- Значит вы голодали, ты унижалась, а я жил в свое удовольствие?
Вместо ответа, она одарила меня презрительным молчанием.
Что ж, в одном она была наверняка права: пожалуй, я действительно жил в свое удовольствие…
- Да, тебе доставляло удовольствие жить так, как ты хочешь, - наконец сказала она. - Тебе этого достаточно. И тебя никто не трогает. А я хочу, чтобы у меня было хотя бы самое необходимое - то, что имеет каждая нормальная женщина. Я сама заработаю себе все, что нужно. Единственное, что я хочу, чтобы ты мне не мешал. И какого бы ты ни был мнения о России, очень прошу тебя оставить при себе свою иронию насчет этого…
Господи, еще не хватало нам с женой обсуждать Россию!
- Боже упаси, - поспешил заверить ее я, - я тебе не мешаю. И вовсе не думал ни над чем иронизировать.
- Нет, я видела, - сказала жена, - ты улыбался!
Кто мог предположить, что очень скоро у меня у самого появятся причины заинтересоваться Россией. И повод обнаружится самый неожиданный.
Александр даже больше прежнего был увлечен "Великим Полуднем".
Война между "патрициями" и "плебеями" разгоралась и велась "не на жизнь, а на смерть". Игра самосовершенствовалась, число игроков в ней значительно возросло. Вносимая ими информация анализировалась, перерабатывалась в соответствии с программой. И, видимо, активно использовалась. Надстраивались все новые уровни, в игре открывались новые возможности, условия и правила игры постоянно корректировались и усложнялись.
Теперь, по сравнению с первоначальным вариантом, игра уже не выглядела примитивной и дебильной. Стратегия и тактика стали гораздо более изощренными. Все чаще развитие сюжета нескончаемой битвы требовало разработки более сложных, совместных с другими игроками планов, а также разгадывания планов противника, причем не только в военной сфере, но и в производственной, экономической и, кажется, даже финансовой.
Для Александра, который становился все более опытным игроком, шаг за шагом открывались новые уровни игры, области виртуального пространства, вход в которые до этого был невозможен из - за разветвленной системы внутренних кодов. Я уже имел случай убедиться, что программа запоминала почерк каждого игрока и при запуске, в нескольких игровых тестах распознавала участника и вела с ним общение строго индивидуально. Меня приводило в изумление, какими темпами прогрессирует игра. Но еще больше изумляло, с какой легкостью сын усваивает новый материал и адаптируется к непрерывно усложняющимся условиям.
Тут, конечно, не было большого чуда. Дети постоянно обмениваются между собой новой информацией и без видимого усилия овладевают всеми новинками, едва те появляются в компьютерной сети. В отличие от взрослых, дети вообще не мудрствуют, не пытаются прежде времени проследить все связи, преодолеть хаос и систематизировать новую информацию. Перенимая друг у друга разрозненные навыки, они, можно сказать, действуют тупо-прагматически, тогда как мы, взрослые, утратили эту легкость восприятия и образа действия, и нам даже претит действовать наугад. Мы патологически желаем во всем осмысленности, а в результате вязнем в бесчисленных "почему"… Впрочем, по сравнению с родителями и мы в свое время казались удивительно продвинутыми акселератами.
В общем, Александр чувствовал себя в потоке сложной и многообразной информации, как рыба в воде. К тому же у них в школе имелся свой прекрасный компьютерный консультант и эксперт - сынок нашего компьютерного гения Паши Прохорова. Наш домашний компьютер был оснащен стандартным набором игровых устройств - модемом, активным речевым модулем, а также парой виртуальных перчаток. Когда я заглядывал в комнату к сыну, меня охватывало понятное отцовское умиление. Это была трогательная и одновременно забавная картина: по соседству с образцами новейший компьютерных технологий, Александр все-таки поместил свою любимую игрушку - плюшевого друга Братца Кролика. Слава Богу, мой сын все еще оставался ребенком, несмотря на то, что был занят сложной игрой, освоить которую затруднялся даже я, взрослый.
Несколько дней подряд я подсаживался к нему, чтобы следить за тем, как развиваются события в игре и не потерять нить происходящего. Но затем неделю-другую пропустил, а когда вновь взглянул на игру, то, увы, уже не мог угнаться за логикой происходящего и начал терять всякий интерес. Дергать сына постоянными вопросами не хотелось. Раньше Александру не терпелось поделиться своими достижениями, но с тех пор, как втянулся в эту игру, он вообще перестал интересоваться моим мнением и даже выглядел недовольным, когда я отрывал его от компьютера праздными вопросами.
