...
"Да и что я оставил – там, откуда уехал и еду? Пару дохлых портянок и казенные брюки, плоскогубцы и рашпиль, аванс и накладные – вот что я оставил! А что впереди? Что в Петушках на перроне? – а на перроне рыжие ресницы, опущенные ниц…"
"Прошу вас, дорогие! – мысленно обратился Петр к судьям, прокурору и присяжным. – Умоляю… Да не будет сейчас пошлых намеков и обличений. Послушайте, я не призываю никого ни к пьянству, ни к блуду – Боже упаси. Я взываю к милосердию. От имени Венечки, от своего лично, от имени миллионов таких же, как мы с ним, – бывших пьяниц и блудников. Понимаете в чем дело? Это у нас в прошлом. Венечка перешел в мир иной, мы, живые, исповедали свои грехи в Церкви. И Господь нас простил".
Вспомним, сколько среди нынешних святых бывших пьяниц и блудников. Вспомним ту блудницу из "Аскетической проповеди" святителя Игнатия Брянчанинова. Она решила покаяться и уйти в монастырь, она пошла туда, побежала… но не дошла. Умерла у ворот обители. И душа ее вознеслась на небеса. Проживавший недалеко монах-затворник "видел простирающийся от женского монастыря к небу светлый путь, по которому идет душа в великой радости, руководимая ангелами, и приближается ко вратам небесным". "И ее намерение Бог принял за самое дело".
Как милостив Господь! Если мы сами чего-то не можем, но страдальчески взываем к Нему, обязательно наши слезы, наши вопли будут услышаны. Да мы немощны. Да мы духовно уродливы. Много лет нас обманывали, отравляли, спаивали. Увы, не каждый способен дойти да храма и встать на путь спасения. Но если в наших сердцах осталась любовь, если она жива, если мы сердечно каемся во грехах, – Господь Своей безграничной милостью покроет наши недостатки. Богатством отеческой любви восполнит нищету детей Своих.
Однако продолжим. Сейчас будет нечто пронзительное. В этих строчках Венечка открывается нам с дивной стороны. Здесь понимаешь, почему этот очерк назван автором Поэмой.
...
"А там, за Петушками, где сливается небо и земля, волчица воет на звезды, – там совсем другое, но то же самое: там в дымных и вшивых хоромах… распускается мой младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев. Он знает букву "ю" и за это ждет от меня орехов. Кому из вас в три года была знакома буква "ю"? Никому; вы и теперь-то ее толком не знаете. А вот он – знает, и никакой за это награды не ждет, кроме стакана орехов.
Помолитесь, ангелы, за меня. Да будет светел мой путь, да не преткнусь о камень, да увижу город, по которому столько томился. …
– … Мы боимся, что ты не доедешь, и он останется без орехов …
– Ну что вы, что вы! Пока я жив… что вы! В прошлую пятницу – верно, в прошлую пятницу …я раскис…
– Бедный мальчик … – вздохнули ангелы. …
Прелестные существа эти ангелы! Только почему это "бедный мальчик"? Он нисколько не бедный! Младенец, знающий букву "ю", как свои пять пальцев, младенец, любящий отца, как самого себя, – разве нуждается в жалости?
Ну, допустим, он болен был в позапрошлую пятницу, и все там были за него в тревоге… Но ведь он тут же пошел на поправку, – как только меня увидел!.. Да, да… Боже милостивый, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось и никогда ничего не случалось!
Сделай так, Господь, чтобы он, если даже и упал с крыльца или печки, не сломал бы ни руки своей, ни ноги. Если нож или бритва попадутся ему на глаза, – пусть он ими не играет, найди ему другие игрушки, Господь. Если мать его затопит печку – он очень любит, когда мать затопляет печку, – оттащи его в сторону, если сможешь. Мне больно подумать, что он обожжется… А если и заболеет, – пусть только меня увидит, сразу идет на поправку…
Да, да, когда я в прошлый раз приехал, мне сказали: он спит. Мне сказали: он болен и лежит в жару. … Я долго тогда беседовал с ним и говорил:
– Ты… знаешь что мальчик? Ты не умирай… ты сам подумай (ты ведь уже рисуешь букву, значит, можешь подумать сам): очень глупо умереть, зная одну только букву "ю" и ничего больше не зная… Ты хоть сам понимаешь, что это глупо?
