Так наверное стонали бы женщины в русских селеньях, если бы случайно оказалось, что Буренка не доена, куры не кормлены.
Она попыталась вскочить, но Сенечка велел ей отдыхать. Он вполне мог выгулять Клаву.
– А вдруг она тебя испугается? – предположила Тина.
– Всю ночь не боялась, а теперь опомнится? Она не дура. Все понимает. Лежи, мы сейчас.
Тина лежала и думала, что все-таки ей все приснилось и что сейчас, утром, которое мудренее вечера, все будет иначе. И не получится никакой свадьбы. И – зачем она? Только лишние потрясения, больше ничего. Взрослые люди, а вели себя, как дети. Мечтали о несбыточном и ненужном.
Сеня вернулся и быстро улегся рядом.
– Знаешь, можно и без свадьбы, – на всякий случай проговорила Тина, чтобы облегчить ему путь к отступлению.
– Молчи, женщина. Убью. – грозно ответил рыцарь, – Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
– Значит, все будет? – поинтересовалась Тина, – Ты не передумал? Тогда, может быть, давай без платья? Зачем оно? На один раз.
– Оно затем, что я впервые женюсь. Один-единственный раз можно и в платье. И вообще – отставить разговоры. Ты можешь поспать. У нас еще пару часов есть в запасе. Спи. А я тебя разбужу, когда будет пора.
– А еще – я толстая, – пожаловалась Тина невпопад.
– Да какая мне разница? – весело отозвался Сенечка, – Будь толстой, тонкой, какой захочешь. Это же ты! Мы нашлись. Мы вместе. А остальное – просто никчемные мелочи.
– Слушай, а как так получилось, что мы столько лет жили друг без друга? И даже как будто бы не вспоминали? – задумалась Тина.
– Человеку свойственно забывать. В этом наша видовая особенность.
– Обо всем? Неужели обо всем?
– Наверное, да. Это лишь вопрос времени.
– Но и вспоминать свойственно! – обрадовалась вдруг Тина.
– Да! Кое-что нам свойственно вспоминать.
– А знаешь, что я думаю? – Тина словно разгадала давнюю загадку, – Я знаю: душа точно вечна. Вот мы с тобой – были детьми, а теперь взрослые. И что с теми детьми? Где они? Они же не существуют. Тела-то точно давно изменились. Их нет. Но мы – мы есть по-прежнему. Мы не изменились. Значит – душа вечна. То, что не меняется, и есть душа. Правда?
– Душа тоже меняется. А, может, и нет. Но мы есть – и то главное чудо жизни.
– Клава, не плачь, иди в домик, – начала Тина обычные уговоры перед выходом.
– Клава, не плачь, идем с нами, в домик на колесах, кататься поедем, посмотришь, как мы поженимся, – предложил Сеня.
– А вдруг она тебе что-то испачкает? Она еще ни разу в машине не ездила, – предостерегла Тина.
– Клава – умная девушка и ничего не испачкает. И пусть она станет свидетелем нашего счастья, да Клава? Поедешь с нами?
Клава, мгновенно все поняв, аж завизжала от невыразимого восторга.
– Ну видишь? Она обещала, что будет соблюдать порядок! – сказал Сеня, берясь за собачий поводок.
Клаву усадили на заднее сиденье, предварительно постелив на него одеяло. Она тянулась к уху Тины, возбужденно в него дыша.
– Успокойся уже, смотри в окошко! Смотри, сколько всего вокруг! – урезонивала Клаву хозяйка.
– Ничего, сейчас осмотрится, привыкнет, – успокаивал своих спутниц Сенечка.
В магазин свадебных платьев Клаву решили все-таки не брать. Уговорили сидеть и ждать. Клава приклеилась носом к стеклу и стала следить за дверью, которая скрыла ее обожаемую спасительницу.
Тина быстро нашла то, что хотела: простое платье прямого покроя с длинными рукавами. Кремовый шелк, ничего лишнего. И потом может пригодиться для какого-то торжественного случая.
– Исключено, – отверг ее выбор жених, – Я первый и последний раз женюсь и хочу невесту, чтоб сразу было понятно: невеста. В пышном платье и фате.
