Глава 32
Сыт и слегка пьян. Это свое состояние Беркутов любил трепетно. Не думать дома о делах его научила Галина. Кормила уставшего мужа молча, по блеску его глаз понимая, нужно ли добавить на тарелку еще одну котлетку или он уже наелся. Чай Беркутов не любил, кофейной бурдой накачивался под завязку на работе, а вот хорошего винца или бальзамчика…И Галина после ужина доставала из бара бутылку.
Они садились перед телевизором, включая какую попало программу и делая звук потише. И Беркутов разливал вино по бокалам. Иногда они говорили и о его работе, но чаще, ни о чем. И из вот этого "ни о чем" сама собой рождалась тема, интересовавшая обоих. Галина так и говорила заходившей к ним иногда соседке Дарье: "Ты как раз в тему. Присоединяйся". И не дай Бог, если это был спор! Выстоять против двух умных женщин у Беркутова шансов не было.
Беркутов открыл ключом дверь квартиры и сразу, из прихожей услышал голоса. "Сестрица пожаловали, уже что-то обсуждают", – чуть ли не с обидой подумал он, сбрасывая ботинки.
К кузине жены Ляле он относился… сложно. Наверное, потому, что не мог понять: любит он ее, как родственницу Галины или же недолюбливает. Ляля его пугала. Точнее, в ее присутствии он терялся. Галина это замечала, незлобно над ним похохатывала, и при случае могла и припугнуть ею, как "бабаем": мол, не делай плохо, Егорушка, придет Ляля и тебя накажет. Беркутов не верил в магию, предсказания и всякую хиромантию, но с некоторых пор заметил за собой, что стал прислушиваться к родственнице. Не то, чтобы с интересом, но без иронии, по крайней мере. Да еще и Ленька Борин, друг и сосед, как-то в подпитии рассказал ему пару случаев. И не поверил бы Беркутов, если бы не знал, что глухо было в раскрытии этих дел, зацепок ноль. А Ляля им – описание места, где убийство произошло, и тело закопано, в одном случае. И девушку убитую нашли, а в руке зажат клок волос отчима. Все, повязали. И про татуировку на руке (и как это она могла "увидеть": только руку от запястья до локтя!), во втором. Знакомая оказалась татушка, по картотеке знакомая. Сел парень за грабеж и изнасилование. Вот и не верь! И казалось теперь Беркутову, что видит его она насквозь, как рентген. Хоть и скрывать нечего, а напряжно.
– Здравствуй, Ляля! – поздоровался Беркутов, заходя на кухню.
– Привет!
– Руки мой, садись, – Галина уже накрывала на стол.
– Прости, без тебя тут уже начали, – Ляля кивнула на открытую бутылку вина.
– Не страшно.
– Вам не мешать? – он спросил так и напрягся: ох, не любил он секреты промеж сестриц, ревновал Галину до сих пор к тому, что было до него. Понимал, что дурь все это, но ревновал!
– Нет, ты лучше послушай, что Лялька узнала. Помнишь Карташова?
– Ну, конечно, – Беркутов удивился вопросу. Сергей Сергеевич Карташов, историк, проходил по делу Курлиных, которое расследовал Егор в прошлом году, свидетелем.
– Я вспомнила о Карташове почти случайно, наткнулась в журнале "Город" на его статью об известных меценатах Самары. Фамилия Фальк в ней упоминалась дважды. В восемнадцатом веке, точнее в 1740 году Людвиг Фальк, открывший в городе частную практику, пожертвовал приличную сумму на поддержание местного здравоохранения. И в 1902 году Виктория Фальк на свои средства построила больницу в селе Заречное. Я решила, что нужно встретиться с Карташовым.
– Зачем?
– Я книгу пишу, Беркутов. Об Эмилии. И мне нужна интрига, – Галина бросила быстрый взгляд на Лялю: они только что говорили о том, что в истории с завещанием Эмилии Фальк вполне могут возникнуть непредвиденные ситуации, дай Бог, чтобы без криминала.
– Карташова я застала буквально у порога, он уезжал в Германию. Он просто отдал мне папку с материалами по родословной фамилии Фальк, – Ляля показала глазами на разложенные на столе документы.
