Светлую часть субботы удалось умело израсходовать. Марина сходила с мамой на рынок, убралась в своей комнате, помылась и сделала еще много дел, нужных и полезных. Кроме того, она еще не отошла от вчерашнего приключения, и перерыв в получении сильных эмоций был кстати. Вечером, перед ужином, она вышла прогуляться и выкурить пару сигарет. Никотин испортил аппетит, и, вернувшись с прогулки, ужинать Марина не стала, изрядно напугав маму.
Настоящим испытанием стал вечер. Часы, разделявшие ужин и отбой, девать было некуда. Сначала она по инерции включила компьютер, но потом вдруг испугалась обнаружить в чате Диму. Или не обнаружить. Читать совсем не хотелось. Возникшее желание перебрать в памяти подробности вчерашней встречи было непонятно. Отсутствие грубой привычки, которая расставила бы указательные знаки на тропинках Марининой души, вызвало нерешительность. Марина не знала, стоит предаваться воспоминаниям или нет. В общем, после почти шестидесяти минут мучений в компании поющей женщины с башкирским именем Марина избрала хорошо отработанный человечеством способ избавления от страданий - она отправилась в родительскую комнату, чтобы погреться у голубого экрана в компании вяло переговаривавшихся мамы и папы. Монтень весь вечер просидел у нее на коленях. По счастью, после сеанса удалось быстро заснуть.
Суббота задала общее настроение потянувшейся за ней семидневке. Светлая часть суток уничтожалась с помощью неотъемлемых прав и обязанностей - можно было сходить на рынок, в институт или даже парикмахерскую, чтобы подровнять челку. Можно было приготовить обед, сдать папины бутылки или выкурить пару сигарет во время прогулки вокруг пруда. Трудности начинались вечером, когда приходило ожидание. Сидя перед телевизором, Марина постоянно просила папу, присвоившего себе монопольное право на пульт дистанционного управления, сделать звук потише. Папа слушался далеко не всегда. Это было неприятно, но гораздо неприятнее было то, что он прекрасно понимал причину Марининых просьб и однажды с раздражением сказал:
- Да услышишь ты телефон, не психуй.
Как обычно, предложение "не психовать" вызвало обратную реакцию. Марина сказала что-то обидное и убежала в свою комнату. Уходить из квартиры она не решалась по вполне понятным причинам, и, даже когда Светка позвала ее в гости, Марина ответила подруге отказом. Далось ей это нелегко - очень хотелось наконец посидеть на девической кухне, чувствуя себя наравне с остальными. Впрочем, это желание удавалось в какой-то мере удовлетворять во время бесед в институте.
Марина поняла, что для успешного преодоления возникшего кризиса нужно найти некие ориентиры. Беседовать на эту тему со Светкой не хотелось, слишком жалко было расставаться с только что приобретенным ореолом серьезного успеха. Привлекать на помощь мамин опыт Марина тоже не стала. Впрочем, в некотором роде она все-таки обратилась к помощи мамы. После долгих раздумий Марина взяла почитать один из маленьких романов, стоявших на книжной полке в родительской комнате. Роман назывался "Судьба и сердце". На картонной обложке неизвестный оформитель изобразил пышноволосую блондинистую красавицу, утопавшую в объятиях полуобнаженного мускулистого мужчины. Раньше Марина не читала такие книги, ее пугало казавшееся неизбежным возникновение мучительного чувства зависти. Теперь такие страхи стали беспочвенными.
Первые страницы принесли очередное и уже совсем неуместное разочарование. Действие книги разворачивалось в девятнадцатом веке, когда не было ни телефонов, ни красивых машин, ни тем более Интернета. Однако умный человек - а Марину, конечно же, нельзя было назвать дурой - всегда найдет точку приложения древнего опыта к изменившимся условиям. Поэтому Марина стала читать дальше, тем более что такое чтение оказалось неплохим средством сжигания времени. Она не пропускала даже абзацы, заполненные непонятно подробными описаниями костюмов, природных явлений и различных меню. Упорство принесло успех.
