№ 132
Речь защитника, адвоката М. М. Мешанкина на заседании суда по делу № I-234/5678-9
К сожалению, не было и нет должности товарища адвоката, поэтому в обращаюсь ко всем, как положено обращаться там, где вершится правосудие.
Высокий суд!
Ваша честь!
Далеко не во всяком процессе в роли государственного обвинителя выступает исполняющий обязанности Генерального прокурора страны. Причины этого могут быть разные, в том числе и те, о которых говорил уважаемый Александр Иванович, но, я думаю, все с этим согласятся, один лишь этот факт выделяет данный процесс из всех судебных процессов, идущих сейчас на просторах нашей бескрайней Родины. Надеюсь, вы не заподозрите меня в непатриотизме, но я не могу сегодня ответить на вопрос: "С чего начинается Родина?" – так как не знаю, о какой родине идет речь. Мы живем в стране под названием Россия, а ведем судопроизводство по Уголовному кодексу РСФСР, страны, которой нет, и, надеюсь, больше никогда не будет. Возможно, называя нас товарищами, уважаемый государственный обвинитель так тонко обозначил этот вынужденный дуализм существования современного российского общества?
Уже давно стала общим местом фраза, принадлежащая то ли Конфуцию, то ли Лао-цзы: "Трудно жить во времена перемен". Мы все сегодня живем во времена перемен и ощущаем трудности этой жизни на себе. "Времена не выбирают, в них живут и умирают", – сказал поэт, а я от себя добавлю: а еще и сидят. "Нас выбирает время", – сказал другой поэт, и тут уж мне нечего добавить. В данном случае время выбрало моего подзащитного. Александр Иванович Сокрушилин предложил взглянуть, как он выразился, на "существо" в клетке глазами человека обвиняющего. Я же предлагаю посмотреть на сидящего в этом огражденном металлическими прутьями пространстве глазами человека защищающего. В речи государственного обвинителя дважды прозвучало слово "рефлексия", прозвучало так, как будто это какой-то изъян, порок, ведущий к непременному преступлению, и за него надо судить, как в сталинские времена судили за недоносительство. А между тем рефлексия – это то, что сделало образованных русских людей интеллигенцией. Чехов, Блок, Есенин и даже Маяковский, весь Серебряный век русской литературы – всё это золотые плоды рефлексии. Это красиво, но это правда. Совершенно не случайно мой подзащитный любит Евгения Евтушенко, одного из самых рефлексирующих современных русских поэтов. Евгений Золоторотов образован, воспитан, начитан. "Существо в клетке?" Нет, господа! Это тоже человек!
Обвинения, предъявленные ему, ужасны вне зависимости от того, совершал он их или нет, но даже если и совершал, – это те преступления, которые относятся к так называемой интимной сфере жизни – загадочной, таинственной, почти мистической. Что мы о ней знаем? Ни-че-го! "Хочу!" – говорит человек, и ничто не может остановить торжествующий зов его плоти, как вешние воды не знают преград. Нет, я ни в коем случае не выступаю адептом сексуального насилия, я просто прошу высокий суд отнестись к этой проблеме с должной мерой понимания. Слава богу, сегодня не судят людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией, но ведь статья, преследующая людей луны, до сих пор присутствует в кодексе, по которому будет осужден или оправдан Евгений Золоторотов, в этом кодексе также существует ужасный, оскорбительный термин "мужеложство", причем рядом со "скотоложством", как бы уравнивая венца творения с грубой бессловесной скотиной. Нет, нет, я не пропагандирую здесь сексуальную распущенность и вседозволенность, но призываю высокий суд шире взглянуть на так называемую проблему пола.
Но что же лежит в основе вышеприведенного "хочу"? Любовь! Любовь – вот что оправдывает человека, какое бы причудливые формы это великое чувство не принимало. Любовь оправдывает всё. Мир тесен до безобразия. Я знаю историю о том, как кошка напала в магазине на девушку, знакомую уважаемого Александра Ивановича, но я знаю эту историю с другой стороны, если так можно выразиться, из-за прилавка, так как в том магазине, а точнее, в модном бутике, менеджером по продажам работает один мой знакомый. Девушка была с собакой, а у кошки в тот момент были котята. Это не кошка напала на девушку, а кормящая мать защищала своих детенышей.
Я впервые слышу, что прабабушку Пушкина съели ее собаки, но кто знает, быть может, в этом состояла последняя воля умершей?
