– А зачем? – пожал плечами Граф. – Серьезные люди в это не поверят. А чудакам нужны сенсации и прочая мистика. Нам не жаль, пусть развлекаются.
– Вам?!
Граф засмеялся, прикрыв ладонью глаза.
– Луна... пришельцы... – передразнил он. – Допустим, ты достоверно узнаешь об их существовании. Как это поможет тебе в жизни?
– Не знаю! Но хочу знать. Кто мы?! Бараны, которых вы "разводите", или вольные люди?
– Вот и я хочу это знать, – засмеялся Граф. – Потому и говорю: выбирай!
Оксана пожала плечами, взяла белую пешку и поставила на Е4.
– Значит, белая, – улыбнулся Граф, делая ответный ход. – А ты никогда не задумывалась, почему белые нападают первыми?
– Действительно странно. И почему?
– Поразмышляй на досуге.
– А это важно?
– В мире образов нет бессмысленных знаков. Любой символ здесь подсказка. И от того, сумеешь ты ее понять или нет, зависит, выиграешь или проиграешь.
– Хотя бы намекните!
– Намекнуть – не значит разжевать и проглотить вместо тебя, – усмехнулся Граф. – Я сказал предостаточно. А теперь предлагаю вернуться к нашим баранам.
– Какие бараны? – возмутилась Оксана и вдруг вспомнила свои бредовые видения. Кабинет Графа растворился, и перед мысленным взором снова возникло стадо овец, которые наконец-то успокоились и смирно дремали, ожидая своей очереди на стрижку.
Оксана перебралась на постель, выключила лампу и провалилась в сон.
Возвращение к баранам
Проснулась она от ненавистного звона будильника. Поднявшись на локте, протянула руку, чтобы заткнуть его, но вспомнила, что этот древний тикающий уродец давно уже сдан в металлолом. Открыв глаза, она окинула взглядом комнату в поисках странного звука и обомлела: Кешич сидел возле открытой форточки и трещал, радуясь восходящему солнцу.
– Кеша! Слезь с окна! – взмолилась Оксана, боясь спугнуть его.
Попугай затих и обернулся. Увидев протянутую руку, он взлетел и, зависнув над ладонью на пару секунд, аккуратно присел.
– А че пожжжрать? – осведомился он.
– Ой! А чем же тебя кормить-то? – задумалась Оксана. – Овсянку будешь? Или гречку?
Она встала и закрыла форточку, ругая себя за разгильдяйство. Выйдя на кухню и убедившись, что здесь Кешичу ничего не угрожает, выпустила его из рук и занялась завтраком. Залив кипятком овсяные хлопья для себя, она насыпала немного в блюдце. Попугай взглянул на угощение и, клюнув пару раз, разочарованно отошел, сел на край стола и обиженно нахохлился.
– Ладно, не дуйся! Заедем в зоомагазин и купим тебе вкусненького, – сказала Оксана. – И уж извини, клетку тоже купим, ради твоей же безопасности.
– О-хо-хо! – вздохнул Кешич понимающе.
Оксана съела овсянку и пошла собираться.
Желание поскорее улизнуть из дома боролось с острым приступом совести, которая требовала зайти к матери для традиционного утреннего примирения. После непродолжительных боев в районе солнечного сплетения совесть одержала победу.
Оксана заглянула в комнату Елены Сергеевны и поняла, что та уже не спит, хоть и лежит, отвернувшись к стене.
– Доброе утро! – Оксана постаралась придать голосу веселость и доброжелательность.
– Кому-то, может быть, и доброе, – услышала она в ответ.
– Мамуля, давай поговорим спокойно! – Оксана вошла.
– О чем нам с тобой разговаривать? – буркнула Елена Сергеевна.
– Я сейчас уеду и вернусь только поздно вечером. Если тебе нечего мне сказать, тогда я зашла попрощаться.
– Езжай... и дай мне спокойно помереть.
