Как заводная игрушка, когда ее подтолкнут в нужном направлении, Нортон двинулся на кухню. Он сделал большой бутерброд - жирная ветчина обвисла по краям - и налил стакан молока. Взял в одну руку молоко, в другую бутерброд и вернулся в комнату.
Джонсон царственно полулежал на подушке.
- Мерси, официант, - сказал он, принимая бутерброд. Нортон со стаканом в руке остался стоять у кровати. Джонсон вонзил зубы в хлеб с ветчиной и размеренно жевал, пока не съел все. Потом взял молоко. Он держал стакан двумя руками, как маленький, и, когда опустил, переводя дух, вокруг рта остался молочный ободок. Он протянул Нортону пустой стакан.
- Официант, у вас там апельсины, сходите, подайте, - сказал он осипшим голосом.
Нортон пошел и принес из кухни апельсин. Джонсон отдирал ногтями корки и ронял на постель. Неторопливо ел, выплевывая косточки куда попало. Доел, вытер пальцы о простыню и смерил Нортона долгим взглядом. Похоже было, что он смягчился, довольный обслуживанием.
- Сразу видно, чей ты есть, - сказал он. - Та же бессмысленная рожа.
Мальчик стоял как истукан, будто и не слышал.
- Бестолочь он,- сипло и со смаком сказал Джонсон.- Не смыслит ни в чем ни бельмеса.
Мальчик отвел глаза и уставился в стену.
- Трещит как сорока, - сказал Джонсон. - И хоть бы слово по делу.
У мальчика дрогнула верхняя губа, но он и на это смолчал.
- Труха, - сказал Джонсон. - Звон один.
На лице мальчика опасливо проступило воинственное выражение. Он слегка попятился, готовый тут же кинуться наутек.
- Он хороший, - пролепетал он. - Он всем помогает.
- Хороший! - с бешенством прошипел Джонсон. Он оторвал голову от подушки. - Чихать мне, хороший, нет - понял? Он неправильный человек!
Нортон ошарашенно вытаращил глаза. На кухне хлопнула наружная дверь - кто-то вошел. Джонсон мгновенно спустил ногу с кровати.
- Он, что ли?
- Кухарка, - сказал Нортон. - Она на полдня приходит.
Джонсон соскочил на пол, проковылял в коридор, встал в дверях на кухню; Нортон как привязанный шел следом.
Кухарка, рослая молоденькая мулатка, стягивала с себя у стенного шкафа яркий красный дождевик. На светло-желтой коже рот ее был словно крупная роза, которая, привянув, потемнела. Многоярусная прическа примялась и клонилась на сторону наподобие Пизанской башни.
Джонсон со свистом втянул воздух сквозь зубы.
- Ишь какая чернушечка, - сказал он.
Кухарка покосилась на них пренебрежительно. Как будто они не люди, а сор под ногами.
- Айда, - сказал Джонсон, - глянем, что есть в этой хижине, помимо тети Тома. - В передней он открыл первую дверь направо и заглянул в уборную, выложенную розовой плиткой.
- Стульчак розовый, надо же!
Он обернулся к мальчику и скорчил насмешливую рожу.
- Это он здесь заседает?
- Это вообще для гостей, - сказал Нортон, - но, бывает, и он ходит сюда.
- Башку бы ему сюда опорожнять, - сказал Джонсон.
В комнату рядом дверь стояла открытой. Здесь, с тех пор как умерла жена, спал Шепард. Спартанская железная кровать на голом полу. В углу - стопка костюмов для детской бейсбольной команды. Широкое бюро с выдвижной крышкой завалено бумагами, их тут и там прижимают курительные трубки. Джонсон стоял, глядел, молчал. Наморщил нос.
- Угадай, кем пахнет? - сказал он.
Дверь в другую комнату была закрыта, но Джонсон ее отворил и сунул голову в полумрак за порогом. Шторы были спущены, в спертом воздухе застоялся еле слышный запах духов. Кроме широкой старинной кровати, здесь стоял необъятный туалет, его зеркало поблескивало в неясном свете. Джонсон щелкнул выключателем у двери, прошелся по комнате, оглядел себя в зеркале. На полотняной дорожке лежали щетка с гребенкой, оправленные в серебро. Джонсон взял гребенку и провел ею по волосам. Начесал их на лоб прямой челкой. Потом откинул наискось, как носил Гитлер.
