- О да, - ответил Рексал. - Я принял ваше предложение продать их за шесть тысяч и даже направил вам подписанный контракт, но он вернул мне его без всяких объяснений.
- Я не могу поверить в это, - недоумевал Чарли. - После того как я дал слово, Сид. Почему вы не связались непосредственно со мной?
- Это не так просто теперь, когда вы занимаете такое высокое положение, - сказал Рексал. - Мне казалось, что для таких, как я, у вас нет времени.
- Арнольд не имел права так поступать, - заявил Чарли. - Он, очевидно, не осознавал, как далеко в прошлое уходят наши отношения. Я приношу глубокие извинения, Сид, и помните, для вас у меня всегда найдется время. А контракт у вас не сохранился, случайно?
- Конечно, сохранился, - ответил Рексал. - И это подтверждает, что я держу свое слово. - Он исчез, оставив Чарли отведать яйца по-шотландски и сделать глоток местного пива.
Трактирщик вернулся через несколько минут и бросил на стойку бумаги.
- Вот он, Чарли, цел-целехонек.
Чарли изучил контракт, который ему показывал Арнольд еще полтора года назад. На нем уже стояла подпись "Сид Рексал" и после слов "на рассмотрение" была указана сумма в шесть тысяч.
- Все, что было нужно, так это поставить дату и подпись, - сообщил Сид. - Я уже перестал надеяться, что вы купите их у меня, Чарли, после стольких лет.
- Как вам известно, Сид, я человек слова. Мне только жаль, что мой управляющий директор был плохо осведомлен о нашей личной договоренности. - Чарли достал из кармана бумажник, взял чековую книжку и, написав сверху "Сид Рексал", а чуть ниже "шесть тысяч фунтов", поставил внизу свою размашистую подпись.
- Вы джентльмен, Чарли, я всегда говорил это. Разве не так, Хильда?
Миссис Рексал энергично закивала, а Чарли улыбнулся, взял контракт и, положив его в "дипломат", пожал руки трактирщику и его жене.
- Какой я нанес вам ущерб? - спросил он, допив свое пиво.
- Это за мой счет, - взмолился Рексал.
- Но, Сид…
- Нет, я не могу относиться к своим старым друзьям, как к посетителям. За мой счет, - говорил он в то время, как зазвонил телефон и Хильда пошла, чтобы взять трубку.
- Ну что же, мне пора отправляться в путь, - сказал Чарли. - Иначе я опоздаю на эту конференцию, а мне еще предстоит произносить очередную речь сегодня вечером. Приятно было иметь дело с вами, Сид. - Он уже был у двери, когда к стойке бегом вернулась миссис Рексал.
- Тебя просит к телефону леди, Сид. Звонит издалека. Говорит, что ее зовут миссис Трентам.
Со временем Чарли овладел всеми тонкостями порученного ему дела. Никто из управляющих портами не знал, когда он ворвется к нему в кабинет, и ни один из поставщиков не удивлялся, когда он требовал для проверки их счета-фактуры, а президент Национального союза фермеров лишь урчал от умиления, когда речь заходила о Чарли.
Он никогда не считал нужным звонить премьер-министру, хотя тот позвонил ему однажды сам. Звонок раздался в четыре сорок пять утра, и Чарли снял трубку телефона на своем рабочем столе.
- Доброе утро, - сказал он.
- Трумпер?
- Да, а кто это говорит?
- Черчилль.
- Доброе утро, премьер-министр. Что я могу сделать для вас, сэр?
- Ничего. Я просто проверяю, правду ли говорят о вас. Кстати, спасибо вам. - Телефон замолчал.
Чарли иногда даже удавалось выкроить время, чтобы пообедать с Дэниелом. Мальчик служил теперь в министерстве обороны, но никогда не распространялся о том, чем он там занимается. После того как ему было присвоено капитанское звание, Чарли беспокоился только о том, какова будет реакция Бекки, когда она увидит его в форме.