Оксана снова чуть не взорвалась, но стиснула зубы, взяла себя в руки и спокойно сказала:
– С тобой остается Надя, и она тебе спокойно помереть не даст. Если что, вызовет "скорую". Я уже перепрограммировала автодозвон.
Еще немного послушав всхлипывания матери, она вышла и отправилась давать инструкции Надежде.
Из города удалось вырваться только в полдень. Сытый и довольный Кешич ехал на переднем сиденье в новой просторной клетке, пристегнутой ремнем безопасности. Поначалу на светофорах и поворотах он по инерции падал вперед и повисал на жердочке вниз головой, но быстро адаптировался к новым условиям и научился удерживать равновесие, хлопая крыльями.
Выехав на трассу, Оксана включила "круизконтроль" и вернулась к размышлениям. Правда, как ни пыталась она повернуть вектор любопытства в сторону Луны, пришельцев и их роли в урагане Катрина, мысли ее занимал другой вопрос: удалось ли Жанне завладеть вниманием и сердцем короля и что за инструкцию написал для нее Граф? Вспомнив холодное прикосновение к груди золотого ключа, она снова оказалась в кабинете Графа. На этот раз комната была пуста. Осторожно, чтобы не шуметь, Жанна прикрыла за собой дверь и подошла к столу. Здесь по-прежнему лежали письменные принадлежности, но шкатулки, где была спрятана инструкция, не было. Жанна стояла, вертя в дрожащих пальцах бесполезный ключ и кусая пересохшие от волнения губы.
– Может быть, она где-нибудь в столе? – подсказала Оксана.
Жанна пожала плечами и, сев в кресло Графа, начала шарить в ящиках.
– Черновики! – обрадовалась Оксана, увидев корзину для мусора.
– Какие черновики? – чуть не плача засмеялась Жанна. – Прошло столько лет!
– Сколько?
Жанна показала пятерню.
– Не важно! Вспомни, что говорил Граф: не бывает лишних деталей!
– Не бывает бессмысленных знаков, – уточнила Жанна и, вытащив корзину, высыпала ее содержимое на стол.
– А что случилось-то? – спросила Оксана, разглаживая листы бумаги.
– Король умер! – ответила девушка и, не выдержав, разрыдалась.
– Значит, тебе все-таки удалось?
Ожидая, пока Жанна успокоится, Оксана попыталась разобрать бисерный почерк, похожий на арабскую вязь, с высокими заглавными буквами и тщательно прорисованными точками над i.
– Ничего непонятно! – вздохнула Оксана.
Жанна вытерла слезы и взяла у нее один из листов.
– Конечно, непонятно. Это же не по-французски, – она всхлипнула и, подперев голову кулаком, задумалась, глядя в текст. Воспользовавшись моментом, Оксана нырнула в ее память.
Она увидела себя в огромном зале среди множества людей. В воздухе стоял тяжелый запах пота и духов. Со всех сторон сверкали любопытные стекла лорнетов. Ей было неловко, она нервно теребила веер, оглядываясь.
Когда-то, еще до замужества, Жанна работала продавщицей в галантерейной лавке. Отмеряя модисткам ткани и ленты, она всегда удивлялась, неужели кто-то будет носить этот ужас? Но в ее задачу входило как можно больше продать, поэтому она нахваливала выбор покупателей. И вот теперь она взирала на то, как этот "ужас" выглядит в готовом виде. Наряды важных кавалеров и жеманных дам были перегружены золотым шитьем, блестящими пуговицами и множеством других дорогих, но безвкусных деталей.
– Мадмуазель! – услышала она липкий мужской голос и обернулась.
– Мадам! – с игривой улыбкой поправила она его обладателя.
– Мадам? – удивился пышный господин на тонких ножках. – А почему же тогда мадам скучает в одиночестве?
– К сожалению, мой супруг срочно уехал по делам короля, – Жанна сделала изящный жест рукой. "Боже! Зачем я кокетничаю с этим жабом?" – думала она при этом.
– Раз так, то позвольте на этот вечер предложить вам свое скромное общество! – и мужчина протянул Жанне руку, похотливо таращась в ее декольте.
