Луша вернулась в свою комнату и забила этот совет в Айпад. Она только теперь стала прислушиваться к словам близких, боясь неверного шага.
Целую неделю ничего не происходило. Теперь Тина о лучшем и не мечтала. А что может быть лучше? Тихая спокойная жизнь среди своим с ее неспешным течением была наполнена редкой красотой и долгим щедрым светом. Пусть бы так было всегда, вот о чем Тина молилась.
Ровно через неделю, день в день, позвонила Лиза и, рыдая, попросила приехать. Женя пропал. Пропал по-настоящему, бесследно. Должен был вечером Ваську встретить из изостудии, они там выставку готовили. Он встречал ее так годами, ни разу не задержался, не опоздал. А тут – Васька ждала его, ждала, вернулась домой одна, ничего не понимая. Телефон его какое-то время был включен, гудки шли, потом – все, отключился. Ночь прождали в непреходящем ужасе, утром Лиза побежала в полицию, принялась обзванивать морги, больницы, бюро несчастных случаев. Васька впала в ступор. Лиза стала бояться за дочь смертным страхом: та была уже противоестественно бледна, еле ходила.
– Приезжай! – молила она Тину, – Возьми к себе Ваську. Мне надо Женю искать, а ее я одну оставить боюсь.
Все втроем – Сеня, Тина и Луша отправились в Москву.
Тина по-настоящему испугалась, увидев подругу. Потухшая, иссине-бледная, с трясущимися руками, передала им Лиза дочь с рук на руки и отправилась к себе: она методично обзванивала все больницы. К этому времени машина мужа уже была обнаружена во дворике недалеко от изостудии. Он там всегда парковался, когда шел за Василисой. Значит, приехал встречать и на этот раз. Что же потом? Что произошло? Камеры наблюдения зафиксировали, что он вышел из машины, живой и здоровый, и, спокойно пошел себе. На этом след терялся. Что же произошло? Убили? Похитили? Но почему? Как? Что за всем этим кроется? Лиза нашла в старой записной книжке мужа телефон его бывшей жены. Подумала, что надо позвонить. А вдруг? Мало ли что? Вдруг та женщина в курсе? Жизнь такая пошла – всего можно ожидать. Лиза и старалась "ожидать всего". Лишь бы он жив оказался, остальное вторично. В глубине души она понимала, что если бы муж решил ее оставить ради другой, то машину бы свою не бросил просто так. На машине бы к этой другой и поехал. Но мысль эта очень пугала ее, поэтому она старалась ее гнать.
Бывшая жена ничего не знала. Она ничуть не разволновалась из-за Лизиного звонка, просто сказала, что с момента из развода ничего о нем не слышала. И очень этому рада. Лиза понимала, что если люди расстались, могут существовать не прощенные до сих пор обиды. Но чтобы такое равнодушие! Человек, возможно, погиб. И это не просто человек, а отец ребенка той бессердечной женщины.
– Вот если погиб, сообщите тогда, я свечку схожу поставлю. Благодарственную, – услышала Лиза ответ и, ужаснувшись, повесила трубку.
Но сдаваться она не собиралась. Полиция уже ищет, не отказали заявление принять. И она ищет. Найдут. Она твердо в это верила. За Василису можно было не волноваться: она побудет с крестной. Лиза собрала дочке целую сумку вещей, бельишко, платьица, сандалики и сопроводила ребенка на этаж ниже. А сама занялась поисками.
– Васенька, ты съешь что-нибудь? Или лучше полежишь? – ласково спросила Тина, даже не надеясь, что девочка согласится поужинать.
– Я поем, – неожиданно ответил ребенок.
Тине даже показалось, что она ослышалась. Вот счастье-то! Васька захотела есть! Может, испуг породил у нее чувство голода? В любом случае – это был хороший знак. Тина предложила девочке несколько блюд на выбор. Та попросила куриную грудку. И бульон. И вполне исправно все это проглотила.