– Понимаю, отец …
...
И как он это сказал! И все, что они говорят – вечно живущие ангелы и умирающие дети – все так значительно, что я слова их пишу длинными курсивами, а все, что мы говорим, – махонькими буквами, потому что это более или менее чепуха. "Понимаю, отец!"…
– … Ты любишь отца, мальчик?
– Очень люблю …
– Ну вот и не умирай… Когда тебя нет, мальчик, я совсем одинок… Ты понимаешь?.. Ты бегал в лесу этим летом, да?.. И, наверно, помнишь, какие там сосны?.. Вот и я, как сосна… Она такая длинная-длинная и одинокая-одинокая, вот и я тоже… Она, как я, – смотрит только в небо, а что у нее под ногами – не видит и видеть не хочет… Она такая зеленая и вечно будет зеленая, пока не рухнет. Вот и я – пока не рухну, вечно буду зеленым…
– Зеленым , – отозвался младенец.
– Или вот, например, одуванчик. Он все колышется и облетает от ветра, и грустно на него глядеть… Вот и я: разве я не облетаю? Разве не противно глядеть, как я целыми днями все облетаю да облетаю?.."
Когда Петр читал это, право же… Ведь сейчас, несмотря на всемерный рост православных рядов, несмотря на предельное заполнение храмов и высокую их посещаемость – мало с кем поделишься этим.
"Но пусть, – кивнул Петр головой, – пусть снова стану посмешищем для тех, кто называясь православными, крутят пальчиком у виска, когда говоришь им об этом. Итак, приготовьте персты, господа! Сдвиньте кудряшки с висков.
…В те минуты, когда я это читал, так что-то тепло на душе стало. И не было сомнения, что Венечка встал рядом и тихо поблагодарил меня, убогого. Право же, братья и сестры, это приятно: оправдывать человека, который ни оправдывался при жизни, ни выпячивал грудь, но… выставлял себя мишенью на всеобщее позорище. Трудно это объяснить на словах. Это или есть или нет. Но только кающемуся, молящемуся, любящему – обязательно приходит такого рода "оповещение". И тогда понимаешь самое главное: ты на истинном пути. Это угодно Богу".
Вспомнились два слова, "противобиющих". Вот одно, от преподобного Варсонофия Оптинского: "тронь тщеславие пальчиком – оно завопит: "убивают!" Другое – из книги "На горах Кавказа". Там есть такой момент. Схимонахиня Зосима во время службы ходила по храму с плакатом на спине, на котором крупными буквами – позорнейшие грехи. Священник, несмотря на протесты возмущенных прихожан, допустил ее к причастию. Потом объяснил, что среди грехов были написаны те, которые девушкам никак не свойственны. Оказывается, 18-летняя схимонахиня, Божия избранница, чистейшая душа, горящая пламенем веры и покаянием, нарочно позорила себя для смирения, чтобы достойно принять Святые дары.
Видимо, это сокровенная потребность высокой души – уничижать мысленного гордого зверя, "томить томящего мя". К сожалению, мало кому опытно известно, как воспаряет душа к небесному, когда собственноручно поражаешь убийственную гордость свою.
А теперь вернемся к Поэме. Из разговора Венедикта с самим собой:
...
"… Ты редко говоришь складно и умно. И вообще мозгов в тебе не очень много. Тебе ли, опять же, этого не знать? Смирись, Веничка, хотя бы на том, что твоя душа вместительнее ума твоего. Да и зачем тебе ум, когда у тебя есть совесть…
– А когда ты в первый раз заметил, Веничка, что ты дурак?
– А вот когда. Когда я услышал одновременно сразу два полярных упрека: в скучности, и в легкомыслии. Потому что если человек умен и скучен, он не опустится до легкомыслия. А если он легкомысленен да умен – он скучным быть себе не позволит. А вот я, рохля, как-то сумел сочетать.
