– Очень просто, не обязательно формальный ужин устраивать. Все блюда поставим в углу кухни, каждый будет подходить с тарелкой и класть себе что захочет – как на фуршете. Мак сказал, он сдвинет карточные столики в гостиной, и мы накроем их простыней.
В английском языке не хватило бы слов описать, насколько Ида Дженкинс не хотела принимать пищу с карточного стола, накрытого простыней, но чувствовала, как много это значит для Нормы. Навалившись на телефонный столик, дабы прочнее стоять на ногах, она сказала:
– Хорошо, дорогая, если хочешь, давай. Уверена, что получится славно.
Когда все приглашенные на рождественский ужин пообещали прийти, Норма вдруг сообразила, что больше чем на двоих она никогда в жизни не готовила. Возможно, соорудить праздничный ужин на десятерых – не так-то просто, а она хотела, чтобы все получилось идеально. Она позвонила Соседке Дороти, и та помогла ей продумать меню до мелочей. Чтобы не допустить ошибки, она составила список: что в какой момент сунуть в духовку, когда вытащить, когда картошку ставить, сколько минут жарить отбивные, сколько минут томить подливку, когда разогреть четыре банки горошка и булочки.
Почти всю неделю до праздника Норма провела в кухне, репетируя. Один день потратила, чтобы убедиться, что работают все таймеры, вся утварь на местах и готова к использованию. Она решила переложить горошек из банок в блюдо с крышкой, а банки выбросить. Это, конечно, жульничество, но известно, что скажет мать, увидев банки. Сто раз уже слышали: "Только бродяги да бомжи едят консервы". Мак наблюдал, как она выставляет таймеры, ходит со списком взад-вперед от плиты к холодильнику, притворяясь, что носит продукты, и говорит сама с собой. У нее было такое напряженное лицо, что муж пожалел ее и спросил:
– Могу я как-то помочь?
Она подняла на него глаза:
– Да, не пускай никого в кухню, особенно маман. А то она встанет и будет смотреть. Я и без того буду на нервах. Просто развлекай гостей, пока я не выйду и не скажу: "Ужин на столе, идите ешьте".
– Ужин на столе, идите ешьте?
– Ну, может, не такими словами, может, я скажу "Кушать подано" или что-то вроде того, но когда я позову, ты всех заставишь встать, взять тарелки и прийти сюда. Но не раньше.
– О’кей.
– Просто молись, чтобы я ничего не сожгла и не уронила.
– А хоть бы и сожгла, что с того? Это же не конец света, а всего лишь ужин.
– Всего лишь ужин? Всего лишь? Так ты считаешь, что все мои мучения – пустое? Провести первое Рождество в собственном доме – это для тебя ничто?
– Нет, я другое имел в виду. В смысле, если ты даже испортишь что-нибудь, это не конец света, всем будет плевать.
– Всем плевать?
Мак понял, что роет себе яму, и попытался выбраться:
– Но ты ничего не испортишь. Все будет по высшему разряду.
– Тебе легко говорить. Сам бы попробовал на десятерых приготовить.
В субботу, за целую неделю до ужина, Норма вычистила дом сверху донизу. Когда Мак вернулся днем домой, она встретила его на пороге с щеткой в руках:
– Мак, не садись на диван и стулья, и по ковру не ходи, и постарайся не пользоваться туалетом.
Так Мак понял: когда Норма нервничает, ей лучше не перечить.
Рождественская витрина
Сегодня день суеты. Дороти напекла пятнадцать дюжин имбирных печений в виде человечков, чтобы на праздники хватило, Бобби спустил с антресолей елочные украшения, а Бетти Рэй и Мама Смит маскировали зубочистки под елочки для стола. Около пяти тридцати пришел Док с огромным мятным леденцом-тростью, щеки его горели от мороза и двух стаканчиков яичного ликера приличной крепости. Перед этим они с Эдом и друзьями по старой традиции устроили в парикмахерской небольшой предрождественский мальчишник, и поэтому он был во всех смыслах на подъеме. Через несколько дней домой вернется Анна Ли, а сегодня они идут в город выбирать елку.
