Повадился я в баню. Пар да веник - не надо денег. Но это дело сноровки требует. А то одна девица сходила в баню - мне сварщик рассказал случай, наподобие байки…
…Пришла, а в женском отделении очередь. Поднялась во второе женское - ни души. Видать, только что открыли, а банщица вышла куда. Разделась, значит, и пошла было в мыльную… Вдруг слышит гул - пол дрожит. Открывается дверь, и, пресвятая богородица, входит колонна воинов. Солдат то есть. Она взвизгнула не хуже поросенка и мочалкой прикрылась. А старшина-то проявил военную сметку. Как гаркнет: "Смирно! Никто ничего не видит! Рядовой Васюточкин, повторить!" - "Ничего не видим, товарищ старшина!" Она платье на себя, мочалку под мышку и бегом домой, не мывшись. Между прочим, рядовой Васюточкин потом на ней женился. Видать, нарушил он приказ старшины и кое-что разглядел. Повезло солдату - где еще увидишь натуральную женщину без косметики?.. Ну?
Так что в баню надо ходить умеючи. И в таком состоянии, чтобы тоже не заблудиться.
Прежде всего, после сделанных дел, хорошенько поработавши. Озабоченному баня не в баню. Человек, как известно, устроен из двух сущностей - тела и духа. Так вот сперва свали тяжесть с души, а потом облегчай тело. Вот и будет полное соитие, чего всем желаю.
Ну о том, что мужика в баню жена собирает, и баллону лысому понятно. Малоизученный факт: уложит все Мария вроде бы для мытья тела, а выходит - для души. Открою я сумку в бане. Кругом незнакомые мужики, все голые, чужое белье, чужие мочалки… Я гляжу на свои чистые рубахи, на трусы с резинкой, на бутылку с морсом - и тепло в душе, куда пар температурный не проник, а эта сумка достигла, поскольку в ней как бы дом мой родимый.
Теперь о банном дне. Тоже своя тонкость есть.
Суббота не подходит. Столько народу, что и пара поддавать ни к чему, - надышат. С раннего утра оккупируют баню дикие племена - сперва врываются как бы разведчики и занимают ряды мест. А позади бегут их компании, человек по десять в каждой. И парятся, и пьют, и едят до закрытия бани. Это не парильщики, а как бы голые хулиганы.
Воскресенье не подходит. Оно для отдыха и для семейного уважения. И этим днем в баню многовато наплывает мужичков пожилых и забубённых. Приходят по одному, с домашними булочками, с рыбой вяленой и мясом вареным, с бидонами пива… Ну и парятся, пока не одуреют - не то с жару, не то с пива. Мочалки теряют, с полков падают, одежду найти не могут…
Понедельник и вторник не подходят. Поскольку баня выходная. Среда не подходит. Пришел я как-то в среду… Мать честная, баня пустая! В мыльной бродит пара тощих фигур - аукаться можно. Чистые тазы стоят пирамидами, один в другой вложены. Тишина, как на зимнем пляже. И холодрыга. А самое подлое - пару нет. Кидали мы, кидали и ничего, кроме кошачьего шипа, не добились. Пошли к директору. Прояснилось, что дипломированный кочегар после двух выходных заболел, но к трем часам отодубит и пару задаст.
Четверг не подходит. Худиков много, то есть спортсменов, - поджарые, деловые, парятся скоро и молчком, друг дружку мнут, квас попивают, едят апельсины, а уходят строем, как солдаты. С молодыми скучно, поскольку пара крепкого не принимают, банной беседы не понимают.
Вот пятница есть самый банный день. Этак часиков с трех. Почему? В будни-то мужик смурной, какой-то деловой - с ним и париться невесело. А прошла рабочая неделя, заботы с него опали - мужик и полетел, мочалкой помахивая. Правда, возможна очередишка. Но у меня был случай, когда вернулся из бани и чего-то не хватает. Вроде бы как недопарился. Отыскал-таки причину. Очереди я не выстоял, вот что. А без нее и нет бани, поскольку нет разговоров с банным людом.
