– Елена, – задумчиво протянул Михаил, – Елена, Елена… Да. Вот о некоторых событиях, с ней связанных, хотел с тобой сегодня поболтать. Ибо – больше не с кем. А есть нечто, рвущееся наружу. Давай выпьем для храбрости!
– Я храбрая, Миш, – предупредила на всякий случай Тина.
– А будешь еще храбрее! – пообещал друг, – И я расхрабрюсь.
Они выбрали себе напитки "для храбрости", выпили. Попробовали замысловатую закуску.
– Хорошо тут как! – расслабленно протянула Тина.
Ей и правда было очень хорошо и спокойно, как со старшим братом, которого у нее никогда не было.
– Слушай, что расскажу, – начал Михаил, – Ты про Киру знаешь теперь. Самую главную тайну того периода я раскрыл. Отболело, можно сказать.
– Легче стало, как рассказал? – кивнула Тина, – Мне всегда легчает, когда что-то тайное выскажу. Боль улетучивается.
– Это точно. Боль улетучивается. И стыд улетучивается. Тем более заяц – это так, мелочь была, прямо скажем. Но полегчало.
Тина мгновенно догадалась, о чем хочет поведать Михаил. О том, что уже рассказала ей Елена. Надо же! Он, такой проницательный, такой стратег в своем бизнесе, даже не догадывается о том, что именно и насколько именно известно его жене. Ну что ж! Таков удел супругов – ни о чем не догадываться. Теперь-то Тина это точно знала.
– Я не только расскажу тебе главный стыд моей жизни. Я еще совета твоего спрошу, – вздохнул Миша, – Это о второй моей жене. Ася ее зовут. В общем, через какое-то недолгое время после развода с Кирой я, естественно, встретил девушку, полюбил и все такое. И мы, как было принято в те времена, женились. Она, кстати, переживала, что я был уже женат. Развод – это было дело нехорошее, не одобрялось оно. И существовало представление, что на разведенном человеке лежит какая-то вина. Или пятно на репутации. Порок какой-то у него пытались отыскать или недостаток существенный. Ну а как иначе? Человек женился, а потом развелся? С чего бы это? Ну, она и переживала. Стеснялась родителям сказать, что встречается с разведенным. И я себя сам стеснялся в этом плане. Своеобразные времена, да? Но что-то в этом было.
В общем, чем больше Ася сомневалась, тем сильнее я хотел на ней жениться. И старался ужасно. Доказывал ей, что я – достойный претендент, что сделаю ее счастливой, что она не пожалеет, если будет со мной. В бизнес пустился, рвался безостановочно к цели, дела шли, а Ася замуж за меня не спешила. Ужасно это меня заводило. Я привык своего добиваться. Тем более она была красавицей, все на нее внимание обращали: выглядела такой аристократкой – тонкая, большеглазая, руки такие нежные. Не описать словами. Видеть надо. На нее оборачивались, любовались. И, конечно, ухажеров было полно. Я тревожился, что уведут ее. И все эти мысли и чувства мешали мне дело делать, никак сосредоточиться не мог. Ну, в один прекрасный день я подъехал к ее дому на иномарке – заметь: на иномарке, новой, не подержаной, "Вольво" купил, почему-то мне тогда казалось, что это наикрутейшая марка. Подъехал на своем авто, с огромным букетом роз и немыслимой коробкой конфет, поднялся на их этаж (подъезды еще не запирались тогда), позвонил в дверь, открыла мне будущая теща, как я догадался, хотя никогда до этого родителей Аси не видел. И я прямо с порога попросил у нее руки дочери. Букет вручил, конфеты. Она рассмеялась, позвала в дом. Там вся семья ужинала. Милые люди. Без затей, простые, чистые. Не простаки, а простые. То есть – без всяких масок и театров. Поговорил с отцом. Рассказал им, что был женат на однокласснице своей, что денег не было, ну и все такое прочее. Про развод объяснил, что уроки извлек, буду верным и заботливым мужем. Пообещал Асю беречь, лелеять, создать ей прекрасную жизнь, какой она достойна. Даже вывел их на балкон и похвастался машинкой – такой был идиот. Но они почему-то мне поверили и говорили, как с человеком. Ася слушала. Она не особо разговорчивая была, ее сразу не понять. Но слушала, не гнала, и я это отмечал, надеялся на то, что она согласится. Отец сказал, что мы-то с ним общий язык найдем, как он понимает. Но дело-то не в нас с ним, а в желании их единственной дочери связать со мной свою жизнь до конца дней. "До конца дней", заметь! Другого не предусматривалось. А я о другом и не думал. Я хотел семью создать раз и навсегда. Тем более перспективы разворачивались очень радужные.