Тина пыталась объяснить свой выбор доводами практичности и разумной экономии.
– Платье в кружевах и фата, – настаивал Сеня.
Продавщица принесла то, что требовалось. Странно, но платье с корсетом, утягивающим талию, с пышной многослойной юбкой, глубоким вырезом, атласными рукавами оказалось великолепно сидящем на смущенной невесте. Маленькие кружевные перчаточки, легкая коротенькая фата, белые туфельки…
– Отлично! Ты готова. Теперь мне купим смокинг, рубашку, туфли, и едем. У нас времени в обрез, – пояснил Сеня девушке, помогающей им с покупками.
– Крадете невесту? – пошутила она.
– Уже украл, – серьезно ответил Сеня, – Вчера. Сегодня надо штамп в паспорте поставить, и дело сделано.
– Неужели правда? Неужели так бывает? – ахнула девушка, не скрывая удивления и восторга при виде сбывшейся мечты каждой юной особы, не побывавшей пока замужем.
– Бывает. Вы же видите, – довольно отозвался Сеня, – Еще вчера утром сам бы не поверил, что такое может быть. А теперь верю безоговорочно.
Продавщица повернулась к Тине:
– Это не шутка? Вы правда еще вчера ничего не знали?
– Про свадьбу не знала, – засмеялась Тина, – Но жениха своего знаю с детсадовской группы. Так что – отношения проверены временем.
– Вот это да! Счастья вам! – искренне радуясь, пожелала девушка.
– И вам тоже – счастья, – ответила Тина.
Они вышли из магазина, одетые во все только что купленное: пора было ехать в ЗАГС, а там – где переоденешься.
Тина набрала Лушкин номер: самое время сообщить дочери об изменении семейного положения.
– Мамуль? – отозвался родной голос.
– Лушенька, у тебя все в порядке?
– Да, мамуль, все в полном порядке. Я хотела с тобой поговорить. Сказать тебе. Я замуж выхожу, мамуль.
Тина расхохоталась.
– Ты что? Мам? Ты чего смеешься? Что тут смешного? – удивленно отозвалась дочь.
– Ты меня опередила, Луш, я первая хотела тебе сказать то же самое. Я замуж выхожу. Представляешь?
– Не может быть! – послышался Лушкин ответ, – И когда? И молчала! Ну, ты Штирлиц! Это правда, ма?
– Я не молчала, Лушенька! Я сама не знала! Еще вчера утром не знала, а вечером узнала!
– Ну, ты даешь!
– Да, Луш. Так получилось. Я выхожу замуж за Сенечку, свою первую любовь. Я тебе рассказывала, помнишь? Мы вчера встретились, и он сегодня, вот прямо сейчас, везет меня в ЗАГС. Ты подъедешь? Это близко от нас. Да ты помнишь – это где мы с папой разводились. Сможешь?
– Ну, ничего себе! Ты, оказывается, авантюристка, мам. Подъеду, конечно. Вернее, подойду. Я к дому сейчас подхожу как раз. Клаву надо выгулять?
– Клава с нами. Свидетель наш.
Из трубки послышался хохот.
– Ну, мам, давай я все-таки стану свидетелем, а?
– Давай! Только беги скорее, мы вот-вот там будем.
– Бегу! Лечу! – отвечала дочь.
Только закончив разговор, Тина сообразила, что не расспросила своего ребенка. Вроде Луша начала с того, что замуж выходит? Или это только показалось? Нет. Точно сказала, что надо поговорить и что замуж собралась. Вот чудеса-то творятся!
Когда они подъехали к ЗАГСу, Луша уже стояла там с букетом белых тюльпанов – огромная охапка свежих весенних цветов. Дочь не сразу узнала в нарядной невесте собственную маму. Собственно, повернуться в сторону вылезающей из машины нарядной красавицы ее побудил Клавин радостный лай.
– Вот, доченька, знакомься, это Сеня, – представила Тина своего жениха.
– Лукерья. Очень приятно, – отозвалась Луша.
Выглядела она ошарашенной, словно до конца не верила, что все происходящее не розыгрыш.