В эту вот пятницу был я там уже с двух. Купил билет, прочел объявление "Простынь до помыва не выдается" и встал в очередишку. Само собой, в мужское отделение. За длинным и худым мужиком - у него и веник такой же длинный торчал из продуктовой сумки. За мной занял мужичишко дробленький, с широким, прямо-таки утиным носом, но голубого цвета. А уж за дробленьким встал мужик вроде бы постарше нас, у которого от его прежней жизни остался лишь желтый хохолок на макушке - как перышко воткнуто в головку сыра.
И стоим, ждем своего парного счастья. Да молчком стоять в бане - грех.
- Говорят, баню-то того… закрывают, - сказал голубоносый.
- Как так? - удивился впереди меня стоящий.
- Вселят сюда научный институт.
- Тут и не разместиться…
- За милую душу, - вмешался я. - В мыльной с полета столов втиснется, а начальника в парную.
- На ремонт ее закроют, - сообщил мужик с хохолком.
- Я паром только и жив, - вздохнул высокий мужик, примерно моих лет.
- Витамины надо, - посоветовал голубоносый.
- Принимаю.
- А я век не принимал, - ухмыльнулся мужик с хохолком.
- Надо зарядку и прочую физкультуру, - опять советует дробленький.
- Делаю.
- Еще чего, - вставил хохластый.
- Творожок хорошо с рынка, - не сдается советчик.
- Ем.
- А я свиные шкварки уважаю, - вроде бы стоит на своем наш замыкающий, с хохолком.
- На юг надо, погреться.
- Ив Сочах был, и на Азовском.
- А я не знаю, где он и есть, этот юг-то…
- Вот и выглядишь на шестьдесят с лишним, - не утерпел высокий мужик.
- Ага, а мне без году восемьдесят.
Не успели мы обомлеть от удивления, как нас всех четверых запустили. А уж там надо вертеться элементарной частицей. Скоренько разделись и пошли гуськом и, конечно, голышом.
В бане мне всегда беспорточное детство вспоминается, и не только потому, что я без порток. Свобода, как у пацана. Ни забот, ни мыслей, ни одежи, ни стыда. Но совесть непременно - она со стыдом не одно и то ж; знавал я людей бесстыдных, но и притом совестливых. Это потому, что стыд поверху лежит, а совесть глубже спрятана. В бане же совесть как бы на поверхность проступает - и сам не знаю почему. Видать, от пару. В бане нет мужчин и граждан - все мужики; нет там всяких "вы" - все на "ты". Короче, в бане мужик добрый.
Заняв в мыльной по месту да по шайке, тазику то есть, прошагали мы в парную. И полное разочарование - пар скудный, сырость тропическая, на полке слой листьев склизких…
- Растуды вашу налево! - сказал я млеющим фигурам. - Совсем народ обленился. А ну все отсюда к едрене фене!
Длинный, голубоносый и восьмидесятилетний ко мне примкнули. Сперва голиком вымели все листья. Потом протянули шланг от душа и смыли полки. Потом открыли окно на улицу, чтобы всю сырость вынесло. А уж тогда и поддали пару-жару так, что дерево запотрескивало. И вышли, дабы парилка набрала ядрености.
Мужики уже толпятся, ждут. Двое парней нетерпеливых ругаются - мол, долго их маринуем. Все ж таки десять минут мы выстояли вахтерами. А потом открыли дверь и запустили, шествуя первыми…
Мать честная, благодать парная! Взошли все на полок и легли пластами на сухое дерево. Какие там веники - стоять невмоготу. Продирает так, что уши щиплет. Двое парней-то, оглоедов мордатых, лежат и жмурятся, позабыв про свой ор. Никакой одежи, ни должностей, ни забот, ни скандалов - тихо лежат мужики, будто молятся. Благость. Вот бы закатить такую баньку для народа всего мира в одночасье - ей-богу, не стало бы войн и всяких международных штучек.
Однако пора разгружать. Спустился я вниз, бросил в каменку три раза по двадцать пять грамм кипятку, а в четвертый раз плеханул пивка. Маленько, с полстакана, чтобы жженым не запахло. И опять влез на полок.