"И потянулись такие долгие и мучительные дни, недели, месяцы ожидания.
Элен ждала. Она не знала, во что ей лучше облачить свое ожидание. Какой наряд лучше подойдет этому чувству, в котором и сладость минувших встреч, и горечь нынешней разлуки, и острота предвкушения. Ожидание мучило и как-то странно радовало Элен.
Она решила превратить ожидание в увлекательную игру. Когда за окном разыгрывалась непогода, холодный ветер бросал в оконное стекло пригоршни дождевых капель и растущие рядом с домом деревья царапали ветками крышу, она пыталась представить себе, что сейчас делает и чувствует Патрик. Ее богатое воображение легко рисовало темный, освещенный только несколькими кострами лагерь, где королевские стрелки отдыхают после сражения, чистят амуницию и тихо разговаривают об оставшихся дома невестах. Она отчетливо представляла себе Патрика, сидящего чуть в стороне и с обычной ироничной улыбкой слушающего беседу. Он наверняка не принимал в ней участия, а если и приходилось отвечать на вопросы товарищей, то отделывался ничего не значащими фразами.
Когда дождь прекращался, но небо оставалось затянуто серой вуалью облаков, Элен начинала думать о предстоящей встрече. С замиранием сердца она представляла, как выйдет на продуваемый ледяным морским ветром причал и увидит входящий в гавань Эдинбурга корабль. Как она, сгорая от нетерпения, будет смотреть на крутящихся вокруг портовых служащих, как бросят с борта толстые канаты, подтянут поскрипывающий корпус корабля к причалу и как по сходням, непременно первым, сойдет Патрик, как всегда, в безупречном мундире, со сверкающими орденами на широкой груди.
Когда же выдавался такой редкий солнечный денек, Элен позволяла себе погрузиться в теплые воспоминания. Сидя в гостиной рядом с тетушкой Полли, державшей на коленях шитье, она вспоминала первую встречу, вспоминала запах роз, подаренных тогда Патриком, легкий аромат шампанского, исходивший от его губ, звон выпавшего из ее пальцев бокала. Когда же приходило время ложиться спать, Элен поднималась к себе, медленно раздевалась, не прибегая к помощи служанки, залезала под одеяло и снова уносилась в будущее. Почти не дыша, она представляла себе, как это будет в первый раз, она представляла себе его прикосновения, его запах, слова, которые будут срываться с его губ в эту волнующую минуту, и подкрепляла работу воображения проворными движениями пальцев".
Последние строчки обескуражили Марину. Она тоже иногда совершала пальцами проворные движения, но это действие, во-первых, никогда не было связано для нее с мыслями о ком-то конкретном, а во-вторых, приносили не столько удовольствие, сколько стыд и разочарование, явно неведомые красавице Элен.
Да и данный книгой совет едва ли подходил к ее случаю. Ежедневно вспоминать единственную встречу было немного утомительно, представлять занятия Димы и вовсе не хотелось (Маринино воображение, словно издеваясь над хозяйкой, обычно рисовало бассейн в бане, наполненный голыми блядями), предвкушать первый раз Марина боялась, до конца не веря в неожиданную удачу. Однако было в этих четырех абзацах нечто главное, не ускользнувшее от внимания Марины. Элен совершенно не сомневалась в неизбежности предстоящей встречи, словно бы Патрик поехал не на войну, а в банк за месячным жалованьем. Уверенность Элен, несомненно, служила залогом того, что встреча действительно состоится. Порывшись внутри себя, Марина обнаружила удивительную солидарность с героиней картонного романа. Мысль о том, что Дима больше никогда не позвонит, не приходила Марине в голову, и из этого совершенно очевидно вытекала неизбежность его нового звонка.