- Не тронь ее гребенку! - сказал мальчик.
Он стоял возле двери бледный и тяжело дышал, как если бы при нем оскверняли святыню.
Джонсон положил гребенку, взял щетку и пришлепнул волосы ко лбу.
- Она умерла, - сказал мальчик.
- А я не боюсь трогать, чего остается от покойников, - сказал Джонсон.
Он выдвинул верхний ящик и запустил в него руку.
- Не смей хапать погаными лапами мамины вещи,- придушенным фальцетом сказал мальчик.
- Дыши носом, ягодка, - прожурчал Джонсон.
Он подцепил мятую красную блузку в горошек и уронил обратно. Вытянул зеленую шелковую косынку, раскрутил над головой и отпустил, косынка плавно поплыла на пол. Рука Джонсона опять зарылась в недрах ящика и вынырнула, сжимая застиранный пояс, на котором болтались четыре резинки с металлическими пряжками.
- Никак ее сбруя, - заметил он.
Он жеманно поднял пояс в воздух и встряхнул. Потом обернул вокруг бедер, приладил на себе и подпрыгнул так, что затанцевали подвязки. Вихляя задом, прищелкивая в такт пальцами, он стал подпевать:
- Дерну рок да и врежу в шаг, а ей, этой стерве, все не так. - Он двинулся по кругу, притоптывая здоровой ногой, выбрасывая в сторону тяжелый башмак. В дверях миновал обомлевшего мальчика и, приплясывая, двинулся по коридору на кухню.
Через полчаса вернулся домой Шепард. Он скинул плащ в передней, бросил на стул, дошел до дверей гостиной и остановился. Лицо его вдруг преобразилось. Он расцвел. В кресле с высокой спинкой, четко чернея на фоне розовой обивки, сидел Джонсон. Позади него от пола до потолка рядами тянулись книги. Одну он читал. У Шепарда сузились глаза. Том Британской энциклопедии. Джонсон был поглощен чтением, он даже не поднял головы. Шепард затаил дыхание. Вот где место такому парню. Надо удержать его здесь. Надо что-то придумать.
- Руфус! - сказал он. - Как хорошо! Здравствуй! - Он протянул руку и устремился вперед.
Джонсон поднял к нему равнодушное лицо.
- А, здрасьте, - сказал он.
Руку он не замечал, пока мог, но, видя, что Шепард ее не опускает, нехотя пожал. Шепард и не ждал ничего другого. По роли, взятой на себя Джонсоном, ни при каких обстоятельствах не полагалось обнаруживать бурные чувства.
- Ну, как дела? - сказал он. - Как ладите с дедом? - Он сел на край дивана.
- А он подох, - безучастно сказал Джонсон.
- Ты что, серьезно? - вскричал Шепард.
Он поднялся и пересел поближе, на кофейный столик.
- Да нет, - сказал Джонсон. - Покамест нет. Я хотел сказать: чтоб он сдох.
- Где же он все-таки? - упавшим голосом спросил Шепард.
- Удалился на горы, - сказал Джонсон. - А с ним еще кое-кто. Схоронят в пещере священные книги, возьмут по паре всякого скота и прочее. Как Ной. Только в этот раз будет не потоп, а пожар.
Шепард недовольно поджал губы.
- Понятно, - сказал он. - Иными словами, старый дурень тебя бросил?
- Ничего он не дурень, - огрызнулся Джонсон.
- Бросил или нет? - нетерпеливо переспросил Шепард. Джонсон пожал плечами.
- А инспектор твой где же?
- Я к нему в няньки не нанимался, - сказал Джонсон. - Это он у меня в няньках.
Шепард рассмеялся.
- Постой минутку, - сказал он.
Он встал, вышел в переднюю, взял со стула плащ, понес его вешать в шкаф. Хоть какая-то отсрочка, время сосредоточиться, подобрать такие слова, чтобы малый остался. Никакого нажима. Только добровольно. Джонсон разыгрывает неприязнь к нему. Просто боится уронить свое достоинство - и, значит, пригласить его нужно так, чтобы не нанести достоинству никакого урона. Он открыл стенной шкаф, снял вешалку. В шкафу до сих пор висело серое зимнее пальто его жены. Шепард хотел отодвинуть его, пальто не подавалось. Он рывком распахнул полы и передернулся, как будто, вскрыв кокон, увидел личинку. Внутри, зареванный, бледный, с одурманенным от горя лицом, стоял Нортон. Шепард секунду молча глядел на него. Внезапно его осенило.