Мне тоже есть, что рассказать на тему "человек и животное". Например, о человеке, который заказал себе икону с изображением его безвинно убиенной кошечки. Вы смеетесь? Напрасно. Эта икона облегчает страдания человека, возвышает его. Человек верит, что его Мурка – святая. Он верит, понимаете – верит! Человеку надо на кого-нибудь молиться. Кто-то валится в ножки простому муравью, а кто-то создает иконографию своей кошки. На наших судебных заседаниях не принято аплодировать, но если бы аплодисменты сейчас зазвучали, я бы переадресовал их сидящему в клетке человеку. Он – автор этих мыслей и идей, его "Собаки и кошки, как фактор любви" заставили меня на многое взглянуть по-новому, и очень жаль, что от этого произведения уцелели только небольшие фрагменты. Размышляя о моем подзащитном, общаясь с ним, думаешь невольно: "Нет, это какое-то недоразумение! Не мог этот человек сделать то, в чем его обвиняют!" К тому же, и это уже точно доказано, он не убивал знаменитую, как оказалось, бабушку. Кому из нас хотя бы раз в жизни не хотелось убить бабушку, и кое-кому это даже удавалось. А он не убивал, и у него в мыслях не было это сделать. Доказано, что Клара Ивановна Шаумян умерла в результате несчастного случая. Так может, под этим углом зрения следует взглянуть и на остальные инкриминируемые моему подзащитному преступления, в том числе побег из-под стражи? Весь этот побег – одно белое пятно, и волей-неволей напрашивается вопрос: а был ли побег? И где был эти три дня и три ночи Евгений Алексеевич? Почему он молчит, не рассказывает? Быть может, он был в гостях у гуманоидов? Тогда давайте вызовем гуманоидов в суд в качестве свидетелей?
Я хотел бы обратить ваше внимание на сакраментальную цифру тридцать восемь, хотя тридцать семь пунктов фактически развалились, то есть изнасилование предполагается только в одном пункте, а там-то его как раз и не было.
В заключение своей полной блеска речи господин исполняющий обязанности Генерального прокурора сделал простительную для него ошибку, назвав режиссером фильма "Место встречи изменить нельзя" Никиту Михалкова. Неискушенные зрители, каковым, по всей видимости, является и Александр Иванович, почему-то склонны все успехи советского и российского кино приписывать этому обаятельнейшему человеку, но между тем режиссером данного фильма является совершенно другой человек – Станислав Говорухин, между прочим, депутат Государственной думы. С фразой из этого фильма: "Преступник должен сидеть в тюрьме" по своей цитируемости конкурирует лишь фраза, которой так любят украшать свои кабинеты милицейские начальники: "То, что вы еще не сели, это не ваша заслуга, а наша недоработка". Что и говорить, преступник должен сидеть в тюрьме, кто же станет с этим спорить, но чёрт в деталях. Какой преступник, как сидеть и сколько? Возможно, Александр Иванович Сокрушилин в силу своего возраста еще не читал книгу, по которой был снят фильм "Место встречи изменить нельзя". Ее написали прекрасные писатели братья Вайнеры, и называется она "Эра милосердия". Точно так же должен был называться и фильм, но в те времена подобное название казалось вызывающим, грозящим устоям коммунистической системы. Но какие же прекрасные это слова – эра милосердия! Мы дождались ее, дожили, мы ее выстрадали и вот мы, наконец, живем в эру милосердия. Так давайте же ей, наконец, соответствовать!
№ 133
Последнее слово подсудимого на закрытом судебном заседании по делу № I-234/5678-9
Подсудимый: Я очень благодарен своему защитнику господину Мошонкину… Извините, господин… Мешонкин… Опять извините, но я действительно вам очень благодарен, потому что своей речью вы возрождаете традиции великой русской литературы… То есть, я хотел сказать – адвокатуры… (Смеется.)
Судья: Подсудимый, почему вы смеетесь, вам плохо?
Подсудимый: Нет, мне хорошо. У меня не последнее слово, последний вопрос к государственному обвинителю. Скажите, Александр Иванович, когда вы меня допрашивали первый раз, год назад, там, в Благовещенском переулке, помните? Вы пели там под гитару романс на слова Лермонтова: "Когда волнуется желтеющая нива", там в конце слова: "И в небесах я вижу Бога", мне показалось тогда, что вы… Скажите, вы действительно… его видели?
Обвинитель: Вы имеете в виду Бога? Разумеется, видел! Я его почти каждый день вижу. Вот и сегодня, когда брился.
Судья: Подсудимый, у вас еще есть вопросы?
Подсудимый: Больше вопросов нет. (Смеется.)
Судья: И слов?
Подсудимый: И слов. (Смеется.)
