Над Иртышом в иссиня-ярком, обжигающем глаза небе стояло солнце. Струйками клубился над берегом раскаленный послеполуденный воздух. Песок от солнца был жестким, хрустел под подошвами ботинок. Горелов высмотрел местечко под бурым обрывистым берегом, там, где серо-пепельные кусты ивняка отбрасывали легкую тень, быстро разделся. В эти часы многие обитатели большого авиационного гарнизона приходили освежиться в речной воде. Одни, неторопливо окунувшись, долго потом лежали на песке, подставляя солнцу бока и снину. Другие стремительно бросались в реку и, едва успев охладиться, тотчас уходили, пытаясь унести с собой речную прохладу. Их ждали в штабах или на аэродроме дела. У Алексея был целый час свободного времени, и он не спешил. Прежде чем войти в реку, долго любовался бурными завертями на поверхности Иртыша, правым берегом, сплошь покрытым ивняком. Корявые косорукие деревья толпами спускались к самой воде, пытаясь ее зачерпнуть гибкими ветвями. Эти выносливые создания даже ожесточенной жаре не поддавались. Солнце смогло лишь окраску узких продолговатых листков изменить из зеленой в пепельно-серую. Очевидно, годами протекал этот процесс, но само дерево прижилось в жарком краю. Корни самых крупных ив уходили в воду и жили в вязком суглинке, насыщая влагой стволы и листья. За большими ивами, будто пытаясь столкнуть их с суши в Иртыш, сбивался в густую толпу молодняк. Большие многолетние ивы были похожи на отцов и матерей, сдерживающих толпу ребятишек, озорных и неосторожных, которым рано было еще заглядывать в древний, много повидавший Иртыш.
Берег чем-то напомнил Горелову его родной Верхневолжск. Только деревья в верхнем течении Волги были другие: дубки, березы, сосенки. Посидев на песке, он подошел к Иртышу, пригоршней зачерпнул теплую на мелкоте воду. Иртыш ворчливо бурлил. Навстречу течению проплыл, сердито кряхтя, пароходик и скрылся за поворотом. Солнце припекало голую спину. Горелов потянулся и стремительно бросился в воду. По грудь высовываясь из воды, он саженками отмахал метров сорок, борясь с течением. Потом лег на спину и увидел, что кустик, под которым сложил одежду, стремительно отлетел назад.
У середины течение стало таким сильным, что бороться с ним было бесполезно. Наметив ориентир, Алексей повернул к берегу и вскоре был доставлен течением на отмель. Вода, бурля, билась о его колени. Передохнув, он поплыл дальше и вскоре вышел метрах в трехстах от того места, где разделся. Назад шел навстречу уже снижающемуся солнцу. Оно слепило, и, чтобы рассмотреть людей, раздевавшихся под тем же ивовым кустиком, он щитком ладони защитил глаза. "Так и есть, наши, - сразу угадал он. - Вон в сиреневом купальнике стоит Женя Светлова, а рядом - наш парашютный бог капитан Каменев. Чего это он так часто сопровождает Женьку? А впрочем, пускай сопровождает. Он парень броский, я против него ничего не имею. А кто же третий? - Горелов не сразу узнал полного, успевшего раздеться и похлопывающего себя по плечам ладонями человека - будто под палящими солнцем ему было зябко. - Ха! Это же Рогов, наша пресса! Вот уж ситуация. Ну и молодчина Женька. Двоим головы задурила".
Подходя к ним, Горелов приветственно поднял руку:
- Робинзонам от Робинзона.
- Какова водичка? - поинтересовался Каменев.
- Ни горячая, ни холодная. Как лимонад из нашего буфета.
- Весьма меткое определение, Алексей Павлович, - одобрил Рогов. - Честное слово, в вас помимо космонавта и художника зреет еще и фельетонист.
- А что, возьмете к себе в редакцию, если генерал Мочалов рассчитает?
- С удовольствием, - засмеялся Леня, - только на какой планете такую редакцию мы откроем?
- Я пошла, мальчики, в этот самый лимонад, - заявила Женя.