После слов отца насчет решения дочери все посмотрели на Асю.
– Ну, что ты скажешь, деточка? – говорит ей мать.
– Подождите, – прошу я, – Я сейчас сам у Аси спрошу. При вас.
Я встал из-за стола и говорю:
– Ася! Я тебя очень люблю. Ты согласна стать моей женой?
Никогда не забуду ее глаза. В них такой свет был, такая надежда и радость! Она тоже встала. Стоит и смотрит на меня. И молчит. А я чувствую, что молчанием этим она будто спрашивает, не обману ли, буду ли хорошим мужем. А я был влюблен и мечтал ее добиться. Наконец, она решилась;
– Да, – говорит, – Я согласна, Миша. И я тебя тоже люблю.
И лицо руками закрыла. Эти слова для нее не были пустыми, понимаешь? Она из сердца их выпустила. Все это почувствовали. Я даже оробел. Себя самого испугался, что ли.
Ну, мы и поженились. И жили очень даже хорошо. Ася мне доверилась полностью. Дела мои шли просто великолепно, я был окрылен. Одно за другим – и всюду успех! Я иногда сам себе говорил: так не бывает. Но – вот же! Было. И сейчас есть. Тогда же и коллекцию свою стал собирать, вернее, стали – мы с Асей. Она в живописи хорошо разбиралась, и нюх у нее был почти как твой. Жили бы себе и жили…
Михаил перевел дух, отпил из своего бокала. Тина тоже немножко выпила. Ей страшно было слушать, что будет дальше. Она и так все знала. И не хотела еще раз выслушивать о плохом. Но ведь не скажешь же, что Елена поделилась с ней своими секретами, причем чуть ли не сразу после их знакомства. Надо молча слушать.
– Жили бы себе и жили. Да. Но шел год за годом, а у нас почему-то не было детей. Мы особо на этом внимание не заостряли: много дел, много событий, одно за одним. Вроде и не до того. Но я чувствовал, что Ася переживает. Однажды предложила обследоваться, может, что-то у нас со здоровьем не то. Обследовались – все в полном порядке. И у меня, и у нее. Я ей говорю:
– Не дергайся, придет время, все будет. Причем тогда, когда ты меньше всего станешь ждать.
Так прошло почти десять лет. Пролетели незаметно. И как-то я заскучал. Себе не признавался, но что было, то было – заскучал. Азарт стал пропадать. Вроде как все есть, и ничего нового уже не будет. И – ради чего все это? У меня уже к тому времени целая империя была, тысячи людей от моих предприятий зависели. А я ходил унылый. Скучно стало. И путешествия душу не грели: вроде всюду побывал и не по одному разу. И в этот самый момент мне повстречалась Елена. Ну, как – повстречалась? В мой же секретариат пришла работать. Молоденькая девчонка, выпускница вузовская, красотка, полная жизни, глазки наивные, всему радуется. Прекрасное дитя. Это она сейчас застегнута на все пуговицы, все у нее по протоколу, все как надо. А тогда была веселая и живая. И мне было весело на нее глядеть. Глядеть-то приходилось каждый день, по нескольку раз. И я был очень даже этому рад. Она все вертелась передо мной, как это девчонки делают, завлекают неосознанно, по молодости своей.
Тина хмыкнула про себя: "Неосознанно, по молодости". Мужская наивность, видимо, безгранична. Ему сети расставляют, а он, видя их, умиляется, что все так неосознанно выходит, наивно так, по-детски. Она-то не раз убеждалась, что эти наивные детские глаза юных дев и есть выражение настоящего, отлично продуманного расчета. Но дело охотника ловить, а дело жертвы не попадаться. Или попадаться, если очень хочется.