Встретившись с Томом Арнольдом в конце месяца, Чарли узнал, что Хадлоу ушел в отставку с поста управляющего банком, а на его место назначен Пол Меррик, который оказался гораздо менее сговорчивым.
- Говорит, что мы недопустимо превысили кредитный лимит и что с этим надо что-то делать, - пояснил Том.
- На самом деле? - удивился Чарли. - В таком случае мне, очевидно, надо увидеться с этим мистером Мерриком и сказать ему пару ласковых слов.
Хотя Трумперы теперь владели всеми магазинами на Челси-террас, за исключением букинистической лавки, миссис Трентам и ее превращенный в руины многоквартирный дом по-прежнему вызывали головную боль у Чарли, не говоря уже о Гитлере и его продолжавшейся войне, - их он ставил в один ряд и почти всегда именно в таком порядке.
К концу 1942 года с победой Восьмой армии под Эль-Аламейном в войне с Гитлером наметились благоприятные перемены. И Чарли был уверен в правоте Черчилля, когда тот провозгласил, что со вступлением союзных войск сначала в Африку, а затем в Италию, Францию и, наконец, в Германию в ходе войны произошел перелом.
Но к тому времени мистер Меррик уже сам настаивал на встрече с Чарли.
Когда Чарли впервые появился в кабинете Меррика, его удивило, каким молодым был преемник Хадлоу. В течение некоторого времени ему также пришлось привыкать к тому, что управляющий банком не носит жилетки или черного галстука. Пол Меррик был слегка выше Чарли и таким же широким во всем, кроме улыбки. Чарли быстро понял, что разговор предстоит долгий.
- Вам известно, мистер Трумпер, что ваш кредитный лимит превышен на сорок семь тысяч фунтов и что текущие доходы компании не покрывают даже…
- Но наша собственность должна оцениваться в четыре или пять раз выше этой суммы.
- Только в том случае, если вы сможете найти желающего приобрести ее.
- Но я не намерен продавать ее.
- У вас может не остаться выбора, мистер Трумпер, если банк решит лишить вас права пользования.
- Тогда мне придется поменять банк, - заметил Чарли.
- У вас, очевидно, не было времени, чтобы ознакомиться с протоколами заседаний вашего собственного правления, ибо на последнем из них ваш управляющий директор доложил о том, что за последний месяц он посетил шесть банков и ни один из них не проявил ни малейшего желания взять к себе счет Трумперов. - Не дождавшись реакции клиента на свои слова, Меррик продолжал: - Мистер Кроутер заявил на правлении в этой связи, что вставшая перед ними проблема вызвана тем, что цены на собственность в настоящее время оказались самыми низкими со времен тридцатых годов.
- Но это изменится за одну ночь, стоит только закончиться войне.
- Возможно, но это может произойти через несколько лет, а вы рискуете оказаться неплатежеспособным задолго до этого времени.
- Скорее, через несколько месяцев, чем лет.
- Особенно если вы будете продолжать подписывать чеки на шесть тысяч фунтов за собственность, которая стоит чуть ли не вдвое меньше.
- Но если бы я не…
- То не оказались бы в таком шатком положении.
Какое-то время Чарли не произносил ни слова.
- Так чего вы ждете от меня? - спросил он наконец.
- Чтобы вы внесли всю собственность и запасы товаров, которыми располагает ваша компания, в качестве залога под кредит. Все необходимые бумаги я уже подготовил. - Меррик размашистым жестом подвинул к нему лежавший на столе документ. - Если найдете нужным подписать его, - добавил он, указывая на пунктирную линию внизу страницы, - я смогу продлить вам кредит еще на двенадцать месяцев.
- А если я откажусь?
- У меня не останется другого выхода, как издать постановление о несостоятельности в течение двадцати восьми дней.
Чарли посмотрел на документ и увидел, что в строке выше уже стояла подпись Бекки. Пока Чарли взвешивал все "за" и "против", в кабинете стояла тишина. Затем, все так же молча, он достал ручку, нацарапал подпись и, толкнув документ назад, повернулся и вышел, не проронив больше ни слова.
