- Мне не в чем себя упрекнуть, - повторил он. Хрипло, безжизненно звучал его голос. - Я делал для него больше, чем для родного сына. - Безумная тревога внезапно обуяла его. Он услышал ликующий голос Джонсона. Ты в когтях сатанинских.
- Мне не в чем себя упрекнуть, - начал он снова. - Я делал для него больше, чем для собственного ребенка. - Он услышал свой голос как бы из уст своего обвинителя. Он повторил эти слова про себя.
Медленно с его лица схлынула краска. Оно стало почти серым под нимбом седых волос. Слова проносились в его сознании, и каждый слог отдавался тупою болью. Рот его искривился, он закрыл глаза, пронзенный откровением. Перед ним возникло лицо Нортона, потерянное, несчастное, один глаз чуть приметно тяготел к виску, как бы не в силах прямо взглянуть в лицо горю. Сердце Шепарда стеснилось омерзением к себе, таким страстным и отчетливым, что ему стало нечем дышать. Он прожорливо набрасывался на добрые дела, тщась начинить ими свою пустоту. Он забросил родное дитя ради того, чтобы тешить свое тщеславие. Провидец дьявол, искуситель сердец, глумливо следил за ним глазами Джонсона. Собственный образ, созданный им в воображении, съежился и истаял, оставив после себя черную тьму. Шепард сидел в оцепенении, скованный ужасом.
Он увидел Нортона у телескопа - спина и уши, больше ничего, увидел, как взлетает его рука, машет изо всех сил. Прилив нестерпимой любви к сыну захлестнул его, как новый прилив жизни. Преображенное, ему явилось лицо мальчика, образ его спасения, осиянный светом. Шепард застонал от радости. Он ему все возместит. Никогда больше не даст ему страдать. Будет ему и отцом и матерью. Он вскочил и кинулся в комнату сына - поцеловать, сказать, что любит, что никогда больше не предаст его.
В комнате Нортона горел свет, но кровать стояла пустая. Шепард повернулся, взбежал по чердачной лестнице и на верхней ступеньке отпрянул назад, словно от края пропасти. Треножник был опрокинут, телескоп валялся на полу. Над ним, в дремучем переплетении теней, висел мальчик, чуть пониже балки, с которой он отправился в свой космический полет.
ОТКРОВЕНИЕ
Приемная врача была почти полна, когда в нее вошли супруги Терпин, и с появлением высокой, полной миссис Терпин небольшое помещение показалось и вовсе крошечным. Она встала у столика с журналами живым укором немыслимой тесноте этой комнатенки. Быстро окинула пациентов острым взглядом маленьких черных глазок, высматривая, куда бы сесть. Был один свободный стул и место на кушетке возле светленького мальчика в грязном синем комбинезоне, только следовало ему сказать, чтобы он подвинулся и дал сесть тете. Мальчику было лет пять или шесть, однако миссис Терпин сразу поняла, что никто ему не скажет, чтобы он подвинулся. Он сидел, развалясь, раскинув вялые руки и вяло глядя перед собой, из носу у него текло.
Миссис Терпин решительно положила руку Клоду на плечо, сказала так, чтобы слышали все, кому хочется слышать: "Вон есть место, Клод, садись", - и слегка подтолкнула его к свободному стулу. Клод был краснолицый, лысый и плечистый, ростом лишь чуть пониже миссис Терпин, но он послушно сел, точно привык делать все, что она велит.
Миссис Терпин осталась стоять. Единственный, кроме Клода, мужчина в приемной был тощий жилистый старик, он сидел, выложив на колени узловатые руки, и глаза у него были закрыты, будто он спал, или умер, или делал вид, что спит или умер, чтобы не вставать и не уступать ей место. Взгляд миссис Терпин с удовольствием остановился на хорошо одетой седой даме, которая смотрела на нее с таким выражением, словно хотела сказать: "Если бы этот мальчик был мой сын, он бы умел себя вести и давно подвинулся бы - места на кушетке хватит и вам, и ему".
Клод со вздохом поглядел на жену и сделал движение встать.
