих пор?
– Значит, было не время, – сказал Сенечка.
– А сейчас – время?
– Мне кажется, да. Раз все-таки встретились именно сегодня, – засмеялся он.
Все просто и ясно: раньше время не наступило. А теперь – да. И нечего сомневаться. Надо просто успеть рассказать про все, что было с ними за эти годы, пока они блуждали в своих трех соснах.
– Я знал, что ты замужем и что у тебя дочка. Давным-давно встретил кого-то из класса и узнал.
– Дочка – да. Но – я уже не замужем. Четыре месяца, как развелись. А ты?
– И я не женат.
– Давно развелся?
– Не разводился. Вообще не был женат. И все. Такие варианты тоже случаются.
– Как это ты ухитрился?
– Вот – сумел. Да это дело нехитрое, учитывая мою маму. Сама знаешь.
Сеня говорил с такой трогательной улыбкой, что Тина забыла, как злилась когда-то на его красавицу-мать.
– Она… она как? – спросила она, боясь показаться бестактной.
– Жива ли, ты хочешь спросить? Жива. Девяносто лет. Не совсем здорова, но руку старается держать на пульсе. Нрав прежний. Да и с чего бы ей меняться?
Тина рассказала о себе. Все-все. Как лежала долгие месяцы, как не хотела жить. И про журнал с интервью, и про то, что все оказалось к лучшему. И про одиночество, и про Клаву, и про то, что Лушка ее совсем взрослая и, кажется, собирается замуж, но жениха пока знакомить не приводила, про свои поездки за границу с женой олигарха, про то, что родителей уже пять лет как нет на белом свете, а она никому не нужна и одна-одинешенька.
– Уже не одна, – сказал Сенечка, – раз мы нашлись, уже не одна. Тут все ясно. Одна проблема. И та тебе знакома – мама. Остальное – управим.
– А что мама? Неужели правда – все настолько категорически серьезно?
– Ну да. Мама соперниц не выносит. Она, родив меня, решила, что мой долг – быть при ней всю ее жизнь. Отшивала всех беспощадно. Она это умеет. Мне кажется, ты это не можешь не знать.
– А было, кого отшивать?
– Конечно, я хотел устроить свою жизнь. Насчет тебя я не сразу догадался, молод был и зелен. Думал, родители просто стараются сделать, как мне лучше. Не понимал, что все было устроено ради устранения тебя. И все у них получилось. Ну, и потом все получалось. Видно, на самом деле не очень-то и сам стремился. Работал много.
– Ты врач? Все, как было задумано?
– Военный врач. Полковник медслужбы. С недавних пор – пенсионер.
– Неужели правда? Ты – пенсионер?
– Ну да. Двадцать пять лет выслуги – и пенсия.
– И где ты служил?
– Пока отец был жив, поездил по горячим точкам, потом в Питере служил. Ну, а после того, как мать осталась одна, пришлось в Москву перебираться. Пошли навстречу, учитывая отцовские заслуги перед отечественной культурой.
– И что? Больше не будешь работать?
– Пока не собираюсь. На жизнь хватает того, что оставил отец. Он же, как одержимый, все покупал и покупал квартиры, чтобы мать, если одна останется, ни в чем не нуждалась. Теперь вижу, как он был прав. Осталось от отца четыре квартиры, представь! Одна – рядом с тобой, на Кудринской, одна, в которой мы сейчас с матерью, на Ленинградке, две – рядом, на одной площадке, в Староконюшенном, это он купил, когда перестройка шла полным ходом, все разваливалось, деньги ничего не стоили, да ни у кого их и не было. А ему предложили за заслуги (тогда еще заслуги какие-то ценились), ну, он и купил, как бы для меня. Для моей будущей семьи. Дача опять же осталась. На лето туда мать традиционно выезжает, попробуй только отказать! А живем мы, сдавая три квартиры. Вполне хватает. И на сиделку тоже. Так что – пока я мальчик на посылках у матери. А что будет, зачем загадывать? Вот мы поженимся, тогда и посмотрим, как время свое распределять.
– Мы – поженимся? – Тине показалось, что она ослышалась.
– Конечно. А иначе зачем ты меня нашла? И развод этот твой – зачем? Поженимся, само собой. Сколько можно ждать? Перед людьми уже неудобно.
– Перед какими людьми? – расхохоталась Тина.
– Перед всякими людьми, которые терпеть не могут, когда узнают, что мужчина никогда не был женат.
– Хорошо. Давай поженимся, – быстро согласилась Тина, ни на секунду не позволяя себе верить в происходящее.
Так не бывает. Так не может быть – и все тут.