- А ну вылезай, - сказал он.
Он крепко взял мальчика за плечо, ввел в гостиную и подтолкнул к розовому креслу, где, положив на колени энциклопедию, сидел Джонсон. Сейчас все разом решится.
- Руфус, я в трудном положении, - сказал он. - Мне не обойтись без твоей помощи.
Джонсон бросил на него подозрительный взгляд.
- Понимаешь, - сказал Шепард, - нам в доме необходим еще один мальчик. - Его голос звенел неподдельным отчаянием. - Нашему Нортону еще ни разу не приходилось хоть в чем-то себя ущемить. Он понятия не имеет, что значит делиться. И вот нужно, чтобы кто-то был рядом и научил его. Ты не выручишь меня? Поживи немного у нас, а, Руфус? Без тебя мне не обойтись. - От волнения он пустил петуха.
Нортон вдруг вышел из оцепенения. Его лицо налилось яростью.
- Он влез к ней в комнату, он брал ее гребенку! - пронзительно выкрикнул он, дергая Шепарда за рукав. - Он надевал ее пояс и плясал с Леолой, он…
- Прекрати! - оборвал его Шепард.- Ты что, только ябедничать горазд? Тебя не просят докладывать, как Руфус вел себя. Тебя просят принять его по-человечески. Ясно тебе?
- Видишь, что творится? - сказал он, обращаясь к Джонсону.
Нортон злобно лягнул ножку розового кресла, норовя попасть по больной ноге Джонсона. Шепард дернул его назад.
- Он говорил, ты просто звонарь! - взвизгнул мальчик. По лицу Джонсона воровато скользнуло удовлетворение. Шепард и бровью не повел. Мальчишка задирается, это тоже защитный прием.
- Так как же, Руфус? - сказал он.- Поживешь ты у нас? Джонсон, не отвечая, засмотрелся на что-то в отдалении.
Должно быть, ему рисовалось впереди нечто приятное, во всяком случае, он ухмыльнулся.
- А чего, - сказал он и перевернул страницу энциклопедии. - Хуже терпели.
- И отлично, - сказал Шепард. - И превосходно.
- Он говорил, ты ни в чем ни бельмеса не смыслишь, - сдавленно прошептал мальчик.
Наступило молчание.
Джонсон послюнил палец и опять перевернул страницу.
- Вот что я вам скажу обоим, - внятно и ровно начал Шепард. Переводя глаза с одного на другого, он чеканил каждый слог, давая понять, что говорит раз и навсегда, а им надлежит молчать и слушать. - Если бы мне было важно, что Руфус обо мне думает, я вряд ли стал бы зазывать его к себе, - сказал он. - Руфус окажет услугу мне, я - ему, а мы с ним вдвоем окажем услугу тебе. Пусть Руфус думает обо мне что угодно, это не помешает мне сделать для него все, что в моих силах. Иначе я был бы чистой воды эгоист. Если я чем-то могу помочь человеку, мне ничего другого не нужно. Личные счеты меня не занимают, я выше этого.
Ни звука в ответ. Нортон уставился на сиденье кресла. Джонсон водил носом по странице, разбирая мелкий шрифт. Шепарду были видны только две макушки. Он усмехнулся. Что ж, победа. Руфус остается. Он протянул руку, взлохматил волосы Нортону, хлопнул Джонсона по плечу.
- Ну, ребятки, сидите пока, осваивайтесь, - весело сказал он, поворачиваясь к двери. - Я пойду взгляну, что там Леола оставила нам на ужин.
Когда он вышел, Джонсон поднял голову и посмотрел на Нортона. Мальчик ответил ему затравленным взглядом.
- Слушай, малявка, - надтреснуто сказал Джонсон, - как ты терпишь? - Его лицо напряглось от негодования. - Он же Иисуса Христа из себя корчит!