– И, конечно, вы уже нашли что-то интересное.
– Да. Вернее, нашел Карташов. Два "белых" пятна. Виктория Фальк в 1885 году вышла замуж за юриста Александра Борна. Ровно через год она родила близнецов – сына Яна, отца Эмилии и дочь Маргариту. Потом произошла странная вещь: ее муж Александр покончил с собой, а Виктория записала детей на свою фамилию. Про Яна все известно, по крайней мере, до его бегства от Советов в 1917 году. Он женился на Марте, родилась Эмилия. А вот сестра Яна – Маргарита исчезла. Никаких упоминаний о ней в связи с фамилией Фальк нет.
– Так, может быть, она просто вышла замуж и сменила фамилию?
– Дело в том, что пропала она в очень юном возрасте, ей не было и шестнадцати. Марта, мать Эмилии, вела дневник, как и все девочки того времени. Вот, посмотри. Конечно, это копия, да и оригинал не в лучшем состоянии, но почерк каллиграфический, все понятно. Вот здесь читай, на шестой странице.
– "…Мне не говорят, куда уехала Марго. Еще вчера она приходила ко мне на день рождения, была необычайно весела и ужасно красива! Как бы мне хотелось быть такой же, как она! Но, маман говорит, что я – мила, но и только…", – зачитал Беркутов.
– Посмотри на дату. 1902 год. Марте исполнилось двенадцать, Маргарите было пятнадцать. Что могло случиться с девочкой, что ее так срочно куда-то отправили? И еще прочти вот здесь, – Ляля перевернула страницу.
– "…Так стало скучно, мы даже не ходим в гости к Фалькам! Ян еще не вернулся из лицея, а Марго так и нет. И маман сегодня на меня накричала, стоило только спросить про Марго. Не понимаю, почему она так злится, я не сделала ничего дурного…"
– Последнее упоминание о сестре Яна в дневниках Марты и вовсе странное.
"… Завтра я выхожу замуж за Яна….жаль, что с нами не будет Марго, с ней совсем худо…"
– Так все ясно! Девочка заболела, ее увезли лечиться, скорее всего, за границу. Я понимаю, тебе очень хочется найти здесь что-то необычное, Галя. Так придумай! Не исторический же роман пишешь! А что за второе "белое" пятно?
– Почему уехал Ян? Бросив крошечную дочь и жену?
– Но, это уже совсем не вопрос. Почему бежали в семнадцатом? Надеялись, что ненадолго. Что, вернутся. Поэтому, и жену оставил. Куда ей с ребенком?
– Ну, допустим. Но, тот же Карташов не теряет надежды найти его следы. Известно, что у Фальков в Германии были родственники, родной брат Людвига Фалька, того, первого, кто обосновался в Самаре, поддерживал с ними отношения. Карташов считает, что именно к потомкам этого брата и направился Ян. Так что, ниточка есть. И, будь уверен, Карташов что-нибудь, да раскопает! – Галина торжествующе посмотрела на мужа.
– Ладно. Книга книгой. А что это вы все переглядываетесь, а? Что еще надумали? Ляля?
– Ты же не веришь, Беркутов, в предсказания! – Галина усмехнулась.
– Ляля, скажи, – Беркутов ничего не ответил жене на ее насмешку.
– Я уверена, что с квартирой Эмилии Фальк будут сложности. Я бы даже сказала, неприятности. Не знаю, какие, но это коснется тебя, Егор.
Глава 33
– Я даже не знаю, с чего начать, – Алевтина почему-то не смотрела на него, и Виктора это очень беспокоило. И это чувство – беспокойство, часто беспричинное, было ему внове. Он всегда был уверен в себе и в том, что делает, считая себя трезвенником. Люди, что-то себе там мнящие, раздражали его, он смотрел на них, как на досадную помеху в этом таком простом и просчитываемом мире. Не хочешь получить удар – не подставляйся, не отклоняйся в сторону – и не собьешься с пути, не греши – и молиться не придется. Майор Виктор Маринин был уверен, что человек сам делает свою судьбу. До тех пор, пока судьба сама не "сделала" его. Теперь он жил с оглядкой. Еще немного, думал про себя Маринин, и он научится плевать через левое плечо, чтоб не сглазить.