Как-то раз я подошел и встал у него за спиной. Александр нетерпеливо заерзал. Я понял, что сын занят выполнением какой-то очередной миссии и я ему мешаю. Но меня заинтересовал вид происходящего на экране. На этот раз в игре отсутствовали обычные перестрелки с нагромождением боевой техники и головокружительными гонками по эстакадам. Действие протекало в относительно спокойном русле, шло манипулирование некими пространственными объектами - что - то вроде путешествия в виртуальной реальности. Александр часто переключался на какие-то вспомогательные архивы, просматривал каталоги. Мне показалось, что для дальнейшего прогресса в игре, ему требовалось совершить какую-то не слишком напряженную, рутинную работу, и он старался сделать ее побыстрее. Сути происходящего я уже совсем не понимал. Сын несколько раз косился в мою сторону, словно ожидая, что последуют мои дилетантские вопросы, на которые ему хочешь-не хочешь придется что-то отвечать. Я уже собирался уйти, но тут картинка переменилась, и я буквально онемел от удивления. Я так удивился, что даже протер глаза. Если раньше действие игры разворачивалось в абстрактных интерьерах: безликих коридорах, туннелях, ангарах и подземных гаражах, то теперь на экране монитора мелькали совершенно реальные объекты - фрагменты реальной панорамы Города и Москвы! Да, да, именно так - действие в "Великом Полудне" переместилось в Москву! Более того, архитектура Москвы была воспроизведена с поразительной точностью. Как будто кто-то скопировал ее с планов, хранившихся в моих старых компьютерных файлах. Причем не только с внешней стороны, но, что удивительнее всего, во всех внутренних проекциях и разрезах - со стороны коммуникаций, служебных помещений и технических терминалов. Короче говоря, в этой детской компьютерной игре самым непосредственным образом воспроизводились материалы абсолютно секретные, не так давно изъятые у меня службой безопасности вместе с рабочим макетом Москвы. Я обнаружил такие проектные и компоновочные подробности, о которых и сам успел позабыть.
Едва я оправился от одного удивления, как пришло время удивиться еще больше. До меня дошло, что в игре используются не только реальные объекты Москвы, но и реальные обстоятельства текущей жизни общества - политики, экономики и так далее. Сюжет игры как бы непосредственно встраивался в реальность. В частности, замелькала информация о России. Мне бросилось в глаза одна строка, из тех, что появлялись в боковом окошке дежурных сообщений. "РОССИЯ ПЛЕБЕЕВ ЗАНИМАЕТ ШАТРОВЫЙ ДВОРЕЦ" - прочел я.
Несколько дней назад из информационных бюллетеней мне стало известно, что Россия сподобилась получить официальное приглашение провести очередное заседание в Москве, но где именно оно будет проходить, мне еще не было известно. И вот теперь я это узнал!
- Что, разве Россия действительно расположится в Шатровом Дворце? - тронул я сына за плечо.
- Ну да, - кивнул Александр, - в этом все и дело…
Он вызвал на экран сводку последних новостей. В ней сообщалось, что на ближайшем заседании России в качестве почетного председателя будет распоряжаться наш народный кандидат Федя Голенищев, а само заседание пройдет не где-нибудь, а именно в главном зале Шатрового Дворца, и уже ведется соответствующая подготовка.
- Интересно… - прошептал я.
Гигантский мегаполис, каким являлась Москва, представлял собой сложный, монолитный ансамбль объектов, каждый из которых, и сам по себе мог считаться законченным и самодостаточным произведением архитектуры - будь то небоскребы Концерна, здание центрального терминала или хотя бы скромная домовая церковь на Ключах. Беспримерное по своему размаху строительство велось, естественно, в несколько этапов. Даже в тот период, когда меня практически оттерли от непосредственного руководства ходом работ, а мое место заняла сводная бригада прорабов, я еще какое-то время появлялся на объектах и продолжал наблюдать, как мои идеи воплощаются в жизнь. Всякий раз я с удовлетворением отмечал, что, несмотря на постороннее вмешательство, основные принципы, заложенные мной в генеральный проект, оказывались сильнее любых частных проявлений самодеятельности и головотяпства исполнителей, самодурства начальников и хозяев. Не только мегаполис в целом, но и каждый объект, каждое здание, мост, парк или самая маленькая площадь чудесным образом приобретали в точности тот уникальный облик, который был заложен в первоначальном проекте. Разрабатывая свою концепцию еще на стадии общих эскизов, я смог добиться такого архитектурного и инженерного решения, что вплоть до последнего бетонного блока или простого кирпича - все элементы можно было скомпоновать, подогнать друг к другу и выстроить по одному единственному принципу.