- Сиди, сиди, - сказала миссис Терпин. - Тебе нельзя стоять, ты же знаешь. У него на ноге язва, - объяснила она присутствующим.
Клод поставил ногу на журнальный столик и отвернул брючину: на плотной синевато-белой икре краснела вздувшаяся рана.
- Боже мой, - сказала симпатичная дама. - Отчего это у вас?
- Корова его лягнула, - ответила миссис Терпин.
- Какой ужас! - сказала дама. Клод опустил брючину.
- Может быть, мальчик подвинется? - предложила дама, но мальчик не шевельнулся.
- Сейчас, наверное, кого-нибудь вызовут,- сказала миссис Терпин.
Она не понимала, почему это врач - ведь они зарабатывают такие деньги, в больнице платишь по пять долларов в день только за то, что они сунут голову в дверь и на тебя посмотрят, - не может завести себе приемную попросторнее. Эта мала до неприличия. На столике лежали обтрепанные журналы, стоящая с краю большая пепельница из зеленого стекла полна окурков и ватных тампонов со следами крови. Если бы миссис Терпин была здесь хозяйкой, пепельницу вытряхивали бы по двадцать раз на день. У дальней стены стульев не было. В ней было проделано квадратное окошко в комнату рядом с кабинетом доктора, куда то и дело входила сестра, а секретарша сидела и слушала радио. На окошке стоял выкрашенный золотой краской горшок с пластмассовым папоротником, листья которого спускались до самого пола. Из приемника доносилось негромкое церковное пение.
Дверь рядом с квадратным окошком приоткрылась, выглянула сестра с высоченной копной желтых волос и пригласила следующего. Женщина возле Клода уперлась руками в подлокотники и встала, одернула юбку и проковыляла к двери, за которой исчезла сестра.
Миссис Терпин опустилась в освободившееся кресло, и оно сжало ее, словно корсет.
- Ох, худеть надо,- сказала она, с комическим вздохом закатывая глаза.
- Вы вовсе не такая полная, - сказала хорошо одетая дама.
- Еще какая полная,- сказала миссис Терпин.- Вот Клод, например, ест все, что хочет, и не прибавляет в весе, а я только погляжу на что-нибудь вкусное - и уже потолстела.- Плечи и живот у нее затряслись от смеха.- Правда, ты можешь есть все, что хочешь, Клод? - спросила она, оборачиваясь к мужу.
Тот вместо ответа ухмыльнулся.
- По-моему, совершенно неважно, сколько вы весите, - сказала хорошо одетая дама, - если у вас такой легкий характер. Легкий характер - это все.
Рядом с дамой сидела очень толстая девушка лет девятнадцати и, сердито хмурясь, читала большую книгу в синей обложке; книга эта, как заметила миссис Терпин, называлась "Развитие человечества". Девушка подняла голову и сердито посмотрела на миссис Терпин, будто та ей чем-то не понравилась. Наверное, ее раздражало, что в комнате разговаривают и мешают ей читать. Лицо у бедняжки было сплошь покрыто угрями, и миссис Терпин подумала, как жалко, когда у девушки в таком возрасте такое лицо. Она дружелюбно улыбнулась ей, но та лишь сильнее нахмурилась. Миссис Терпин вон и сама не из худеньких, но кожа у нее всегда была прекрасная и, хоть ей сейчас сорок семь лет, на лице ни морщинки, только вокруг глаз - оттого, что слишком много смеется.
За некрасивой девушкой сидел мальчик, все так же развалясь и глядя перед собой, а возле мальчика - худая, высохшая старуха в пестром ситцевом платье. У миссис Терпин с Клодом лежали в сарае три мешка корма для кур, так мешковина была точно такой расцветки. Она с первого взгляда поняла, что мальчик пришел со старухой. Сразу видно, белая голытьба, уставились и сидят себе, и, кажется, не позови их, так и просидят до второго пришествия. Возле хорошо одетой дамы, но уже у другой стены, сидела женщина с длинным, худым лицом - конечно, мать мальчика. На ней был желтый бумажный свитер и бордовые брюки, все какое-то замызганное, грязные желтые волосы связаны сзади красной тесемкой, на губах следы табачного сока. Негры и те лучше, честное слово, подумала миссис Терпин.