– Как это вы успели, вот чего не пойму? – обратилась дочь к матери, – И платье, и фата…
– И жених! – поддержала Тина, – Все сошлось, все на месте. Луш, я сама ничего не понимаю и ошарашена не меньше твоего.
– Ну, хорошо ли вы подумали, я не спрашиваю, – улыбаясь заметила Луша, – У вас как раз было время узнать друг друга и хорошо подумать.
– Хорошо подумать – не было, – запротестовала мать.
– Было, было, пойдемте, девочки, – велел жених.
– Сень, а ты уверен, что нас вот так вот прям сейчас и распишут? – на всякий случай спросила Тина, – Есть же сроки, правила…
– Уверен, что распишут. И прямо сейчас. Сама заведующая. Так уж получилось, что я мужа ее оперировал. И очень удачно. Грех мне отказать, как думаешь?
– Тогда – да. Тогда, конечно, – успокоилась невеста.
Все у них получилось удивительно легко и красиво. И фото сделали на память, и бокалы с шампанским подняли и выпили до дна. Самая настоящая красивая свадьба.
– А теперь поехали ко мне, жена! – заявил Семен, когда они вышли на улицу.
– Как же мы поедем, Сенечка? Тут Клава, Луша. Давай их домой завезем. И я бы переоделась.
– Нет, так и поедем. Всей семьей. И с Лушей, и с Клавой. Ты с мамой давно знакома, а другие девочки пусть в день нашей свадьбы и познакомятся.
– Она же расстроится, – испугалась Тина.
– Не думаю, – ответил Сеня, – У мамы теперь свой собственный мир. Она в нем царит. И никто на ее царство не покушается. Все, что извне, она воспринимает, как картинки из телевизора. Так что не беспокойся. Едем. В любом случае – дело сделано, ты моя жена. Мама хорошо понимает, когда речь идет о неизбежности свершившегося.
И они поехали.
Тина никогда прежде не была в этой квартире, хотя еще в те, школьные годы знала о ее существовании. Тут проходила красивая и бурная жизнь Сенечкиных родителей, пока он жил с нянями на Кудринской. Раньше она бы боялась или, по крайней мере, волновалась от предстоящей встречи с прекрасной мамой своего возлюбленного. Сейчас, после бурных событий прошлого вечера, ночи и сегодняшнего похода в ЗАГС, она была как под гипнозом: покорно шла, куда ее вели, не думая о плохом, ничего не предчувствуя и не загадывая. Рядом шла совершенно безмятежная дочь и спокойная Клава, не шарахающаяся, не упирающаяся и даже не повизгивающая.
– Может, это все-таки сон? – на всякий случай спросила себя Тина и беззаботно ответила себе же, – Ну, если и сон, то ведь ужасно приятный и интересный. Пусть снится. Я не против.
Сеня открыл квартиру своим ключом, галантно пропустил своих спутниц, захлопнул дверь. Из недр жилища вышла пожилая благообразная женщина в цветастом переднике, видимо, домработница. Лицо ее выразило крайнее удивление при виде гостей хозяина.
– Александра Михайловна, знакомьтесь, – радостно поприветствовал ее Сеня, – Вот моя жена, Валентина, сокращенно – Тина, вот Лукерья, дочь, а вот Клава, тоже дитя, теперь наше общее, надеюсь.
– Вы – женились? – оторопела Александра Михайловна, – Это правда?
– Женился. Только что. Девочки, знакомьтесь же: это Александра Михайловна, она помогает моей маме пережить тяготы жизни.
– Очень приятно, – опомнилась сиделка, – Простите, я не ожидала. Удивилась.
– И мне… Нам – очень приятно, – отозвалась Тина, чувствуя себя круглой дурой, но нисколько из-за этого не переживая.
– У Клавы чистые лапы, – успокоил Сеня сиделку, – Мы только из машины – и в подъезд. Пойдемте, мои красавицы. Зайдем к маме. А потом я закажу нам ужин. тут ресторан поблизости, они быстро все доставят, накроют. Посидим, отметим.
Они миновали прихожую и повернули направо, в небольшой светлый коридор с четырьмя дверьми.