II
Чердак у Шепарда был просторный, неотделанный, с голыми балками и без электрического света. Телескоп установили на треножнике в проеме слухового окна. Он был наведен сейчас на темный небосвод, где, добела высеребрив край облака, только что выставился ломтик луны, ломкий, как яичная скорлупа. Керосиновый фонарь, поставленный на сундук поодаль, отбрасывал вверх зыбкие людские тени, тасуя их в стыках стропил. За телескопом, на пустом ящике, сидел Шепард, у него под боком, дожидаясь своей очереди, топтался Джонсон. Телескоп был приобретен по случаю два дня назад за пятнадцать долларов.
- Эй, сколько можно зажимать, - сказал Джонсон.
Шепард встал, Джонсон юркнул на его место и прилип к телескопу.
Шепард отошел в сторону и сел на стул. Он разрумянился от радости. Пока что его мечта сбывалась. Не прошло и недели, как его стараниями взор подростка устремился сквозь тонкую трубку ввысь, к звездам. Он смотрел на согнутую спину Джонсона с чувством полного удовлетворения. Малый был в клетчатой ковбойке, взятой у Нортона, в защитного цвета штанах, которые купил ему Шепард. А на той неделе подоспеет и новый башмак. На другой же день после того, как Джонсон объявился у них, Шепард свозил его в протезную мастерскую снять мерку. Джонсон оберегал свою ногу, как святые мощи. Он сидел чернее тучи, пока молодой протезист, сверкая розовой лысиной, обмерял ему ногу кощунственными перстами. Ничего, наденет ботинок, все переменится. Кто в его годы не чувствует себя именинником, надев даже на здоровые ноги новую обувь. Нортон вон, как получит обновку, целыми днями не налюбуется.
Шепард оглянулся на сына. Тот сидел на полу, привалясь к сундуку, стреноженный - нашел веревку и обмотался ею от лодыжек до колен. Казалось, он где-то далеко, словно Шепард смотрел на него в телескоп не с того конца. Его пришлось разок выпороть после того, как у них поселился Джонсон, правда только раз, в первый вечер, когда мальчик догадался, что чужой уляжется спать на кровать его матери. Шепард в принципе не признавал порки, тем более под горячую руку. А тут и выпорол, и сгоряча, и отлично подействовало. С тех пор с Нортоном никаких хлопот.
Нельзя сказать, чтобы мальчик проявил готовность всем делиться с Джонсоном, но, видно, принял его как неизбежное зло. С утра Шепард выдавал им денег на завтрак в кафетерии и выпроваживал в детский плавательный бассейн, напомнив, чтобы днем они приходили в парк смотреть, как тренируется его бейсбольная команда. Каждый день они брели к нему по парку, вразвалку, молча, погруженные каждый в свои мысли, как бы не замечая присутствия друг друга. Спасибо, хоть не затевали драк.
К телескопу Нортон не проявил никакого интереса.
- Вставай, Нортон, посмотри в телескоп, неужели не хочется? - сказал Шепард. Никаких признаков любознательности у мальчика, до чего это раздражает. - А то обставит тебя Руфус по всем статьям.
Нортон вяло приподнялся и перевел взгляд на спину Джонсона.
Тот обернулся. Он заметно пополнел. Впалые щеки округлились, и волчье, неистовое выражение отступило в тень глазниц, таясь от Шепардовой доброты.
- Не трать попусту свое драгоценное время, старик, - сказал он. - Эка невидаль, Луна.
Забавны эти его неожиданные выверты. Стоит мальчишке заподозрить, что его намерены просвещать, как он становится на дыбы и разыгрывает полное безразличие, а самому до смерти интересно. Только Шепарда не так-то легко провести. Исподволь Джонсон усваивает то, что ему хотят внушить: его покровителя не задевают уколы и шпильки, ни одна стрела не пробьет брешь в броне доброты и долготерпения.
- А что, если когда-нибудь ты сам полетишь на Луну, - сказал Шепард. - Пройдет лет десять, и люди будут, вероятно, летать туда и обратно по твердому расписанию. Ведь вы, ребята, чего доброго, станете звездолетчиками. Первопроходцами космоса!
- Первопроходимцами, - сказал Джонсон.
- Проходцами или проходимцами, не знаю,- сказал Шепард,- а вот что ты, Руфус Джонсон, отправишься на Луну - это вполне вероятно.
Что-то шевельнулось на дне немигающих глаз. Сегодня Джонсон с утра был не в духе.
