Про себя Андрей отметил, что даме много больше тридцати лет, это было заметно по округлости плеч, по той особо тщательной ухоженности лица, которая бывает у женщин именно такого возраста, когда они приходят к мысли, что сохранить свежесть можно только с помощью тщательного ухода за собой.
Через несколько минут Андрей оказался рядом с послом, и тот с одобрительной улыбкой заметил:
– А вы умеете нравиться дамам! Обязательно примите приглашение мадам Амелен, многие мечтали бы побывать в ее доме.
– Если вы хотите лучше понять Францию и французов, то постарайтесь общаться с разными людьми, лучше в нейтральной обстановке, – посоветовал Васильчикову первый советник посольства Павел Бутягин. – Пожалуй, вас тепло примут в салоне мадам Амелен. Она была подругой Жозефины до ее замужества с Наполеоном, но император ее отлучил от дворца, и она осталась весьма обиженной. Но учтите, это очень красивая и тонкая женщина, у нее великолепный вкус.
Фортюнэ не так давно входила в тройку главных модниц Парижа и была близкой подругой не только мадам Рекамье, но и Жозефины Богарне, жены Наполеона. Словом, обладала связями, которые недоступны многим к ним стремящимся.
* * *
Москва. 2009 год.
Ритм московской жизни своеобразен – он какой-то внешне суматошный, но подчинен самым невероятным стечениям обстоятельств. Николай ездил в университет на какие-то встречи, затем смотался в Дубну, два раза ездил в Воронеж, встречался там с инженерами из "оборонки", с бизнесменами. Время от времени пересекался с друзьями, вместе с Аней наведывался в старые компании. Аня считала, что таким образом он вводит ее в свой круг общения, и не имела ничего против. Сама она брала дважды в неделю уроки у Калины, согласилась участвовать в каком-то небольшом турнире, чтобы поддерживать в себе, как она говорила, соревновательный дух. Одно дело уроки у тренера, индивидуальные занятия на тренажерах, а бой с соперницей – совсем другое эмоциональное состояние. Пару раз она ездила с тезисами своей работы о современных политтехнологиях во Франции к консультанту, чтобы тот дал свои замечания и предложения. Консультант почему-то назначал встречи в кафе на Кузнецком мосту, туда ему было удобнее идти от издательства.
– Анечка, хочу вам дать совет, который я даю всем своим ученикам, – начал Семен Маркович, располагаясь после тренировки за столиком того же подвального кафетерия во дворце ЦСКА. – Вы должны фехтовать так, чтобы после любого боя не могли себя упрекнуть, что в какой-то момент не выложились, не "достарались". Это важно на дорожке, но и вообще в жизни это хороший принцип. Если берешься за дело, то для того, чтобы добиться результата, а не искать потом оправданий, почему не получилось.
Тренер увидел, что в дверь входит Николай, и завершил свою мысль о хорошем отношении к делу, абсолютно неожиданным пассажем.
– И вот в отношениях с этим молодым человеком также не надо останавливаться на половине пути, результат обязательно должен быть. Какой и когда – ваше дело. Николя, – обратился он к Николаю по имени, случайно услышанном, когда Аня разговаривала по мобильному телефону, – я сейчас выступаю в не свойственном мне амплуа – инструктором по молодежным отношениям. Анечка вам перескажет, как у нас прошел урок, и к какому выводу, в конце концов, мы пришли.
В завершение этого "кофепития" тренер предложил Ане, так сказать для закрепления полученных знаний и навыков, поучаствовать в небольшом турнире в подмосковной Лобне.
– Это, как мы говорим, будет какое-то "первенство водокачки", значения не имеет, но для контроля за своим состоянием надо участвовать, – твердо заявил тренер. – Я подъеду, посмотрю, если нужно будет, что-то посоветую.
* * *
На мини-турнир, который был назначен в тренировочном зале в подмосковной Лобне, Николай повез Анюту заранее, чтобы избежать пробки на Ленинградке перед поворотом на Шереметьево. Участников оказалось неожиданно много: кадеты, юниоры и юноши. Помощница главного судьи быстро нашла ее фамилию в списке, на котором вверху красовался большой знак "плюс". Видно, авторитет Калины был по-прежнему высок, вопросов, кого она представляет, не возникло. Анна пошла сначала на контроль оружия, потом в раздевалку. Николай зашел в буфет, взял чашку кофе, но вскоре услышал из зала стук клинков – оказалось, что несколько девушек просто разминались.