– Мы на маминой половине, – пояснил Сеня, – Тут вот ванная, тут туалет, в этой комнате у нас Александра Михайловна отдыхает, а там – мамочка.
Он постучал в дверь, за которой находилась прежняя сказочная красавица и низкий мужской голос немедленно отозвался:
– Сеня, это ты? Войди!
Тина тут же вспомнила этот голос. С годами он стал еще ниже. Остальное осталось при нем: и величественные интонации, и королевская уверенность.
– Мамочка, я не один, – предупредил сын.
– Прошу! – скомандовал голос.
Они вошли. Тина постаралась по возможности упрятаться за Сенину спину, чтобы старая женщина не была слишком поражена ожидающим ее сюрпризом.
– Мамочка! – громко и отчетливо произнес Семен, – Я только что женился. Хочу представить тебе свою жену. Хотя ты ее давно знаешь: это Валя. Мы с ней вместе учились в школе.
Тина, вышедшая из-за спины мужа, сделала какое-то подобие книксена и только после этого решилась взглянуть на свою новоиспеченную свекровь.
Та сидела в старинном кресле с высокой резной спинкой. Кресло поражало своим театральным шиком. Но дама, восседавшая на нем, поражала не меньше. Тина знала, сколько ей лет, и поражалась тому, что увидела. Нет, конечно, от старости никому еще не удавалось убежать, какие бы старания ни предпринимались. И все же – кто бы дал этому экзотическому существу девяносто? Она была одета с шиком подростка из состоятельной семьи: модные бледно-голубые обтягивающие джинсы с едва заметным цветочным рисунком и нежно-розовый кашемировый свитерок. Сногсшибательный маникюр: каждый ноготок расписан по-своему. Тина даже мельком глянула на дочь, стремясь понять, заметила ли она. Луша смотрела во все глаза. Явно фиксировала каждую деталь. Лицо Сенечкиной мамы покрывали морщинки, но это ничего не значило, главное – прическа. Естественный русый цвет волос, никаких старческих буколек, прямая челка, четкое каре, безукоризненная укладка – редко встретишь настолько ухоженных старых дам. Положа руку на сердце, Тина вообще таких не встречала. Подкрашенные брови, ресницы, губная помада в тон свитерочка – высший шик! И никаких украшений – ни колец, ни сережек, ни бус. Да, и еще – лакированные лодочки на ногах. Картинка! И это если учесть, что красавица из дому не выходит и гостей явно не ждала. Вот это дисциплина! Вот это привычка к публичности! Тина несколько оробела, застеснялась себя.
– Ты не ночевал дома? – спросила дама грозно.
Может быть, и не грозно, но Тине так показалось. Она почувствовала себя участницей какого-то спектакля, участницей-самозванкой, не знающей слов собственной роли. Но муж ее знал все нужные слова и оставался спокойным и улыбчивым.
– Да, мамочка! Не ночевал. С тобой была Александра Михайловна. Я ей звонил. У тебя сегодня, как мне известно, была маникюрша и косметичка.
Мать благосклонно кивнула.
– Так что ты сказал – ты сделал? – по-королевски провозгласила она.
– Я женился, мамочка. На Вале. Думаю, ты помнишь. Мы учились вместе в школе.
На этот раз было видно, что мать услышала сына. Она величественно перевела глаза на "Валю из школы" и каркнула:
– Красносельцева!
Вот это память! Вот это женщина! Столько лет хранить в голове фамилию первой любви своего единственного отпрыска.
– Да, мамочка, Красносельцева! – подтвердил Сеня.
– Ну что ж! – произнесла дама и задумалась.
Казалось, она вообще забыла о присутствии в комнате других людей. Молчала, пожевывала накрашенными губами, смотрела в одну точку. И вдруг очнулась.
– Зачем же было столько ждать? – веско произнесла она, – Ты считаешь, в этом был какой-то смысл?
– Я подумаю об этом, мамочка, – ответил немедленно Сеня.
– Что ж! – донеслось из кресла, – Поздравляю! Будь счастлив! И тебя поздравляю, Валя! Вы своего добились, дети! Будьте счастливы!
Вот уж чего Тина никак не ожидала, так это подобной благосклонности.