Ожидание достигло своего пика в среду. То ли моментально выработавшийся условный рефлекс, то ли вековой инстинкт наполнили зенит рабочей недели неким особым смыслом. Впрочем, Марина не стала давать себе традиционное эсхатологическое обещание "если не позвонит, все кончено", не раз слышанное и по телевизору, и от подруг. Причин тому было много. Во-первых, Марина уже давно заметила, что обещание это ничего не значит. Во-вторых, заканчивать все так быстро было для нее слишком страшно. И в-третьих, она была уверена в своем ожидании, а потому вечером в среду с ее чувствами произошла удивительная трансформация - мучительное нетерпение уступило место светлой уверенности. Правда, волнение все равно никуда не ушло и уже не в первый раз лишило Марину аппетита. Пока родители ужинали, она расправилась с книжкой, а потом вместе со всеми села смотреть телевизор.
В этот раз она даже не просила папу убавить звук, просто сидела и молча смотрела на экран, изображавший лица, искаженные непривычным умственным напряжением (показывали какое-то интеллектуальное шоу).
Телефон зазвонил в половине девятого. Марина встала с дивана, сохраняя достоинство, прошла в прихожую, сняла трубку и бросила в темную неопределенность телефонного провода холодное "алло". В этот момент она сама удивлялась своему спокойствию.
- Привет, - сказал Дима. - Это Дима.
- Привет, - сказала Марина.
- Гуляла, что ли? - спросил Дима.
- Когда? - спросила Марина, не успев вовремя отфильтровать явную бестактность Диминого вопроса.
- Час назад, - сказал Дима.
Марина сначала хотела соврать, но потом передумала.
- Нет, - сказала она. - А почему ты так решил?
- Да я звонил, - сказал Дима. - Но никто не подошел.
- А, - сказала Марина. По спине ее побежали мурашки. - Нет, дома вроде все были. Не слышали, наверное.
- Понятно, - сказал Дима. - Как дела?
Дальше разговор покатился по мелкому руслу, оставшемуся от предыдущей беседы.
Неожиданная идентичность слов, предложений и интонаций сначала расстроила Марину, но потом она подумала, что, возможно, это стандартная форма, которой придерживаются все, и ничего обидного в таком разговоре нет. Даже наоборот, мысль о том, что вот и у нее все как у людей, ободрила Марину. К концу разговора она уже не стеснялась улыбки в голосе, так же, как и в прошлый раз, отказалась от четверга, перенесла встречу на пятницу и довольно тепло попрощалась.
Закончив разговор, Марина не стала возвращаться к родителям. Она прошла в свою комнату, включила музыку и, не зажигая света, легла на кровать, подложив руки под голову. По потолку, в который уперся ее взгляд, время от времени проползали световые пятна от фар въезжавших во двор автомобилей. Каждый раз, когда такое случалось, Марине приходила в голову удивительно приятная мысль о том, что, когда Дима прошлый раз привез ее домой, какая-то другая Марина лежала на спине в своей комнате, одинокая и покинутая, и так же следила за пятном на потолке, даже не подозревая, что пятно это - отблеск счастья, может быть, только зарождающегося, а может быть, уже расцветшего.
Утро четверга принесло новое открытие. Телефонный звонок, всего несколько часов назад казавшийся главным условием душевного равновесия, не избавил от пустоты, он просто перевел ожидание в некую новую плоскость. С одной стороны, стало легче - теперь Марина стремилась к конкретной точке пространства и времени, - но если раньше ожидание было смешано с ежеминутной надеждой, то теперь оно стало каким-то неприятно твердым. Сознание того, что ближайший вечер не несет никаких сюрпризов, угнетало. Впрочем, теперь, по крайней мере, отпала необходимость сидеть дома. Конечно, Дима мог позвонить, чтобы перенести встречу или просто поболтать. Такая возможность тревожила Марину, но казалась маловероятной, поэтому, избавившись от первой половины четверга в институте, Марина после занятий напросилась в гости к Светке.