№ 134
ПРИГОВОР
Именем Российской Федерации
20-го августа 1998 года Московский городской суд в составе председательствующего судьи Ващеватых Н. И., народных заседателей Иванова С. Г., Петровой Н. Г., при секретаре Свищовой С. С.,
с участием и. о. Генерального прокурора РФ Сокрушилина А. И.,
адвоката Мешанкина М. М.,
рассмотрев в закрытом судебном заседании уголовное дело Золоторотова Евгения Алексеевича, уроженца г. Москвы, русского, образование высшее, до ареста работавшего врачом ветеринарной клиники "Айболит-2000", проживающего по адресу: г. Москва, ул. Братиславская, д. 35, кв. 210, обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 117 ч. 215, 117 ч. 3, 117 ч. 4 УПК РСФСР,
установил:
Золоторотов Е. А. многократно совершал действия сексуального характера, соединенные с угрозой убийством в отношении лиц, не достигших четырнадцатилетнего возраста.
Золоторотов Е. А. совершил побег из-под стражи с применением насилия с угрозой убийством к конвоировавшим его милиционерам и нанесением тяжких телесных повреждений одному из них.
В соответствии с актом № 13/13 амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы Золоторотова Е. А. следует считать вменяемым, так как он не является психически больным. При производстве дополнительной судебно-медицинской экспертизы в связи с появлением "научного трактата" "Собаки и кошки как фактор любви" эксперты-психиатры Б. Л. Нефедкин и Т. И. Нефедкина-Райхельштокк также пришли к заключению о вменяемости подсудимого, все умозаключения которого носят симулятивный характер.
Учитывая, что в действиях Золоторотова усматривается особо опасный состав преступлений, он подлежит направлению для отбывания наказания в колонию строгого режима.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 301–303, 315 УПК РСФСР, суд приговорил:
Золоторотова Евгения Алексеевича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 117 ч. 215, 117 ч. 3, 117 ч. 4 УПК РСФСР и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на двадцать один год с отбыванием наказания в колонии строгого режима.
№ 135
Фрагмент судебного заседания после оглашения приговора, не вошедший в протокол
Судья: Прекратите ржать, подсудимый!
Подсудимый: Я не ржу.
Судья: А что вы делаете?
Подсудимый: Ничего не делаю…
№ 136
ИЗ ЦИВС
ГУИН ГУВД г. Москвы
21. 08. 98
Приказ № 287
Перевести заключенного Золоторотова Е. А. из камеры № 40 в общую камеру № 44.
Начальник ИЗ ЦИВС подполковник Светляк С. М.
№ 137
Секретно
Начальнику ИЗ ЦИВС
подполковнику внутренней службы Светляку С. М.
от начальника оперативной части
капитана Рядовкина А. С.
Рапорт
По донесению агентов Маркиза и Челентано в ночь с 21-го на 22-е августа в камере № 44 был подвергнут избиению и изнасилованию заключенный Золоторотов Е. А., осужденный по ст. 117 и др.
Начальник оперативной части капитан Рядовкин А.
№ 138
ИЗ ЦИВС
ГУИН ГУВД г. Москвы
Приказ
Этапировать заключенного Золоторотова Е. А., осужденного по ст. 117 и др. в ИТУ 4/12-38 в К-ской области.
31 сентября 1998 г. Начальник ИЗ ЦИВС
полковник Светляк С. М.
Приложение прозаическое
Эдуард Сак-Саковский
Нежданно-негаданно
Рассказ-быль
Вечерело. Смеркалось. От сырой земли тянуло холодом. Далекие и близкие гудели поезда. Ноздри жадно втягивали запахи дороги – жженого угля, креозота, машинного масла и чего-то еще, от чего сжимается сердце и вспоминается детство… Но вспоминать некогда – этап! При этом слове строгими и жесткими становятся лица и конвойных, и заключенных. В камере, где в ожидании приговора приходится проводить месяцы, а то и годы, все узнают друг друга до мельчайших черт характера, а здесь, как в день ареста, – все чужие, и не только из разных камер, но и из разных СИЗО. Здесь нет смысла знакомиться и общаться – встретились на несколько часов или несколько суток и разошлись навсегда. К тому же каждый, кто отправляется по этапу, думает о том, что ждет его впереди. Позади – следствие, суд, приговор, впереди – срок, отмеренная справедливым законом новая жизнь, и как там она сложится – неизвестно. Поэтому на этапе все молчаливы, редко, когда кто с кем заговорит, а уж такого, чтобы кто-то проговорил всю ночь, я что-то не припомню.