По радио пели:
Взглянул на небо я -
С высот взглянул Творец.
Ах, скоро я надену
Золотой венец.
Миссис Терпин всегда незаметно разглядывала, кто как обут. У хорошо одетой дамы на ногах были серые с красным замшевые туфли в тон платью. У самой миссис Терпин ее любимые черные лакированные лодочки. Некрасивая девушка - в школьных туфлях без каблуков и в толстых носках. Старуха - в теннисных туфлях, а мать мальчика - в каких-то шлепанцах из черной соломки с золотой ниткой: от такой неряхи другого и не жди.
Когда миссис Терпин не спалось по ночам, она лежала и размышляла, кем бы она согласилась стать, если бы ей нельзя было родиться собой. Например, призывает ее Господь, прежде чем сотворить, и говорит: "Ты можешь быть или негритянкой, или белой голытьбой. Других мест для тебя у меня нет", - что бы она ему на это ответила? "Прошу тебя, Господи, - ответила бы она ему, - позволь мне подождать, пока освободится какое-нибудь другое место". Но он говорит ей: "Нет, ты должна родиться сейчас, и, кроме этих двух мест, я ничего тебе предложить не могу, так что выбирай". Она просит и молит его, убеждает, придумывает всякие отговорки, но он неумолим, и наконец она соглашается: "Ну, ладно, - говорит она, - тогда сотвори меня негритянкой, только пусть я буду хорошая, добропорядочная негритянка, а не какая-нибудь неряха". И Господь сотворяет ее негритянкой - скромной, аккуратной, всеми уважаемой, словом, такой, какая она и есть, только с черной кожей.
Рядом с матерью мальчика сидела рыжая женщина, довольно еще молодая, она читала журнал, который взяла со столика, и жевала жевательную резинку - во дает, сказал бы Клод. Ног ее миссис Терпин не было видно. Женщина эта была не голытьба, однако ж так себе, не слишком высокого полета птица. Миссис Терпин, когда у нее случалась бессонница, любила также расставлять людей по ступенькам лестницы. На самую нижнюю она ставила негров, не таких, какой была бы она, если бы родилась с черной кожей, а каких большинство; дальше - не над неграми, а на той же ступеньке, только с другого краю - шла белая голытьба; выше находились домовладельцы, еще выше - домо- и землевладельцы, и к ним принадлежали миссис Терпин с Клодом. Над миссис Терпин с Клодом стояли богачи, у которых и дома просторнее, и земли больше. Но тут миссис Терпин начинала сбиваться, потому что некоторые богачи были без роду без племени и, значит, ниже их с Клодом, а люди из хороших, старых семей разорялись и вынуждены были сдавать свою землю в аренду, да к тому ж еще имелись цветные, которые владели и домами и землей. Например, здесь, в городе, жил зубной врач негр, у которого были два красных "линкольна", плавательный бассейн и ферма, а на ферме - стадо породистых коров с белой отметиной на лбу. И вот расставленные по ступенькам люди начинали кружиться в голове у миссис Терпин, как на карусели, и, когда ее наконец смаривал сон, ей снилось, что всех их погрузили в товарные вагоны и везут в газовые камеры жечь.
- Какие красивые часы, - сказала она, кивая направо, где висели большие настенные часы с медным циферблатом в виде солнца с расходящимися лучами.
- Да, очень славные, - с готовностью согласилась хорошо одетая дама. - И точные, - добавила она, взглянув на свои часики.
Сидящая рядом с дамой некрасивая девушка подняла глаза на часы, хмыкнула, посмотрела прямо в глаза миссис Терпин и хмыкнула еще раз. Потом снова уткнулась в книгу. Это были, конечно, мать и дочь, потому что, хотя нравом они и отличались друг от друга, овал лица у обеих был одинаковый и одинаковые голубые глаза. Только у дамы они приветливо светились, а на болезненно бледном лице девушки то угрюмо тлели, то вспыхивали.
