Вообще-то, я напиздел. Может, у меня и самый криминальный район, пускай в прошлом году в моём подъезде и правда два торчка отъехали (один из них, кстати, жил у меня за стеной, сосед по лестничной клетке), всё равно меня это не коснулось. Это коснулось Гасты – почти все его друзья, с которыми он долгое время общался, стали колоться. Как-то резко и сразу. Он мне много про это рассказывал, поэтому я и был наслышан о седле.
– А Гаста не колется?
– Нет, я бы с ним тогда не общался. Но он колол другим, когда те сами себе не могли.
– Почему не могли?
– Может, по неопытности, не знаю.
– А почему – по-винтовому? – ещё раз спросила девушка.
– Потому что процесс приготовления такой же, как у винта.
– А это что?
– Это первитин – метамфетамин, стимулятор. Всё различие между винтом и седлом – в основных составляющих. В седле – кодеин, а в винте – эфедрин.
– А это что?
– Да что за вопросы, Елеанна? Так интересно – почитай в Интернете, там всё написано, и способы приготовления тоже. Мои знания этой темы уже со мной прощались.
– А почему не запрещают?
– Интернет?
– Ресурсы с таким содержанием…
– Ха-ха. А как ты запретишь, это же Интернет. И потом, если ты купила нож, ты же не станешь им себя резать, правильно? И их не запрещают в продаже, потому что они ещё много где могут пригодиться. А если один мудак себя порезал или кого-то, тут уж, извините, ничего не поделаешь, если вместо мозгов жопа и ты дурак по жизни, тебя посадят. Вот и здесь – ну есть способ приготовления, ну и что? Во-первых, ты ещё попробуй приготовь это всё, там целая наука, а во-вторых – оно тебе надо? Последствия этого всего известны, наркоманом быть не круто, саморазрушение в почёте только у алкоголиков, а у них немного другой маршрут, хоть и в ту же сторону, и билеты на этот маршрут вообще легально продаются даже детям.
– А что там такого сложного в приготовлении, если всё равно кто-то может приготовить?
– Я не варил, не знаю.
– А если запретить в продаже то, из чего делают?
– Спички запретить? Или йод?
– Они из спичечной серы что-то делают? – попыталась угадать Елеанна.
– Нет, там нудный, вонючий и долгий процесс приготовления: чтобы выбить кодеин, нужен бензин, кислота и щёлочь в гранулах, йод надо из обычного превратить в кристаллизованный, а красный фосфор есть в черкашах от спичечных коробков. И это всё туда-сюда гоняется из фурика в фурик, выпаривается на водяной бане, потом как-то мутится, кто-то на утюге выпаривает, – я попытался вспомнить то, что мне рассказывал Гаста, но после щёлочи в гранулах и фуриков с водяной баней моя память отказалась со мной сотрудничать.
– Что выпаривает?
– Бодяжную херню, чтоб всякое говно ушло, а то, что надо, осталось. Да хуй знает! Я сам знаю понаслышке. Завтра сходим, посмотрим. Если тебе будет мало, поищешь доп инфу в Инете. Но я надеюсь, этот поход ты запомнишь на всю жизнь и больше никогда не будешь думать, что этот наркотик можно, этот – нет. Они все одинаково вредны и ебаны.
– Хорошо, – Елеанна легла.
– Так что у тебя всё-таки с охранником, если он даёт в долг такие суммы? – я снова вспомнил его рожу и подумал самое плохое, что только можно подумать. – Вы точно с ним не это?..
– Нет, он хороший, – Елеанна улыбнулась.
– Пф, как скажешь, – хмыкнул я и добавил обиженным голосом, прикинувшись пятиклассником: – Был бы хороший, дал бы не в долг, а безвозмездно.
– Ну чего ты? Опять ревнуешь?
– Да.
– Он сказал, что я могу не возвращать. Может, поговорим о твоём друге-охраннике? – попыталась перевести тему Елеанна.
– Давай поговорим. Он мой парень, мы любим друг друга, – признался я. – Скоро из детского дома возьмём пиздюка на воспитание и вырастим из него красивого пидораса.
– Ха, ха, очень смешно.