По дорожке двигались две кошки, внимательно следившие друг за другом. Их перемещения были грациозны, но, как только они сближались, то с криком пытались атаковать, или молниеносно отскакивали на безопасную дистанцию, чтобы не стать жертвой неожиданной атаки.
– Что-то вид у тебя какой-то светящийся! – заметила Анне Изольда, с которой они когда-то фехтовали вместе в университетской команде и теперь сидели рядом на скамейке, ожидая вызова судьи-информатора. Между собой Изольду Ковалевскую девочки называли "Золя".
– Какой, какой?
– Ну, знаешь, как говорят, изнутри светишься. Это твой новый парень? – поинтересовалась она, перехватив в какой-то момент обмен взглядами Анны и Николая.
– Да. Как он тебе на вид? – без увиливаний ответила Анна и с интересом посмотрела на подругу.
– Неплох! Он где-то метр семьдесят восемь. Плечевой пояс впечатляет. В постели должен быть хорош, и руки, судя по всему, сильные.
– Ладно-ладно, как говорят, на чужой каравай рот не разевай, – быстро нашлась Анна, уже привыкшая в прошлые годы к решительной позиции девушек из команды, которые, не признаваясь вслух, мечтали о крепких парнях, как и для долгой будущей совместной жизни, так и для скоротечного одноразового секса.
Но разговор быстро прервался – Изольду вызвали на дорожку. При счете четыре-четыре соперницы рванулись навстречу друг другу, но Золя на мгновение раньше, что сразу давало ей небольшое преимущество – она была "в атаке". Они нанесли удары с одинаковыми воплями и зажглись две лампы. Золя присела на корточки и колотила ладонью без перчатки по дорожке. Соперница стояла во весь рост и что-то бормотала.
И так – весь день. То одну вызовут, то другую, а после боя все-таки хочется отвлечься, успокоиться. Хорошо еще, что Николай взял на себя функции "секунданта" и приносил к скамейке то чашки кофе, то бутылки воды, то бутерброды. Один момент произвел на него особое впечатление. Анна проиграла бой и, подойдя к своей сумке, с явным недовольством швырнула на нее саблю, а следом и маску. Лицо у нее при этом сделалось – нет, не злое, а какое-то упрямое, вызывающее, даже заносчивое.
Турнир прошел довольно быстро – в семь вечера прошел финал, в который ни Анна, ни Изольда не попали.
– Ты завтра занята? – поинтересовалась Изольда и тут же продолжила. – Давай днем встретимся, пообедаем в каком-нибудь кафе, поболтаем, а то здесь ни поговорить, ни спокойно кофейку попить. А столько времени не виделись…
* * *
Николай за кулисами наткнулся на "киоск", где продавалась фехтовальная экипировка. Редко, где продают одну перчатку – но в фехтовании как раз одна рука в перчатке, а вторая открытая. Но Николай решил сделать Анюте подарок и купил "золотой" клинок для эспадрона. Правда, продавщица, увидев, как легко он достал из бумажника тысячную купюру, решила, что сдачу – пятьсот рублей не стоит искать, а потому довольно легко убедила его купить еще и клинок черного цвета. "Возьмите на удачу, это, знаете, как иногда верят в счастливый знак числа "тринадцать", – рассмеялась она своей неловкой фразе. Чем и убедила Николая.
Клинки он отнес в машину, чтобы подарить их Ане дома.
Мир постоянно меняется. Кто-то рождается, кто-то умирает, одни ценности сменяют другие, меняются и критерии "оценки" по-настоящему прекрасного. И все-таки во все времена живет что-то, называемое "очарованием". Николя увидел, что Анна не такая, как другие. Быть такой, как все, значило быть слишком примитивной. Нет ничего примитивнее, чем быть, как "все". Нет, такая жизнь была не по Ане. "Так жить нельзя, да?" – вспомнил он логическую цепочку умозаключений Нугзара Ольховского. Но тому было уже проще быть не как все, уже хотя бы в силу своей парадоксальной фамилии Ольховский. Ну, оставил бы его папа Нугзаром Чайкидзе? И что? А тут – Ольховский!