Резко открыв веер, Жанна прикрыла грудь.
– Даже не знаю, удобно ли это? – пожала она плечиком. – Мы не знакомы...
– Так позвольте представиться: маршал Франции...
– Маршал?! – восхищенно прошептала Жанна и, быстро закрыв веер, изобразила благоговение.
– Но вы можете звать меня просто Луи!
Жанна робко протянула руку, и веер затрепетал как мотылек, когда новый знакомый жадно припал губами к ее пальцам.
– Луи? – пролепетала она. – Надо же какое совпадение!
– Совпадение? – удивился он.
– Вы – Луи, я – Жанна... как король и маркиза.
– Какая детская непосредственность! – расхохотался он. – Я в восторге! Пойдемте же в мою ложу, милочка, спектакль уже скоро начнется.
– Но король еще не пришел! – возразила Жанна. – Разве можно входить раньше него?
– Вы правы, – сморщился маршал, – но боюсь, сегодня он не озарит наше общество своим присутствием. Говорят, он в дурном расположении духа.
– И все-таки я предпочла бы соблюсти этикет, – при этом взор Жанны излучал такое ангельское смирение, что маршал сдался, предвкушая более значимую победу в конце вечера.
Вдруг по залу прокатился предупредительный шепот, и воцарилась тишина. "Его Величество король", – провозгласил глашатай, и толпа расступилась. По живому коридору шел высокий красивый пожилой мужчина, слегка кивая приседающим в глубоких реверансах дамам и прогибающимся в поклонах кавалерам. Маршал смешно согнулся под углом девяносто градусов, выставив вперед одну ногу, чтобы не потерять равновесие. И только Жанна осталась стоять как фонарный столб, излучая восхищенный голубой свет из немигающих глаз. Король, проходя мимо, удивленно окинул ее презрительным взглядом, от которого она, внезапно опомнившись, буквально упала на пол, неумело изобразив реверанс.
На протяжении всего спектакля маршал изнывал от вожделения, терзая ее пальцы своими потными руками, а Жанна не отводила глаз от сцены, изображая интерес к сюжету пьесы. Она знала, что король может видеть ее из мрачной глубины своей ложи, поэтому периодически наклонялась к своему ухажеру и что-нибудь шептала ему на ухо. Например: "Как вы думаете, у моего мужа не будет проблем из-за того, что я забыла поклониться Его Величеству?", после чего маршал страстно припадал к ее шее и уверял: "Что вы, моя дорогая! Я сумею убедить короля не наказывать вас". Жанна одаривала его умоляющей и многообещающей улыбкой и возвращала внимание актерам.
"О боже! – думала она. – Если мне все-таки суждено сегодня оказаться в его постели, то прошу: пусть он помоется, перед тем как... или если это невозможно, то лиши меня обоняния!"
После спектакля все снова выстроились коридорчиком, чтобы проводить монарха. Король медленно шел, иногда останавливаясь возле кого-нибудь, и одаривал счастливца или счастливицу коротким разговором. Остановился он и возле маршала, задав ему какой-то вопрос, касающийся службы. Маршал ответил, вытянувшись по струнке и в то же время прогнувшись. Король задал еще один вопрос, маршал еще сильнее прогнулся отвечая. Жанна ничего не понимала в их диалоге, но ей показалось, что в голосе короля звучат нотки недовольства. Она нервно раскрыла веер и начала трепетно обмахиваться. По толпе придворных прокатился рокот возмущения столь дерзким нарушением всех правил приличия. Но отступать было некуда: или этот номер пройдет, или сегодня вечером она начнет свой путь по рукам самых извращенных сластолюбцев высшего света.
Король повернул голову и возмущенно окинул ее взглядом. Жанна перестала не то что обмахиваться, а даже дышать, глядя на него широко раскрытыми глазами. Монарх невесело усмехнулся и задал маршалу третий вопрос:
– А кто эта невоспитанная особа? Кто обучал ее правилам этикета?