– Ну, вот завтра и поженимся тогда. Ты хочешь пышную свадьбу? С платьем, фатой? Лично я – да. Но мы успеем. Я знаю свадебный магазин, тебе понравится. Заедем, купим все и поедем в ЗАГС. Я договорюсь. Нас сразу распишут. Хватит с этим тянуть. Тридцать лет ждать – это неприлично просто.
– Фигасе! – сказала Тина и присвистнула.
– А разве я неправ? – хитро посмотрел на нее жених.
Жених! Это надо же! Жених из ее детсада! Столько слез, столько страданий, а решилось все как-то пугающе быстро. Ну, правда, не может же быть такого!
– Я как-то ничему этому не верю. Почему-то, – жалобно сказала Тина.
– А я почему-то верю, – возразил Сенечка.
Они расхохотались, как в детстве. Тили-тили тесто, жених и невеста!
– И даже не думай, что я тебя отпущу одну домой, что ты будешь одна ночевать, перетирать всякие "за и против". Мы не расстанемся до завтра, утром едем в магаз, закупаем все для новобрачных и женимся. Хватит дурака валять.
– Да я… Я ж не против. Я просто… Ну, просто, как в сказке все. Так не бывает, – принялась горячо уверять Тина.
– Молодец, – похвалил ее полковник медслужбы, – Так всегда мужу и отвечай: "Я не против". И будет тебе счастье.
– Мне уже счастье, – согласилась Тина.
– И мне! – поддержал ее Сенечка, – Но сегодня ночью ты – со мной. На всякий случай.
– Да сколько угодно! – героически произнесла Тина, все равно ничему по-настоящему не веря.
Сеня позвонил и легко договорился о регистрации брака. Как-то подозрительно легко у него все получалось. Наверное, действительно момент настал. Когда настает момент, все получается легко и просто. Это Тина уже успела разглядеть за время собственной жизни.
– Ну что? Ко мне или к тебе? – спросил Сенечка, когда они уселись в машину.
– Но у тебя мама.
– С этим тебе придется смириться. Как и ей с тобой. У меня мама. И сиделка. Но – комнат пять. И на мою половину никто не зайдет. Это закон и главное условие нашей с мамой совместной жизни. Впрочем, она все равно сейчас перемещается с трудом.
– Я смирюсь, – пообещала Тина, – Раз мы поженимся, я смирюсь, конечно. Но пока мне немного страшно. Я не ожидала. Быстро все как-то.
– Не быстро, а очень-очень медленно. Преступно медленно, по-моему. Но если тебе хочется, первую ночь проведем у тебя.
– Ура! – обрадовалась Тина, – И еще – у меня Клава не любит быть одна. Плачет. Она нервная. Боится, что ее бросят.
– Тем более – едем к тебе. Я, кстати, тоже нервный. И тоже боюсь, что меня бросят. Учти это.
– И я нервная, – вздохнула Тина.
– Видишь, как совпало, – радостно подытожил Сеня, – Кругом одни нервные. Подходим мы все друг другу нереально!
Ночь они провели без сна. Ни он, ни она не могли поверить, что наконец вместе. Поэтому приходилось все время доказывать друг другу, что все происходящее сейчас между ними не сон, не бред, не глюк.
– Моя! Моя! Моя девочка! – повторял Сенечка.
Тина боялась произнести хоть слово. Страшно было что-то разрушить. То, что происходило, свалилось на нее настолько внезапно, что не могло приниматься ею за явь. Мужчина рядом с ней был тем самым любимым, с которым они жадно целовались и даже провели рядом целую ночь в невинных объятиях. Это был тот самый Сенечка. И – совершенно другой. Взрослый и жадный, требовательный и берущий. Он действительно дождался своего и брал то, что ему принадлежит по праву.
– Моя! – говорил он.
Он не спрашивал, хорошо ли ей, приятно ли, не устала ли она. Конечно, ей хорошо. Им хорошо. И не может быть иначе.
– Я до тебя дорвался, – сказал он под утро, – Измучил, да?
– Нет, – шепнула Тина, задремывая, – Не измучил.
– Легкой жизни не жди. Нам свое надо наверстать, – заявил ее мужчина.
– Не жду.
Тина прижалась к нему боком изо всех сил.
– Уверена, что не устала? – дотронулся он до нее горячей ладонью.
И она тут же проснулась и почувствовала, что не устала совсем.
– Уверена, что нет.
– Тогда продолжаем разговор. До полного изнеможения.
Проснулись они после одиннадцати от того, что Клава с урчанием лизала их пятки.
– Ох, батюшки, – запричитала по-бабьи Тина, – Клавка-то не погуляла еще! Бедная.