Еще сон
Это был очень реальный короткий сон.
Я даже не понимала, сон это или воспоминание. Казалось, будто наблюдала дежавю.
Я была в квартире Тидзуру, которой сейчас уже нет.
В поле моего зрения находились даже пятна на высоком потолке.
Еще отражение от нержавеющей стали на начищенной до блеска кухне.
За окном туман такой, что кажется, будто он входит в квартиру.
На небе сквозь туман видны огни, с улицы слышатся приглушенные шумы машин.
С верхнего этажа долетают звуки, издаваемые супругами, занимающимися деланием детей в ванной комнате - у них и так их много, неужели не хватает?
- Какой грохот! А ведь ночь на дворе! - возмутилась я.
Я рассеянно читала журнал.
И попивала японское саке из бутылки в 1,8 литра. Опорожняя стакан за стаканом, я довольно сильно опьянела.
- Давай хоть музыку включим!
Тиздуру, бодрствующая по ночам, очень обрадовалась, что я тоже не сплю.
Она казалась счастливой, как ребенок.
Тидзуру включила CD довольно громко, но мелодия, будто поглощаемая туманом, звучала приглушенно.
Словно в пику музыке, супруги сверху тоже разошлись: с грохотом опрокинули умывальный таз, щедро спустили воду, скандалили по поводу проблем воспитания детей. Казалось, они специально распахнули окно из ванной, чтобы все было отчетливо слышно.
- Чудовищная у них энергетика!.. -
прокомментировала я.
Вследствие моего опьянения Тидзуру выглядела просвечивающей. То ли из-за тонкой кожи, то ли из-за тумана, то ли из-за своих способностей. И я подумала, что, наверно, не смогу прожить с этим человеком долго.
Что не может долго жить существо, которое не спит по ночам и почти не ест.
- А я не имею ничего против. - С восхищением прислушиваясь и к музыке, и к звукам наверху, Тидзуру улыбнулась: - Ведь это естественно. А что естественно - то не стыдно.
- Им стоит не так бурно выражать свои эмоции, - возразила я.
- Нет! Вместе принимать ванну, говорить о том, о сем, мыть друг друга, от этого возбуждаться - жизнеутверждающие звуки, издаваемые родителями, - сказала Тидзуру.
Но меня больше впечатлял силуэт Тидзуру на фоне тумана в окне при свете ночника. Казалось, она исчезает, растворяясь. Меня охватило беспокойство. Я не могла уловить, в каком я мире. И вдруг поняла: именно такие шумы успокаивают и заставляют Тидзуру задержаться в реальном мире.
Воспоминания и сон перемешались. Это точно.
Однако, повернув голову от окна ко мне, Тидзуру сказала:
- Слушай, в тех снах, которые ты видела раньше, я - это не я! В этом сне, когда ты в комнате администратора, я настоящая. Ты видела сегодня странную молельню? Но это не опасно. На этом все закончится! Но, похоже, у тебя были проблемы, поэтому ты все время меня видела.
Прозрачные глаза, глаза Тидзуру.
Я прослезилась:
- Спасибо.
Взяла ее за прохладную руку.
Я резко открыла глаза, вокруг была незнакомая, совершенно темная, убогая комната.
Свет едва проникал сквозь занавески.
Где я? Я вскочила. Рядом, громко храпя, спала дежурная.
Волосы с проседью, крупный нос, полосатая пижама… все было просто и мило. На стене аккуратно висела форма администратора.
Я даже подумала, что на таких людях держится мир.
Я успокоилась и снова заснула.
Наконец-то эта ночь закончится.
Свет утра
Затем пришло утро. Я вернулась в номер.
Комната при свете ясного утра была мирной настолько, что было непонятно, что же, собственно, вчера так пугало в ней.
Я переоделась и приняла душ.
Единственное, что напоминало о вчерашних событиях, - это два стакана.
Сразу уложив вещи, я пошла на ресепшн.
- Спасибо за заботу, - сказала я.