На ее тронутой загаром спине, обнаженной вырезом купальника, нежно розовела родинка. Безотчетное желание прикоснуться к этой родинке вдруг овладело Алексеем. Понимая, что это нелепо, он не смог все-таки удержаться. У самого берега нагнал Светлову и указательным пальцем, словно на кнопку электрического звонка, нажал на эту нежную розоватую родинку.
- Ты чего, Алексей? - удивленно обернулась Светлова. - Я тебя никогда не видала таким.
- Так посмотри! - по-мальчишески ухмыльнулся Горелов.
Женины плечи дрогнули от смеха.
- Честное слово, Алеша, сколько тебя знаю, никогда еще не видела на твоем лице такой глупой ухмылки.
- Тебя это покоробило?
- Да нет, чудной, - покраснела Женя, - мы ежедневно так много занимаемся серьезными проблемами и так заинтеллектуалились, что иногда глупость или шалость - как отрезвляющий душ. - Она внимательно и несколько удивленно рассматривала Алексея, его не успевшее загореть курносое лицо и мокрые кудряшки на лбу.
- Знаешь, Женька, что я заметил? - не меняя шутливого тона, продолжал он. - На тебя благотворно влияет степновское солнце. Ты какая-то стала сильная, мужественная.
- А это хорошо или плохо?
- Смотря в какой ситуации. Если выйдешь замуж за этого твоего вздыхателя Рогова и при первой супружеской размолвке дашь ему своей лапочкой по загривку, сразу до предынфарктного состояния доведешь.
- Ой, не могу! - беззаботно расхохоталась Женя. - Да откуда ты взял, что я замуж собираюсь?
- На эту тему в отряде ходят сто версий.
- Сто предположительных и ни одной близкой к истине, - прищурилась Светлова. - Дискуссия исчерпана, товарищ Горелов. Дорогу женщине, меня ждет Иртыш, мой старый знакомец.
Вздымая тучи брызг. Женя с веселым визгом кинулась в воду.
Горелов возвратился к кустику, лег на песок, прикрыл полотенцем голову. Сонливая истома овладела им. Веки смежились, и он поддался дреме. Из сладостного забытья вывело восторженное восклицание Каменева:
- Ну и плещется Женька! Сущий дельфин. А с течением как справляется! Русалка и та бы не смогла с ней состязаться.
Горелов открыл глаза. Каменев сидел недалеко от него обхватив руками колени сильных ног. На черных шерстяных купальных трусиках алел силуэт акулы. Когда он смеялся, мускулы бугорками переливались у предплечий. "Ей-богу, античность, - подумал о нем Горелов, вспомнив о своих на время заброшенных мольбертах, - хоть в натурщики его бери".
Рогов лежал рядом с Каменевым. Его лысеющая голова была прикрыта синим носовым платком, стянутым узелками на концах. Алексей, машинально разглядывая дряблые бока журналиста, заметил, что за последнее время тот отяжелел еще больше. "И куда только смотрит Женька. Неужели так много надо раздумывать, чтобы сделать выбор? А впрочем, любовь не картошка". Светлая Женина головка виднелась уже за вспененной серединой реки.
- Сумасбродная! На тот берег рванула! - восхищенно воскликнул Каменев.
Рогов обеспокоенно заворочался на песке, привстал:
- Это же опасно, Георгий… Ее надо немедленно вернуть.
- Что вы! - возразил Каменев. - Никаких оснований для беспокойства. Когда мы были в десятом классе, я уговорился с одним пареньком прыгнуть с двадцатиметрового моста. На перила залезли, вниз глянули и устрашились. А Женя так на нас презрительно посмотрела: эх вы, рыцари! На те же перила вскарабкалась - и вниз. Вот она какая!
- Потрясающе, - заулыбался Рогов. - Странно. Она мне об этом никогда не рассказывала.
- Да что вы! Разве она хвастунишка? - голосом, переполненным нежностью, отозвался Каменев и подумал: "Значит, не столь уж близкими были отношения у него с Женей, если она не рассказала о нашумевшем том прыжке".