Он направился в кухню и вручил Дороти сладкую трость:
– Хо-хо-хо!
– И тебе хо-хо-хо, – засмеялась Дороти.
После ужина Дороти заставила Бобби надеть кожаную кепку с ушами, и всей семьей, включая Бетти Рэй и Джимми, они пошли на пустырь за церковью. Клуб "Цивитан" натянул вокруг пустыря гирлянду с белыми лампочками и устроил ежегодный елочный базар. Пахло хвоей, и знакомый запах Рождества еще больше воодушевил Дока. Джин Одри пела "Рудольф, олень красноносый": Мерил приладила на стойку навеса маленький радиоприемник. Док ходил по рядам, искал подходящее дерево. Останавливался, встряхивал очередную елку и шел дальше.
– Как считаешь, Дороти, большую взять или маленькую?
Бобби попросил:
– Давайте большую.
– А ты как думаешь, Мама Смит? – спросила Дороти.
– Я думаю, раз возвращается Анна Ли, было бы неплохо в этом году разориться на большую.
Они шли дальше, рассматривая елки. Некоторые были покрашены в странные цвета. Док услышал, как Мама Смит в соседнем ряду говорит с Дороти:
– Какой человек в своем уме купит розовую елку?
– Ну, это, наверное, современно. Может, кто-то жаждет перемен в жизни, – предположила Дороти.
– По мне, так скорее уродливо, чем современно.
Поиски продолжались, Док тщательно обследовал каждую более-менее подходящую елку. Он отвергал недостойных одну за другой, пока не углядел лежащую на земле голубую ель-великаншу, до сих пор не освобожденную от веревочных пут. Подошел Фред Хейгуд, работник "Цивитан", и спросил: "Хотите, развяжу?" Док хотел. Фред перерезал веревку и потряс елку, чтобы распушить. Дерево было около восьми футов высотой, пушистое и ровное. Док сказал:
– По-моему, хорошая, а?
Фред выдал мнение эксперта:
– Ага, красавица.
– Что скажешь, Джимми? – спросил Док.
– Мне нравится, – кивнул Джимми.
– Сколько? – спросил Док.
Фред крикнул в сторону навеса:
– Мерил, сколько за голубую ель, которую только что привезли?
Мерил крикнула в ответ:
– Полтора доллара – и она ваша.
Док сказал:
– Пусть ребята доставят ее к нашему крыльцу.
Далее все двинулись к универмагу "Морган бразерс" посмотреть на украшенные к Рождеству витрины. Когда проходили мимо парикмахерской, несколько человек, включая Джеймса Хутена, мужа Тот, еще сидели там, и помахали им. Из магазинов доносилась музыка. Перри Комо пел "Похоже, очень скоро Рождество", и во всех витринах красовалась красная, белая или зеленая надпись ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА! У Бобби было ощущение, что за одну ночь здесь вырос другой город. Две бутылки, наполненные красной и синей подкрашенной водой, что давным-давно стояли в окне аптеки, вдруг представились ему двумя светящимися елочными украшениями. Сегодня даже бетонная площадка перед кинотеатром, казалось, сверкала серебряными блестками. Перед универмагом уже толпился народ – и дети, и взрослые с восхищением разглядывали инсталляцию "Зимняя сказка", где одновременно двигались сотни механических фигурок. Эльфы с Санта-Клаусом, поезда с игрушечными пассажирами бегали вверх и вниз по белой горе, исчезали в тоннелях. К вершине горы поднимались лыжники, чтобы скатиться к подножию. Качающие головами северные олени, запряженные лошадьми экипажи, крошечные машинки двигались по миниатюрной деревеньке. Собачки виляли хвостами, фигурки мужчин, женщин и детей катались на коньках по замерзшему пруду из круглого зеркала, а вокруг пруда сверкал снег, росли зеленые деревья. Целый мир за стеклом. Бобби часами стоял бы, прижавшись к стеклу, если бы ему разрешили.