– Я не знаю, Ваше Величество! – голос маршала задрожал. – Я сегодня познакомился с ней здесь. Я даже не предполагал...
– То есть вы хотите сказать, что она пришла не с вами?
– Нет, конечно!
– А с кем же? – этот вопрос он уже задал Жанне.
Она открыла рот, но вдруг колени ее подломились и она снова упала к ногам короля.
– Я предпочел бы услышать ответ, вместо неуместных приседаний! – грозно сказал король.
Жанна медленно встала и умоляюще посмотрела на маршала, ища у него защиты.
– Ваше Величество! – перепугался тот. – Я никогда еще не встречал столь бестолковой куртизанки!
И тут Жанна подняла полные слез глаза и прошептала:
– Простите меня, Ваше Величество! Я от волнения все перепутала и забыла, когда увидела вас так близко! Простите меня, – и она склонилась перед ним в восхитительном изящном и грациозном реверансе. Потом она встала, продемонстрировав безупречную осанку, и представилась. Голос и взгляд приобрели благородство, а на губах заиграла едва уловимая улыбка.
Король, не ожидавший такой метаморфозы, вскинул брови и медленно кивнул. Их глаза встретились. Влажные ресницы Жанны еще напоминали о недавней растерянности, но сейчас взор ее выражал полное доверие великодушию короля... и даже не короля – мужчины.
И вдруг она почувствовала, как в груди разливается знакомое с детства блаженное тепло – верный знак того, что в нее опять кто-то влюбился. Она стыдливо опустила взгляд.
Король развернулся и пошел дальше по живому коридору, более не останавливаясь.
– Это на итальянском! – сказала наконец Жанна.
Оксана вернулась в сумрачный кабинет Графа. Глазам некоторое время пришлось привыкать к темноте, прежде чем она снова начала видеть строчки и буквы.
– Ты знаешь итальянский?
– Нет. Но понимаю отдельные слова. Например, collana di diamanti. Диамант – он на любом языке диамант.
– Бриллианты?
– Речь о каком-то колье, – пожала плечами Жанна. – Письмо адресовано Калиостро...
Вдруг резкий тормоз выбросил Оксану в реальность. Нога вжала педаль в пол, ремень безопасности сдавил грудь. Оксана зажмурилась, ожидая удара сзади, но едущий за ней "москвичонок" ловко вильнул, обогнул ее и, сердито бибикнув, потарахтел дальше.
Съехав на обочину, Оксана откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, пытаясь понять, что произошло. Она среагировала, когда что-то белое выскочило из леса и огромными прыжками бросилось под колеса. Первая мысль – собака, но удара, который неминуемо оставил бы вмятину, не последовало. Был только какой-то протяжный печальный хриплый стон.
Заворчал и завозился попугай. Оксана открыла глаза и посмотрела, все ли с ним в порядке. Кешич сидел на полу клетки, распластав крылья.
– Что это было? – спросила Оксана.
Видимо, для подобных ситуаций в его лексиконе не было подходящих слов, поэтому он прочирикал нечто невразумительное, но по интонации похожее на абсолютно неприличное выражение.
Оксана вышла из машины и обошла ее вокруг. Колени дрожали. "Что это было? Опять привидение?" Примерно оценив тормозной путь, она направилась к тому месту, откуда оно выскочило. Пройдя метров двадцать вдоль обочины, она остановилась, не веря своим глазам: в лесу стоял памятник, которые обычно ставят там, где кто-то разбился. По спине побежали мурашки.
Трава была утоптана. Видимо, совсем недавно здесь было много народа. О том же свидетельствовала горка пивных и консервных банок, которые еще не успели подернуться ржавчиной.
Оксана подошла к маленькому монументу. На отполированной поверхности камня была изображена девушка на мотоцикле, дата смерти и имя – Мария. Ни фамилии, ни даты рождения.
– Зачем же ты кинулась мне под колеса? – вздохнула Оксана и поднялась, собираясь уходить.