- Да-да, будь здорова, - ответила с улыбкой администратор, аккуратно взяв плату за постой.
Будто ничего и не было. Я про себя проворчала: именно это называется любовью на одну ночь, - и улыбнулась.
Выйдя на улицу, я попала в утреннюю атмосферу провинциального городка.
Один за другим открывались магазины, на бензозаправочной станции энергично работали служащие, старушка махала веником.
Вдалеке горы, раскрашенные кленами, позади них ясное небо.
Вот так история! - подумала я.
Хорошо, что я смогла встретиться во сне с настоящей Тидзуру. Наверно, это было возможно только в искаженном времени. Все-таки какая бы ночь ни была, я найду в ней что-нибудь интересное, сумею извлечь пользу из чего угодно.
Я достала карту и пешком отправилась на станцию.
ДОЛЯ (HARD LUCK)
О ноябре
Когда я пришла в больницу, к моему удивлению, мамы там не оказалось.
Сакаи один сидел около моей сестры, читая книгу.
Все ее тело по-прежнему было оплетено различными трубками. Тишину больничной палаты нарушал противный звук аппарата искусственного дыхания.
Я уже привыкла к этой картине, иногда она мне снилась, но почему-то видеть ее во сне было намного хуже, чем в реальности, и я просыпалась от чувства полного бессилия.
Когда я во сне прихожу навестить сестру, мои ощущения сразу обостряются до крайности. А в реальности я начинаю готовиться к этому постепенно, еще в электричке, на пути в больницу. Я исподволь подготавливаю себя к состоянию, которое у меня наступит, когда я увижу ее, коснусь ее тела. Во сне все по-другому. Сестра обычно разговаривает, ходит. Но и во сне я все знаю. Всегда где-то рядом мерещится больничная палата. Я постоянно осознавала это, поэтому все больше и больше переставала различать, сплю я или нет. У меня возникло ощущение, что, где бы я ни была, я нахожусь в безвыходном положении и не могу расслабиться. Хотя со стороны я выглядела очень спокойной. Пока осень шла своим чередом, я быстро становилась все более и более бесстрастной, когда грустила, мои слезы всегда катились непроизвольно.
С тех пор, как у моей старшей сестры, которая собиралась устроить помолвку и готовила документы, чтобы передать дела и уволиться из фирмы, где она работала, после бессонной ночи случился инсульт, истек один месяц. Головной мозг получил довольно серьезные повреждения, нервные ткани мозга, сдавливаемые отеком, постепенно теряли свои функции. Сначала она перестала самостоятельно дышать. Я впервые узнала, что такое коматозное состояние. Мозг сестры постепенно продолжал умирать.
В последнее время мы всей семьей ходили на консультации, и только на прошлой неделе нам объяснили, что ее состояние - это даже не жизнь растения и что после смерти головного мозга тело сестры будет жить только благодаря аппарату искусственного дыхания. Поэтому матери было уже отказано в просьбе сохранить ей жизнь в таком состоянии. Теперь нам оставалось только ждать, когда констатируют смерть головного мозга и отключат дыхательный аппарат.
Мнения всех членов семьи сошлись в одном - чуда не произойдет, от этого стало немного легче. Пока мы пребывали в неведении, нам без конца лезли в голову всякие мысли. Это было время постоянного ада, где сосредоточилось все - от научной информации до молитв к богам в надежде услышать голос сестры, появляющейся во сне. И когда прошло это время мучений, все успокоились, ломая себе голову только над тем, чтобы не делать того и не думать о том, что не понравилось бы сестре, чтобы ее телу было легче. То, что она уже не вернется, стало понятно по ее глазам. Однако, когда руки еще теплые, ногти растут, слышно дыхание, стучит сердце, обязательно надеешься на лучшее.
Это странное время до того момента, как сестра окончательно покинет этот мир, давалось нам всем, чтобы многое осмыслить.