Домой шли снова мимо "Цивитан" и встретили Норму и Мака Уоррен, выходящих с елочного базара с розовой елкой.
– Здравствуйте, – радостно сказала Норма. – Глядите, что мы купили. Ничего прелестней не видела, а вы?
Мама Смит на миг лишилась дара речи, но Дороти быстро ответила:
– Да, прелесть. Мы на нее и сами засмотрелись. – И, в принципе, не соврала.
– Попросите, пожалуйста, Анну Ли позвонить мне, как только приедет.
– Обязательно.
Когда они разошлись в разные стороны, Мама Смит заметила:
– Дала бы миллион долларов, чтобы увидеть лицо Иды Дженкинс, когда она обнаружит эту "прелесть" в гостиной Нормы.
Вернулись все уставшие и сразу отправились спать, а Бобби всю ночь снилась рождественская витрина. Он катался на коньках по зеркальному пруду, кружился с красивой девочкой в короткой красной юбке и на белых коньках, но во сне она подозрительно напоминала Клодию Альбетту, сидевшую в классе как раз впереди него.
За три дня до этого Джимми бродил по универмагу "Морган бразерс" в поисках подарков, но выбрать что-то оказалось труднее некуда – он брал очередную безделушку и тут же клал обратно. Продавщица глядела, глядела на это дело и наконец не выдержала:
– Джимми, давай-ка ты мне скажешь, что ты ищешь, – сказала она. – Вдруг я смогу помочь.
– Ну…
– Кому ты выбираешь подарок?
Джимми совсем засмущался, но от помощи не отказался:
– Для девушки.
– Понятно. Может, красивый шарфик? Шарфик всегда кстати. Какие у нее волосы?
– Каштановые, – пробормотал он и поплелся следом за ней к стойке с шарфами.
Рождественское представление
На следующий день, после школы, Бетти Рэй и Бобби разворачивали рождественские украшения, а Док принес три новые гирлянды. Мигающие лампочки у них уже были, а эти меняли цвет.
Когда пришел Джимми, они с Доком повесили на дверь новый рождественский венок, присланный одним из спонсоров Дороти, Сесилом Фиггзом. После обеда все украшали гостиную, а Мама Смит руководила: сидела на диване и командовала, что куда приладить. К вечеру на каждом окне красовались картонные подсвечники с синими лампочками, красные бумажные буквы на дверях желали всем прохожим ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА, а на елке в углу висели атласные шарики – красно-зеленые и красно-синие с белым налетом изморози. На ветках была рассыпана серебристая мишура, а на верхушке красовался ангел в виде кокер-спаниеля с крылышками, подаренный одним радиослушателем в честь Принцессы Мэри Маргарет.
Наутро, в 8.54, Дикси Кэхилл и все шестнадцать ее учеников в гриме и в костюмах спустились с крыльца школы танцев. Дикси построила их в шеренгу на улице, дунула в свисток и повела через весь город на программу Соседки Дороти. Они выступали каждый год. Поскольку на танцевальных туфлях у всех было по колокольчику, шум на улице они подняли приличный. "Будто стадо оленей мимо прогнали", – сказал парикмахер Эд. Таким макаром они взошли на веранду Дороти и выстроились в гостиной в ожидании, когда настанет их черед.
Дом был полон людей. Оркестр колокольчиков построился перед входом в гостиную – они выступали следующие, а Эрнест Кунитц оказался зажатым в углу: ему, как всегда, исполнять соло на трубе. Соседка Дороти в прекрасном настроении вышла в прихожую в зеленом рождественском платье с серебряными колокольчиками на корсаже. У нее был двойной праздник. Ей нравилось вести рождественские передачи, это во-первых, а во-вторых, сегодня приезжает Анна Ли. Поздоровавшись с гостями, она протиснулась сквозь толпу, переступила через сидевших на полу детей, заняла свое место, разложила рекламные объявления, и передача началась словами:
– Всем доброго утра и счастливого двадцать третьего декабря! Сегодня мы подготовили для вас столько замечательных сюрпризов, что я с трудом дождалась начала.