- Смотрите, уже на том берегу! - закричал Рогов. Они вглядывались в желтую отмель противоположного берега. Сиреневый купальник мелькал на фоне пепельно-серых ив. Светлова победно махала друзьям руками.
Рупором сложив ладони, Каменев позвал:
- Женя! Назад осторожнее! На снос боковой возьми поправку!
- Я поняла! - прозвенел над неспокойной поверхностью реки голос космонавтки.
По желтой отмели правого берега, огибая скользкие корни ив, прямая и гордая шла Женя. Она сорвала ивовый прутик и кокетливо била им по воде, словно наказывая ее за строптивость. Горелов лениво любовался движениями девушки, усмешливо рассуждал: "Красивая Женька. В балете бы даже прижилась, если бы поступила. И откуда у простой рабочей девчонки такая осанка? Не зря ее Субботин именует "королевой красоты" нашего отряда. Красивая Женька, а полюбить я бы ее не смог. Почему бы это?" - полунасмешливо, полусерьезно спросил он себя и не нашел ответа.
Подхваченная течением. Женя точно рассчитала, на какое расстояние ее отнесет. Длинные сильные ее руки разгребали бурливый Иртыш. Каменев не сводил с нее восторженных глаз.
- Правее, Женька! Тебя относит!
- Управлюсь! - отфыркиваясь, откликнулась Светлова.
- Вы ее любите, Георгий? - спросил неожиданно Рогов.
Каменев обернулся и густо покраснел.
- Женьку? Да откуда вы взяли, Леонид Дмитриевич? Рогов его называл Георгием, а Жора - подчеркнуто по имени-отчеству. Рогов улавливал в этом обращении постоянно присутствующий намек на разность их возраста.
- Профессиональная наблюдательность, - обжегся горькой улыбкой Рогов. - Журналист обязан все видеть.
- Да нет, вы, право, напрасно, - развел руками Каменев в замешательстве. - Просто вместе росли, учились. А это знаете как сближает! Вроде и роднит даже несколько.
Женя вышла на берег метрах в ста от места, где они расположились, и торопливыми шагами направилась к ним. Она плавала без резиновой шапочки и умудрилась не замочить волос.
- Как приземление, товарищ инструктор? - обратилась она к Каменеву.
- Боюсь перехвалить.
- То-то же, - покровительственно согласилась Женя. - Идите-ка в воду, мальчики. Изумительная! Леша напрасно ее сравнивал с лимонадом. Лимонад в столовой куда теплее.
- Пойдемте, пожалуй, Леонид Дмитриевич, - потянул Рогова капитан. - Женя дает верный совет. Тем более у нашей группы через сорок минут - занятия.
- Пойдемте, - убитым голосом согласился Рогов, и они зашагали к желтой полоске берега, на которую набегала ласковая волна. Рогов впереди, Каменев сзади. Дождавшись, когда журналист вошел в воду, Георгий опустился на колени на прибрежный песок. То, что он увидел, было сейчас его безраздельной собственностью. Ни Леня Рогов, плескавший воду себе на живот и на грудь, ни Алексей Горелов, все еще нежившийся в тени ивового куста, ни Женя, переодевшаяся в брезентовой будочке, не могли этого видеть. На прибрежном песке Каменев отыскал нетронутый робкой волной отпечаток узкой Жениной ноги. Двумя ладонями он отгреб песок от этого отпечатка, а потом с каким-то ликованием осторожно погладил тонкий и точный контур, погладил с такой нежностью, словно это и на самом деле была обнаженная Женина нога.
6
Степновская трехэтажная каменная гостиница была во многом похожа на десятки подобных гостиниц, выстроенных в других авиационных гарнизонах нашей страны. Узкие коридоры, тесные, небогато обставленные номера, где эмалевые батареи не всегда были теплыми. Что поделаешь, если в век атома и космоса, нейлона и полиэтилена военные люди, управляющие самой совершенной боевой техникой, порой фантастически точной и сложной, еще вынуждены обитать в таких гостиницах. Нет ничего в этом удивительного, потому что техника развивается гораздо быстрее всего другого. Но наверное, недалеко и то время, когда в самых дальних гарнизонах пойдут на слом древние гостиницы и на их месте из бетона и стекла появятся отели с комфортабельными номерами, где будут и нарядные абажуры торшеров, и ванные комнаты, выложенные кафелем цвета морской волны, и уж конечно горячая и холодная вода в любое время суток.