Как раз с сегодняшнего утра я снова начала процедуру оформления учебы в Италии, которую поневоле прервала и вовсе хотела отменить из-за состояния здоровья сестры. Жизнь без сестры продолжалась. Однако над всем по-прежнему украдкой витала ее тень.
Единственным, кого, казалось, это не беспокоило, был Сакаи, старший брат жениха сестры. Сам жених, в шоке от несчастья, случившегося с сестрой, уехал к матери. Он был студентом медицинского университета, учился на факультете стоматологии, поэтому прекрасно понимал, что это значит, когда мозг уже не функционирует Вчера он дал согласие на предложение моих родителей расторгнуть помолвку.
Сакаи, ссылаясь на то, что живет в Токио, попросил разрешения навещать сестру в больнице. Поначалу все решили, что он задумал искупить малодушие младшего брата, но, похоже, это было не так - он ежедневно появлялся и… приставал к медсестрам. Мне казалось, он слишком быстро смирился с обстоятельствами, чем вызвал подозрения.
Его прежнюю жизнь окутывала тайна. Старшая сестра как-то рассказывала мне, что братья перенесли довольно много страданий. Что их отец умер от тяжелой болезни, мать, работая старшей медсестрой, одна воспитывала братьев.
Вспоминая общение с сестрой, я всегда чувствовала, будто меня окружает оболочка. У сестры был высокий и нежный голос, она любила побеседовать. Часто в детстве, стоило только расстелить постель в нашей общей комнате, мы сразу начинали болтать до рассвета. Мы, наивные, пообещали друг другу, что вырастем и обязательно будем жить в каком-нибудь доме, где в крыше будет окно, и, разговаривая, мы будем смотреть на звезды. Мы представляли темное блестящее оконное стекло, ясное небо и звезды, сияющие, как бриллианты. Там сестры никогда бы не смогли наговориться, и, должно быть, даже утро не наступало.
Старшая сестра всегда была ласковой и какой-то сказочной, но в любви она была страшной женщиной, полной противоположностью мне. Влюбившись, она, например, часто всерьез помышляла о том, чтобы сделать татуировку с инициалами избранника.
- Прекрати! Ты не сможешь потом встречаться с мужчинами, у которых другие инициалы!
- Почему?
- Да потому, что если ты сейчас наколешь букву "Н" из фамилии Накадзава, то будет логичным встречаться только с теми, у кого в имени есть "Н". И что ты будешь делать? Хорошо, если случайно попадется парень на букву "Н", ну а если ты полюбишь человека с другими инициалами. Извинениями тогда не отделаешься!
- С чего это тебе пришло в голову? Отстань от меня! Я не собираюсь больше встречаться ни с кем другим. По-моему, замечательно выйти замуж за того, кто был твоим первым мужчиной. Я уверена в своих чувствах.
- Это абсолютно невозможно, прекрати!
Мы часто развлекались всю ночь, болтая о подобной ерунде. Это было время, когда мы могли силой воображения сотворить огромное звездное небо, даже если в крыше не было окна.
Эта оболочка, которую я чувствую при воспоминаниях о сестре, поначалу каждый раз, когда я плакала, плавилась и исчезала. Сейчас слезы перевелись и мое тело и душа смирились с этой ситуацией. Однако эта оболочка всегда окружает меня как напоминание о сестре.
- А где мама? - спросила я.
Я ушла из дома и жила одна, занималась в аспирантуре изучением итальянской литературы. Когда с сестрой случилось несчастье, я поняла, что не следует надеяться на помощь родителей, да и захотелось отвлечься, поэтому в последнее время стала подрабатывать. Больница, уход за сестрой, ночная работа в баре, аспирантура, забытье, недоедание - время проходило в бесконечном однообразном повторении. Я знала, когда поменяю ритм жизни, у меня появится достаточно денег. Похоже, я сама смогу заработать даже на учебу за границей.