- Живьем до Луны не доберешься, - сказал он, - а помру, так отправлюсь в ад.
- До Луны по крайней мере добраться можно, - сказал Шепард. Лучшее в подобных случаях - беззлобная шутка. - Ее хоть видно. Известно, что она есть. Насчет того, есть ли ад, достоверных сведений пока не имеется.
- В Библии имеются, - глухо сказал Джонсон. - Если после смерти туда попадешь, будешь гореть в вечном пламени.
Нортон подался вперед.
- Кто говорит, что ада нет, тот перечит слову Христа, - сказал Джонсон. - Мертвых судят, и грешников ждет проклятье. И будет плач и скрежет зубов в геенне огненной, - продолжал он, - и мрак тьмы навеки.
У мальчика открылся рот. Глаза словно сразу запали.
- И царствует там сатана, - сказал Джонсон. Нортон кое-как поднялся на опутанные ноги и неловко шагнул к Шепарду.
- И она там? - громко сказал он. - И ее там жгут? - Он сбросил с ног веревку. - Она тоже в геенне огненной?
- Вот несчастье,- вырвалось у Шепарда.- Да нет же, - сказал он. - Ничего похожего, Руфус ошибается. Нигде твоей мамы нет. Никто ее не мучает. Ее просто нет больше.
Как облегчил бы он свою участь, сказав Нортону после смерти жены, что она вознеслась на небеса и когда-нибудь мальчик с ней свидится, но разве он смел растить сына, пичкая его ложью?
Лицо у Нортона стало подергиваться. На подбородке вспух желвак.
- Послушай меня, - поспешно сказал Шепард и притянул мальчика к себе. - Дух твоей матери продолжает жить в других и в тебе тоже, только надо быть хорошим и добрым, как она.
В блеклом мальчишеском взгляде стыло неверие. Жалость Шепарда как рукой сняло. Значит, лучше пусть будет в аду, лишь бы где-то была.
- Попробуй понять, - сказал он. - Ее не существует. - Он положил руку на плечо сына. - Это правда, - негромко, ожесточаясь уже, сказал он, - то единственное, что ты можешь от меня получить.
Но мальчик не заревел, он вывернулся из-под отцовской ладони и схватил Джонсона за рукав.
- Там она, Руфус? - сказал он. - Она там горит? У Джонсона сверкнули глаза.
- Если она грешница, то да, - сказал он. - Была она, к примеру, блудницей?
- Никакой блудницей твоя мать не была, - отчеканил Шепард. У него появилось такое ощущение, будто он ведет машину без тормозов. - Ну, хватит ерунды. Итак, вернемся к Луне.
- В Иисуса Христа она верила? - спросил Джонсон. Нортон смешался.
- Да, - сказал он не сразу, сообразив, по-видимому, какой требуется ответ. - Верила. Еще как.
- Неправда же, - негромко вставил Шепард.
- Нет, верила, - сказал Нортон. - Я сам слышал, она говорила. Еще как верила.
- Значит, ее ждет спасение, - сказал Джонсон. Мальчика все еще что-то смущало.
- Где ждет? - сказал он. - Где она сейчас?
- В горних высях, - сказал Джонсон.
- Это где? - выдохнул Нортон.
- На небесах где-то, - сказал Джонсон. - Только туда не попасть иначе, как после смерти. На космическом корабле не долетишь. - Из глаз его исходил сейчас хищный блеск - так луч прожектора мертвой хваткой держит свою мишень.
- Человек достигнет Луны,- с мрачным упорством сказал Шепард, - как миллиарды и миллиарды лет назад выбрался на сушу первообитатель вод. У него не было земного скафандра. Ему пришлось выращивать нужные приспособления в самом себе. Так у него развились легкие.
- Я, когда умру, попаду в ад или туда, где она? - спросил Нортон.
- Умер бы сейчас, попал бы к ней, - сказал Джонсон, - а поживешь подольше, угодишь в ад.
Шепард решительно встал и взял фонарь.
- Руфус, закрывай окно,- сказал он.- Пора идти спать.
Спускаясь по чердачной лестнице, он слышал, как у него за спиной Джонсон сказал громким шепотом:
- Я тебе, старик, завтра все растолкую, дай только сам уберется из дому.