Пока же в степновской гостинице и летчики сверхзвуковых реактивных самолетов, и инженеры локаторных установок, и будущие космонавты довольствовались тем, что было, да и не сетовали особенно, потому что щедрый, неугомонный Иртыш шумел рядом и в любое время мог восполнить недостаток воды, а в холодные дни, когда нет-нет да и случались перебои с отоплением, горячая молодая кровь грела не хуже теплоцентрали, а уж если и сдавалась деду-морозу, то на помощь ей приходил летный комбинезон, и авиатор побеждал любые невзгоды.
Хуже было другое: в Степновске на огромный авиагарнизон и десятки приспособлений, обслуживающих боевую технику, порой не хватало электроэнергии и бывало, что к одиннадцати часам некоторые подсобные предприятия, в том числе и гостиница, выключались из электросети.
На этот раз Алексей Горелов до полуночи задержался в штабе, где переводил статью из иностранного технического журнала. Поздно ночью вышел на главную улицу Степновска. Первое, что заметил: лампочки на приземистых столбах тлели в полнакала. Он с тревогой перевел взгляд на гостиницу. Все три ее этажа тонули во мгле. Горелов подумал: что если его многословный сосед за день хорошо выспался? Пользуясь отсутствием света, он долго будет мучить байками… Была не была, придется сегодня послушать Убийвовка.
Бархатное звездное небо висело над Степновском и широким, мирно мурлыкающим Иртышом. Ночи здесь не были жаркими. К вечеру из далекого горного ущелья спускалась прохлада и быстро уничтожала всю добросовестную работу солнца, нещадно палившего весь день. Остывали железные крыши и камни, твердым и холодным становился асфальт. Запрокинув голову, Алексей любовался небом. В ночной россыпи звезд он выделил спираль Млечного Пути с блеклыми, словно размытыми границами, нашел яркую нарядную Венеру и мерцающий Марс. Небо меж звездами было тихим и черным. Он представил, как сейчас, когда спят безмятежным сном миллионы людей, эту черную пустоту рассекают десятки невидимых с Земли искусственных тел. Одни из них уходят ввысь по параболическим кривым, другие, выполнив свою миссию, сгорают в плотных слоях атмосферы, третьи сталкиваются с крупными метеоритами и тоже прекращают существование, четвертые опоясывают Луну и Землю новой сетью орбит.
"Много понакидали мы железа в космос, - подумал Алексей, - уже не скажешь про Вселенную, что она тихая".
Скоро придет и его очередь подниматься в эту черную бездну и прокладывать путь, который наметят ему ученые и конструкторы, его командир генерал Мочалов. Он хочет туда, к звездам. И вовсе не потому, что это приводит космонавтов к славе. Нет, не за славой и не за приключениями отправится он в далекий космос. Только неизведанность Вселенной и желание увидеть Землю и звездный мир с высоты, на которой не был еще никто, влекут его в полет.
Когда-то командир особого отряда космонавтов генерал Мочалов пообещал включить его либо в основной экипаж на очередной космический рейс, либо дублером. Но в самую последнюю минуту, когда в кабинете командира, в их подмосковном городке, собрались все космонавты, когда прибыли на совещание генерал Каманин и Юрий Гагарин, Мочалов назвал совсем другие фамилии. Среди них не было фамилии его, Горелова. И он, потрясенный такой неожиданностью, не вынес, вихрем сорвался с места.
- Товарищ генерал, това…
- Вы что-то хотите сказать, старший лейтенант Горелов? - сухо прервал Мочалов. Но Алексей уже овладел собой, и кровь перестала стучать в виски.
