– Странно, – сказала следователь. – Дрючек утверждает, что вы его двоюродный брат. Также он утверждает, что вы насильственным путем вымогаете у него двадцать пять тысяч долларов, которые якобы ему одолжили. Это так?
– Послушайте, – сказал я. – У меня нет никаких братьев дрючеков, ни родных, ни двоюродных. В этом смысле, я – сирота.
– Я обязана предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Кроме того, вы имеете право воспользоваться 51 статьёй Конституции и не давать показаний вообще.
– В этом нет никакой необходимости, – сказал я. – Вы же можете проверить по своей базе всех моих ближайших родственников.
– Можем, – сказала следователь. – Алексей Евгеньевич, в принципе, я вас понимаю. Одолжили деньги непутевому родственнику, расписки не взяли. Но зачем же так грубо? Накинулись на человека средь бела дня, предыдущим вечером угрожали ему за ужином в японском ресторане.
– В вашем городе есть японский ресторан? – сказал я.
– Есть, – сказала Подъяблонская. – А вы считаете, что японские рестораны бывают только в столице? К делу приложены свидетельские показания официантки Кристины Уивер, по паспорту Клёпиковой, которая слышала, как вы нецензурно выражались в адрес Дрючека и обещали его убить, если он не вернёт деньги.
– Ну, это точно фуфел, – сказал я. – Вчера вечером я был в театре, артисты могут подтвердить.
– И где же в нашем городе находится театр? – улыбнулась следователь.
– Улица Наримановская, дом 11, – сказал я.
– Ты совсем обнаглел, – сказала следователь. – По этому адресу проживаю я. Хочешь сказать, что вечер провёл у меня дома? Может, ещё в одной постели со мной?
– Вызовите "скорую", – я с тоской посмотрел на задраенное решёткой окно. – Мне плохо.
– Только не надо симуляций, – сказала следователь. – Будем писать чистосердечное признание?
– В чём? – вяло сказал я. – Я требую адвоката.
– В падении Римской империи, – расхохоталась Подъяблонская. – Это розыгрыш, дурачок. Ленка Караулова попросила тебя немного проучить за то, что ты сбежал не попрощавшись.
– Ну, у вас, у блядей, и шуточки! – сказал я.
– Осторожнее, молодой человек! Я под тобою не лежала, хоть ты и пытался это утверждать.
– Вы на самом деле следователь или это очередная мистификация?
– На самом, – Подъяблонская показала удостоверение. – Не волнуйся, я не оборотень.
– Может быть, тогда вы потрудитесь объяснить, что это всё означает, – сказал я. – Весь этот бред. Я сошёл с ума?
– Отнюдь, – сказала следователь. – Ты вполне здравомыслящий, как и большинство других людей. Ты столкнулся с другой реальностью, она тебе показалась шокирующей. Очень вероятно, что и ты показался другой реальности тоже весьма шокирующим. Так что, баланс очевиден.
– Какая, на хрен, другая реальность? – сказал я. – Мы, что, в компьютерные игры играем?
– Играть это придумали вы, – сказала Подъяблонская. – Жрать и спать, иногда забегая в сортир, им, видите ли, скучно, вот и торчите в социальных сетях, виртуальность сделали основой жизни. У вас сплошная подмена понятий, у всех сотни друзей в контакте, хотя и не виделись никогда. Балаболите часами в интернете, зачем, для чего, давно уже сами не понимаете, думать невдомёк, знать некогда, при этом все безумно заняты. Чердынцев всего-навсего разыграл слова. "Драматицко позорище" на сербском языке просто драматический спектакль, "глумница" просто актриса, зато какой захватывающий креатив сложился, как вы выражаетесь.
– Просто актриса, – сказал я. – С пёсьей головой, которая пляшет сама по себе.
– Другая реальность, – сказала Подъяблонская. – С другими законами, с другой системой мироздания. Не хуже и не лучше, чем ваша. Другая. Но, заметь, строго последовательная. Когда зритель ведёт себя бездарно, ему отрывают голову, а не льют крокодиловы слезы на просторах интернета. Ваша же виртуальная условность всё больше напоминает безусловное блеяние овец.