– Аля, начни с первого сна. Это было в тот день, когда я тебя нашел лежащей на полу? Или раньше были сны?
– Были. Но, я просто помнила их наутро. Ничего особенного. Даже было ощущение радости или даже блаженства. Я не была в этих снах одна, рядом находился кто-то очень родной, словно моя вторая половинка.
– Мужчина?
– Не знаю…, – Аля закрыла глаза и задумалась, – Мне кажется, я не была взрослой. Скорее, ребенком.
– Это может быть воспоминания из детства. Твоего детства. Оно у тебя было счастливым?
– Можно сказать, что да. Отца я не помню, с двух лет меня воспитывал отчим. Не любил, а именно воспитывал. Но зла я от него не видела.
– А мама?
– О! Мама была настоящей женой офицера. Всегда ждала, ни в чем не перечила.
– Твой отчим был военным?
– Нет, он служил в УВД. Под началом моего будущего тестя полковника Бурова. Поэтому и мужа мне подобрал отчим. И стала я Буровой, – Аля вздохнула.
– А твой настоящий отец?
– А не было его. Мама даже не пыталась врать "про героя-летчика". Сказала, что это был случайный в ее жизни человек. Еще тогда, когда она жила в селе Заречном. Забеременев, она сбежала в город.
– И ни сестры, ни брата у тебя нет.
– Нет, Витя.
– Твоих родителей уже нет в живых?
– Знаешь, почему я так долго жила с Буровым? Наши родители вместе ехали в машине в отпуск на море и разбились. Выжил только отец Сергея. Его успели довести до больницы, он умер там. А перед смертью взял с нас обещание, что мы будем вместе. Собственно, когда он об этом просил, то смотрел только на меня, словно догадывался, что я уже тогда хотела уйти от его сына. Он словно умолял меня, я никогда не видела у него такой тоски в глазах. И я обещала.
– Да…так ты думаешь, что во сне тебе приснился кто-то чужой?
– Более того, я была не я, Аля. Это была другая девочка, но во мне. И позже я в этом убедилась.
– Как?
– В тот день, когда ты меня нашел без сознания, мне приснился совсем другой сон. Как будто все изменилось. Я что-то искала, металась по комнате. Обессилив, упала. И оказалось, что я упала и наяву.
– А то, что искала, нашла?
– Нет. Но я думаю, это был ключ от двери. В следующих снах я подходила к двери и дергала, дергала ее за ручку. А она не открывалась. И ключ я так и не нашла.
– А тот, кто был с тобой рядом в первых снах?
– Его больше не было. Мне кажется, что это и было причиной моего беспокойства. Его отсутствие. К нему я хотела вырваться. Знаешь, последние сны очень яркие. Даже, – Аля потерла пальцами, словно что-то щупая, – На уровне осязаний. Я помню на ощупь ткань штор. Не этих. Те были тяжелыми, парчовыми. И ковер под ногами. Ворс мягкий и теплый. И ветерок из щели окна…
– Аля, почему ты от меня скрывала про эти сны?
– И что я могла тебе рассказать? Что меня мучают кошмары? Что я – не я по ночам? Брожу по собственной комнате, воображаю себя кем-то и под конец теряю сознание? Тебе не кажется, что дело пахнет клиникой?
– Глупости. Это всего лишь сны.
– Нет, Витя, это что-то другое. Конечно, в привидений можно и не верить…А что, если эта девочка жила здесь, в этой комнате когда-то? Та обстановка, что я вижу, явно старинная. И мебель и портьеры. И печка, не смейся, действующая! Я слышала треск дров в ней! Кирпичи, из которых она выложена были теплыми! А на столе в подсвечнике горела свечка! Что ты на это скажешь?
– Давай рассуждать логически. Мистику отбрасываем…
– Я бы не стала, – спокойно сказала Аля.
– Что не стала?
– Мистику отбрасывать. И я не хочу рассуждать логически. Я сегодня еду к Нани, Катиной свекрови, Витя. Хочешь, поедем вместе. Она сейчас на даче, в Заречье.
– Хорошо, поедем. Где это?