Когда стены были возведены, кровля смонтирована, коммуникации проложены, наступал черед отделочных работ и внутреннего и внешнего дизайна - с учетом функционального назначения того или иного объекта и пожеланий заказчика и владельца. То, что называется "доводкой". Увы, на этой последней стадии, как правило, происходило то, что являлось каплей дегтя в бочке меда… Появляясь на объекте, я раз за разом испытывал не то чтобы горькое разочарование, но что-то вроде вялой, но оттого не менее муторной досады. Все мне здесь казалось неадекватным, уродливым, нарочитым или попросту безвкусным. Возможно, это во мне взгоняли желчь чисто авторские амбиции. Впрочем, проходило какое-то время, глаз привыкал к тому, что было наваяно и наклепано "поверх" моей архитектуры, и моя досада сменялась добродушной иронией. Как бы там ни было, что касается дизайна и интерьеров, то в соответствующих разделах проекта я ведь не давал подробных описаний, - только самые общие идеи и рекомендации. Я был вынужден подчиняться произволу будущих хозяев.
Все объекты Москвы были одинаково любимы и дороги мне, но к Шатровому Дворцу у меня было особое отношение. Здание располагалось в самом сердце мегаполиса и было своего рода энергетическим центром, образно говоря, генератором, который сообщал особую организующую и фундаментальную энергию всему архитектурному организму, - а, может быть, даже всему окружающему пространству.
С самого начала я знал, что в таком грандиозном сооружении, каким я предполагал увидеть свое творение, непременно должно быть здание исключительное по своему функциональному назначению. Так древний жрец, проектируя пирамиду, стремился к тому, чтобы она превратилась в своеобразную линзу, способную собрать в пучок энергию целой вселенной. В огромном мегаполисе с населением более миллиона человек должно быть такое культовое место, где могли бы сходиться самые влиятельные люди и где происходили бы наиболее ответственные, определяющие весь уклад внутренней жизни мероприятия (съезды, собрания, совещания и тому подобное). Отсюда вытекали и особые требования к такому сооружению, к его архитектуре и оформлению. По сравнению с этой фундаментальной задачей даже проектирование офиса для Папы было для меня легким этюдом.
В первых вариантах проекта мне казалось, что таким энергетическим центром должен быть внушительный русский храм. Затем я представил, как все мы будем чувствовать себя в подобной громадине, уж не говоря о том, каково там будет ежедневно служить нашему о. Алексею. В общем, я решил, что гораздо уместнее спроектировать по одному небольшому храму в каждом из восьми Лучей, а также вместительную домовую церковь в Центральном секторе. Еще немного погодя, когда проект находился в стадии предварительных консультаций с отцами города, главным образом, с Папой, было решено, что мегаполис - не монастырь и не второй Кремль, а деловая и финансовая цитадель и вполне достаточно одной домовой церкви - уютной и благостной.
Я колебался. Даже когда общая концепция проекта уже была мной разработана, я намерено зарезервировал в самой его сердцевине пустое место для главного объекта. Моя медлительность и то, что я отказывался решать эту важнейшую архитектурную задачу аврально, чисто технически, принесло великолепные плоды. Все сложилось как бы само собой. Так случается, когда решают воспользоваться известным методом - золотым правилом дедукции - от второстепенного к главному. Процедура изощренная и кропотливая. Зная, что мне предстоит спроектировать некий особый генератор пространственной энергии, я проследил и рассчитал направление и траектории всех входящих и исходящих энергетических линий и получил исключительно точные характеристики самого источника. Таким образом и явились на свет идея и план Шатрового Дворца.
Здание действительно напоминало шатер, подобный тому, что раскидывал в походе с дружиной какой-нибудь древний князь. Только несравнимо большего размера. Стены имели некоторую плавную кривизну - снаружи вогнутые, а изнури выпуклые. Обширный свод потолка - тоже в виде крутой параболы. Кривизна стен и кровли, а также всех граней, карнизов и дверных проемов, были рассчитаны мной (или, вернее, угаданы) с божественной точностью. Ведь именно они являлись проводниками и направляющими той особой энергии, о которой я сказал выше… Все, что касается энергии, относится, конечно, к области иррациональной, и каждый человек волен верить или не верить в это. Я, естественно, верил. Иначе не было бы и самого проекта.