А если бы Господь сказал миссис Терпин: "Ладно, могу сотворить тебя белой голытьбой, негритянкой или уродиной"?
Ей было ужасно жалко девушку, хотя, конечно, и с таким некрасивым лицом необязательно так некрасиво вести себя.
Женщина со следами табачного сока на губах повернулась всем корпусом и поглядела на часы. Потом повернулась обратно и поглядела вроде бы в сторону миссис Терпин. Один глаз у нее косил.
- Хотите знать, где берут такие? - громко спросила она.
- Нет, у меня дома есть неплохие часы, - сказала миссис Терпин. Если такая особа влезет в разговор, то пиши пропало - никому больше не даст и рта раскрыть.
- Вы можете купить их на зеленые купоны, - сказала женщина. - Он их, наверное, тоже на зеленые купоны купил. На них можно что угодно купить, нужно только собрать побольше. Я, например, купила себе ожерелье.
"Лучше бы ты мыло с мочалкой купила",- подумала миссис Терпин.
- А я - простыни, которые натягиваются на матрас, - сказала симпатичная дама.
Дочь с треском захлопнула книгу. Глаза ее глядели прямо перед собой, сквозь миссис Терпин, сквозь желтую занавеску и стекло большого, во всю стену, окна, у которого та сидела. В них зажегся странный, неестественный свет, каким отсвечивают ночью дорожные знаки. Миссис Терпин оглянулась посмотреть, не происходит ли что-нибудь интересное на улице, но ничего не увидела. На занавеске мелькали лишь смутные тени прохожих. Почему девушка смотрит на нее с такой злобой, непонятно.
- Мисс Финли,- сказала сестра, приоткрыв дверь. Жующая резинку женщина встала и прошла в кабинет мимо миссис Терпин и Клода. Она была обута в красные туфли на высоких каблуках.
Глаза некрасивой девушки в упор глядели через столик на миссис Терпин, словно у девушки были особые причины ее невзлюбить.
- Чудесная стоит погода, правда? - сказала мать девушки.
- Да, сейчас только собирать хлопок, если сумеешь негров заставить, - сказала миссис Терпин. - Не желают они его больше собирать. Белые не собирают, и негры туда же - хотят доказать, что они не хуже белых.
- Ха, пусть попробуют, - сказала неряха, подавшись вперед.
- А у вас нет хлопкоуборочной машины? - спросила симпатичная дама.
- Нету,- ответила миссис Терпин,- эти машины половину хлопка в поле оставляют. Да у нас и хлопка не так уж много. В наше время, если хочешь вести хозяйство, нужно иметь всего понемногу. У нас несколько акров хлопка, свиньи, куры и коровы есть, небольшое стадо, Клод сам с ним управляется.
- Кого я не выношу,- сказала неряха, вытирая рот тыльной стороной руки, - так это свиней. До чего противные твари, хрюкают, все вокруг разрывают, а уж вонища от них!
Миссис Терпин наконец снизошла до нее.
- Наши свиньи не грязные, - сказала она, - и никакой вони от них нет. Наши свиньи чище, чем кое у кого дети. Они не ходят по земле. У нас свинарник с бетонным полом, - объяснила она симпатичной даме, - и Клод каждый день обливает их из шланга, а потом моет пол. - "Они в десять раз чище, чем этот мальчик", - подумала она. Бедный маленький заморыш. Он сидел все в той же позе, только засунул в рот грязный палец.
Женщина отвернулась от миссис Терпин.
- Вот уж ни за что не стала бы мыть свиней из шланга, - сказала она, обращаясь к стене.
"А тебе и не придется, у тебя их никогда не будет", - подумала миссис Терпин.
- Хрюкают, визжат да все разрывают - фу! - проворчала женщина.