– Так, значит, можно забить и не возвращать долг? – вернулся я обратно к предыдущей теме.
– Нет, я хочу отдать ему эти деньги, потому что…
– Потому что если не отдашь, он ждёт взамен на эти деньги перепихончик.
– У меня с ним ничего нет и не будет, – отрезала девушка. – Мы – друзья.
– Это ты знаешь, а ему сказать забыла. Елеанна, запомни, у красивых девочек нет друзей среди мальчиков и быть не может, – возможно, я был неправ, но считал именно так.
– Почему?
– Потому что каждый хороший друг спит и видит, как бы трахнуть свою красивую подружку, – сказал я.
– Ты неправ, – Елеанна помотала головой.
– Ага, особенно неправ в тех моментах, когда лучший друг находится всегда рядом со своей подружкой, которая только что рассталась с парнем. К кому она ещё пойдёт, чтобы её пожалели? Он её поддерживает, успокаивает, она ему говорит: "Как хорошо, что ты есть", а он её гладит по-дружески, ухаживает за ней, говорит приятные вещи, а потом ебёт! – я выделил последнее слово интонацией, стараясь подчеркнуть, что всё сочувствие в таких эпизодах, как правило, не более, чем прелюдия.
– Фу, какой ты грубый.
– Ага, это я.
– Ничего не так, он нормальный.
– Да у многих девушек сперва все нормальные, потом браки с нормальными, потом они детей рожают от нормальных, а потом все нормальные вдруг резко становятся хачиками и морозятся от алиментов, а виной всему – тупая неразборчивость, – было такое ощущение, что это я что-то съел, а не Елеанна, так меня пёрло на разговоры.
– У тебя какие-то проблемы с девушками?
– Нет.
– Оно и видно. А почему ты о них такого плохого мнения?
– Я обо всех плохого мнения.
– А вот это правда!
– Это я.
Мы не спали всю ночь, разговаривали, спорили, лежали молча, обнявшись, снова разговаривали, пили чай, разговаривали, и так по кругу, пока не наступило утро.
Елеанна меня подбивала скорее позвонить Гасте, но я знал, что он всё равно не ответит, и ждал полудня.
– Автор, ты меня разбудил, – ответил Гаста довольно бодрым голосом.
– Не пизди, ты не спал! – сказал я.
– Я собирался.
Я рассказал ему в двух словах, что мне от него нужно, он воспринял идею не с таким энтузиазмом, как Елеанна.
– Даже не знаю, что тебе сказать, братик. Я недавно был у Гены, он истекает гноем, не уверен, что это стоит показывать маленькой девочке с неокрепшей психикой.
– Надо! – настаивал я, собираясь завершить свою миссию по горячим следам.
– Ладно, твоё дело. Подваливайте ко мне.
Мы оделись и пошли в дурку. В дверях общаги я снова столкнулся с Марчелой.
– Привет, – сказала она.
– О, научили здороваться?
– Я умела. К Гасте идёшь?
– Да, – я хотел ляпнуть что-нибудь обидное, но постеснялся Елеанны. И подумал ещё, что сейчас, когда Марчела мне совсем перестала нравиться, она вдруг отупела. Зачем спрашивать то, что прекрасно знаешь? К кому ещё я могу сюда приходить?
– Девочка твоя? – Марчела быстро посмотрела на Елеанну. – Такая молоденькая.
– Подружка, – ответил я. – Ты как мои соседи по этажу: только я куда-то собираюсь идти, и они выходят. Вот постоянно так, всё время. Они будто сидят одетые возле своей двери, слышат, что я выхожу из квартиры, и тоже вываливаются. И ты так же: я захожу в дурку – ты мне навстречу, – добавил я раздражённо. – Это какой-то тупой прикол?
– Хамло! – ответила Марчела и пошла, куда шла.
– Кто это? – спросила Елеанна, когда мы зашли внутрь и подошли к лифту.
– Никто, – ответил я, пытаясь перевести тему. – Гаста сказал, что торч, к которому мы собираемся заглянуть, совсем плохой, поэтому будь готова к лицу смерти.
– А он прямо у себя всё приготавливает?
– Нет, он куда-то ходит. Может, в другое крыло, я не знаю.