Капитуляция Германии была подписана генералом Йодлем и принята от имени союзников генералом Беделлем Смитом в Реймсе 7 мая 1945 года.
Чарли непременно отправился бы на Трафальгарскую площадь праздновать вместе со всеми день победы в Европе, не напомни ему Бекки о том, что их перерасход достиг почти шестидесяти тысяч фунтов и что Меррик вновь грозил им банкротством.
- Он и так уже наложил свою лапу на всю собственность и запасы товаров. Что еще ему нужно от меня? - не выдержал Чарли.
- Теперь он рекомендует, чтобы мы продали одну вещь, что позволило бы нам погасить задолженность и просуществовать еще пару лет.
- И что это за вещь?
- "Едоки картофеля" Ван Гога.
- Никогда…
- Но, Чарли, картина принадлежит…
На следующее утро Чарли встретился с лордом Уолтоном и, сообщив министру о возникших проблемах, спросил, не может ли он теперь, когда война закончилась, освободить его от занимаемого поста.
Лорд Уолтон отнесся с пониманием к проблемам Чарли и дал ясно понять, что ему и его министерству очень жаль с ним расставаться.
Когда через месяц Чарли уходил со своего поста, единственное, что он взял с собой, была Джессика Аллен.
В 1945 году проблемы не отступали от Чарли, поскольку цены на недвижимость продолжали падать, а темпы инфляции возрастали. Но он тем не менее был тронут, когда после заключения мира с Японией премьер-министр устроил в его честь ужин на Даунинг 10. Дафни призналась в разговоре с Бекки, что никогда не бывала в этом доме, да и не была уверена, что ей хочется этого. Перси же возразил, что ему хочется там побывать и он даже завидует Трумперам.
На приеме присутствовали несколько ведущих министров кабинета. Бекки была посажена между Черчиллем и молодой восходящей звездой Рэбом Батлером, тогда как Чарли находился рядом с миссис Черчилль и леди Уолтон. Бекки наблюдала, как ее муж непринужденно беседует с премьер-министром и лордом Уолтоном, и не смогла сдержать улыбку, когда Чарли набрался смелости предложить премьеру сигару, которую он специально выбрал для этого случая в 139-м магазине. И никто из присутствовавших не мог даже заподозрить, что они находятся на грани банкротства. Когда прием подошел к концу, Бекки поблагодарила премьер-министра, который в свою очередь выразил благодарность ей.
- За что? - поинтересовалась она.
- За то, что вы отвечали на телефонные звонки вместо меня и принимали отличные решения от моего имени, - сказал он, провожая их по длинному коридору к выходу.
- Я не подозревал, что вам известно об этом. - Чарли покрылся краской.
- Известно? Да Уолтон рассказал об этом всему кабинету на следующий же день. Я никогда не видел, чтобы они так смеялись.
Проводив их до выхода, премьер-министр слегка поклонился Бекки:
- Доброй ночи, леди Трумпер.
- Ты знаешь, что это значит, не так ли? - спросил Чарли, когда их автомобиль сворачивал с Даунинг-стрит на Уайт-холл.
- То, что тебе скоро будет пожалован дворянский титул?
- Да, но важнее всего то, что нам придется продать Ван Гога.
Дэниел
1931–1947
Глава 29
"Ты маленький бастард", - это были первые слова, которые отложились в моей памяти. Мне было пять лет с тремя четвертями в то время, и их выкрикивала, показывая на меня, маленькая девочка, прыгавшая в дальнем конце игровой площадки. Весь класс замер и уставился на меня, когда я подскочил и пригвоздил ее к стенке.
- Что это значит? - потребовал я ответа, стискивая ее руки.
Она разревелась и пролепетала:
- Я не знаю. Я слышала только, как мама говорила папе, что ты маленький бастард.
- Я знаю, что означает это слово, - сказал кто-то за моей спиной. Я повернулся и, увидев за собой весь класс, не смог понять, кто их произнес.