- Да, у нас всего понемногу, - сказала миссис Терпин симпатичной даме. - Зачем разводить больше, чем под силу справиться самим, ведь с работниками сейчас ох как трудно. Мы в этом году нашли негров убирать хлопок, так, представляете, Клод каждый вечер возит их с поля домой на машине. Пешком пройти полмили они не могут, куда там! Обхаживаем их и так, и этак, и знаете, что я вам скажу? - Она весело засмеялась. - До чего мне все это надоело! А что делать? Хочешь, чтобы негры на тебя работали, изволь плясать вокруг них на задних лапках. Утром приходят - бегу навстречу: "Здравствуйте, как дела?", потом Клод сажает их в машину и везет, а я стою и машу им, чуть рука не оторвется, а они машут мне. - И она для наглядности быстро замахала рукой.
- Будто они вам ровня, - сказала дама, всем своим видом показывая, как хорошо она понимает миссис Терпин.
- Вот именно, - сказала миссис Терпин. - А вернутся с поля - бегу встречать с ведром холодной воды. И так оно теперь всегда и будет. Надо смотреть правде в глаза.
- Ну уж нет! - сказала женщина. - Чтобы я стала обхаживать негров и мыть свиней из шланга? Да ни в жизнь! - И она презрительно фыркнула.
Миссис Терпин и симпатичная дама обменялись взглядом, который говорил: чтобы о каких-то вещах судить, нужно их для начала иметь. Однако всякий раз, как миссис Терпин обменивалась с дамой взглядом, она чувствовала, что некрасивая девушка все еще смотрит на нее своими странными глазами, и ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не потерять нить разговора.
- В хозяйстве все требует глаза, - сказала она и про себя добавила: "Конечно, если у тебя ни кола ни двора, приезжай хоть каждый день в город, сиди возле здания суда и поплевывай".
По занавеске за спиной миссис Терпин проплыла причудливая вращающаяся тень, упав слабым отражением на стену напротив. К крыльцу со стуком приставили велосипед. Дверь отворилась, и в приемную проскользнул парнишка-негр с подносом из аптеки. На подносе стояли два красно-белых бумажных стаканчика с крышками. Негр был высокий, очень черный, в застиранных белых штанах и зеленой нейлоновой рубашке. Он медленно, словно бы в такт музыке, жевал резинку. Поставив поднос возле горшка с папоротником, он просунул голову в окошко, ища секретаршу. Ее на месте не было. Тогда он положил локти на подоконник и стал жевать, медленно покачивая узким выставленным задом. Потом закинул руку за голову и почесал затылок.
- Вон кнопка, видишь? - сказала ему миссис Терпин. - Нажми, девушка и придет. Она, верно, где-нибудь тут.
- Да? Правда! - с готовностью отозвался парнишка, будто в первый раз увидел кнопку, потянулся вправо и позвонил. - Она когда бывает, а когда нет, - сказал он, повернулся к публике лицом и оперся локтями о подоконник.
Появилась сестра, и он снова повернулся - к ней. Она протянула ему доллар, он порылся в карманах, достал мелочь и отсчитал ей сдачу. Она дала ему на чай, и он ушел с пустым подносом. Тяжелая дверь медленно повернулась на петлях и как бы со вздохом захлопнулась. Все молчали.
- Негров нужно отправить в Африку, - наконец сказала неряха. - Они же оттуда родом, там пусть и живут.
- Нет, я ни за что не соглашусь расстаться с моими добрыми чернокожими друзьями, - сказала симпатичная дама.
- Есть кое-кто и похуже, - поддержала ее миссис Терпин. - А негры что ж, они всякие бывают, как и мы.
- Конечно, все люди разные, так уж мир устроен, - сказала своим приятным голосом дама.
При этих ее словах прыщавая девушка оскалилась и вывернула нижнюю губу так, что стало видно бледную кожу внутри. Однако губа тут же вернулась на место. Миссис Терпин в жизни не видела такой безобразной гримасы. В голове у нее промелькнула отчетливая мысль, что ведь девушка сделала эту гримасу ей. Она смотрела на миссис Терпин так, точно знала и ненавидела ее всю жизнь - не только всю свою жизнь, но и всю ее жизнь. "Господь с тобой, девушка, я же тебя не знаю", - мысленно сказала ей миссис Терпин.
Потом заставила себя вспомнить, о чем шел разговор, и сказала:
- Что толку посылать их в Африку, они туда все равно не поедут. Им здесь слишком хорошо живется.