– И как-то раз я не выдержал, позвал ее поужинать. Ну, и закрутилось. Она была полной Асиной противоположностью тогда. Ася долго своих чувств не показывала, а Ленка почти сразу сказала, что любит. И разревелась, я же еще ее утешал. И на все она была согласна, абсолютно на все, хотя и цену себе знала, хороша была, но ради любви ко мне обо всем забывала. Я верил ее чувству, и оно меня грело, сил мне добавляло. Я мог ей позвонить в любое время дня и ночи – ни слова против, а ведь с родителями жила, – мчалась ко мне, отдавалась. Ничего взамен не требовала, не упрекала, не просила. Только побыть немного рядом. Так она говорила. И как-то все сильнее она меня к себе привязывала, нужной становилась. Вот эта ее готовность, открытость – это подкупало. Я-то ей с самого начала сказал: никаких, мол, обязательств. Я женат, люблю свою жену, и вообще – все это – твой выбор. Она согласилась. Да так горячо согласилась! Лишь бы рядом хоть иногда. Потому что люблю. Остальное – как будет, так будет. Правда, говорила, что очень ей стыдно перед моей женой, но не может она справиться со своими чувствами.
С Асей все стало иначе. Мне и стыдно было перед ней, и вроде как я ее внутренне винил в чем-то. Я по-прежнему ее любил и не просто любил – ценил и уважал. Жизнь наша с ней ничуть не изменилась. Наоборот, мне казалось, что все к лучшему. Ну, и шло так какое-то время, а потом Ленка сказала мне, что беременна. И что как я скажу, так и будет. Не станет она меня по рукам и ногам этой беременностью связывать. Я обрадовался – не передать. И тут же для себя все решил. Я ж, как оказалось, давно хотел ребенка. Все заиграло новыми красками. И я принял решение. Сделал выбор. Приехал в наш с Асей дом и сказал ей, что мы должны развестись: у меня другая женщина, и она ждет от меня ребенка. Сказал, что оставляю ей и квартиру, и дом за городом, и машину пусть выбирает, какую захочет, и деньги большие. Лишь бы не тянуть с разводом. Точка.
– А она? – спросила в ужасе Тина, вспомнив свой страшный разговор с мужем, – Как же она?
– Она молчала. Потом спросила, не считаю ли я себя предателем. Я ответил, что ни в коем случае. Хотя, конечно, знал, что предатель и обещаний, данных ей и ее родителям, не сдержал. Дал слабину. Но как в этом признаваться? И так тошно. Сказал, что я не первый, не я последний, что так устроена жизнь, что по-другому не получилось. Ася еще уточнила: уверен ли я, что это правильное устройство жизни. Я ответил, что не хочу об этом думать. И тогда она сказала, что да, согласна на развод. И все условия принимает. Одна просьба: не видеться больше никогда. Потребовала дать ей слово, даже нотариально зафиксировать, что я не буду делать никаких попыток встретиться, ни при каких обстоятельствах. Я согласился. Все сделал, как она просила. Имущественно и материально обеспечил. Вроде как мог считать свою совесть чистой. Развелись, расписались с Еленой, началась вроде как новая жизнь. Я временами думал об Асе, жалел ее, но тут ребенок должен был появиться, надежды, счастье… Но случается вот что: незадолго до Ленкиных родов мне секретарша приносит корреспонденцию, а там в числе прочего – ксерокопия свидетельства о рождении ребенка, девочки. Мать – Ася, отец – я. И по дате рождения получается, что все верно, зачали мы с Асей ребенка, когда я уже к другой намылился. То есть, я беременную долгожданным ребенком жену бросил ради другой, безотказной. Юрист мне объяснил, что, по документам, ребенок был зачат в браке, поэтому Асе ничего не оставалось, как отцом записать меня, если она не хотела, чтобы у девочки в графе "отец" вообще был прочерк. Итак – моя дочь, мое отчество, моя фамилия. И я – предатель. Тут не подкопаешься и не отмоешься. Можно ходить гоголем и делать вид, что все идет по плану, но внутри – черви. И они свое дело делают.
– Это она тебе письмо прислала, Ася? – спросила Тина.