Потом Луша забрала гостью к себе, уложила ее на свой диван, а себе расстелила кресло-кровать. Но девчонкам явно не спалось. Они о чем-то говорили. Тина слышала звук голосов, но слов не разбирала. Болтают – и отлично. За разговорами страхи рассеиваются. Сеня вышел в магазин, надо было купить всякого вкусного для Васеньки, раз уж она перестала отказываться от еды. Тина прилегла, жалея, что купила тогда такую узкую кровать. Ведь предупреждал ее парень! Говорил, что потом, мол, пожалеете! Надо слушать советы умных людей. А сейчас, в такую жару им с Сеней будет тесно тут. И духота какая городе! Дышать нечем! Эти мысли прервал звонок от Лизы.
– Нашли, – сказала она деревянным голосом, – Из полиции позвонили. Поеду на опознание.
– Он… не живой? – тупо спросила Тина.
– Еще не все понятно. Может, и не он. В ближнем Подмосковье на подъезде к больнице нашли человека. Прохожие обнаружили. Доставили в приемный покой. Он еще дышал. А потом умер. По описаниям, совпадает. Но вдруг – не он?
– Тебя отвезти? Сеня сейчас вернется.
– Нет, заедут за мной.
– А Васенька поела! – сообщила Тина утешительную новость.
– Спасибо, – безучастно проговорила Лиза, – Ты уж не оставляй ее.
– Сказать, куда ты поехала?
– Скажи. Чего уж.
Подруги распрощались. Тина посидела на кровати, собираясь с мыслями. Надо Василисе сообщить, что близкого человека, которого она называла папой, скорее всего, больше нет на свете. Она подошла к двери Лушиной комнаты и услышала, что дочка говорит:
– Давай маме моей скажем. Давай?
В ответ раздался жалобный плач Василисы, тоненький, как щенячье поскуливание.
Тина на цыпочках отошла от двери и вернулась к себе. О чем там девочки говорят? О каких-то обычных девчонских горестях? Или Васька что-то знает про исчезновение Жени? Может, лучше подождать, когда точно будет известно, его ли обнаружили в пригородной больнице? Лиза позвонит, наверняка позвонит. Тогда уж и Ваське надо будет сказать. А так – зачем ее нервировать? Девочка и так – еле-еле душа в теле. Скорей бы уж Сенечка вернулся, с ним рядом не так страшно ждать.
Наконец, входная дверь открылась, Тина побежала встречать мужа, думая о том, что Клава бы сейчас прыгала, сбивая вошедшего с ног. Как она там на даче? Охраняет, конечно же.
– Ну что? Есть новости? – спросил Сеня, занося сумки с продуктами на кухню.
– Лиза поехала на опознание. Вроде в пригородной больнице нашли человека, похожего на Женю.
– Скончался?
– Подобрали, был жив. Но сейчас уже в морге там. Она велела Ваське сказать, а я думаю, зачем зря тревожить, может, не он еще. Как он мог там оказаться? Машина в двух шагах от студии, закрыта, все с ней в порядке, а он вдруг едет за МКАД? Ерунда какая-то.
– Нет. Не ерунда, – пожал плечами Сеня, – вполне обычная история. Что могло быть? Мог в сумерках переходить дорогу, его сбила машина. Это я к примеру ситуацию описываю. Ну, и водила той машины, видя что человек жив, хоть и без сознания, довозит его по пути своего следования, подальше от места наезда, и оставляет на видном месте у больницы. Но так, чтобы самому под камеры не попасть. Довольно часто практикуется, представь себе.
– Так все просто… Был человек, и нет человека.
Тину зазнобило. Она теперь точно поняла, что так все и было, как описал муж. И что Лиза потеряла свое счастье. Ох, бедные девочки! За что же им это? Что это за череда ужасов пошла, одно за одним?
– Васька сидит у Луши, – шепотом сказала Тина, – и ужасно плачет. Ужасно. А Луша ей говорит, что мне надо все рассказать. Я не знаю, о чем, но мне страшно. Я из-за двери услышала и убежала.
