Он стоял рядом с Джонни, который был как состарившийся, но величественный лев и приветствовал своих последователей в толпе зрителей внизу, потрясая кулаком. Но взгляд Франклина все еще бродил по залу, словно где-то там была та, давнишняя Сильвия, и когда глаза его остановились безутешно на том месте, где сидела в первом ряду нынешняя Сильвия, она улыбнулась ему и помахала. Его лицо снова взорвалось счастьем, и Франклин раскрыл руки, обнимая толпу, но на самом деле объятие предназначалось только Сильвии.
На праздновании победы после войны обычно уделяют не много времени мертвым солдатам - вернее, о них говорят и даже поют с излишком, в том ключе, что "погибшие товарищи сделали эту победу возможной", но все эти лозунги и шумные заверения направлены как раз на то, чтобы поскорее забыть о костях, лежащих в скалистой расщелине или в могиле, настолько неглубокой, что туда добрались шакалы, раскидали ребра, пальцы, череп. За шумом скрывается обвиняющее молчание, которое вскоре сменяется забвением. В зале в тот вечер было мало людей (почти все были белыми), кто потерял бы сыновей и дочерей в эту войну или сам сражался там, но мужчины на платформе - часть из них - служили в армии или приезжали на фронты. Также там были мужчины, которые обучались вести политические или партизанские войны в СССР или в лагерях, организованных Советским Союзом в Африке. И еще среди зрителей находилось приличное количество людей, знавших различные "кусочки" Африки в старые времена. Между ними и активистами пролегала пропасть, но все были охвачены единым победным восторгом.
Двадцать лет войны, начавшейся с изолированных вспышек "общественных беспорядков", "непослушания", или забастовок, или угрюмого недовольства, прорывающегося убийствами и поджогами, но все эти ручейки слились в наводнение, которое стало войной, продолжавшейся целых двадцать лет, а скоро о ней забудут и вспоминать будут только по праздникам. Оглушительный шум в зале не стихал. Люди кричали, и плакали, и обнимали друг друга, и целовались с незнакомыми, а на платформе ораторы сменяли один другого, черные и белые. Выступил Франклин, потом еще раз. Толпе он нравился, этот круглолицый жизнерадостный человек, который - так говорили - вот-вот войдет в правительство, формируемое товарищем Мэтью Мунгози: тот неожиданно получил большинство голосов на только что состоявшихся президентских выборах. Да, президент Мунгози, а ведь недавно это было всего лишь имя среди полудюжины других потенциальных лидеров. Позже других на митинге появился товарищ Mo. Этот возбужденно смеялся, запрыгнул на платформу, чтобы рассказать о том, как он вернулся сию минуту с передовой линии свободы, где борцы откладывают оружие и строят планы, как сделать реальностью те заветные мечты, что вели их вперед десятки лет. Товарищ Mo, жестикулируя, захлебываясь, плача, рассказывал зрителям об этих мечтах - все были так поглощены новостями с театра военных действий, что не имели минутки подумать о том, как скоро придется им услышать: "А теперь мы все вместе будем строить будущее". Товарищ Mo на самом деле не был цимлийцем, но это не важно, больше никто в последнее время не виделся с борцами за свободу, даже товарищ Мэтью, слишком занятый переговорами с Белым домом и другими встречами на высшем уровне. Большинство мировых лидеров уже заявили о своей поддержке нового президента Цимлии. За ночь он вырос в фигуру международного масштаба.
У Фрэнсис и Сильвии не было возможности покинуть зал, а ликование, и слезы, и речи продолжались до тех пор, пока администраторы не пришли предупредить, что осталось десять минут оплаченного времени. Недовольные возгласы, свист, крики "Фашисты!". Все двинулись к выходу. Фрэнсис задержалась, глядя на Джонни, думая, что должен он хотя бы показать, что знает о ее присутствии, и он действительно сухо кивнул бывшей жене. На платформу вскарабкалась Роуз, чтобы поздороваться с Джонни, который и ей всего лишь кивнул. Потом Роуз встала перед Франклином, закрыв доступ всем остальным, кто хотел пожать ему руку, обнять или даже вынести из зала на плечах.