– Нет. Я сначала подумал – от нее письмо. Но почерк был чужой. Короче – тесть бывший. Он человек справедливый, посчитал, что отец должен быть извещен о рождении дочери. Спасибо ему. Он хороший человек, в чем я и не сомневался. Правильные, цельные люди. А я… Вот скажи, ты знаешь определение слова "пошлый"? Все говорят, а, похоже, никто не знает толком, что оно значит.
– Безвкусный, по-моему, – ответила Тина.
– Молодец. И это тоже. Но главное – я специально поинтересовался – "пошлый" означает "низкий в нравственном отношении". А поинтересовался как раз после встречи с бывшим тестем, и такое было в моей биографии. Я каким-то нюхом прочуял, что это он мне весточку послал, ну, и позвонил ему. От стыда сгорал, но собрался как-то. Повод уж очень серьезный, чтоб себя жалеть. И мы встретились. Поговорили хорошо. Я попытался как-то объяснить свой поступок, а он мне: "Не будем говорить о пошлых деталях." Пообщались по делу. Я, естественно, вызвался материально помогать, чтобы Ася и девочка ни в чем не нуждались. Он же, со своей стороны, потребовал не тревожить его дочь, не причинять ей дополнительные страдания. Единственно, что обещал: фото ребенка регулярно мне пересылать. Что я мог поделать? Я же Асе слово дал не приближаться к ней. Домой вернулся и почему-то вспомнил про "пошлые детали", в словарь полез. И оказалось – детали-то низкие, безнравственные. Такая вот мелочь, а я словно из бочки с дерьмом вынырнул. Хотя – вынырнул ли? Большой вопрос.
– И так ты ее не видел? Вообще? До сих пор? – поразилась Тина.
– Вот и дошли мы до самого интересного. Сначала тесть мне исправно посылал фото. Не через секретариат. Есть у меня личная ячейка. В общем, я имел возможность наблюдать, как подрастает дочь. Сходство у нас с ней поразительное, это даже на младенческих портретах видно. И чем страше, тем она делается все более похожей на меня. Хотя и не со мной росла. Сын, Степка, отличный парень, люблю его, это понятно. Но он весь в мать. Ничего от меня не досталось. Дочь – моя. Видел ее и не только на фотках. Договаривался с тестем, когда она у них гостила, подъезжал к детской площадке, дед ее выводил. Я в машине сидел, как мафиози. Смотрел. Так вот время от времени и любовался. И дожил до наших дней. Она теперь взрослая прекрасная девушка, по возрасту как твоя дочь. Закончила Суриковское. Опять же, обрати внимание: интерес к живописи – от меня. Хотя тут я не точен. Ася тоже не меньше меня была увлечена изобразительным искусством. Сейчас дочь в Италии, на стажировке. Но об этом – подожди.
Я выпил уже довольно крепко, а до главного только-только дохожу. Недавно я у себя в московском офисе зашел в кадры. Кое-что надо было лично перепроверить, некоторые данные одного моего человечка. Конечно, сейчас все есть в компьютере, но и личные дела, как были, так и остались – такие папки с фотографиями, с записями. И я наткнулся там на Ленкину папку, жены своей! Ну, и чисто из ностальгических побуждений открыл. Хороша была девчонка! И вдруг впервые узнаю, что жена-то моя совсем не в секретариат после института попала, а на очень даже приличную должность по ее прямой специальности, с пристойной зарплатой, премиями. И по собственной воле перешла на место уходящей в декрет секретарши. Зачем? Оклад – в разы ниже! Престиж – да не сравнить! Перспектив роста – вообще никаких! С чего бы это? А я после двадцати с лишним лет совместной жизни Елену знаю очень хорошо. И понимаю, что она шагу не сделает, не просчитав убытки, риски и выгоду. Теперь-то я уже на нее смотрю без розовых очков. Мы с ней не в гостях у сказки живем, не скроешь друг от друга ничего. И я догадался!
– Неужели? – воскликнула Тина.
– Что – неужели? – переспросил Михаил.
– Неужели тебе стал ясен ее мотив? Неужели у мужчин наступает момент истины, когда до них доходит? – не сдержалась Тина.
– Могу сказать исключительно о себе. У меня прозрение наступило. Девушка – отличный стратег. И она, просчитав все, вышла на охоту. Охота велась на меня. А я, идиот, верил в высокие вечные чувства и купился, как лох. Я теперь все детали сопоставил, мельчайшие. Ну – попался. Что говорить. Все сделал, как она и предполагала, как планировала. И что в итоге? Три несчастных человека (если не больше): я, Ася, наша с Асей дочь. А кто счастливый?