– Подождем. Сейчас надо подождать, – вздохнул Сеня, – Вот узнаем от Лизы, он – не он. А потом уж с девочками будем общаться.
Лиза позвонила минут через десять.
– Это он, – сказала она и разрыдалась.
– Что полиция говорит? Машина сбила и отвезли его подальше? Так? – спросила Тина.
– Так. Говорят, с концами, не найти этих гадов. Камеры не зафиксировали.
Лиза задыхалась, захлебывалась слезами.
– Ты сама назад доедешь? Как теперь?
– Меня полицейские обещали довезти. Сейчас только протокол составят. И поедем.
– Держись, Лиза, держись! Мы тебя ждем! – повторяла ненужные слова Тина.
– Ну что? Надо девочкам сказать, – заметил Семен, – Может, что и прояснится? Иди к ним.
– Знаешь, Сень, я почему-то боюсь, – Тину опять зазнобило, – Пойдем со мной к ним, а?
Сеня обнял ее за плечи и поцеловал в макушку:
– Пойдем вместе. Пойдем.
Из-за двери снова слышался плач Васьки. Тина решительно постучала:
– Можно?
– Да, мамочка, заходи! – отозвалась Луша.
– Васенька, милая, мама звонила. Они нашли Женю. В больнице, в пригороде. Он… он скончался, – собравшись с духом проговорила Тина.
Девочка подняла на нее заплаканные глаза, в которых плескалась жуткая боль и – вопрос. Тина понимала, что должна повторить эту страшную весть, но язык не поворачивался. Ее начала бить дрожь. Сеня крепче обнял ее за плечи. Какое-то время в комнате царила полная тишина. И вдруг в этой тишине прозвучал Васькин вопрос:
– Он точно сдох?
Семейное счастье
Тине показалось, что она ослышалась. Напряжение этого страшного дня давало о себе знать. Она на всякий случай повторила:
– Мама была на опознании. Женя скончался.
Улыбка счастья буквально озарила измученное лицо Василисы. Она даже порозовела.
– Что происходит, девочки? – растерялась Тина.
– Расскажи им, – велела Луша, – Надо рассказывать!
На глазах Васьки снова появились слезы, но она не позволила себе заплакать.
– Хорошо. Я расскажу, – решилась она.
И дальше простыми словами, слабым своим голоском ребенок поведал такое, что Тина перестала понимать, на каком она свете.
Да, девочка все эти годы мечтала умереть. Она знала, что самоубийство – грех, поэтому старалась сделать так, чтобы все произошло само собой. Она почти не ела. Не потому, что ей не хотелось есть, как раз наоборот. Но ей нужно было стать некрасивой, отталкивающей, а потом и вовсе – сойти на нет. Так она решила. А что ей оставалось делать? Началось все два года назад, когда мама Лиза похвасталась, что Васенька теперь уже настоящая девушка. Речь шла, ясное дело, о том, что у дочурки начались месячные. К этому времени папа Женя стал настолько родным, что поделилась любящая женщина и этой деталью. На следующее утро, когда Лиза отправилась на работу, а папе предстояло работать во вторую смену, все и свершилось в первый раз. Василиса спала, она до этого болела гриппом и не ходила в школу. Проснулась от удушья. Папа лежал на ней и… Она ничего не могла поделать. Даже кричать не могла: он зажимал ей рот рукой. А потом пригрозил, что если хоть слово скажет матери, той не жить. Зарежет ее на глазах Василисы. Мучительно и долго будет резать. Еще он сказал, что она сама этого хотела, вертелась все время перед ним, сучка. И что он повсюду поставил видеонаблюдение: и в квартире, и у соседей. Так что если она хоть кому скажет, увидит, что будет. Василиса молчала. Она понимала, что жизнь ее кончена, кончено счастье и покой. Она боялась за маму, а та ничего не подозревала, ей в голову не приходило, что творит ее муж с ее дочерью. Девочка никогда не знала, в какой момент это придет в голову "папе". Он мог неделями до нее не дотрагиваться, а потом набрасывался, запугивал, угрожал. И еще он требовал, чтобы она говорила, что любит его и хочет. Что она всего этого хотела давно. Да, он заезжал за ней на своей машине, забирал ее из изостудии, из других кружком. И это было самым страшным. Он обставлял все это как любовное свидание: приносил цветы, которые потом вручал матери, требовал, чтобы девочка повторяла и повторяла "люблю" и "хочу", обнимала его. И он тогда лениво говорил:
– Ну что с тобой, шлюшкой, делать? Под монастырь подводишь. Но не отказывать же дочери.