Фрэнсис и Сильвия добрались до фойе, где их догнала Роуз, лопаясь от гордости. Франклин пообещал устроить ей интервью с товарищем Мэтью. Да, сразу же. Да, да, да, он твердо пообещал, что поговорит с товарищем Мэтью, который будет в Лондоне всю следующую неделю, и Роуз получит свое интервью.
- Вот видите? - воскликнула она, обращаясь исключительно к Фрэнсис и игнорируя Сильвию. - Так что я на пути к цели.
От Фрэнсис ожидали вопроса: "К какой цели?" - и она задала его.
- Увидите, - сказала Роуз. - Мне нужен был только толчок, и все.
Она удалилась, чтобы заняться обязанностями распорядителя.
Фрэнсис и Сильвия стояли на тротуаре, окруженные счастливыми людьми, которые никак не хотели расходиться.
- Мне нужно увидеться с вами, Фрэнсис, - сказала Сильвия. - Это важно. И не только с вами - со всеми.
- Со всеми!
- Да. Вы поймете почему.
Они договорились собрать всех через неделю, и Сильвия придет домой на весь вечер, она обещает.
Роуз прочитала все статьи, в которых упоминался товарищ Мэтью, президент Мунгози. Про Цимлию писали мало. О президенте же отзывались в основном одобрительно, в том числе люди, которые известны критическим настроем. Прежде всего, он коммунист. Спрашивалось: что это будет означать в контексте Цимлии? Роуз не планировала задавать подобных вопросов, конфронтация ей ни к чему. Перед встречей она составила примерный список вопросов африканскому лидеру, взяв их все из уже данных им интервью. В качестве журналиста Роуз обычно писала небольшие очерки в местных новостях, используя сведения, полученные от Джил, которая теперь состояла в нескольких комитетах при муниципальном совете. В своих статьях Роуз просто повторяла эту информацию (или статьи других людей), так что задача, которую ей предстояло выполнить на встрече с президентом Мунгози, ничем не отличалась от прежней работы, только была значительнее по объему и (она надеялась) последствиям. В наброске интервью Роуз не упомянула ни единого критического замечания в адрес товарища Мэтью и закончила парой абзацев оптимистичных эвфемизмов, которые так часто можно было слышать в исполнении товарища Джонни.
На свою встречу с цимлийским вождем она взяла этот набросок. Товарищ Мэтью не был общителен, по крайней мере поначалу, но когда он прочитал ее проект интервью, то все его подозрения рассеялись, и он даже подсказал Роуз несколько полезных цитат: "Как сказал мне президент Мунгози…"
Прошла неделя. Фрэнсис разложила кухонный стол до его первоначального состояния, надеясь, что гости скажут: "Как в старые времена". Она приготовила рагу и сделала пудинг. Кто собирался прийти? Узнав, что будет Сильвия, пообещала спуститься Юлия и привести с собой Вильгельма. Когда Колин услышал, по какому поводу созывает Сильвия этот "митинг", сказал, что обязательно придет. Эндрю, утверждающий, что у них с Софи медовый месяц (хотя они еще не расписывались), тоже сказал, что они придут вдвоем.
Юлия и Фрэнсис ждали вместе. Первым прибыл Эндрю, но один. Достаточно было взгляда, чтобы все понять: он выглядел опустошенным, даже измученным, и в нем не осталось ни следа от шутника Эндрю. Он был грустен, с красными глазами.
- Софи, возможно, подойдет попозже, - объявил он и налил себе один стакан красного вина и затем, проглотив его одним махом, сразу же второй. - Да-да, знаю, мама, - сказал он. - Но мне пришлось нелегко.
- Софи вернулась к Роланду?
- Не знаю. Может быть. Узы любви трудно разрушить, но если это любовь, то дайте мне что-нибудь другое. - Эндрю уже запинался, от алкоголя. - А пришел я на самом деле потому, что почти не вижусь с Сильвией. Сильвия - кто она такая? Может, на самом деле я люблю ее. Но знаешь что, Фрэнсис, мне кажется, что в душе она монахиня. - И так Эндрю продолжал, поток слов замедлился только тогда, когда он встал, прошел к раковине и ополоснул лицо холодной водой. - Существует такой предрассудок… - Эндрю едва выговаривал слова, - что холодная вода гасит пары алкоголя. Неправда. - Едва сев, он тут же уронил голову на стол, а затем снова встал и сказал: - Наверное, мне лучше прилечь ненадолго.