Поэтому дома у родителей почти не бывала. И хотя я разговаривала с ними каждый день по телефону и встречалась в больнице, я даже не могла представить себе, насколько сильно мама страдает. Она выглядела так, будто вот-вот свалится с ног. Всегда, когда я появлялась в палате, мама или читала журнал, или отирала похудевшее тело сестры, или переворачивала, чтобы не возникли пролежни, или разговаривала с медсестрой. С виду она была спокойной, и то, что внутри нее бушевали страсти, обнаруживалось только, если находилась с ней рядом.
- Она сказала, что простудилась, - ответил Сакаи.
Мало того что я называю его на ты, мне очень легко с ним общаться, и мы разговариваем как друзья, хотя ему уже за сорок.
Работа у него очень странная. Он был учителем особого направления Тай Цзы Цюань, открыл свой класс, где преподавал теорию и практику этого искусства. Однако в последнее время я узнала, что он пишет об этом книги, что у него есть ученики и даже последователи, которые приезжают к нему из-за границы, и поняла, что и этим можно зарабатывать.
Я была влюблена в него с первого взгляда. Его необычно длинные волосы, глаза, излучающие странный свет, непостижимость того, что он преподает, и его неожиданная реакция на произошедшее выдавали в нем человека, которого принято называть чудаком.
Для меня, с моей давней слабостью к чудакам и оригиналам, настолько сильной, что моей первой любовью был "Тору, который на глазах у всех проглотил головастика", он был довольно притягателен. Может быть, именно по этой причине сестра никак не хотела меня с ним знакомить. Доверяла своей женской интуиции и знанию моего характера. Он был слишком подозрительным, наверно, поэтому она беспокоилась. И впервые мы встретились, лишь, когда сестра стала такой.
Увидев его в больнице, я, совершенно изможденная, немного взволнованная, сразу подумала: "Какой приятный человек!", однако, все мои помыслы по-прежнему были о сестре. Я могу сдерживать свои чувства. Когда в душе украдкой испытываешь удовольствие от любовных терзаний, когда при разговоре учащенно бьется сердце, я всегда начеку и могу подавить это в себе. Сестра часто говорила мне, это означает, что я по-настоящему никогда не теряла голову от любви. Что когда любишь, то страдаешь, мучаешься, и такое подавлять в себе невозможно, тебя не остановит даже чья-либо смерть, тебе хочется добиться своего! Даже если ты мешаешь людям! Из этого можно предположить, что, наверно, тогда сестра любила женатого человека.
Я даже пробовала ей возражать: у тебя чуть что - любовь! Это только влюбленность! Да я на самом деле более страстная!
Но я только радовалась различию наших характеров.
Тогда меня полностью поглотило несчастье, и я даже забыла, что он мне нравится.
Теперь в моем сердце появилось немного свободного места. И это говорит о том, что я смирилась с положением сестры.
- В ноябре небо какое-то высокое, и все дышит печалью, - сказал он. - Ты какой месяц любишь?
- Ноябрь.
- Почему?
- Потому что небо высокое, и чувствуется печаль одиночества, сердце тревожно бьется, кажется, будто становишься сильнее. В воздухе ощущается какое-то оживление, и находишься в предвкушении настоящей зимы.
- Согласен.
- Да, почему-то я ужасно люблю это время.
- Я тоже. Кстати, хочешь мандарин?
- Разве уже сезон мандаринов?
- Нет, твоя мама сказала… как же ее зовут, забыл имя… родственница прислала.
- Кто же это? Наверно, тетя с Кюсю.
- Может быть.
- Где же мандарин?
- Здесь.
Он повернулся и достал из корзинки на телевизоре один мандарин. Телевизор только для посетителей. Сестра его не смотрит, даже своего любимого Накаи из группы "SMAP".
- Ах, сестра их обожала, - сказала я.
- В самом деле? Тогда давай дадим ей понюхать!
Он достал еще один, разрезал пополам, поднес к носу сестры. По комнате поплыл кисло-сладкий приятный аромат, и я почему-то увидела, как сестра в этом дневном свете поднялась с кровати, улыбнулась и сказала своим звонким, как колокольчик, голосом: "Какой приятный запах!"