Мы дошли до Гасты, я стукнул в дверь.
– Я щя, подождите пока во дворе, – выглянул он, полураздетый.
– Хорошо, – я повернулся к Елеанне, – пойдём пока во дворе потусим, – и пошёл в сторону кухни.
– Ты куда? Разве двор не на улице? – удивлённо спросила девушка.
– Не, мы так кухню называем – "Матрёнин двор", – пояснил я.
– Почему так?
– А там тараканов много, – ответил я.
– И где связь? – спросила девушка.
– Ты же филолог, вы же должны были это читать, – произнёс я, заходя на кухню и оглядываясь по сторонам. Там никто ничего не готовил.
– Что читать? Нееееее, я их боюсь, давай лучше тут подождём, – упёрлась девушка.
– Да их сейчас нет, день же, – уговаривал я её пройти во двор. – Заходи, не тупи, – я потянул её за руку.
Елеанна зашла на кухню и начала вертеть головой в поиске тараканов.
– Аа, мама! – вскрикнула девушка, посмотрела в другое место и вскрикнула ещё раз: – Ой! Пошли отсюда, я их боюсь!
Елеанна выбежала из кухни, я вышел следом.
– Там их почти нет, три штуки сидят на стенках – это фигня, – попытался я оправдаться.
– Фуууу, – скривилась девушка.
– Можно почитать надписи на стенах в подъезде, там их много, есть увлекательные, – предложил я в качестве альтернативы своё любимое занятие. – Я часто их читаю, мне нравится, попадаются смешные.
– Пойдём, – быстро согласилась девушка, – в подъезде хоть нет тараканов?
– Нет, там для них холодно. А, кстати, знаешь, почему насекомые могут на потолке сидеть?
– Нет. Почему?
– Потому что у них нет мозгов, – пошутил я.
– Хех, – улыбнулась Елеанна. – Потому что у них на лапках есть какие-то липучки.
– Да ну, это не смешно.
Я стукнул ещё раз Гасте и сказал, что мы пока спустимся на этаж Гены и подождём его там.
– Чего он так долго копается? – спросила Елеанна.
– Не знаю, наверное, чем-то занят, – я не хотел говорить Елеанне, что Гаста по своей натуре – черепаха.
Мы вышли в подъезд.
– Боже, ну и подъезд, ещё страшнее кухни, – поразилась Елеанна маргинальным откровениям на стенах.
– Что поделать. Вон там моя любимая надпись, – я показал пальцем на мультяшное облако.
– И что там написано?
– CD на жопе ровно и не DVD меня.
– Блеск!
– О! – я обратил внимание на пошлую надпись.
– Что? – Елеанна повернулась на мой звук.
– Баловать писюндрой в задничку, – прочитал я надпись вслух. – Это вот когда денег нет на дозу.
– Глубоко, – сказала Елеанна, улыбнувшись.
– Глубоко баловать? – поинтересовался я.
– Нет. В смысле – глубокая мысль, – поправилась Елеанна.
– Трахаться лучше, чем ждать, – прочитал я следующее творение.
– Соглашусь, – кивнула Елеанна и прочитала несколько надписей подряд: – Святая троица, святая троица, святая троица и святая троица.
Я посмотрел в сторону, куда показывала девушка; примерно половина стены была исписана замазкой, там можно было прочитать: "Святая троица rulezzz!!!", затем перечень всех участников святой троицы, вернее – участниц: Сливка, Клёпа и Марчела.
– Мы рульные тёлки, – прочитал я надпись чуть пониже и усмехнулся.
– Всем своим недругам и завистникам мы посылаем луч солнца, чтобы он сжёг вас дотла, уроды!!! Мы rulezzz! – прочитала следующую надпись Елеанна и добавила: – Ну и банальщина.
– Ха-ха, а вот, зацени: Клёпа сосала хуй с яйцами, – прочитал я чьё-то заявление и хихикнул.
– Где? – Елеанна подошла ближе и дочитала то, что было дописано ниже другим почерком: – Большой и толстый, – она посмотрела чуть левее и добавила: – Мы психи.
Я взглянул на другую стенку, там был нарисован семяизвергающий член с крылышками, а ниже было подписано то ли кто рисовал, то ли кто изображён – Сопливый.