– Отпустите меня, – сказал я. – Я же вам ничего плохого не сделал.
– Тебя никто и не держит, – сказала Подъяблонская. – Ты придёшь только туда, куда ты придёшь. Мы тебе не советчики и не помощники. Сделаешь какие бы то ни было выводы, хорошо. Не сделаешь, мир от этого не изменится. Ты уж сам решай, что тебе лучше. Твои предки величием и подлостью завоевали право выбора, поэтому и назвали когда-то Люцифера "несущим свет". Согласись, странное имя для дьявола.
– Я не забуду, – сказал я.
– Неважно, – сказала Подъяблонская. – Поезд в Москву отправляется через час. Поторопись.
Я лежал на нижней полке плацкартного вагона. Перед отходом поезда я успел в вокзальном буфете на глазах у обалдевших пассажиров засадить из горла бутылку водки, но заснуть всё равно не удавалось. Бессвязный поток мыслей носился в моей голове, хаотичный и сумбурный, как ухмыляющаяся рожа Васька.
– Не спится? – с верхней полки свесилась голова дракона.
Я сжался.
– Не бойся! – сказал дракон. – Я – мирный. Зовут Людвиг. Фамилия Витгенштейн. Вполне нормальный себе австрийский дракон. И вот что я тебе скажу, парень. Мои многовековые размышления на эту тему убедили меня, что как мало размышления дают для решения этих проблем. А что даёт решение, я так до сих пор и не понял. Так что, спокойной тебе ночи!..
Д О Ч Ь А К С А К А Л А
Что и говорить, обидное было прозвище. Никакой у Алки папашка был не аксакал. Папашка – его так мать называла. Сама Алла старалась произносить по-доброму: мой папа! И иногда отец. Отец звучало увесисто, солидно. Алка, когда первый раз устраивалась на работу и заполняла трудовую анкету, ей так это слово понравилось – отец, она даже добавила в анкету "мой", хорошо никто не заметил.
В общем, никакой он не аксакал, обычный клерк в обычном банке. Он ушёл из семьи, когда Алке было три года, связался с какой-то лахудрой. Это мать опять же так говорила, Алка никогда её не видела. С лахудрой отец прожил не так много, лет шесть, но в семью возвращаться не стал. Мать-то была не против, Алка хоть и кроха была, но хорошо это понимала. Но папа не захотел, и с тех пор вполне удачно холостяковал.
Встречались они регулярно, по субботам. Папа был человек застенчивый, не богатый, даже бедный по нынешним временам. Обычно зимой они ходили в "Макдональдс", летом отправлялись в парк, как в правило, в Битцу, Алка с матерью жили как раз недалеко. Однажды он повёл её в Третьяковскую галерею, но была страшенная очередь, жарко было, Алка вся извелась в этой толчее, и отец сказал: "Давай в другой раз! Поехали, наверное, в гараж".
– Поехали! – с облегчением сказала Алка.
Вот так гараж и стал главным местом их встреч в выходные. У отца была старенькая праворульная "Toyota", которую он лично когда-то, ещё до рождения Алки, пригнал из Владивостока, и всё свободное время и праздники он возился с ней в гараже.
Алка обычно устраивалась на скамеечке возле машины, гараж был большой, на восемь мест, там были всякие смешные дядьки, которые увлеченно выговаривали чудные словечки: сальники, свечи, шаровые. Пахло бензином и машинным маслом, и ей, городской девочке, этот запах приятно щекотал ноздри. Дядьки разговаривали об автомобилях, папа обихаживал свою развалюху, Алку никто не дергал, не тыркал, она сидела себе тихонечко и наблюдала за всем этим мельтешением. Иногда её даже просили пособить.
– Пособи-ка мне, барышня! – говорил седой и пузатый Степан Георгиевич. – Я буду девятым ключом заворачивать, а ты отверткой прижимай. – Он показывал, где надо прижать, Алка уверенно и твёрдо управлялась с отверткой, как заправский подмастерье.
– Ну и славно! – говорил Степан Георгиевич, завершив дело. – Пойдём чай пить с бабушкиными шанежками.