- Что это значит? - еще громче выкрикнул я.
- Дай мне шесть пенсов, и я скажу тебе.
Это был Нил Уотсон, классный задира, всегда сидевший позади меня.
- У меня есть только три пенса.
Он подумал и заявил:
- Ладно, уж так и быть, скажу тебе за три пенса.
Он подошел ко мне и ждал с протянутой рукой, пока я медленно развязывал свой носовой платок, чтобы отдать все свои карманные деньги, выданные мне на неделю. Получив, он зажал их в ладони и прошептал мне на ухо:
- У тебя нет отца.
- Это неправда, - закричал я и стал бить его в грудь кулаками. Но он был намного больше меня и только посмеивался над моими хлипкими усилиями. Вскоре звонок возвестил об окончании перемены и все бросились в класс, хором выкрикивая: "Дэниел - бастард".
Когда во второй половине дня за мной пришла няня, чтобы забрать меня из школы, я спросил у нее, что означает это слово, убедившись прежде, что никто из одноклассников не подслушивает нас. На что она лишь сказала: "Как не стыдно задавать такие вопросы, Дэниел. Надеюсь, что не этому тебя учат в школе Святого Давида. Больше, пожалуйста, не говори мне это слово".
За чаем на кухне, когда няня ушла готовить мне ванну, я спросил повара, что означает слово "бастард". В ответ услышал: "Я не знаю, Дэниел, и советую тебе больше никого не спрашивать об этом".
Мать с отцом я не осмелился спрашивать, опасаясь, что слова Нила Уотсона могут оказаться правдой. Всю ночь я лежал без сна и размышлял над тем, как мне выяснить этот вопрос.
Мне вспомнилось, что совсем давно моя мать попала в больницу и должна была вернуться оттуда с моим братиком или сестрой, но этого не случилось. "Может быть, это делало меня бастардом", - думал я.
Примерно через неделю после того, как мама оказалась в больнице, няня возила меня навестить ее, но от этой поездки в моей памяти не осталось почти ничего, кроме бледности и печали на мамином лице. А вот радость от ее возвращения домой я помнил хорошо.
Следующий живо запомнившийся эпизод моей жизни связан с тем, как в одиннадцать лет я пошел в школу Святого Павла. Там мне впервые пришлось узнать, что такое тяжелый труд. В подготовительной школе я был лучшим учеником почти по всем предметам, не прилагая для этого особых усилий. Хоть меня и называли "зубрилой", но я не обращал на это никакого внимания. В "Святом Павле" оказалось много способных детей, но ни один из них не мог соперничать со мной в математике. Я не только любил этот предмет, вызывавший ужас у многих моих одноклассников, но и получал на экзаменах в конце четверти такие оценки, которые приводили в восторг моих родителей. Мне всегда не терпелось взяться за следующее алгебраическое уравнение, перейти к дальнейшему доказательству геометрической теоремы, приняться решать в уме арифметический пример, над которым бился на бумаге весь класс, кусая ручки в исписывая цифрами целые страницы.
С другими дисциплинами я тоже справлялся довольно успешно, а на досуге, не преуспевая в спортивных играх, занимался на виолончели и был даже приглашен в школьный оркестр, но мой классный наставник сказал, что все это пустяки, ибо совершенно очевидно, что всю свою дальнейшую жизнь я буду математиком. Тогда я не понял, что он имел в виду, поскольку знал, что отец мой бросил школу в четырнадцать лет, чтобы заняться лотком прадеда в Уайтчапеле, и, несмотря на то что мама закончила Лондонский университет, ей тем не менее приходилось работать в 1-м магазине на Челси-террас, чтобы отец "мог жить той жизнью, к которой он привык". По крайней мере, так она выражалась время от времени за завтраком.