– По дороге на Ульяновск, немного не доезжая до Лесинок.
– А потом заедем к Степке?
Аля согласно кивнула. Внука Маринина она видела всего раз, уже давно. Она вспомнила свое странное состояние после встречи с ним. Они поговорили всего минуту, она спросила, как его зовут, назвала свое имя и улыбнулась. Он остался серьезным, не ответив на ее улыбку. И Але вдруг стало неуютно под его внимательным, недетским взглядом. Он посмотрел ей прямо в глаза, неожиданно взял ее руку в свою, молча подержал и отпустил. Аля ушла к себе и долго не могла унять колотящееся сердце. Ей хотелось плакать, словно она что-то потеряла без возврата. Что-то тяжелое и ненужное, и мешавшее ей. И теперь с облегчением оплакивала эту потерю.
Глава 34
– Вы должны это увидеть, Василий Валентинович, – Раков достал из кармана рубашки DVD диск.
– Что там?
– Это с камеры в комнате Алевтины Буровой.
– Я не любитель держать свечку над чужой постелью.
– Я смонтировал только то, что вас может заинтересовать. С хозяйкой комнаты происходит что-то странное. Именно ночью. Они с майором Марининым живут уже месяц, и это повторяется только, когда майор на суточном дежурстве.
– Хорошо, давай посмотрим, – Голод откинулся в кресле. На экране компьютера возникло изображение комнаты в полумраке. Комната была освещена только ночником, круглым шариком на тонкой ножке, издающим мягкий голубоватый свет. На диване, откинув одеяло в сторону, лежала женщина. Да, это точно была жена полковника Бурова, с которой он виделся только раз, лет пятнадцать назад на дне рождения ее дочери. Вдруг она повернулась на бок и широко открыла глаза. Голод невольно вздрогнул.
– Двенадцать часов ровно. Я сначала думал, что, может быть, она страдает лунатизмом, но…
– Что это с ней? Что она делает?
Женщина резко встала, протянула в сторону руку, и сделала движение, словно накидывая на плечи что-то, вроде шали. Быстро добежав до двери, она наклонилась к замочной скважине и приложила к ней ухо. Потом, распрямившись, схватилась за дверную ручку и начала ее дергать. Постояв так с минуту, она в отчаянии всплеснула руками, вскрикнула и заплакала.
– Слушайте, – Раков предостерегающе поднял палец.
"Мама, мамочка, выпусти меня отсюда! Я не буду у тебя больше ничего спрашивать, мамочка…" – донеслось из компьютерных колонок.
– Голос, кажется, не Алевтины, Василий Валентинович, вот странно. Я бы сказал, детский голосок. Хотя, это, несомненно, она!
– Тише! – Голод прибавил громкость и уставился на экран.
Женщина подошла к печке и приложила к ней ладони. "Я не буду тебя спрашивать, не буду"…, – плача, повторяла она. Вдруг она замерла, прислушалась и оглянулась вокруг. На экране возникло ее встревоженное лицо.
– Смотрите, словно по заказу на камеру смотрит…, – возбужденно воскликнул Раков.
– Да, тише ты! – оборвал его Голод.
Женщина вдруг метнулась к стене, и двумя руками стала колотить по ней. Она словно не чувствовала боли, шлепая и шлепая открытыми ладонями по твердой поверхности. "Верните мне ее! Верните мне ее!" – кричала она в исступлении. Вдруг она, пятясь, отошла от стены, словно увидев кого-то. "Нет! Не нужно!" – закричала она, закрывая лицо руками. Она сделала шаг назад, еще один и упала навзничь.
– Что это было? – Голод ошалело посмотрел на Ракова.
– Не знаю…смотрите дальше. Это уже другая ночь. Впрочем, здесь почти ничего интересного, можно пропустить. Она просто ищет что-то по всей комнате. А, вот дальше. Смотрите сейчас внимательно. Эта запись последняя, сделана сегодня ночью. Начало, как всегда…вот теперь…
Женщина подошла к печке и потрогала ее. Зябко передернула плечами. Отошла к окну, протянула руку.