- Товарищ генерал, - произнес он спокойно, - я просто хотел поздравить ребят с высоким заданием.
И Мочалов, моментально раскусивший, что в Алексее произошло за эту минуту, облегченно улыбнулся, радуясь за него:
- Правильно, Горелов, что первым догадались это сделать…
Прошел месяц, и генерал собрал космонавтов на новое совещание.
- Жизнь течет, и все изменяется, - проговорил он, тая усмешку. - Вы сейчас все, разумеется, расстроитесь, но я не могу играть с вами в кошки-мышки, друзья. - Когда речь шла о чем-нибудь очень важном и сложном, генерал всякий раз обращался к ним вот так просто и душевно.
- Что случилось, Сергей Степанович? - первым встрепенулся майор Костров, назначенный командиром корабля, и откинул назад всегда свисающую прядку волос. - Это касается намеченного старта?
- Да. Старта, - отрубил генерал. - Дело в том, что никто из вас в этом году не полетит. Старт отменяется.
- Опять? - произнес уже с надрывом Костров. - Но ведь я уже доживаю четвертый десяток! Еще года два и на пенсию меня сами же спишете, Сергей Степанович.
- Успокойтесь, Костров, - сказал генерал без улыбки, - вашей упругости еще на добрый десяток лет хватит… Я пригласил вас всех к себе, чтобы сообщить вам…
- Пренеприятное известие? - спросил Субботин и заскрипел стулом. - Нас не утвердил ревизор?
- Шутки здесь неуместны, майор Субботин, - сурово поправил его Мочалов. - Принято окончательное решение не привлекать личный состав нашего отряда к обычным орбитальным полетам. Держите головы выше, ребята. Перед нами поставлена задача работать по лунному варианту. На повестке дня - Луна, и она вас ждет…
И глядя сейчас на звездное небо, на блекло очерченный Млечный Путь, Горелов с замирающим сердцем думал, что лунный вариант уже близок. Сухой воздух прохладной ночи приятно распирал грудь. Алексей жадно его глотал и не мог насытиться. Он вспомнил, что не захватил с собой электрического фонарика, а спичек просто не имел привычки носить: ему, некурящему, они и вовсе были ни к чему. "Ладно, найду и в потемках свою комнатку". Шаги его на асфальтовой площадке перед гостиницей звучали в ночной тишине, как выстрелы. Летучая мышь промчалась над головой, и воздух, ею рассеченный, слабо плеснулся в лицо.
"Любопытно устроен мир, - подумал Алексей. Степная летучая мышь никогда ни во что не врезается. Локатор у нее не хуже наших, созданных человеческим мозгом. Только наши локаторы искусственные, а у нее естественный… Она в темноте не спотыкается, а я в гостинице койку сомневаюсь отыскать". Он рванул на себя входную дверь на мягкой бесшумной пружине и вошел в холл. Лестница была слева, и Горелов направился было к ней, но вдруг против воли остановился, привлеченный шумом, доносившимся из комнаты администратора.
- Уйдите, товарищ майор! По-хорошему вас прошу, - послышался из темноты женский голос. - Ну что мне с вами делать? Неужели на помощь надо посторонних звать?
- Та не надо, золотце, не надо кричать, коханая моя дивчина, - приглушенно бормотал во мраке Убийвовк, сосед Алексея. Послышалась возня, шумное дыхание женщины, силившейся, вероятно, сдержать подступающие рыдания, и, наконец, звонкий, на весь вестибюль разнесшийся звук пощечины.
- Оце влепила! - почти с восторгом воскликнул Убийвовк. - Только я все одно не отступлю. Еще не было таких крепостей, чтобы Убийвовку не сдавались.
- На тебе еще! - вскрикнула невидимая женщина, и звук второй пощечины долетел до Алексея.
"Надо вмешаться, - решил Горелов. Пьяный он, что ли?"
- Что здесь происходит? - спросил Горелов громко. Убийвовк узнал его по голосу и пьяно пробормотал:
- А-а, капитан объявился. Иди до хаты, гарный парубок. Я тут с королевой красоты балакаю.