Должно быть, где-то в то время я узнал истинное значение слова "бастард". Мы вслух читали "Короля Джона" в классе, поэтому я смог спросить об этом учителя английского языка мистера Саксон-Иста, не привлекая к себе всеобщего внимания. Один или двое из ребят закрутили головами и захихикали, но пальцем в этот раз никто не показывал и не шептался, и, когда учитель объяснил значение, я понял, что Нил Уотсон не так уж далек был от истины в свое время. Но, безусловно, такой ярлык не мог быть приклеен ко мне, ведь, сколько я себя помнил, мои родители всегда были вместе. Они всегда были мистером и миссис Трумперами.
Мне кажется, что я выбросил бы всю эту историю из головы, не подслушай я случайно разговор Джоан Мур с дворецким Гарольдом, спустившись однажды вечером на кухню за стаканом молока.
- Молодой Дэниел учится хорошо, - говорил Гарольд, - должно быть, унаследовал голову матери.
- Это верно, но надо молиться, чтобы он никогда не узнал правду о своем отце. - Эти слова заставили меня застыть у перил и внимательно прислушаться к дальнейшим словам.
- Что ж, ясно одно, - продолжал Гарольд. - Миссис Трентам никогда не признает мальчика своим внуком, так что одному Богу известно, кому достанутся все эти деньги.
- Теперь уже только не капитану Гаю, это уж точно, - сказала Джоан. - Все состояние достанется, наверное, этому отродью Найджелу.
После этого разговор перешел на то, кому накрывать утром стол, и я потихоньку вернулся в свою спальню, ка уснуть не смог.
И, хотя следующие несколько месяцев я подолгу просиживал на тех ступеньках в ожидании дальнейшей информации из уст слуг, они больше никогда не возвращались к этой теме.
В следующий раз я услышал фамилию "Трентам", когда к нам на чай приезжала маркиза Уилтширская, близкая подруга мамы. Я находился в зале, когда мама спросила:
- Ты была на похоронах Гая?
- Да, но прихожан было на них немного, - заверила ее маркиза. - Те, кто хорошо знал его, отнеслись к ним как к чудесному избавлению.
- А сэр Раймонд присутствовал?
- Нет, и это сильно бросалось в глаза, - прозвучало в ответ. - Миссис Трентам заявила, что он слишком стар для поездок, и тем самым намекнула, что она вскоре станет наследницей состояния.
Новые факты появились, а картина оставалась все такой же неясной.
Фамилия "Трентам" прозвучала в моем присутствии еще раз в разговоре отца с полковником Гамильтоном, который уже покидал наш дом после беседы в кабинете. Отец сказал ему тогда: "Сколько бы мы ни предложили миссис Трентам, она никогда не продаст нам эти квартиры". Полковник энергично кивнул в знак согласия, но вслух произнес только "чертова женщина".
Когда родителей не было дома, я нашел фамилию "Трентам" в телефонном справочнике. Но содержавшиеся там сведения: "Майор Трентам Дж. Х., член парламента, Честер-сквер 19", - мало что сказали мне.
Когда в 1939 году я, став ньютоновским стипендиатом по математике, поступил в колледж Тринити, мой отец чуть не лопнул от гордости. Мы все отправились в университетский городок на уик-энд, чтобы посмотреть мое будущее жилье, пройтись по галереям и большому университетскому двору.
Единственным черным пятном на моем безоблачном горизонте была нацистская Германия. В парламенте дебатировался вопрос о призыве на военную службу всех тех, кому было за двадцать, и я не собирался отсиживаться в тылу, если Гитлер осмелится ступить на польскую землю.
Мой первый год в Кембридже прошел успешно, главным образом благодаря моему руководителю Горацию Брадфорду, который вместе со своей женой Викторией считался одним из самых талантливых математиков среди преподавателей университета того времени. По слухам, миссис Брадфорд в свое время была лучшей студенткой и претендовала на премию Вранглера, но, как объяснил ее муж, эта престижная награда не досталась ей только потому, что она была женщиной. Премия была присуждена мужчине, имевшему вторые показатели. Когда об этом узнала моя мать, она покраснела от гнева.