Конечно, в реальности этого не случилось, это были грезы. Сестра с потемневшим лицом спала под звуки приборов. Но это видение было слишком живым, и от неожиданности я заплакала.
- Видела? - не обращая внимания на мои слезы, спросил Сакаи, округлив от удивления глаза.
- Думаю, видела. Наверно, у сестры все-таки где-то осталось сознание.
- Перестань, ты ошибаешься! - категорично заявил он. - Это тебе сейчас мандарин продемонстрировал. Знал, что Куни обожала мандарины, воскресил и показал тебе.
У него с головой все в порядке? - подумала я.
- Мир - такое хорошее место, правда? - Его улыбка была слишком доброй, поэтому во мне снова что-то взорвалось, и я заплакала навзрыд.
Упав ничком на кровать, я рыдала, размазывая слезы, всхлипывала и никак не могла остановиться. В этот момент мне было уже все равно, кто посредник - мандарин, грейпфрут. Я хотела встретиться с сестрой.
Пока я не успокоилась, он молчал.
- Я пойду. Извини, что расплакалась, - сказала я.
- Я тоже пойду. - Он встал.
- Но если мы уйдем вместе, сестре станет очень одиноко.
- Тогда подожди меня в магазине внизу.
Наши взгляды встретились, и я заметила кое-что удивительное.
Я ему нравлюсь.
Честно говоря, я обрадовалась.
Но ничего не поделаешь, сейчас не до этого, а потом я уеду в Италию.
В магазине собрались больные и посетители, которые пришли их навестить. У всех было хорошее настроение. Улыбались даже те, кто плохо себя чувствовал. На солнце тепло, в магазине уютно, все почему-то выглядели счастливыми. Я подумала, что для ослабевших людей больница - очень доброе место.
Вскоре пришел Сакаи.
Кого он мне напоминает? - думала я. И не якудза, и не служащего, и не предпринимателя, нет, я вспомнила, художника комиксов или костоправа. Пока я размышляла, он приблизился.
- Давай хоть чаю попьем, - предложил он.
- Я бы выпила крепкого кофе.
- В соседнем квартале есть хорошее место.
- Пойдем прогуляемся.
Мы отправились пешком.
Казалось, мы так поступаем уже много лет. На самом деле сейчас мы впервые остались наедине. Странно было идти из больницы вместе с этим человеком, с которым я бы, наверно, и не познакомилась, если бы с сестрой не случилось несчастье. Никогда не знаешь, что произойдет в жизни. У меня распухли от слез глаза, и поэтому все предметы вокруг имели нечеткие очертания. Я столько не плакала, наверно, с тех пор, как была младенцем.
Небо было высокое, необычайно прозрачное, листва деревьев понемногу блекла.
В воздухе плыл сладкий запах сухих листьев.
- Теперь быстро будет холодать, - сказала я.
- Да, пожалуй. В это время так красиво, сколько ни смотри, не наглядеться.
- Сакаи, что ты думаешь о поступке брата?
- Думаю, ему свойственно малодушие, я даже восхищен таким постоянством. Его волнует только будущее, как он станет врачом и вернется домой, но характер у него добрый, руки золотые и организм крепкий, наверно, с ним все будет в порядке. Но если такой трус захочет стать хирургом, я буду против.
Мое внимание привлекла красивая сухая ветвь. Хотя еще ноябрь, она, как кость, воткнулась, обнаженная, в небо. Я посмотрела ему в глаза и смогла успокоиться. В этих глазах был какой-то глубокий и сильный свет. Похоже, что ни сделай, он все простит.
- Я тоже поняла, что он слабый человек.
- Да, поэтому сбежать для него было действительно честно. Сейчас, вероятно, он даже не ест, только плачет! Я думаю, он скоро соберется с духом и будет присутствовать на похоронах. Я не осуждаю его за то, что сейчас он не приходит в больницу и согласился на расторжение помолвки.
- Я тоже. Мне кажется, и сестра не осуждает.
- Каждый человек все воспринимает по-своему, правда?