И сказать почему? Потому что я болен душой, но не подаю вида. Потому что с тех пор, как помню себя, я только и делаю, что симулирую душевное здоровье, каждый миг, и на это расходую все (все без остатка) и умственные, и физические, и какие угодно силы. … А о том, что меня занимает, – об этом никогда и никому не скажу ни слова…
К примеру: вы видели "Неутешное горе" Крамского? Ну, конечно, видели. Так вот, если б у нее, у этой оцепеневшей княгини или боярыни, какая-нибудь кошка уронила бы в ту минуту на пол что-нибудь такое – ну, фиал из севрского фарфора, – или, положим, разорвала бы в клочки какой-нибудь пеньюар немыслимой цены, – что же она? Стала бы суматошиться и плескать руками? Никогда бы не стала, потому что все это для нее вздор, потому что, на день или на три, но теперь она выше всяких пеньюаров и кошек и всякого севра!
Ну, так как же? Скушна эта княгиня? – она невозможно скушна и еще бы не скушна! Она легкомысленна? – в высшей степени легкомысленна!
Вот так и я. Теперь вы поняли, отчего я грустнее всех забулдыг? Отчего я легковеснее всех идиотов, но и мрачнее?.. отчего я и дурак, … и пустомеля разом?
… Впрочем ладно… Женщина плачет, – а это гораздо важнее… О, позорники! Превратили мою землю в … ад – и слезы заставляют скрывать от людей, а смех выставлять напоказ!.. О, низкие сволочи! Не оставили людям ничего, кроме скорби и страха и после этого – и после этого смех у них публичен, а слезы под запретом?.."
Человек, написавший такое, живущий с этим годы и годы, смиряется и учится бытовой снисходительности. Как-то один человек рассказывал о своих проблемах. Навалилось тогда на его бедную головушку столько всего разного, что только перечисление заняло не меньше часа. Но вот он на миг замолчал и… просиял: "Эх, и любит же меня Господь! Так заботливо смиряет!"
Смирение – вот за что идет непрестанная битва в земной жизни. Сатана пал гордостью, а мы спасаемся смирением. Самое краткое определение этого важнейшего понятия, пожалуй, у владыки Антония Сурожского. Смирение – это мирное принятие всего, что происходит в жизни, как посланное Богом.
Венечка едет в лязгающей электричке. Вокруг сидят люди. Простые работяги. Как принято было в те запойно-застойные времена, дальняя дорога скрашивается вином и разговорами.
Кому приходилось ездить в этих поездах, подтвердит: дивные истории доводилось выслушивать! От интересных людей. Подсядет такой, знаете ли, простенький дядечка в старом пальтишке, или такая невыразительная тетечка в платке – и такое расскажет, хоть на музыку клади и – готова баллада.
Венечка-то человеком был весьма неординарным. И по свидетельствам очевидцев, не жаловал не только пошлости, но и хамства. Да и людей видел несколько глубже, чем большинство. Такому человеку выслушивать истории под стук колес и звон стаканов непросто. Не каждая на душу ляжет. Ему бы самому говорить без умолку. Но он умел слушать. Тут без смирения, без мудрого снисхождения никак не обойтись.
...
"Представляю, – подумал я, что это будет за чушь! Что за несусветная чушь!" И я вдруг припомнил свою похвальбу в день моего знакомства с моей Царицей: "Еще выше нанесу околесицы! Нанесу еще выше!" что ж пусть рассказывает… надо чтить, повторяю, потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там одна дрянь – все равно: смотри и не плюй…"
Что же выслушивал он, призывая себя самого и нас к уважению собеседника? Даже если тот малотрезв и в его импровизации, нет, нет, да просочится некая вполне простительная и, собственно, невольная… чушь? Вот одна из таких историй. Прошу внимания, господа, это желательно слушать в тишине:
...
"А я в это время на больничном сидела, сотрясение мозгов и заворот кишок, а на юге в это время осень была, и я ему заорала: "Уходи, душегуб, совсем уходи!" ― А потом кричу: "Ты хоть душу-то любишь во мне? Душу – любишь?" а он все трясется и чернеет: "Сердцем, – орет, – сердцем да, сердцем люблю твою душу, но душою – нет, не люблю!!"
И как-то дико, по-оперному, рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир-на-Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделяла вся Европа. А бабушка моя глухонемая, с печки мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"!"