Чай у него был удивительный, настоянный на травах, которые он собирал летом на даче. И пирожки, которые пекла его жена, с яйцом, с картошкой, с капустой, тоже были очень вкусные. В общем, здорово было в гараже, не скучно, лучше, чем в школе.
В школе к ней это дурацкое прозвище и прилипло: Алла – дочь аксакала. Одноклассники шутники были ещё те. Учительницу немецкого, Аллу Викторовну, вообще окрестили: Алезинда лысая…, сами догадываетесь, что. Да и класс у них был не очень-то дружный. К тому моменту, когда Алка училась в начальной школе, в их районе понастроили "элитного" жилья (парк всё-таки рядом) и класс больше чем наполовину состоял из детей обеспеченных родителей, как московских, так и понаехавших из разных других весей. Так что учительнице истории не надо было задумываться об иллюстрациях социального неравенства в капиталистическом обществе. Оно, это неравенство, демонстрировало самое себя каждый день с девяти до двух, кроме субботы и воскресенья, в мобильных телефонах, айпетах, планшетах, марках одежды, которые носили ученики и ученицы, в разговорах, кто где провел лето, в общем, во всём, в каждой буквально мелочи. Какая уж тут общность интересов…
Поэтому подруга у Алки была одна, Людка, соседка по дому. Родители у Людки работали в метрополитене, отец – машинистом, мать – кассиршей, часто во вторую смену, домой приходили в ночи, у Людки можно было сидеть вечером, чайку попить, поболтать, просто телек посмотреть. Тем более, что квартира Людки была этажом ниже.
Это был существенный момент. Мать воспитывала Алку в строгости. Появиться дома после десяти вечера это почти что вселенская катастрофа, Алке такое даже в голову не приходило. Никакой косметики, никаких украшений, мыть по утрам посуду, а по выходным драить полы, это как Отче наш прочесть в старорежимные времена, про которые иногда вспоминала, шамкая, дряхлая девяностолетняя прабабушка, жившая в Калужской области и в деревню которой Алку отправляли летом.
Лет в четырнадцать, правда, ударившись перед отцом в слезы, Алка упросила его, чтобы тот уговорил мать разрешить ей сделать маникюр. Тот поговорил, мать, скрипя зубами, согласилась. Вдвоем с Людкой они нанесли на ногти угольно-фиолетового цвета лак, дождались, когда просохнет, оделись понаряднее, и пошли во двор демонстрироваться.
Там их и встретила мать, возвращавшаяся с работы.
– Эмо! – не оценила красоты мать. Алка удивилась, надо же, слово такое знает.
– Пошли со мной! – вздохнув, сказала мать. – Красы неземные!..
Дома она сделала им человеческий маникюр, выдала Алке некоторое количество денег, объяснив, какие ножнички и пилочки надо купить, а потом на кухне долго разговаривала по телефону с папой.
"Девочка вырастает… – доносились до Алки, зубрившей в своей комнате нудный английский, отрывки разговора. – Я понимаю, что у тебя небольшая зарплата, но я тоже кручусь как белка в колесе… У тебя, что, много дочерей? Вот и я говорю – единственная…"
К окончанию школы, к семнадцати годам, Алка была вполне сформировавшейся девушкой. Не супермодель, конечно, но вполне симпатичная. В учёбе она была твёрдая "хорошистка" с очевидной склонностью к точным наукам, вернее к автомобильной технике. Автомобили, разумеется, зарубежные, стали её страстью скорей явной, чем тайной, поскольку технические журналы, разбросанные по всей квартире, мать равнодушно считала чудачеством, а Людку всё больше интересовали те, кто сидит за рулем авто. В гараже, само собой, девица, внятно объяснявшая параметры поршневого V-образного двигателя с инжекторным вспрыском и быстро, чётко, с расстановкой выдававшей преимущества японских внедорожников перед всеми остальными ("если, конечно, родная сборка!" – не забывала добавить Алка), вызывала неизменную бурю восхищения. Даже пузатый Степан Георгиевич, живший по абсолютному убеждению Алки где-то на переходе от каменного века к бронзовому, сказанул однажды папе: "Продвинутая у тебя чика вымахала!" И закивал головой точно как негр рэпэр из телевизора, он ещё в кепке был, вполне косившей под бейсбольную, Алка чуть не лопнула от смеха. Отец улыбнулся, но промолчал.