Многих мужиков жаром сдуло. В том числе и двух горлопанистых парней. А мы сидим, блаженствуем. Пар стоит крепкий, сухой. Хлебный дух душу щекочет. И скажу откровенно - если рай есть, то я его в виде парилки усматриваю. Конечно, хорошо поддатой.
Старик с хохолком крякнул для начала разговора:
- Есть парная, где пот бежит ручьем, а тебе ничего. Финская называется. А есть баня, где все в клубах пара и ни хрена не видно. Турецкая называется. Вот и скажу, что лучше русской бани ничего нет.
- Только русская водочка, - вставил голубоносый, нос которого от такого жара перекрасился в синий.
- Да, теперь в моде эта… сауна, - подтвердил длинный мужик. - Без веника, без движений и без воды. Разве баня?
- А что после сауны пьют? - вспомнил я. - Не пиво, не морс, не квас и не чай.
- Компот? - спросил бывший голубоносый.
- Кофий черный.
- Совсем ошалели, - вздохнул старик, который, между прочим, заместо желтизны приобрел розовость.
- "Умру ли я…" - вдруг запел синеносый мужичок.
- Ты чего? - удивился длинный.
- Сто пятьдесят успел хватить в раздевалке.
- Париться надо трезвым и впроголодь, - не одобрил я.
А тело как бы утратило весомость и как бы изошло водой. Но это еще обман - вот после обработки веником и последнего захода оно действительно. Когда веничек станет прутяным голиком, ибо парюсь я семь раз. До седьмого пота. Пот первый - самый верный, пот второй - льет водой, пот третий - сечет, как плети, пот четвертый - вроде как обтертый, пот пятый - какой-то мятый, пот шестой - вроде бы не мой, пот седьмой - наконец-то сухой.
Приготовили мы свои запаренные веники, но сперва они о себе разговора требуют.
- У меня веник золотой, - начал высотный мужик. - Хожу с ним всю зиму. Листков не обронил, и дух березовый не ушел. Заготовлен с секретом.
- Знаем этот секрет, - сказал я. - Веники надо ломать на троицу и две недели опосля. Пока лист имеет липучесть. А заготовленные в другое время - не веники, а розги.
- Сперва веник надо размочить, - заговорил старик якобы восьмидесятилетний, - а потом распарить в кипяченом квасе. И парься. Только не забудь после самовар чаю и полотенце на коленях. Будешь здоров, как я.
- Был у меня веник, - вставил синеносый, - из этого… из эвкалипта. Дерево такое, вроде лаврового листа. Мне этот веник друг привез с юга. По имени Кунак. Мы с женкой год им пользовались: я парился, а она кухню мела.
Мужики, сбежавшие от сильного пару, по второму разу пришли. Парень, из тех двух, из горлодралов, ко мне подкатывается:
- Папаша, одолжи веничка.
- Сам еще не парился.
- Я раза два хлестанусь.
- Веник - что жена или зубная щетка. А хрен тебя знает, кто ты такой…
И тут мы все поднялись с лавки и заработали так, что хлест наш до улицы дошел. И стоя мы и лежа, на корточках и враскорячку, на лавке и на полу, каждый себя и друг дружку… А потом, вопреки обычаю, но по взаимной договоренности, принесли тазик холодной воды, брызнули каждый себе на спину и вениками заработали - меж лопаток ангелочки побежали.
- "Умру ли я…" - запел синеносый.
Ну а потом душ. Я кладу распаренный веник на голову, и холодная вода сквозь него брызжет на меня запахом березы и теплым дождичком - как в лесу под июньским ливнем. И так хорошо моим обеим сущностям, что стоял бы тут до второго пришествия. Не зря, видать, слова "душ" и "душа" из одного гнездышка.
Парюсь я семь раз, а моюсь два. Короче говоря, когда вышел одеваться, за окнами уже потемнело.
- "Умру ли я…" - пел мой знакомый синеносый.
- Не надо, - сказал ему банщик.
- Что не надо?
- Умирать.
Одеваться надо неспешно - посидеть, поговорить, людей послушать. Баня не стадион - ору не любит. Посему я простыней обернулся, отдышался, огляделся… Чихнул пару раз… Морсу попил из ягоды клюквы, Марией моей собранной и ею же растолченной. С добавлением сахара, конечно.