Привязывая план к местности, я не мог не учитывать ее природные особенности. Последнее было куда важнее и ответственнее, чем формальная задача вписаться в ландшафт. Я досконально изучил геологические карты, сведения о тектонических разломах, складках и пустотах, а также карты магнитных полей и многолетние сейсмологические записи. Впрочем, этого можно было и не делать. Я ничуть не сомневался, что древние (хотя и "антинаучные") методы, которыми пользовались наши далекие предки, отличались ничуть не меньшей точностью, и при закладке города были учтены все факторы. Если я и проделал эту утомительную работу, то исключительно ради того, чтобы убедиться, можно ли доверять современным технологиям. И я убедился, что результаты, добытые современными методами, включая космическое сканирование местности, всегда полностью совпадали с исторически сложившейся планировкой. Местоположение города было выбрано идеально. Я не поленился, произвел тщательный анализ русла Москва-реки, включая глухие болота, через которые тоненьким ручейком река текла, явившись на свет из малоприметного родника. Прежде всего меня, конечно, интересовали изгибы и прочие особенности русла, так как именно в них помещались характерные силовые узлы (наподобие антенн), где происходили конденсация и выброс той колоссальной энергии, которую река несла в своих водах. Окончательные расчеты лишь подтвердили, что сам мегаполис, а главное, Шатровый Дворец расположились на моем плане наилучшим образом - в одной из самых живописных речных излучин. Но только специалистам было известно, что глубоко под землей, примерно перпендикулярно излучине, проходит русло древней реки. Шатровый Дворец встал как раз на этом перекрестии. Между прочим естественные выходы этой реки, вроде артезианских родников, находились в районе Крылатских холмов. Чтобы максимально усилить природные факторы, я заложил и обосновал в проекте необходимость разделения русла Москва-реки на два равнозначных потока, что потребовало затопления значительного участка туннеля метрополитена. Но благодаря этому удалось сбалансировать одну из центральных тектонических плит, которая была встроена среди других плит, словно ключевой фрагмент мозаики сложнейшего геологического узора Она превратилась в элемент, аккумулирующий всю энергию реки, а Шатровый Дворец с его уникальной конфигурацией был призван служить своеобразным энергетическим резонатором.
Итак, Шатровый Дворец был воздвигнут на овальном, как гигантское пшеничное зерно острове, а раздвоенное речное русло частично пряталось под системой многих смежных мостов, которые отличались необычайно мощной несущей конструкцией и, в свою очередь, были соединены легкими полупрозрачными пластиковыми перекрытиями. По всей длине раздвоенного русла были установлены специальные фильтровальные камеры со сложной системой разноуровневых отстойников и компрессоров, откуда производилось водоснабжение всех внутренних водоемов. Таким образом создавалось впечатление, что река, впадая с северо-западной стороны в Москву, исчезает на время под землей, чтобы затем показаться с юго-восточной стороны, явиться на свет, как будто напитавшись чистотой из бездонного родника.
Я уже говорил, что не вдавался в детали оформления. Мне было важно, чтобы в точности была соблюдена концепция проекта. Так обстояло дело со зданием Концерна, Папиного офиса, аквариума контрольно-пропускного терминала и так далее. Главное - задать форму, а все прочее должно наслаиваться автоматически и естественно - как скелет обрастает плотью. Я не собирался отбивать хлеб у армии дизайнеров, художников, скульпторов и стилистов. Да никто бы мне этого и не позволил. С другой стороны, если бы я стал вдаваться в эту сферу, да еще работать в одиночку, мне бы потребовалось по крайней мере еще несколько жизней. В общем, я не пытался объять необъятное, посещал объекты как сторонний наблюдатель и, запасшись снисходительностью, терпеливо дожидался результата.
Однако с Шатровым Дворцом, а точнее, с его главным залом, дело обстояло иначе. Учитывая все выше сказанное, не трудно понять, какое значение я придавал этому центральному объекту. Еще на стадии проектирования мне в голову пришла великолепная, оригинальнейшая идея. Я не удержался и, составив подробнейший план оформления главного зала, включил его в документацию в качестве приложения. Здесь были рисунки, эскизы орнаментов, схемы расположения осветительных приборов, их тип, мощность и внешний вид. Я учел все, даже составил атлас цветовых гамм и оттенков, применительно буквально к каждому квадратному сантиметру площади.
Строительные работы в Москве были спланированы в такой последовательности, что "доводка" Шатрового Дворца из - за необычайной сложности работ и объемам финансовых затрат, даже по меркам данного проекта, еще продолжалась. На этот раз я не на шутку побаивался конечного результата. Я даже откладывал его посещение.