Отец провожал её домой из гаража поздним майским вечером. Весенние грозы уже отгрохотали, было тепло и влажно.
– Я вот что думаю, – вдруг сказал папа. – Может тебе в автодорожный институт поступить?
Сердце у Алки сначала сжалось, а потом заколотилось с бешеной скоростью. Мимо них, разбрызгивая лужи, промчалась белоснежная "бэшэчка" как талисман наступающего счастья.
– Там только платное обучение, – едва дыша, сказала Алка. – Я узнавала уже.
– Я знаю. Я поговорил с начальством в своём банке. В общем, мне готовы предоставить кредитную линию под твоё обучение.
– Ты маме сказал? – спросила Алка.
– Нет ещё. Скажу после выпускного. Вы же пригласите меня в гости?
– Ну, конечно! – сказала Алка. – О чём ты спрашиваешь, папа?..
С этим выпускным балом в школе произошёл натуральный скандал. Родители той части класса, которая проживала в "элитных" домах, настаивали на проведении бала в дорогом и модном ресторане. Родители второй половины класса тоскливо пересчитывали в уме свои копеечки и, мягко говоря, возражали. Гера Сергеевна, классная руководительница, учитель биологии с солидным педагогическим опытом, угрюмо взирала на накалявшиеся на последнем родительском собрании этого класса страсти и, наконец, попыталась воззвать к голосу разума. Едва она приступила к монологу про "этот светлый день в жизни юношей и девушек – день окончания школы..", как её оборвала председательша родительского комитета, заявившая, что она надеется, что её сын как можно быстрее забудет эту…. Далее она добавила словцо, от которого покойник Макаренко, без сомнения, несколько раз перевернулся в гробу. Раздался невероятный шум и гвалт, но консенсуса всё равно достигнуто не было. В результате одна часть класса после официального мероприятия в школе отправлялась в искомый ресторан, а остальные, куда они, собственно, смогут.
Алка такому повороту событий была только рада. Практическая жилка в её душе настойчиво повторяла, что это очевидная глупость купить дорогое платье и туфли, чтобы один раз понтануться перед придурками-одноклассниками в ресторане за бешеные деньги, которых всё равно нет. И потом Алка была совсем не согласна с этим чудиком, провозгласившим, что все мы родом из детства. Честно говоря, Алка в детстве ничего привлекательного не находила. И, честно говоря, она только радовалась скорому прощанию со школой.
В утро выпускного дня они с матерью испекли их "фирменный" торт "Рыжий Генрих", затем Алка скоренько сходила в школу, выслушала все эти фальшивые пожелания грандиозного будущего и со всех ног помчалась домой – ждать прихода папы.
Отец пришёл около восьми вечера, принёс две бутылки шампанского, они выпивали, ели торт, и захмелевшая с непривычки Алка умильно думала, что вдруг они снова сойдутся.
– Чего-то я не поняла с этой кредитной линией, – говорила мать. – Тебе денег сколько дают и когда?
– Денег дают сколько надо, – успокоил отец. – Но траншами, то есть частями. За месяц до начала каждого учебного семестра и так все пять лет. Это выгоднее с точки зрения выплаты процентов.
– Хитро как! – сказала мать. – А твой банк не лопнет?!
"Нет, не сойдутся!" – подумала Алка.
– Не лопнет! – сказал отец. – Армяне из Ливана хозяева.
– Ну, эти у Христа за пазухой, – сказала мать и хотела развить тему, но её перебил звонок в дверь.
– Это ещё кто? – удивилась мать. – Мы вроде никого не ждем. Алка, тебя, что ли, кавалеры пришли поздравлять?!
Алка открыла. На пороге стояла Людка.
– Привет! – сказала Людка. – С окончанием тебя…
– И тебя с тем же! – сказала Алка.
Если бы Алка сама не была выпившая, она, конечно, поняла бы, что Людка сильно под шафэ. Но бес, а вернее, зелёный змий попутал.