Стремление убить ненужный вечер было только одним из побудительных мотивов. Кроме него присутствовало еще и желание как можно полнее ощутить новый статус. Марина понимала, что разговоры в туалетах и раздевалках составляют лишь малую часть того куска жизни, пожевать который она мечтала уже несколько лет. Светка уловила настроение подруги и организовала все по первому разряду.
Сначала пили пиво на лавке в скверике недалеко от института. Обсуждали учебу и новый Светкин лифчик, но этот разговор почти не запомнился Марине. Чисто механически поддерживая беседу, она смотрела на росший напротив лавки клен. Сквозь его листву светило заходящее солнце, и Марина заметила, что, если приглядеться повнимательнее, можно заметить движение разрезавших оранжевую крону лучей. Она сначала хотела поделиться своим открытием со Светкой, но потом передумала. Вместо этого она попросила у подруги сигарету. Потом пиво закончилось, сигарета превратилась в бычок, солнце вывалилось из веток, плеснув в лицо неприятно яркий свет, и как-то само собой созрело решение взять вина и идти к Светке домой.
На кухне у Светки не было ничего такого, что могло бы надолго привлечь внимание. Правда, пока подруга возилась со штопором, Марина смотрела на висевшие над холодильником часы и думала о том, что если глядеть на них так же внимательно, как на клен в сквере, то можно увидеть движение минутной стрелки. Потом пробка с громким хлопком выскочила из горлышка, разом сменив тональность вечера. Светка быстро наполнила стоявшие на столе бокалы, взяла один и сказала:
- Чтобы все у тебя сложилось.
Марина улыбнулась, они чокнулись и выпили, после чего сразу завязался долгожданный разговор. Марина задала вежливый вопрос, и Светка очень обстоятельно принялась отвечать на него, время от времени наклоняясь вперед и переходя на интимный шепот. Свой рассказ она украшала волнующими подробностями и частыми жалобами. Марину поначалу испугало обилие поджидающих впереди трудностей, но, когда бутылка опустела наполовину, она вдруг поняла, что жалобы являются главным показателем успеха. Марина не смогла бы объяснить, почему так происходит, внутренняя логика процесса оставалась для нее тайной, но интуитивное понимание казалось вполне достаточным. Закурив очередную сигарету - Светкины родители отличались либеральными взглядами, - она оборвала подругу на полуслове и стала рассказывать о пережитом за последние дни, компенсируя недостаток связности речи обилием слов; некоторые из них обожгли бы самые либеральные уши. Светка все понимала, не перебивала, часто кивала, подбодряла Марину краткими междометиями и время от времени просила говорить потише.
В общем, вечер прошел прекрасно, настолько, насколько это вообще возможно. Домой Марина вернулась лишь около полуночи. Взбудораженное вином, тело ее слегка покачивалось, но папа уже спал, а мама ничего не заметила или, может быть, просто не подала виду. Добравшись до своей кровати, Марина моментально заснула.
Утром пришло похмелье. Электрическое пение будильника, ворвавшееся в темный и сразу забытый сон, вызвало настоящую бурю - и в душе, и в теле. Марина вскочила с кровати, но налаженный за год механизм подготовки к походу в институт дал сбой. Марина несколько секунд стояла посреди комнаты, потом выключила будильник и снова легла в кровать. Свет разгонявшегося за окном утра вызывал тошноту, и даже мысль о том, что это утро пятницы, не приносила облегчения. Сил на то, чтобы снова встать, добраться до окна и задернуть занавески, не было. Несколько секунд Марина потратила на поиски неизрасходованных резервов энергии. Резервов не нашлось, и она снова заснула, в последний момент успев подумать о том, что следующее пробуждение будет легче.