Нынче в Элмвуд-Спрингсе сплошные волнения! У нас тут собрались ученики школы танцев Дикси Кэхилл – они исполнят степ "Звон колокольчиков", вам наверняка понравится. Еще оркестр колокольчиков из Первой методистской церкви сыграет "Ровно полночь наступила". Да, как вы заметили, сплошные колокольчики, но в Рождество их много не бывает, правда? Эрнест Кунитц исполнит нам соло на трубе, песня называется… – Она помолчала. – Кто-нибудь, пожалуйста, высуньтесь в прихожую, спросите, что он приготовил. – Дикси крикнула название, и Дороти сообщила радиослушателям: – "Радость в мире", вот как. Но прежде чем перейти к выступлениям, я вам кое-что напомню. (Мама Смит взяла несколько аккордов из "Санта-Клаус входит в город".) Правильно, Мама Смит, Санта действительно входит в город и проведет весь сегодняшний и завтрашний день на пустыре за универмагом "Морган бразерз", так что вы успеете с ним сфотографироваться. Я веду к нему Принцессу Мэри Маргарет сразу после передачи, и не забудьте, весь доход пойдет Армии спасения, которая творит много добрых дел не только в Рождество, но и весь год.
Тут вдруг все зрители разом засмеялись, глядя на что-то за ее спиной. Дороти обернулась и увидела миссис и мистера Санта-Клаус: они стояли на веранде и махали ей руками. Дороти сказала:
– Не сойти мне с этого места, здесь натуральные Санта-Клаусы.
Она открыла окно, Санта наклонился и проговорил гортанным, звучным голосом:
– Веселого тебе Рождества, девочка!
Дороти не удержалась и захохотала: визита Санты она не ожидала, тем более Санты с голосом Бесс Гуднайт.
Ада и Бесс, с утра пораньше успевшие вручить подарки ученикам начальной школы, по дороге домой заскочили в парикмахерскую поздравить народ, и определенного плана у них не было. Женщины современные, они часто присоединялись к мальчикам пропустить рюмашку и принесли бумажный стаканчик яичного коктейля для Мамы Смит.
Анна Ли прибыла на автобусную станцию – шикарная, полная новостей о своих новых поклонниках. Неудивительно. И Док, конечно, был счастлив вновь обрести свое любимое дитятко – такое раскрасивое и довольное жизнью. Дороти сказала Анне Ли, что какими бы взрослыми дылдами ни стали ее детки, спится ей спокойно, только когда они оба сопят за стенкой, в своих постелях.
Вечером, когда Дороти закончила возню на кухне, Док уже лег. Она протерла лицо холодными сливками, выключила свет и легла рядом. Чуть погодя спросила:
– Еще не спишь, Док?
– Задремываю.
– Правда, сегодня был замечательный день? Почти идеальный?
– Да.
Еще чуть помолчав, она сказала:
– Док, спроси, что бы я загадала, если бы одно мое желание могло сбыться?
Он протянул руку и похлопал ее по плечу:
– Я знаю, дорогая.
Сколько бы лет ни прошло с тех пор, как умер их первенец, Майкл, каждый праздник был пронизан для них тайной грустью. Первые десять лет в рождественское утро они вдвоем шли к его могиле и приносили маленькую елочку, украшенную миниатюрными игрушками, а на Пасху ставили рядом с могилой корзинку с крашеными яйцами. В день его рождения и в день смерти их одолевала печаль. Редкий день проходил, чтобы кто-то из них не подумал: "Майклу было бы сейчас шесть" или "Майклу теперь было бы двенадцать". Хотя никто этого не знал, пожертвования, сделанные в память Майкла Смита, ежегодно оплачивали новые кровати и обои для целого крыла детской больницы. Большая часть денег на покупку собаки-поводыря для Беатрис Вудс поступила в Фонд Принцессы Мэри Маргарет в качестве пожертвования от его имени.