* * *
На следующий день Аня вновь встретилась с Изольдой. Девушкам не терпелось поделиться впечатлениями от событий, которыми был заполнен прошедший с последней встречи – почти год – отрезок жизни. Аню, что вполне естественно, интересовало, какое впечатление произвел на подружку Николай. Но, поскольку ей не терпелось это узнать, то она практически спровоцировала подругу, выказав свою оценку.
– Знаешь, в глубине души он считает себя этаким мачо, – рассказывала Анна. – А вот внешне это никак не проявляется.
– А по мне, так внешне он как раз ближе к ботанику, – рассудительно согласилась Изольда. – Но ты займись им серьезно. Не зря ведь говорят – в тихом омуте черти водятся. А тебя всегда к какой-то чертовщинке тянуло, помнишь? А вообще: мачо – не мачо, ботаник – не ботаник? Какое это имеет значение? Главное, чтобы тебе с ним было хорошо и комфортно. Ты, кстати, с его родителями уже познакомилась?
Золя всегда была девушкой практичной. Она считала, что "противника" надо изучать со всех сторон и свято верила в законы наследственности.
– Нет пока, – Анюта не хотела все рассказывать бывшей подруге. К чему доверять подробности своей жизни все-таки не столь близкому человеку?
– Не тяни! – деловито посоветовала подруга, считавшая, что она обладает достаточным жизненным опытом. – Сразу увидишь, какая у него возможна наследственность. Не дай Бог, какие-нибудь алкоголики в роду были. У меня пару лет назад была своя история, – Изольду потянуло на женские откровения. – Встречалась с одним мужчиной, вроде творческая личность, но оказалось, что примерно лет пять был запойным – впадал в запой иногда на неделю, а то и дней на десять. Когда я с ним встретилась, он был "зашитым". Ну, душка необыкновенный! Но потом дошло дело до секса, а он – "двоечник", иногда только на "троечку" исполнял мужские функции. Расстались спокойно, под каким-то другим предлогом, мне не хотелось его добивать, боялась, что опять начнет пить по-черному.
Затем они перемыли косточки остальным общим знакомым, поделились планами на будущее, в надежде, что оно будет светлым, чмокнулись и на этом расстались.
* * *
1814 год. Париж, 5 августа.
… Подойдя в восемь вечера к дому мадам Амелен, Андрей удивился, что у подъезда не стоят экипажи, да и никто в дом не входит. Но поворачивать обратно, не спросив, не узнав, что произошло, он не стал. Ему открыли и тут же сообщили, что мадам у себя и ждет его. Слуга провел Андрея на второй этаж, и молодой человек оказался в неожиданном для себя помещении – в будуаре хозяйки.
– У меня никогда еще не было русских, – с улыбкой начала Фортюнэ. – Вы у меня – первый русский.
Андрей немного растерялся – как ответить на эту некоторую двусмысленность? Но все-таки нашелся – молниеносно приложился губами к руке, высказав тем самым свое уважение, восхищение и черт знает что еще. На мадам была ее любимая туника, которая на этот раз не скрывала, а наоборот, открывала линии почти совершенного тела женщины.
От бокала вина Андрей не отказался. Но в голову ему бил не хмель…
Самым сильным его ощущением было, когда она запустила свои пальцы ему в волосы, а он ответил ей тем же, и они слились в поцелуе, который одновременно был неожиданным и невероятно страстным, словно они шли к нему всю предыдущую жизнь.
Через некоторое время, как это бывает с женщинами определенного возраста, она рассказывала ему о недавних годах. Все-таки не случайно говорят, что женщина интересна своим прошлым.
– Поль Баррас был настоящей свиньей – не только внешне, но и по своей страсти к грязи, – мадам говорила резко и чувствовалась, что у нее к бывшему почти первому лицу Республики был свой счет. – В молодости он украл деньги у сослуживца. Служил без прилежания, а когда вернулся в Париж, стал игроком.
– Но он был главой Директории! – припомнил Андрэ.
– Сначала он стал членом Конвента, проголосовал за казнь Людовика, потом подавил роялистский мятеж в Тулоне, приблизил к себе молодого Бонапарта, своей властью произвел его в капитаны, но все успехи приписал себе, а заодно и прихватил кучу денег, когда проводил репрессии в Тулоне и Марселе.