Напоследок еще раз окинув взглядом поляну, она почувствовала желание увезти отсюда мусор. Может быть, именно этого хотела девушка? Но с собой не было никакого пакета, и Оксана отправилась к машине, надеясь найти в багажнике что-нибудь подходящее.
Но, как назло, совсем недавно она выбросила все лишнее. Тогда она села за руль и задним ходом медленно поехала к памятнику. Что-то зашуршало, и из-под колес появился огромный пакет-майка. Его тут же подхватило ветром, и он огромными прыжками полетел по трассе. Оксана выскочила из машины и побежала его ловить.
Прощание
–Все-таки решил остаться? – спросил Камень.
Лис уверенно кивнул.
– Жаль, – вздохнул шаман. – Мужчин у нас маловато. Трудно будет. Да и тебе будет несладко. Белые тебя прогнали, Волк и охотники ненавидят.
– Белые не прогнали, – уточнил Лис, – просто им сейчас не до меня. Да и нет смысла идти к ним, пока не решил задачу. Без нее – быть мне у них вечным шутом и чернорабочим.
– Задачу? – вскинул седые брови старик. – Какую?
– В чем разница между нами, людьми. Почему одни "светлые", а другие "темные"?
– Ах эту... как же ты будешь ее решать?
– Не знаю. Надеюсь, Отец подскажет, или сам... но там, куда уходите вы, я с ней не справлюсь.
– Почему?
– Потому что вы возвращаетесь в глубины, а мне надо наверх.
– Ну, как знаешь, – вздохнул шаман и сжал локоть Лиса. – Опять же, Лучу не так одиноко будет. Ну, удачи тебе! – он развернулся и направился к священному камню.
– Лучу? – удивился Лис. – Разве он остается?
Подошла заплаканная невестка.
– Ты уж позаботься о Ручейке, – попросила она.
Лис неуверенно кивнул и взглянул на племянника. Вороненок, нахмурившись, стоял в стороне. Он оставался с Волком, и Лис не мог даже представить себе, как ему удастся о нем позаботиться.
Поднявшись на каменную сцену, шаман ударил в бубен. Специально для прощания с землей предков сочинил он ритм и песню. Это был единственный ритуал, который Камень придумал сам, а не перенял у своего наставника. Сегодня он совершал его в последний раз.
Когда в лесном шорохе растворились последние звуки уходящих на север, Лис столкнулся с пугающей пустотой. Несмотря на то что вокруг по-прежнему стоял родной лес, а по центру поляны по-прежнему лежал священный камень, он оказался в абсолютно незнакомом для себя мире. Посмотрев вверх, в безоблачный купол неба, он увидел, или ему показалось, столб света, льющийся на алтарь. Запрыгнув на камень, он подставил лицо и ладони серебряному потоку. Все тело защекотало, словно от предчувствия грозового раската. Вдруг Лис ощутил на себе чей-то взгляд.
На краю поляны стоял Вороненок и исподлобья смотрел на его странные действия. Лис вспомнил, что стоять на камне можно только шаману. Он спрыгнул вниз и, сделав вид, что не заметил племянника, решительно направился к Отцу трех великих родов.
Вообще-то это было строжайше запрещено. Никто никогда не смел тревожить его. Только верховный шаман мог, стоя на камне во время великого праздника, обратиться к нему с вопросом или просьбой. И если вопрос действительно требовал ответа, то старец сам появлялся на священной поляне и отвечал. Но несколько лет назад, сославшись на слабость, он пригласил послов от народа к себе. Надэ отвела их к Отцу.
Лис отлично помнил эту дорогу – они шли на восход всю ночь, нигде не сворачивая и не огибая никаких препятствий. Заблудиться было невозможно, поэтому он уверенно шагал вперед. Вскоре лес начал редеть, под ногами запружинил влажный мох. Лис отметил, что в прошлый раз ступни не проваливались так глубоко и следы намного медленнее заполнялись водой. Чахлые сосны тянули к нему корявые старческие руки, а печальные серебристые ивы тревожно шептали что-то, словно пытаясь предупредить и остановить.