И насиловал ее в машине.
Она стремительно худела. У нее пахло изо рта от голода. Его ничего не отталкивало, ничего! У нее даже месячные исчезли от истощения. Она читала про анорексию все и знала, что это бывает. И радовалась этом, надеясь, что скоро умрет. Без самоубийства, сама собой.
В последние месяцы ей становилось все хуже и хуже, а "папа" вдруг заговорил о разводе с матерью и женитьбе на ней, Василисе.
– Исполнится тебе шестнадцать, разведусь, и мы поженимся. Хватит с этой старой коровой жить. Дождемся своего счастья, да? Ты же этого хочешь?
Что ей оставалось делать? Она кивала, – молча, но кивала, парализованная ужасом. Она понимала, что он ненормальный, самый настоящий псих, способный на все, и верила тому, что повсюду камеры, которые следят за ней, ее матерью и даже соседями.
Наконец, она поняла, что не может больше жить по-прежнему. Настал какой-то предел ее мучений. Ей стало совсем все равно, что с ней будет. Маму только было жалко. Но чем дальше, тем меньше. Потому что мама должна была что-то понять, что-то заподозрить! В общем, Василиса решила убить насильника. Она знала, как это сделает. Вот он приедет за ней в изостудию. Остальные кружки летом не работали, а изостудия закрывалась только в конце июня, после выставки работ учащихся. Он приедет, припаркуется, потом пойдет на набережную и будет там ее ждать с букетом цветов. Она знала, куда должна идти: маршрут, повторявшийся многократно. Он все обставлял, как свидание влюбленной парочки. Мужчина с букетом, приближающаяся к нему юная девушка.
– Ну, вот и встретились! Говори!
– Я люблю тебя, я хочу тебя.
После этих слов он лез к ней целоваться, лез под юбку. Вот в этот момент и собиралась девочка пырнуть его ножом. Не один раз пырнуть, а ударять много-много раз, пока гад не свалится замертво.
Она взяла с собой на занятия самый большой кухонный нож. Положила в папку и пообещала себе, что осуществит задуманное. Наберется мужества и осуществит. И вот она опять, эта проклятая набережная, место ее унижений, позора и страданий. "Пусть он сдохнет здесь!" – повторяла Василиса, приближаясь к мужчине у парапета.
– Ну? – сказал он.
И в этот момент она поняла, что не сможет вытащить нож. Нет, не потому, что боялась его зарезать, она только о том и мечтала. Но она не взяла нож в руку заранее и не продумала, как станет доставать его из папки. Внезапность не удастся. Он просто вывернет ее руку и отнимет нож. И больше момента не представится. Но она твердо пообещала себе, что это ее последнее "свидание". Поэтому не стала говорить ему привычное "люблю-хочу", а неожиданно рванулась от него прямо под колеса проезжающей машины. Пусть там, на небесах, расправляются с ее душой, как посчитают нужным. Она больше не может, и все тут.
Счет шел на доли секунд. Но она так отчетливо помнила каждое мгновение, что ей казалось, все происходило долго-долго, как в очень страшном сне. Машина, под которую Василиса бросилась, резко вильнула, не задев ее. Удар пришелся на отчима, который бросился за бунтовщицей. Василиса слышала удар, визг тормозов, но бежала, ни разу не оглянувшись. Она вернулась к крыльцу изостудии. Села на скамеечку у подъезда. Решила, что отдышится, достанет нож и будет ждать, когда к ней подойдет ее мучитель. Она даже надеяться боялась, что страдания ее закончились. Может, машина его слегка задела, но он обязательно приползет за ней. И тогда она его прикончит.