– Похоже, что открывает ящик в столе и что-то оттуда достает, – Раков в волнении выдвинул и задвинул ящик стола Голода. Тот даже не заметил этого.
Женщина прижала к груди руки и постояла так с минуту, потом подошла к печке, опустилась рядом с ней на колени.
– Смотрите, смотрите, она вынимает кирпичи! И что-то кладет в нишу. Вы понимаете? – Раков уже почти кричал.
– Все, успокойся. Сядь, – Голод почти толкнул Ракова на стул.
– Она что-то туда спрятала! Обратили внимание, как у нее были раздвинуты руки?! Как будто она держала коробку! Или шкатулку! Точно, шкатулку! А в ней…
– Раков, очнись! Какая шкатулка! Даже, если она там и была, ее уже давно оттуда достали!
– А, если нет?!
– Проверь. Ты же все видел!
– Что же мне, печку разобрать?
– А что ты предлагаешь? Еще один потоп и еще один ремонт?
– Нет. Но я не смогу! У вас же этот, абрек…
– У него свои задачи. А все, что внутри квартиры – на тебе, Раков. Давай, вперед, действуй. Оставь – ка мне записи с других камер, я посмотрю. Иди.
"Чутье этого журналюгу не подвело, получается довольно занятно. А с женщиной и правда что-то происходит. Конечно, все может оказаться и проявлением шизы, но все равно интересно. А этот пусть печку вскроет. Добавит остроты в сюжет! Не получится, Раков, боком пройти, не получится!" – Голод усмехнулся.
– Вызови через полчаса Рашида, Милочка, – сказал он, нажимая кнопку на интеркоме.
До прихода парня он решил посмотреть все остальные записи.
У него появилось странное чувство, что он уже где-то это видел. Глядя на своего друга детства Жорку Полякова, разгуливавшего в трусах по комнате, он вдруг подумал, что тот очень похож на своего отца. Аркадий Семенович был частым гостем в их квартире, самым, пожалуй, тихим и культурным. Он никогда не пил водку с матерью Васьки, он просто приносил ей цветы и конфеты и разные деликатесы в банках. Словно стесняясь, он выкладывал все это из газетного кулька, потом снимал плащ и шляпу и, оглядываясь на Ваську, шел в спальню. Однажды, вернувшись раньше положенного с улицы, Васька застал его сидящим за столом в одних трусах. Увидев Ваську, Аркадий Семенович метнулся в спальню, и Васька успел заметить только тонкие ножки, торчащие из трусов. Вот такие же ноги, тонкие и кривые, Василий Голод наблюдал сейчас и на экране монитора. Промотав почти все, Голод вдруг задержал кадр.
В комнату Полякова входила женщина. Голод вздрогнул. "Не может быть! У этого козла! Она!" – разозлился вдруг он не на шутку, – "Она ему все расскажет…"
…Он приехал в отпуск из армии всего на три дня. Матери дома не было, он ничего ей не сообщил, хотел нагрянуть так. Не то, чтобы сделать сюрприз, на самом деле, ему хотелось посмотреть на то, как она живет. Со стороны посмотреть, свежим взглядом. Он никогда ее не осуждал за приблудных мужиков и вольную для бабы жизнь. Но, он не хотел бы, чтобы она спилась тут без него, без его присмотра.
В холодильнике было пусто, на кухонном столе – крошки и засохшее кофейное пятно, в мойке – немытая посуда. Пахло чем-то затхлым, и Васька, рывком открывая форточку, громко выругался. Он прошел в комнаты, пооткрывал окна и там, но находиться в квартире так и не смог. "Пусть выветрится вся эта хмарь!", – подумал он, выходя на улицу. Первой, кого он встретил, открыв наружу дверь подъезда, была она, Катерина Сотникова. Обалдев от открытого по-летнему девичьего тела, ее широкой улыбки, он подхватил Катю на руки и закружил. Они просто гуляли по улицам до самого вечера, он рассказывал о службе, с шутками и анекдотами, она слушала и улыбалась. Уже когда стемнело, они подошли к ее дому. "Я провожу тебя до квартиры", – отметая все возражения уже только своим тоном, сказала он, поднимаясь за ней по ступенькам. "Что со мной случится?" – отшучивалась она.