- Твою комнату занял Колин.
- Пойду тогда в гостиную. - Его продвижение по лестнице сопровождалось грохотом.
Пришла Сильвия и обняла Юлию, которая не удержалась от упрека:
- Я совсем тебя не вижу в последнее время.
Сильвия улыбнулась и села напротив Фрэнсис, положив перед собой бумаги.
- Ты разве не будешь с нами ужинать? - спросила Юлия, и Сильвия сказала:
- Конечно. Извините. - И отодвинула бумаги в сторону.
Широкими прыжками спустился в кухню Колин. Бледное лицо Сильвии потеплело при виде него, и она протянула ему навстречу руки. Они обнялись.
Постучался в дверь Вильгельм, как всегда это делал, спросил, можно ли ему присоединиться к ним, сел рядом с Юлией, сначала поцеловав ей руку и окинув ее внимательным взглядом. Он беспокоится о ней? Выглядит она по-прежнему, они оба не меняются уже много лет. Хотя Вильгельм уже близок к девяностолетию, но при этом крепок, деятелен.
Услышав, что Эндрю пьян и спит в гостиной, Колин сказал:
- La belle dame sans merci.Я же говорил тебе, Фрэнсис, помнишь?
В этот момент появилась и сама Софи, на ходу извиняясь за опоздание. Она была в свободном белом платье, поверх которого лились каскады черных волос. Ее лицо не несло на себе следов ни любви, ни боли, а вот глаза - глаза совсем другое дело.
Фрэнсис подавала еду, поэтому руки у нее были заняты. Она подставила щеку, чтобы Софи могла поцеловать ее. Затем Софи скользнула на стул напротив Колина и увидела, что он с серьезным видом изучает ее.
- Милый Колин, - сказала Софи.
- Твоя жертва наверху, в отключке, - сообщил ей Колин.
- Нехорошо так говорить, - заметила Фрэнсис.
- Не хотел никого обидеть, - сказал Колин.
Глаза Софи наполнились слезами. Вильгельм обратился к Колину:
- Прекрасных женщин нельзя упрекать за тот вред, что они причиняют. Господь даровал им разрешение мучить нас. - Он взял руку Юлии, поцеловал ее раз, другой, вздохнул, положил морщинистую руку обратно и похлопал ее ласково.
Пришел Руперт. Без каких-либо объяснений, которых никто, впрочем, и не потребовал, он стал данностью в их доме и, надеялась Фрэнсис, был принят. Колин посмотрел на него долгим взглядом, и хотя враждебности в нем не было, зато чувствовалось какое-то уныние, словно подтвердился приговор одиночества. Руперт сел на стул возле Фрэнсис и всем кивнул.
- Ты говорила - митинг. Но еще и ужин, как я посмотрю, - сказал он.
Фрэнсис поставила перед каждым полные тарелки - в семейном стиле - и бутылки с вином посреди стола.
- Это волшебно, Фрэнсис, это так восхитительно, совсем как в старые времена, о, я так часто вспоминаю о них, как мы все сидели за этим столом, чудные вечера, - щебетала Софи. Но она едва не плакала и тонкими белыми пальцами, созданными для перстней, уничтожала кусок хлеба.
Тут в кухню вбежала маленькая собачка, вырвавшаяся из заточения, куда ее поместили на время ужина, и моментально взобралась Колину на колени, где и осталась сидеть, энергично мотая хвостиком-перышком.
- Слезь, Злюка, - велел песику Колин. - Сейчас же.
Но зверюшка поудобнее устроилась у хозяина на коленях и попыталась лизнуть его в лицо.
- Нехорошо позволять собакам так себя вести, - заметила Сильвия.
- Знаю, - ответил Колин.
- Ах, эта собака, - сказала Юлия. - Почему ты не придумал ей более приличное имя? Каждый раз, когда я слышу "Злюка", мне становится смешно.
- Смех - лучшее лекарство, - парировал Колин. - Что ты на это скажешь, Сильвия?