– Ты чего тут все сидишь? – спросила их руководительница, выходя из подъезда, – Папу ждешь?
– Да, – бездумно подтвердила девочка.
– Что-то он припозднился. Все ушли давно. Может, случилось что? Ты звонить ему не пробовала?
– Нет пока. Жду, – отвечала Василиса.
У нее кружилась голова, ее тошнило, но при этом она хотела, чтобы участливая женщина поскорее ушла, иначе не получится прирезать гада.
– А ты ему позвони, – посоветовала руководительница.
Пришлось достать телефон и набрать "папу Женю".
– Никто не отвечает, – сообщила девочка.
– Странно. Очень странно. Хотя – всякое бывает. Что же теперь делать? Хочешь, я подвезу тебя? Папа взрослый, сам разберется, а тебе незачем тут сидеть одной в темноте.
Что оставалось делать? Василиса покорно полезла в машину и через десять минут была уже дома. Она понимала, что если мучитель не приполз до сих пор, значит, с ним действительно случилось что-то достаточно серьезное. И все равно боялась. Боялась рассказать матери о своем ужасе, боялась камер, о которых он каждый раз напоминал, боялась его возвращения и мести им обеим.
Ну, мать, конечно, тут же всполошилась, стала всюду звонить, искать, паниковать. А Василиса чем дальше, тем больше делалась счастливой. Он не возвращался! И телефон молчал, а потом отключился! Она потихоньку поставила нож на его место: в специальную подставку для кухонных ножей. Но все еще не могла ощутить полноту своего счастья. Ей становилось все хуже физически: тошнило, и от голода болел живот, просто ужасно болел, но она боялась попросить у матери поесть. Вдруг та заподозрит что-то? То все отказывалась, отказывалась, а тут, когда несчастье с любимым папочкой стряслось, вдруг есть захотела. Подозрительно! Василиса за годы истязаний привыкла просчитывать каждый шажок. Она умела молчать, терпеть, ждать. Ночью она не сомкнула глаз. Мать не спала, значит, и ей нельзя было спать. Кто знал, не приползет ли чудовище? Но чудовище не приползло. Зато утром случилось совсем что-то ужасное. Боли в животе стали нестерпимыми. Она пошла в туалет и увидела, что у нее по ногам течет кровь. Месячные опять пошли! Она даже обрадовалась. Встала в ванную, чтобы принять душ, а тут живот опять схватило, и из нее вывалилось что-то ужасное. Василиса чудом не потеряла сознание и заставила себя посмотреть. То, что валялось на дне ванны, было скрюченным существом: с головой, руками-ногами и всем прочим, что полагалось нормальным людям. Девочка с отвращением поняла, что до этого самого момента была беременна от чудовища! Сколько времени? Она не знала. Месячные у нее отсутствовали почти год. Существо оставалось недвижным, наверное, умерло еще внутри нее. Василиса даже догадалась, когда. В тот самый момент, когда она рванулась бежать от мучителя. Она тогда почувствовала резкую боль, но не имела права обращать на нее внимание. Боль то утихала, то возвращалась. И так – всю ночь. Так вот, что это было! Только теперь девочка ощутила приток счастья. Она поверила в свое освобождение. Теперь высшая сила была на ее стороне, она в этом не сомневалась. Она завернула существо в полотенце, долго мылась, словно смывая с себя прошлое. Из ванной она вышла с невероятным желанием жить и никогда ни от кого не зависеть. Полотенце с существом она положила в пластиковый пакет. Ей надо было подумать, что с ним делать. К скрюченному существу она не испытывала ни малейшего сочувствия: оно было частью ее врага. Но она понимала: ей пора рассказать обо всем, что с ней происходило, и то, что завернуто было в полотенце, должно стать свидетельством.