Многое накипело на душе у Фортюнэ против фактически бывшего главы Франции.
– Но ведь ему ставят в заслугу избавление Франции от Робеспьера?
– Робеспьер разгадал его, и Баррасу оставалось только одно – избавиться от Робеспьера. Иначе этот кровавый фанатик отправил бы и его самого на гильотину.
– О нем рассказывают многое…
И хотя все случилось неожиданно, Андрей не чувствовал какого-то смущения или неловкости, обнимая эту красивую женщину, казавшуюся двадцать четыре часа назад недоступной. Ей было приятно ощущать силу в его руках, даже легкая боль в ребрах не взывала желания вырваться. И хотя она была больше чем на десять лет старше своего "первого русского", но, видно, в креолках из Сан-Доминго есть что-то особое, благодаря чему они остаются королевами положения.
– Грязный тип и хвастун! – Фортюнэ продолжала высказывать свои претензии в адрес Барраса. – Бедная Жозефина была действительно его любовницей, а он избавился от нее, выдав замуж за Наполеона. А затем Наполеон отплатил ему за свое возвышение из обтрепанного лейтенанта в генералы. Он отправил Барраса за пределы Франции.
– Ты столь строга к этому любителю вкусно поесть и поволочиться за красивыми женщинами, – Андрей нарочно "поджег" Фортюнэ. – Он ведь постарается вернуться?
– А я постараюсь использовать все свои связи, чтобы этого не случилось! Впрочем, все мечтают вернуться, а больше всех – тот же Наполеон. Лишь бедняжка Жозефина не вернется, оттуда не возвращаются, – Фортюне знала свою силу и слов зря не произносила. Эта женщина могла действительно сделать так, чтобы нога Барраса никогда не ступила бы больше на улицы Парижа.
– Мы куда-то не туда зашли в своем разговоре. Все это слишком грустно. Ты знаешь русского генерала Александра? – сменила она тему, удобнее устраиваясь в подушках.
– Графа Чернышева?
– Да. Он великолепно танцевал, и его обожали женщины Парижа. Александр показал себя настоящим мужчиной.
– Не могу сказать, что я танцую как граф, но я постараюсь, – пообещал Андрэ. – А что касается того, чтобы соперничать с Наполеоном, то это нереально. Он на Эльбе, а я в Париже.
– Как знать. Есть немало людей, кто хочет возвращения императора.
– И среди них?
– О нет, не я! Я хотела бы подольше остаться с тобой, в этой битве гусар бывает сильнее артиллериста, пусть даже императора.
И хотя Фортюнэ Амелен была солидной дамой, но в глубине своей души она была, прежде всего, женщиной, а в каком-то ее уголке еще и куртизанкой. А потому Андрей Васильчиков мог быть спокоен, такие женщины любят покровительствовать молодым мужчинам, даже понимая, что в лучшем случае они останутся через некоторое время лишь хорошими, близкими друзьями. Но и это немало.
– Если вернется Наполеон, посольство должно будет покинуть Париж, – продолжил Андрей.
– Посольство – да. Но ты можешь остаться, я найду для тебя спокойное и безопасное место. А пока, я надеюсь, ты будешь посещать меня. Не так ли?
Вот так, стоит понравиться женщине и она уже хочет заполучить тебя в собственность. Пусть и ненадолго. Впрочем, и это – не самая плохая ситуация.
Получив информацию от своих осведомителей о визите русского штаб-ротмистра Васильчикова к мадам Амелен, помощник министра полиции лишь покрутил головой – еще один "северный ловелас" появился в Париже.
Так после визита к мадам Рекамье у поручика Васильчикова появился шанс бывать и в других известных парижских салонах. А слухи о благоволении к нему мадам Амелен лишь повышали его акции. Его принимали весьма любезно вместе с другими русскими господами, с ним охотно беседовали, удовлетворяя интерес новоиспеченного дипломата к истории. Ведь, как известно, лучший собеседник тот, кто умеет слушать и дает своему визави возможность высказаться. Другое дело, что наутро Васильчиков переносил многое из услышанного на бумагу, а через некоторое время суммировал свои впечатления.