- Скажу, что мы совсем позабыли о еде. - Сама она едва притронулась к тому, что лежало на ее тарелке.
- Божественно вкусно! - воскликнула Софи, которая ела так, будто голодала неделю.
Наконец появился и Эндрю, нездоровый на вид, но трезвый. Они с Софи обменялись горестными взглядами. Фрэнсис поставила перед Эндрю тарелку, и он сказал:
- Может, сразу перейдем к делу? Нам с Софи скоро нужно будет уходить. - Во взгляде, который он кинул на Софи, чувствовался робкий вопрос, но она казалась смущенной.
- Нужно ли мне еще раз все повторить? - поинтересовалась Сильвия, с облегчением отодвигая тарелку и вновь раскладывая перед собой бумаги. - Я разослала всем общую информацию.
- Очень полезная информация, - сказал Эндрю, - спасибо.
А дело было вот в чем. Группа молодых врачей хотела заставить правительство строить убежища на случай выпадения радиоактивных осадков и, в дальнейшем, на случай полномасштабной ядерной атаки. Этой инициативе противостояла шумная, активная, действенная организация под названием "Кампания за одностороннее ядерное разоружение". Эти люди не желали ничего слышать о строительстве каких бы то ни было убежищ и всячески мешали обучению населения элементарным мерам безопасности. Тон полемики был негативный, яростный, вплоть до истеричного. Юлия сказала:
- Прошу объяснить мне кое-что. Почему эти люди так недовольны, что правительство готовит укрытия для себя и королевской семьи? - Расхожей фразой по этому поводу было: "Правительство все делает, чтобы защитить себя, а на нас ему наплевать". - Я просто не понимаю, - продолжала Юлия. - Если начнется война, то стране как никогда будет нужно правительство, разве это не логично?
- Здравые рассуждения вряд ли применимы в этой кампании, - вставил Вильгельм. - Эти люди не знают, что такое война, а иначе не говорили бы подобные глупости.
- Вот как они рассуждают, - сказал Колин. - Упадет бомба, и все в мире погибнут. Следовательно, нет никакой необходимости строить убежища.
- Но это нелогично, - возразила Юлия. - Это непоследовательно.
Фрэнсис и Руперт посмотрели на пачку газетных вырезок - из "Дефендера" - и невесело переглянулись. "Дефендер" поддерживал кампанию. Сотрудники редакции заседали в комитетах кампании. Журналисты редакции писали от имени кампании статьи.
- Их аргумент таков, - попытался просветить бабушку Колин, - мол, если правительство будет уверено в своей безопасности, то с большей готовностью пойдет на то, чтобы сбросить бомбу.
- Какую бомбу? - спросила Юлия. - Почему всего одну бомбу? Что это за бомба, о которой все говорят? На войне много бомбят.
- В том-то и дело, Юлия, - сказала Сильвия. - Именно это нам и нужно донести.
- Может, Джонни сумеет нас просветить, - внес предложение Вильгельм. - Он же состоит у них в комитете.
- Есть ли такой комитет, в котором он не состоит? - хмыкнул Колин.
- А давайте позвоним ему и попросим прийти и обосновать свою позицию, - предложил Руперт.
Идея произвела впечатление - членам семьи такое в голову не пришло. Эндрю подошел к телефону. Он набрал номер, Джонни ответил. Услышав, что здесь проходит митинг, он согласился подъехать.
Дожидаясь Джонни, все читали вырезки Сильвии, и Юлия сказала:
- Какие они странные, право слово. Эти люди как дети.
- Верно подмечено, - кивнула Сильвия.
лагодарная за эту крошку, Юлия взяла руку Сильвии и прижала к груди.
- Ах, моя бедная девочка, ты не ешь, ты не бережешь себя.
- Я в порядке, - ответила Сильвия. - Мы все слишком много едим.
Осужденное этими словами рагу Фрэнсис тем не менее пользовалось успехом. Присутствующие не возражали против добавки.