И смех, и слезы, и любовь… Право же, господа братья и сестры, право же, дорогие, не знаю как вам, но мне почему-то такая вот Даша (Маша, Ириша…) интересна и дорога, как личность. Особенно, когда есть с чем сравнивать. Недавно один парень вернулся из Америки. Он там работал в солидной фирме с людьми, весьма уважаемыми. Несколько лет сидел он за обеденным столом с тремя коллегами. И молчал. Все четверо молчали, уткнувшись в газеты. Конечно, по своей русской привычке, он первый год пытался их как-то разговорить. Затевал беседы на разные темы: о семье, о природе, о рыбалке и спорте – как об стенку горох. Жуют свои ростбифы с черными бобами, запивают кокой и молчат, как рыбы.
А тут случайные люди в дребезжащей электричке своим вниманием, своей христианской душой обнимают весь мир. Они обсуждают, спорят и делятся мнением обо всем. Они дают "срез" эпохи, своего времени с обязательным экскурсом во всемирную историю. Шутовской, потешный, грубоватый – но эпохальный:
...
Русь, Москва, Кремль, Курский вокзал, Петушки, Иван Козловский, "Цирюльник", "Серп и молот", святая Тереза, Карачарово, Чухлинка, Федор Шаляпин, "Отелло", Орехово-Зуево, Каин, Манфред, Кусково, Иван Тургенев, Павлово-Посад, "Свежесть", Шереметьево, Абба Эбан, Моше Даян, Александр Блок, Соломон, Новогиреево, Гималаи, Тироль, Кама, КПСС, Пьер Корнель, Реутово, Никольское, Крамской, Железнодорожное, Черное, Марат, Карл Маркс, Ильич, Гоголь, Купавна, Дворжак, Солоухин, Максим Горький, Петр Великий, Николай Кибальчич, Электроугли, Эммануил Кант, Фридрих Энгельс, "Слезы комсомолки", Пушкин, Храпуново, Островский, Амур, Есино, Иван Бунин, Куприн, Антон Чехов, Фридрих Шиллер, Мусоргский, Римский-Корсаков, Герцен, Писарев, Гете, Шиллер, Мифестофель, Эрдели, Дулова, Лоэнгрин, Ференц Лист, Павлово-Посад, Сибирь, Житомир, Штаты, Манхэттен, Назарьево, Дрезна, Италия, Везувий, Геркуланум, Помпея, Франция, линия Мажино, Пальмиро Тольятти, Луиджи Лонго, Сорбонна, Нотр-Дам, де Голль, Елисейские поля, Луи Арагон, Эльза Триоле, Луи Арагон, Жан-Поль Сартр, Симон де Бовуар, "Ревю де Пари", Верден, Ламанш, Рубикон, Каносса, Гринвич, Индира Ганди, Дубчек, Гипатия, Александрия, "Шехерезада", Лукреций, Тарквиний, Диоген, Сальери, Поломы, Елисейково, Робеспьер, Оливер Кромвель, Софья Перовская, Вера Засулич, НАТО, Улаф, Франко, Акаба, Вильсон, Гомулка, Сухарто, Циранкевич, Крутое, Понтий Пилат, Б-52, "Фантомы", Усад, Покров, Стаханов, Папанин, Водопьянов, лорд Чемберлен, Минин, Пожарский, Омутище, Леоново, Эринний, Суламифь, Ахиллес, Митридат, Садовое Кольцо, шило, горло, боль, "Ю"…
Откуда в русском человеке такая всеохватность? Ну ладно был бы американцем, тогда понятно: сверхдержавные амбиции сверхчеловеков, открытые границы, безвизовый проезд и все такое… Но эти-то – работяги, полунищие, сто раз обманутые и ограбленные. Им-то что за дело до стран и народов, которых им не видать, как собственных ушей? Чему тогда учили "партия, народ и лично дорогой Леонид Ильич"? "Трудись, читай пленарные тезисы в "Правде", гордись социалистическим строем и не выставляйся". А если душа больше, чем тезисы пленарных заседаний? А если она сохраняет в себе "остаточное христианство", которое не под силу вытравить десятилетиям атеизма и репрессий? Да и не только "остаточное". Кто тогда не читал Библию, ксерокопий "крамольных, антисоветских" книг и не слушал того же владыку Антония по Би-Би-Си? Разве только ленивый.
И вот духовно жаждущий русский человек с душой нараспашку носит в себе нечто…