– Степка твой, сын. Он же есть. И он счастлив! И то хорошо, – сказала Тина, – О Елене и ее счастье говорить не хотелось. Счастьем там и не пахло.
– Степка, Степка… Вот и о Степке. Как раз речь вовремя зашла о Степке. Я, знаешь ли, решил с сыном поговорить. Не часто получается, он все больше с матерью на связи. Но – вырос уже, жених. Кто его знает, с кем свяжется, что в своей жизни наплетет, каких узлов навяжет. Я и решил все ему о себе рассказать. Сын имеет право знать об отце. Должен. В конце концов я никого не убил. Но несчастья некоторым доверившимся мне людям принес. Ну, сели мы с ним, вот как с тобой сейчас, я ему все и выложил. Что есть у него сестра. И из-за это получилось, что он со мной, а сестра, то есть, дочь моя, ни разу меня не видела. Хотя я ей, взрослой уже, предлагал повидаться. Координаты ее у меня есть, ясное дело. Написал, попросил о встрече. Она ответила, что это теперь не имеет смысла. Не хочет причинять боль маме. Ася, кстати, так замуж больше и не вышла. Однолюбка. Ну и рассказал я, стало быть, Степке обо всем, а он мне: "Пап, я все знаю." Я буквально обомлел. То есть как? Откуда? Оказалось, он чего-то шарил по фейсбуку и нашел свою однофамилицу. Его что-то толкнуло к ней на страницу зайти, увидел фото – а там вылитый я. Ну, он, не долго думая, и написал ей, вроде как в шутку: "Возможно мы с тобой – брат и сестра. Как в мыльной опере. Разлученные близнецы." Ну и так далее. И девочка ответила. Она тоже ничего не знала, но вопрос-то возник. И стала расспрашивать деда с бабкой, мать. И выяснила, что таки-да! Брат нашел сестру. Сам собой. Так они и переписывались, довольно долго. Подружились. Степка к ней в Италию несколько раз мотался. А я, как оказалось, к ней с просьбой о встрече подкатил уже после того, как они общаться стали. Так что решение она приняла твердое. Не знаю, что будет дальше. Может, что-то переменится. Надеюсь на это. С сыном-то она дружит! Я вышел на ее страничку. Он там у нее обозначен как брат! Представь только! Вот чудеса!
– Но это же здорово! Это же счастье! Она хорошая девочка, доброе сердце у нее! – обрадовалась Тина, – В чем же проблема, Миша? Подожди немного, все и у тебя с ней наладится. Что ж поделаешь, что так вышло…
– На это я надеюсь. Но сейчас – о другом. О Елене Прекрасной. Что со мной происходит в последнее время – не могу на нее смотреть. Как подумаю, что оказался пешкой в ее игре, так злость охватывает. Лучше держаться подальше, а то врезать хочется. Большое желание уйти от нее. Условия все предоставить и уйти. Ни к кому. К себе. Чтоб самого себя почувствовать. Пришла такая пора. Держусь из-за сына. Он очень любит мать, ему будет больно. Но и он чувствует, как она несчастна. Она наверняка в курсе всего. С ее-то чутьем и тягой к любой информации! Уверен, что она в курсе. Затаилась, молчит. Боится, конечно. Я давно ощущал этот ее страх. Это называется – чует кошка, чье мясо съела.
– Миш. Стоп. Кошка кошкой, но ты уж слишком, по-моему. Она что? Изнасиловала тебя, когда ты был в бессознательном состоянии? Ты злишься, что она охотилась, а ты попался. Но ты же сам тоже охотник высшего класса. По крайней мере – в бизнесе. Чего ж ты тогда ничего не учуял? А попался – так уж не злись на охотника. Сам виноват, а? – Тина не понимала, с чего это вдруг она стала защищать Елену-разлучницу, но так уж у нее получилось.
– Тоже правда. Вот ты, получается, и ответила на мой вопрос, который я еще и задать не успел, – вздохнул Михаил.
– Нет, ты все-таки задай, – велела Тина.
– Да просто – уйти мне от нее или остаться?