Длинный мужик и восьмидесятилетний уже отбыли, парную страду не выдержали. Вот синеносый остался, хотя и тщедушный. Да он не только паром грелся.
- Поймай таракана, - объяснял ему какой-то брюхастый мужик в розовых подштанниках, - напои водкой, на крючок и забрось. Он будет дрыгаться, рыба непременно клюнет.
- Кишка с дерьмом! - рявкнул тщедушный, синеносый.
- Ты чего? - удивились розовые подштанники.
- Таракана поил и сам небось выпил?
- Допустим…
- А потом того, с кем поддавал, на крючок?
- Тараканов убивать надо, - сурово выдал брюхатый.
- Убивать? - вмешался банщик. - Сегодня таракана убил, завтра кошку, послезавтра жену… А потом кого? Банщика?
Люблю послушать банные разговоры. Да и сам люблю поговорить, но сегодня молчком сижу - пару лишку взял. Пяти бы раз хватило.
- А вот был случай, - громко травят в углу анекдоты. - Пришел один в баню и сперва в кассу. Дайте, говорит, мне билет на одно лицо. Кассирша и врезала…
- Послушай, я расскажу, - встревает другой. - Спрашивает чудик, есть ли в банном ларьке яишное мыло. А сзади баба стояла…
Через пару от меня сидений два степенных мужика друг дружку мясом угощают. Один целого куренка разломил.
- Я курей не кушаю, - отнекивается второй.
- Чего так?
- Ноги у них, у сырых, противно торчат.
- Что ж тебе, жареных балерин подавать?
Мытье мытьем, а тут и мужицкий клуб. И поговорить, и отдохнуть, и кваску выпить. Хотя грязновато. В этом мы сами повинны, поскольку и бумажку швырнем, и бутылку катнем, и сигареткой курнем, и матком пошлем.
- "Умру ли я…" - проголосил синеносый, который уже бродил меж рядов без определенной цели.
- Дальше-то хоть что? - спросил банщик.
- Дальше не знаю…
А порядок навести в бане - раз плюнуть. Отремонтировать, закупить современные шайки, повесить занавесочки, установить ведерный самовар, коврики постелить… Само собой, зарплату банщикам поднять. На какие деньги? Скажу. Я вот сегодня на себя, считай, пару одного на рубль извел. А вода, а уборка за мной, а износ всего имущества, а зарплата банщикам?.. А билет стоит восемнадцать копеек. Считай, баня у нас дармовая. По полтиннику надо, не менее. Если же какой горлодрай мне о рабочей копейке забухтит, то я ответствую: на пиво находишь - и полтинник на баню найдешь. Между прочим, будь передо мной тут голый министр, я бы в таком же духе и о хлебе поговорил, и кое еще о чем. Да где его взять, министра-то?
Вижу, мать честная, пузатый мужик казенную простыню, взятую им за двадцать копеек, швырнул на пол, под себя. И встал, чтобы, значит, ноженьки не запачкать.
- Что же ты, бегемот, делаешь?
- За нее плачено.
- Да ведь простыню потом ни одна машина не отмоет…
- Рубаху свою не подстелил, - мужик-куроед мне помог.
- Кулак! - врезал подошедший синеносый, который "Умру ли я…".
Толстый мужик налился кровью полнее клопа - в парилке так не бурел. Простыню из-под себя выдернул да как рявкнет на нас на всех:
- А знаете, какой у меня трудовой стаж?
Похохотали мы, поскольку топтать чужой труд ни
при каком стаже непозволительно.
Оделся я. Кивнул всем, а с банщиком попрощался особо. Он расхаживал промеж вымытого люда и напевал: "Умру ли я…"
6
Но в баню каждодневно не пошастаешь - никакого мыла не хватит. Посему утром пребывал я в некоторой неопределенности…
Огородное чучело от безделья глаза пучило. Всякой работы навалом. Звали меня в жилконтору с ребятами подзаняться насчет умелых рук. Само собой, в родное автопредприятие приглашали на разное всякое. На почте руки, а вернее, ноги требуются. Внуков можно нянькать у старших сынов. Один мужик звал меня на шабашку - крыши жестью крыть. Или вот еще тараканов умерщвлять - говорят, по гривеннику за таракана платят…
Работы много, да не та. Все как бы халтура, а я поджидаю чего-то главного и существенного. Или после шестидесяти главного не жди? Довольствуйся второстепенным?