– Спасибо! – ответили молодожены хором. Случайно получилось. Лушка даже хихикнула.
– А кто эта девочка? – спросила старая дама.
– Это Лукерья, Луша, моя дочь, – осмелилась отозваться Тина.
– Подойди ко мне! – велела старуха, – Посмотрю на тебя.
Луша подошла к креслу. Древняя красавица взяла ее за руку, пристально вглядываясь девушке в глаза.
– Хорошая, – промолвила она наконец, – Хорошая девочка. И будешь счастливой, если не наделаешь глупостей. В молодости так и тянет наделать глупостей. А потом – не вернешь! Время бежит! Запомни: главное условие достойной жизни – разумное использование себя в юности.
Луша кивнула, как загипнотизированная.
– А это кто? – перевела свекровь взор на Клаву.
– Это наша собака, она нас сама во дворе нашла, Клава зовут, – пояснила Луша.
Клава, услышав свое имя, встрепенулась и без спросу двинулась к королевскому трону. Она встала у кресла и положила голову на подлокотник. Старческая рука немедленно легла на собачью макушку. Клава завиляла хвостом.
– Я давно хотела собаку, – командирским голосом отчеканила дама.
– Я об этом не знал, мамочка, – улыбаясь, отозвался Сеня.
– А какой смысл было тебе говорить? Еще одну ношу взваливать? А теперь вот – она уже есть!
Рука с дивным маникюром нежно перебирала шерсть на Клавиной голове. Клава явно млела.
– Ну, идите, – велела сверковь, – Я рада. Идите. Собака, если захочет, может оставаться у меня. Впрочем, как хочет.
– Она разберется, мамочка.
– Да, Сеня, скажи, – проговорила озабоченно мать, словно вспомнив нечто невероятно важное, – Скажи мне: я какала сегодня?
Сеня вопросительно взглянул на Александру Михайловну, которая все это время тихонько стояла у входа в комнату королевы-матери. На вопросительный взгляд сына сиделка ответила легким кивком.
– Да, мамочка, ты какала, – уверенно ответил сын, ничуть не смущаясь.
– А я хорошо какала? – с тревогой спросила мать.
Александра Михайловна снова почти незаметно кивнула.
– Хорошо, мамочка.
– Ну, идите, идите, – отпустила гостей старуха.
Клава осталась у ее кресла, явно наслаждаясь прикосновениями легкой ухоженной руки.
Они уже шли по коридору, когда услышали тревожный вопрос, обращенный не к ним:
– Шура! Скажи мне: я какала сегодня?
– Да, какали! – последовал уверенный ответ.
– А как? Как я какала?
– Хорошо какали! – с чувством отвечала сиделка.
Они снова оказались в прихожей, потом в другом коридоре, где прошли мимо таких же ванной и туалета, как на материнской половине, а потом оказались в холостяцкой Сениной берлоге: минимум вещей, порядок, окна без штор. Вместо штор – жалюзи.
– Вот три моих комнаты – располагайтесь, – обвел рукой свое пространство Сеня.
Он быстро позвонил в ресторан, распорядился с заказом и предложил своим дамам еще шампанского.
– Классная у вас мама! – восхищенно сказала Луша, – Красивая – слов нет.
– И представь, ей девяносто лет! – поддержала восторг дочери Тина.
– Да, мама, конечно, человек уникальный. Но, слышали? Вопросы ее последние? Это тоже – последствия борьбы за красоту фигуры. Борьбу-то она выиграла, но кишечник нормально функционировать перестал, – вздохнул Сеня, – страдания у нее из-за этого большие. Клизмами увлекалась. Поест – и клизму ставит. А все восхищались: ах, фигурка, ах, лань лесная, ах, серна. Серна и лань клизмы себе не делают. Так живут. А у мамы теперь главный интерес жизни: покакала она сегодня и как.
– Красивая, – вздохнула Тина, – И добрая стала. Или мне показалось?
– Ну, когда как. Сегодня она, конечно, в прекрасном расположении. Оказывается, собаку хотела, кто бы мог подумать. Отнимет еще у вас Клаву. Та, я смотрю, не прочь.