– Ты укусил мой жёб, – прочитала Елеанна следующую надпись.
Я спустился ещё на несколько ступенек ниже и заметил очередной шедевр.
– Гаста и Сливка трахались, ха-ха, – прочитал я новость, пытаясь вспомнить, как выглядела первая любовь моего друга. В скобках была подпись писавшего – Ксюхан.
– Это девушка Гасты?
– Кажется, первая любовь, – ответил я. – Даже и не знаю, когда это было. Капец как давно, наверное.
Мы спустились ещё ниже.
– Нас умнее в мире нет, – прочитала Елеанна ещё одну надпись.
– Спорно, – усомнился я. – А вот: Жизнь успела поломать многих… Например, меня.
– И не лень же людям писать на стенках тексты песен, – сказала Елеанна, разглядывая следующий кусок исписанной стены.
– Раз писали, значит – не лень, – пожал я плечами. – Скины – лохи, – произнёс я вслух, рассматривая утверждение над зачёркнутой фашистской свастикой.
– Антифа – тоже, – прочитала Елеанна надпись правее.
– Неправда, – прочитал я то, что было написано левее, и засмеялся.
– А вот кто писал, тот лох, – прочитала Елеанна вертикальную надпись, которая вместилась только так.
– НЕ лох, – поправил я, показывая на едва заметную частицу, дописанную другим человеком.
– Т.Т.П.П. – только тронь, пизды получишь! – прочитала Елеанна очередное творение наскальных живописцев. – Какая замечательная аббревиатура…
– Да, когда-то наша любимая, – вспомнил я детство. – У нас ещё была аббревиатура Ш.М.П.
– И что это значит?
– Шлюха местного подвала, – усмехнулся я.
– С ума сойти, – ужаснулась девушка и прочитала стихотворение, написанное чёрным маркером: – Писать на стенках туалета, мои друзья, не мудрено. Среди говна вы все поэты, среди поэтов вы – говно.
– Ага, – вспомнил я стих, – классика. У нас в школе такой стишок был в толчке написан, только заканчивался он твоим любимым словом.
– Это каким?
– Дерьмо.
– Ха, это не моё любимое слово, – хихикнула Елеанна.
Послышались шаги, я заметил очередную интересную надпись, но не успел её озвучить – к нам спустился Гаста.
– Я готов, пошли.
Мы двинулись к Гене. Я обернулся, чтобы взглянуть на неё ещё раз, стараясь пропитаться смыслом и настроением перед посещением комнаты ужасов.
"Скоро всем пиздец!" – прочитал я её про себя и побежал догонять остальных.
– А ты Гену-то хоть предупредил, что мы зайдём? – спросил я Гасту.
– Нет, – ответил тот.
– А если он нас не пустит?
– Мы его спрашивать, что ли, будем? – возмутился Гаста. – Он же слаб и немощен, воняет гноем, сами зарулим, да и всё! – он постучал в дверь Гениной комнаты. – Гена, это Гаста, открывай.
Я достал из кармана носовой платок и протянул его Елеанне.
– Зачем?
– Прикрой нос, тут жутко воняет.
– Я уже чувствую, – ответила девушка.
– Да не, это ещё не воняет, – улыбнулся я.
Через несколько секунд нам открыл Гена.
– Ёб твою мать! – Гаста сделал несколько шагов назад. – Ох, бля!
– Аооаа, – кивнул опухший Гена, пропустил Гасту, дошаркал до матраса и сел на него.
– Я не один, – сказал Гаста, оставляя дверь открытой для меня и Елеанны. – Можно и не спрашивать, как дела, – вижу, что хуже некуда.
Елеанна его ещё пока не видела, находясь у меня за спиной. Я зашёл к Гене и скривился – мало того что в комнате было нечем дышать, так ещё и хозяин комнаты не уступал по красоте самым страшным персонажам фильмов ужасов.
– Фу, бля, – я посмотрел на торчка – его голова напоминала шар: щёки сильно раздулись, отчего он не мог говорить, зрелище ужасное. – Привет, Гена!