- Сходил бы в кино, - посоветовала Мария, собираясь к Генке.
- Днем только бездельники по кинам шляются.
- Ну в зоопарк.
- Я тебе не пионер.
- Тогда на лекцию иди. В нашей жилконторе состоится…
- Насчет чего?
- О тарелках.
- Про выпуск посуды?
- Нет, про летающие.
- Про цирк, что ли?
- Там написано "проблема".
Это слово я люблю. Допустим, не принимает магазин баночки майонезные. Пустяк, фитюлька, оттого и зло берет. А продавец внушительно скажет, что, мол, с баночками у них проблема. Ну и сразу успокоишься, поскольку не хухры-мухры, а проблема.
Короче, пошел на лекцию. Называется "О проблеме "летающих тарелок" и о других сопутствующих явлениях". По случаю субботы народу стеклось прилично. Правда, все старики да пионеры.
Лектор мне понравился - крепкий мужик в очках. Но, видать, сильно озабочен этими тарелками, поскольку суетится, будто они уже подлетают. Ему даже чаю принесли, с конфеткой, с одной. Он глоток отхлебнул и попросил задавать вопросы по ходу дела, ничуть не стесняясь.
Сперва рассказал про тарелки, как таковые. На ту, из которой едим суп, они ничуть не похожи. Однако плоские. И видела их уйма народу, а кое-кто попронырливей и побывал на них. Я, конечно, от вопроса не удержался, поскольку было разрешено.
- А почему они имеют форму тарелок, а не другой посуды?
- Например, какой? - спросил меня в свою очередь лектор.
- Допустим, чайника или самовара?..
Тут кое-кто хихикнул, видать, представив, как опускается с неба чайник, открывается крышка и вылазит оттуда неизвестно кто. А из носика пар идет.
- Чайник неудобен, - ответствовал лектор.
И пошел в том же духе и в том же направлении. Я понял, что якобы он с этими тарелочниками имел свидание, - зеленые они человечки, болотного цвета. Не поверив, переспросил у соседа справа - тот подтвердил, что лектор не только встречался, а и живет с зелеными на одной площадке. Спросил и у соседа слева - тот сказал, что докладчик не только живет с зелеными на одной площадке, но и свояк его жены тоже будет из зеленых.
Пока я все это переваривал, лектор выпил чай, съел конфетку и перешел к нашим мозгам.
Я-то думал, что наша голова устроена наподобие грецкого ореха, - правда, извилины похожи. А он высказался в том смысле, что мозг есть не что иное, как генератор, излучающий биоволны. Я, конечно, не утерпел от вопроса:
- В таком случае, не есть ли наш глаз автомобильная фара?
- Подобная аналогия возможна, - согласился он.
Я задумался, поскольку этак можно и до выхлопной трубы дойти. Однако лектор подбросил иную мыслишку - якобы горит вокруг наших голов биополе, наподобие невидимого северного сияния. А любовь меж женщиной и мужчиной случается тогда, когда их биополе, так сказать, одного поля ягодка. Вполне может быть.
- Скажите, - полюбопытствовал я, - пословица "Муж и жена - одна сатана", случаем, не про это?
- Вполне возможно, - согласился лектор, - что в пословице выражено народное представление об общем биологическом поле супругов.
И он заглянул, так сказать, за горизонт - перешел к сопутствующим явлениям. Про телепатов выложил такое, что у нас лбы вспотели. Вот живешь да пенсию жуешь и ни хрена не знаешь. Оказывается, этих телепатов уже приспосабливают взглядом грузы ворочать. А сам лектор нацелился на борьбу с пьянством, для чего сочинил ученый труд под названием "Телепат пьянице не брат". И если сделать шаг за горизонт, который, впрочем, почему бы не сделать, то будет так…