Надежда эта не оправдалась. Спустя три часа мама разбудила Марину. Когда сон, основным содержанием которого был процесс питья - Марина пила чай, минералку, сок и даже один раз припала к чистому роднику в гулком хвойном лесу, - когда сон рассеялся, на Марину обрушились тошнота и головная боль. Понять, какое из этих чувств доминирует, было сложно. Мама, постояв немного возле кровати, ушла, но почти сразу вернулась со стаканом минеральной воды.
- На, - сказала она, протянув Марине сияющую емкость.
Марина села, залпом выпила воду, отдала стакан маме и только после этого удивилась. Сначала она решила, что говорила во сне, и отрывок этого разговора мама слышала, но потом само собой нарисовалось более простое и не очень приятное объяснение. Марина вспомнила, что новое для нее состояние часто переживает папа. Мама просто немного переработала богатый жизненный опыт.
- Голова болит? - спросила она.
- Да, - сказала Марина.
- Ну, ничего, - сказала мама. - Пройдет. Вставай.
Марина рассеянно кивнула. Она не разделяла мамин оптимизм, но решила покориться неумолимой силе обстоятельств. Новый день начался, и с этим приходилось смириться.
Однако опыт есть опыт. После душа Марина действительно почувствовала себя намного лучше. Причем в ее посвежевшую голову закралось сомнение - возможно, мама ориентировалась не только на папины просьбы и рассказы, но и на собственные переживания, давние или не очень. Впрочем, мысли о родительских взаимоотношениях недолго занимали Марину. Визит в ванную, помимо физического, принес и душевное облегчение (удивительную красоту каламбура Марина не заметила). Забравшись на напольные весы, стоявшие возле стиральной машины, Марина выяснила, что за неделю сбросила три килограмма. Конечно, она была еще далека от рекламнотелевизионных стандартов, но тенденция не могла не радовать. Ну и самое главное - она наконец-то в полной мере осознала, что в мире расцветает пятница.
Впрочем, до шести часов вечера и метро "Пушкинская" было еще далеко. Марина быстро позавтракала, выслушав стандартный мамин доклад о состоянии домашнего хозяйства, потом позвонила Светке. К телефону никто не подошел. Видимо, подруга оказалась лучше готова к алкогольному испытанию, впрочем, могло быть и совсем наоборот. Представив, как Светка ворочается в постели и матерится при каждом новом звонке, Марина улыбнулась и положила трубку.
После этого встал вопрос о выборе дальнейшего маршрута. Марина очень редко прогуливала занятия в институте, в основном потому, что освобожденное время нельзя было потратить так, как того требовала мировая культурная традиция, и несколько сотен ненужных минут только обострили бы чувство одиночества. Но сегодня то ли очищающее действие алкоголя, то ли ожидание вечерней встречи настроили Маринину душу на романтический лад, и совершенно не хотелось, чтобы зазвучавшую вдруг мелодию украсили басы тяжелого запаха душных институтских аудиторий.
И совершенно естественно Марина решила выбрать в качестве аккомпанемента легкие аккорды прогулки. Она быстро оделась, взяла у мамы карточку на метро и, натягивая в прихожей сапоги, подумала, что надо будет купить сигарет.
Выйдя из дома, Марина обнаружила, что после вчерашнего у нее осталось совсем мало денег. Решив поберечь финансы до вечера, она отказалась от намерения покупать сигареты и стала осваивать новую для нее область человеческих отношений, добывая сигареты из прохожих. Этот процесс, кем-то, когда-то и почему-то названный "стрельбой", оказался довольно увлекательным. Марина вступала в короткие беседы с незнакомыми людьми даже чаще, чем того требовал уже пристрастившийся к никотину организм, и выкурила далеко не все табачные изделия, полученные от человечества, - некоторые сигареты она выкидывала после пары затяжек, некоторые, казавшиеся дешевыми, и вовсе не рисковала пробовать. К сожалению, "Парламент" раздобыть ей так и не удалось.