Я осмотрел комнату, она была даже меньше моей. Тут было не так грязно, как я себе представлял, хотя для такой площади, может, срач конкретный: грязный матрас, окурки, бутылки, шприцы. Буэа.
Странно, мне казалось, тут все комнаты одинаковые по площади, а у Гасты хибарка была больше раза в четыре. В сравнении с Геной у него, в таком случае, хоромы.
– Здрасьте. А! – в комнату, прикрываясь платком, зашла Елеанна, посмотрела на Гену и вскрикнула, разворачиваясь и собираясь выйти.
– Стой! – я схватил её за руку. – Смотри, чего ты, ты же это хотела увидеть. У него гниёт рот. Когда колешься всяким говном, рот обязательно начнёт гнить, – начал я свою речь о вреде наркотиков. – А ещё у наркотиков есть такое свойство – доставать на поверхность все твои болячки. А когда ты колешься таким грязным раствором, организм пытается его вытолкнуть из себя, и он течёт по венам и ищет выход, который может найти в любом месте: зубы, лицо, руки, – я старался придать голосу зловеще-назидательную интонацию, но она была не нужна, учитывая серьёзность темы. – У наркоманов совсем нет иммунитета, ты можешь покрыться язвами, фурункулами и прыщами, – и хотя это всё были мои догадки, я старался наговорить как можно больше гадостей, чтобы Елеанну вытошнило прямо на Гену.
Но я мало что об этом знал. Гаста молчал и меня не поправлял, а Гена говорить не мог.
– Кхм, кхм, кхм, – Елеанна закашляла в платок, морщась от запаха в комнате.
Гена сидел на матрасе, обхватив руками колени, и безразлично смотрел на нас. Похоже, он уже давно слился с надписью на стене, которую я не успел озвучить.
– У него гниют ноги, – сказал Гаста, кивая на Гену, – поэтому такой блевотный запах вперемежку с седлом.
– О, Гена, а покажи гангрену! – попросил я. – Как-никак – это же кульминация всего пути седловара.
Гена подчинился и медленно задрал штанину спортивного трико. На левой ноге, чуть ниже колена, на самой голени, была открытая рана, кожи не было, и торчал гнилой кусок мяса, сама же рана была видна не полностью и уходила под вязаный носок. Морально разложившийся и физически разлагавшийся заживо человек уже ничего не стеснялся. Скорее, наоборот – постесняться можно было его, глядя на него.
"Где-то я эти штаны уже видел", – подумал я.
– Ой, мамочка! Аа! – Елеанна резко развернулась и выбежала из комнаты, закрыв лицо моим носовым платком.
– Гаста, а это случайно не твои штаны? – спросил я друга, оборачиваясь на убегающую Елеанну.
– Мои, и носки тоже мои, мамка когда-то давно связала, – ответил Гаста. – У него уже совсем не было шмоток, всё провоняло седлом, вот я и отдал ему своё старьё, какое в шкафу нашёл.
– Может, надо кого-нибудь из врачей позвать на помощь? – спросил я.
– "Скорую" надо вызывать, из жильцов сюда никто не придёт.
– Ха, – я даже знал почему.
Когда Гена был поздоровее и не страдал таким жёстким недомоганием, он доставал всех соседей по очереди, занимал деньги и не возвращал. Портил жизнь многим жильцам и вёл себя в разы отвратительнее, чем я в гостях у Елеанны, а Ксюхан – на свадьбе своей сестрички.
– Я тоже пойду, – сказал я. Оставаться здесь надолго было сродни мазохизму, насиловать свою психику я уже больше не мог. – Будь здоров, Гена! – попрощался я с умирающим, отмечая про себя абсурдность и комизм своего "пока" в данной ситуации.
– Ааааооааааоо, – ответил мне Гена.
– Что он сказал? – я повернулся к Гасте.
– Мне кажется: "Пошёл на хуй", – предположил Гаста.
Я кивнул и вышел вслед за Елеанной. Она стояла у окна и плакала. Я прошёл мимо надписи про Васю, мельком взглянув на неё.
– Чего ты убежала-то? – я взял Елеанну за руку. – Могла бы посмотреть и подольше, что с тобой может стать в будущем.
Она ничего не ответила.