Прошло уже двадцать два года. Дороти пыталась представить себе, каким бы он стал человеком. Какая девушка его полюбила бы, а то уже и вышла за него? Какие у него народились бы дети, пошли бы в него или в маму? У Дороти перед глазами всегда маячило лицо маленького мальчика. Она видела, как он стоит и машет ей, человечек, которого больше нет в живых. Она думала о нераспустившихся бутонах, о непроклюнувшихся из яйца цыплятах – что с ними случается? Они исчезают, уходят из мира, потерянные навеки, – или вернутся когда-нибудь, весной? Ее мальчик чудился ей во всех встречных малышах с голубыми глазами и светлыми волосами. Но это был не он.
Веселого Рождества
Утром двадцать четвертого декабря Бобби уже с нетерпением ждал вечера. С тех пор как у них поселился Джимми, Смиты открывают подарки вечером под Рождество, поскольку Джимми должен в 23.45 садиться на автобус до Канзас-Сити, чтобы встретить праздник с друзьями из Госпиталя ветеранов. И очень кстати, поскольку Бобби и Мама Смит к этому времени обычно уже так растрясут и общупают предназначенные им свертки, что те вряд ли дожили бы до следующего утра.
Однажды Дороти увидела в хронике о Джоан Кроуфорд, ее любимой кинозвезде, как дети Джоан в рождественский вечер собираются вокруг пианино и поют хоралы, после чего детям Дороти приходилось делать то же самое. Каждый год после ужина она заставляла всех собираться вокруг фисгармонии и петь. Бобби страстно ненавидел этот обычай. Ему казалось, что все это только досадная задержка, а настоящий смысл Рождества в другом – как раз в подарках.
Около половины десятого вечера, когда наконец настала пора разворачивать подарки, зазвонил телефон. Дороти сказала:
– Подождите, я только узнаю, кто это. Не открывайте.
"Вот черт!" – подумал Бобби, уже вцепившийся в коробку со своим именем, чтобы беспощадно разодрать бумагу.
Они слышали, как Дороти говорила кому-то на том конце провода:
– Ой, какой кошмар… ох, бедняжка… Ох… господи, ну надо же… Да… Наверняка пойдет… Вот бедная.
Она вернулась в комнату и посмотрела на Дока.
– Это Бедняжка Тот. Ее мать стащила все подарки и спрятала в саду, а Тот никак не найдет их и спрашивает, не мог бы ты открыть аптеку, чтобы она хоть что-нибудь детям купила на утро. Я сказала, что мог бы.
– Ладно. – Док пошел надевать пальто. – А вы давайте открывайте. Я скоро вернусь.
Дороти сказала:
– Ни в коем случае. Мы ничего не станем открывать до твоего возвращения.
– Может, хоть один откроем? – жалобно спросил Бобби.
– Нет, Бобби, положи обратно.
Мама Смит вздохнула:
– Бедняжка Тот, весь день вкалывает, а потом мыкается со своей безумной мамашей, да еще двоих детей поднимает. Ума не приложу, как она со всем справляется.
– Не представляю. Да к тому же Джеймс налетел на дерево и все себе поломал по новой.
Док открыл аптеку, буквально следом ввалилась Бедняжка Тот в бархатном халате цвета морской волны и тапочках, снова измотанная донельзя. Они прошлись вдоль полок и выбрали куклу и заколки для семилетней Дарлин и несколько плюшевых игрушек для Дуэйна Младшего, которому было два с половиной. Еще она взяла прозрачную пластиковую сумочку и сказала:
– Не знаю, Док, что делать, кричать или с крыши броситься. Джеймс тратит деньги быстрее, чем я их зарабатываю. Я весь день укладываю людям волосы, а он за ночь пропивает.
Док сказал то, что говорил ей годами:
– Милая моя, гони его взашей.
Тот подняла на него глаза и ответила так, как отвечала годами:
– Да кто ж о нем тогда позаботится? Кроме меня никто с ним не сладит.
Когда Тот ушла, рассыпаясь в благодарностях, Доку пришлось еще подождать: несколько покупателей заскочили за какой-то надобностью. Денег он с них не взял. Сказал: в рождественский вечер все бесплатно.