Прибыл Джонни, но не один, а вместе с Джеймсом. Оба мужчины традиционно были в полувоенных куртках и сапогах из армейского магазина. Джонни, который недавно побывал на Кубе, у Фиделя, намотал на шею шарф цветов кубинского флага. Джеймс, высокий, плотный, улыбался всем дружелюбно. Не рады видеть Джеймса? Не может такого быть! Он обнял Фрэнсис, похлопал Эндрю и Колина по плечу, поцеловал Софи, прижал к себе костяную Сильвию, отсалютовал Юлии, вскинув сжатый кулак до уровня плеча - модифицированный таким образом приветственный жест для использования вне Партии.
- Хорошо снова оказаться здесь, - объявил он.
Он сел на свободный стул и выжидательно посмотрел на Джонни. Тогда тот тоже опустился на стул рядом с Джеймсом, однако, почувствовав себя на одном уровне с остальными, встал и снова принял свою обычную позу - спиной к окну, руки опираются о подоконник.
- Я поел, - заявил он. - Как ты, Мутти?
- Как видишь.
Джеймс с аппетитом налег на еду.
- Вы не знаете, от какой вкуснотищи отказываетесь, - сказал он своему кумиру и наставнику. Он говорил с просторечным акцентом, и Юлия недовольно поморщилась.
Джонни помялся, потом сдался и сел. Перед ним тут же появилась тарелка, так как Фрэнсис знала, чем все это закончится.
Сильвия сказала:
- У нас серьезный разговор. Джонни, Джеймс, мы обсуждаем важные вопросы.
- Разве бывают несерьезные разговоры? - отозвался Джонни. Он кивнул сыновьям, когда пришел, а сейчас сказал Эндрю: - Передай хлеб.
- Жизнь, - вставил Колин, - вообще очень серьезная штука, как всем нам хорошо известно.
- И становится все серьезнее и серьезнее, - подхватил Эндрю.
- Хватит, - сказала Сильвия. - Мы пригласили сюда Джонни не просто так.
- Выкладывай! - велел Джонни.
- Наша группа состоит из молодых врачей. У нас есть комитет. Мы уже некоторое время назад испытывали озабоченность, но поводом к действию стало письмо, вывезенное из Советского Союза…
Джонни театральным жестом отложил нож и вилку и поднял ладонь, останавливая Сильвию. Но та продолжила:
- Оно написано группой советских врачей. Те сообщают, что на ядерных предприятиях были аварии, там много погибших, и люди до сих пор умирают. Большие зоны в стране заражены радиоактивными осадками…
- Мне не интересно выслушивать антисоветскую пропаганду, - заявил Джонни. Он вернулся на свое место у окна, оставив тарелку. Джеймс с неохотой тоже оторвался от еды и встал рядом с Джонни - капитан и его лейтенант. Сильвия сказала:
- Это письмо привезено человеком, который был в Советском Союзе с делегацией. Тайно привезено. Оно дошло до нас. Оно подлинное.
- Прежде всего, - заговорил Джонни еще более отрывисто, чем обычно, - товарищи в Советском Союзе - ответственные люди и не допустят никаких аварий на ядерных установках. И во-вторых, я не готов тратить свое время на то, чтобы обсуждать сведения, полученные из очевидно фашистских источников.
- О, господи! - в раздражении воскликнула Сильвия. - Да вам самому-то не стыдно, Джонни? Сколько можно повторять одно и то же, когда всем уже известно?..
- Кому это всем? - фыркнул Джонни.
Их диалог прервала Юлия:
- Я хочу знать, почему ваша… ваша клика утверждает, будто это преступление - обезопасить правительство и королевскую семью в случае войны? Я не понимаю вас.
- Но это же просто, - пояснил Эндрю. - Это люди, которые ненавидят власть - безо всяких почему и зачем.
Джеймс кивнул со смехом:
- Ну да, правильно.
- Дети, - сказала Юлия, - глупые дети. И при этом они обладают таким влиянием. Если бы вы пережили войну, то не говорили бы подобной чепухи.
- Вы забываете, - заметил ей Джеймс, - что товарищ Джонни сражался в Испании.
Воцарилась тишина. Молодежь практически не слышала о подвигах Джонни, а старшее поколение давно устало от попыток эти подвиги забыть. А сам Джонни только скромно опустил глаза и потом кивнул, вновь беря нить разговора в свои руки.