Еще просматривая списки этапированных, я невольно споткнулся об одну фамилию – Зимородков. Что и говорить – редкая фамилия, а птица, от которой эта фамилия произошла, и того реже. Кто хоть раз видел зимородка своими глазами, не забудет его уже никогда. Словно залетела эта невеликая птаха в наши суровые края с ее неброской красотой из райских тропических лесов и вопреки всему – выжила, прижилась, да еще стала яички откладывать! Говорят, зимородок – единственная птица, которая выводит своих птенцов зимой, но я специально справлялся в научной литературе – легенда. Однако не только этим привлекла меня редкая фамилия в списке этапированных, а и тем еще, что встречалась она там дважды. Проходят по одному делу? Смотрю документы – нет, дела разные. Один – закоренелый рецидивист, а у другого, как говорится, первая ходка. Годы рождения тоже разные, причем рецидивист Зимородков на двадцать пять лет старше новичка-однофамильца. А имя старшего совпадает с отчеством младшего… Загадка! Но на отгадку времени нет. На этапе находятся несколько опасных, склонных к побегу преступников, а за ними нужен глаз да глаз! Автозаки подъезжают к железнодорожным путям одновременно с поездом, к которому прицеплены наши, давно ставшие родными "столыпинские".
– Пошли! – Из открывающихся дверей автозаков выскакивают один за другим заключенные и бегут под неусыпным взором охранников. Любимый пес нашей роты немецкая овчарка Анчар натягивает поводок, скалит жемчужно-белые зубы. Анчар не знает бегущих мимо людей, но хорошо их чувствует, и стоит кому-то отклониться от заданного маршрута, готов пустить свои зубы в дело.
– Влево, вправо – я стреляю, – на всякий случай предупреждают конвойные.
Но что за чёрт! Поезд делает экстренное торможение, видимо, кто-то там сорвал стоп-кран! Пока там будут разбираться, у нас может случиться всякое.
– На колени! – эту команду я подаю редко, но сейчас иначе нельзя. "Курок аж палец свел", – вспоминаю в таких случаях любимую строчку из любимого стихотворения любимого поэта. Вон тот длинный – склонен к побегу, и тот усатый кавказской национальности, и с ним еще один – от этих можно ждать всякого.
– Перекличка!
Фамилия – номер, фамилия – номер, фамилия – номер, всё, как всегда. Буква "з" в русском алфавите стоит всего лишь на девятом месте, и вот я уже, кажется, подхожу к разгадке.
– Зимородков Петр!
– 1648
– Зимородков Павел!
– 3144
Головы Петра и Павла приподнимаются, ища глазами друг друга над десятками склоненных голов, ищут и не находят. Анчар грозно рычит.
Ну, наконец-то, подошел состав, и вот они – вагоны, которые на несколько дней станут нам домом. Пока открываются двери, быстро заканчиваю перекличку. Все на месте, всё сходится – номера и имена.
Теперь – погрузка! Снова: фамилия – номер, фамилия – номер, только теперь – бегом, бегом в вагон, чтобы скорей закончить эту серьезнейшую операцию, когда риск побега очень велик. И тогда можно будет закрыть дверь, положить ключ в карман и спокойно закурить. Звуки – топот кирзовых сапог, глухое рычание собак и вдруг – крик:
– Отец!
И через мгновение еще один крик:
– Сын!
И они замирают, обнявшись. Никто не знает, что делать. Заключенные переминаются с ноги на ногу, Анчар скулит, конвойные вопросительно смотрят на меня, ожидая приказа, а я не могу его отдать – предательский ком подкатил к горлу… Нет, я не смог разорвать это объятие! Да, это были отец и сын, которые не виделись ни много ни мало сорок лет! Когда-то это была счастливая советская семья: он, она, ребенок. Но она внезапно заболела и умерла. А он не выдержал жизненного испытания; запил, загулял и, чтобы раздобыть для очередного загула денег, пошел "на дело". Мальчика определили в детдом. Он вырос там, окреп, поступил в суворовское, стал офицером. Он знал, что мать умерла, но мысль об отце никогда не давала ему покоя, и он всегда его искал. Казалось бы, это просто, ведь фамилия Зимородков такая же редкая, как и птица. Но непросто найти Зимородкова, который меняет зону на зону. К тому же отец не стремился к тому, чтобы сын его нашел. Не потому, что не любил, еще как любил, просто стыдился своей загубленной жизни. Но и у сына судьба не сложилась, хотя он и не преступал закон. Афганистан, Таджикистан, другие горячие точки. Это случилось в Чечне. В бою с озверевшими бандитами погибли мирные люди. Кто-то должен был за это отвечать. И Зимородков-младший взял вину на себя. Лишение наград и званий и немалый срок. Горько, но законно.
Всю ночь, пока они рассказывали друг другу о своей жизни, в вагоне стояла тишина. Я взглянул на клетку, где сидели склонные к побегу рецидивисты. На глазах этих страшных людей стояли слезы. А рыжий, который поначалу вызвал у меня подозрения, плакал и не стеснялся этого.
Я знал, что утром они расстанутся – отец окажется в одной зоне, а сын поедет в другую, но я знал также, что теперь они не потеряют друг друга в этом таком безжалостном, но таком справедливом мире.