– У нас там тусовка небольшая, – сказала Людка. – Родители на всю ночь квартиру оставили, поехали к родственникам. Пошли ко мне, отметим праздник.
– Да поздно уже, – сказала Алка. – Почти одиннадцать…
– Да ладно, – настаивала Людка. – Ты уже не гимназистка…
– Подожди, я матери скажу, – сказала Алка.
На кухне отец и мать негромко беседовали.
– Мам, я схожу к Людке ненадолго.
– Сходи, – сказала мать. – Ключ возьми, я скоро спать лягу.
Алка надела модные джинсы с прорезями, чистую блузку, мельком взглянула на себя в зеркало и вернулась к Людке: – Ну, пошли!..
В Людкиной квартире веселилась небольшая компания смешанного состава.
– Вот теперь поровну, – сказала Людка. Мальчиков было пятеро, а девочек, без Алки, четверо, так что Людка сообщила сущую правду. – Знакомьтесь, моя лучшая подруга Алла.
Вся компания, особенно её мужская составляющая, с любопытством уставилась на Алку. Алка тут же пожалела, что пошла с Людкой.
Нельзя сказать, что Алка была диковата. Хотя, безусловно, строгость материнского воспитания дала свои плоды, и если кто-нибудь внимательно расспросил Алку о критериях оценки носителей мужского достоинства, то скоро бы начал улыбаться и сказал: таких даже в сказках не бывает!
С Людкой они, естественно, посмотрели в те вечера, когда её родители пропадом пропадали в подземном царстве метрополитена, некоторое количество порнофильмов, но ничего, кроме лёгкого чувства брезгливости, они у Алки не вызвали. На самом деле Алку нисколько не смущало, что она ещё девственница, она об этом и не задумывалась.
Впрочем, обстановка была вполне цивилизованной. Пили вино, танцевали, смеялись каким-то шуткам, в содержание которых Алка не очень въезжала, но из вежливости смеялась вместе со всеми. Народ постепенно распределялся по парам.
На диванчике возле Алки оказался молодой человек, которого звали вроде бы Игорь. Представление Алки произошло так быстро, что она толком не запомнила, кого как зовут.
– Людка сказала, ты машинами увлекаешься? – спросил парень.
– Ага, – сказала Алка. – Я в автодорожный буду поступать. А ты куда, м-м-м…
– Игорь, – напомнил парень. – Я – в Академию госслужбы. Практически уже одной ногой там, на прошлой неделе договор на обучение подписали. Мне баллов без вступительных экзаменов хватило.
– А я ещё не знаю, – сказала Алка. – В автодорожный конкурс большой.
– А мне отец обещал на совершеннолетие свой крузак подарить, – сказал Игорь.
– Круто, – сказала Алка. – Какого года?
– Девятого. Но в идеальном состоянии, отец с него пылинки сдувает.
– Круто! – повторила Алка.
– Может, потанцуем? – спросил Игорь.
– Как-то не хочется, – сказала Алка. – "Land Cruiser" самый популярный джип в Арабских Эмиратах.
– Интересно, – сказал Игорь. – Я не знал. Ты вино будешь?
– Давай, – сказала Алка. – Они по пустыне, знаешь, как на джипах ездят?
– Как? – спросил Игорь и подлил Алке вина.
– Шины спускают почти до нулевой атмосферы и скользят по гребням барханов. Красиво!..
– Когда-нибудь попробую, – сказал Игорь. – Ты, кстати, в выходные что делаешь?
– Не знаю, – сказала Алка. – К поступлению буду готовиться.
– Приезжай ко мне дачу, – предложил Игорь. – Мне отец разрешает по окрестностям ездить. Покатаемся!
– Да как-то неудобно, – замялась Алка. – Мы едва знакомы.
– Да ладно. Я родителям скажу, что ты моя подружка.
– Я уже твоя подружка, – засмеялась Алка. Вино вскружило ей голову.
– Приезжай. – Игорь придвинулся к ней ближе. – Ты же в машине наверняка не пробовала…
– Чего не пробовала? – честно не поняла Алка.
– Ну как чего? – Игорь придвинулся совсем близко и попытался обнять её за плечи. – Ты маленькая, что ли?