УМЕР СЭР ГРЭХЕМ ТАУНСЕНД
Кортеж остановился перед собором. Кит вышел из первой машины, взял под руку мать и повел ее по ступеням, следом шли его сестры. Когда они вошли внутрь, все поднялись со своих мест. Церковный служитель проводил их по проходу к пустому первому ряду. Кит ощущал на себе изучающие, пристальные взгляды, все они словно задавали один и тот же вопрос: "Ты достоин занять его место?" Через минуту мимо них пронесли гроб и поставили на катафалк перед алтарем.
Службу вел епископ Мельбурнский, молитвы читал преподобный Чарльз Дэвидсон. Вот бы старик посмеялся, если бы услышал, какие гимны выбрала леди Таунсенд: "Быть пилигримом", "Течение времени" и "Славная битва". С речью выступил Дэвид Джейкман, бывший редактор "Курьера". Он говорил об энергии сэра Грэхема, о его любви к жизни, искренности, преданности своей семье и о том, как его будет не хватать всем, кто его знал. В заключение он напомнил собравшимся, что сэр Грэхем оставил после себя сына и наследника.
После благословения леди Таунсенд вновь взяла под руку сына и пошла за гробом, который понесли к выкопанной могиле.
- Прах к праху, - читал нараспев епископ, когда гроб опустили в могилу и могильщики стали бросать на него комья земли.
Кит поднял голову и обвел взглядом всех собравшихся вокруг могилы. Друзья, родственники, коллеги, политики, соперники, букмекеры - попадались даже стервятники, которые, как подозревал Кит, пришли просто поживиться - все смотрели в разверстую яму.
Когда епископ совершил крестное знамение, Кит медленно повел мать к ожидавшему лимузину. Перед автомобилем она остановилась и повернулась лицом к тем, кто молча следовал за ней. Целый час она пожимала руки, пока все не разъехались.
По дороге в Турак никто не произнес ни слова, и как только они приехали домой, леди Таунсенд поднялась по массивной мраморной лестнице и скрылась в своей комнате. Кит пошел на кухню, где Флорри готовила легкий обед. Он поставил еду на поднос и отнес матери. Она сидела в своем любимом кресле у окна и не шевельнулась, когда он поставил перед ней поднос. Он поцеловал ее в лоб, повернулся и вышел. Потом Кит долго бродил по поместью, повторяя маршрут, по которому так часто гулял с отцом.
Леди Таунсенд вышла около восьми вечера, и они вместе направились в столовую. Она вновь говорила только о его отце, выражая те же чувства, что и прошлым вечером. Она едва притронулась к еде, и как только убрали со стола, молча поднялась и прошла в гостиную.
Она заняла свое обычное место у камина, и Кит, немного помешкав, сел в отцовское кресло. Когда горничная подала им кофе, мать наклонилась вперед и, грея руки у огня, задала ему вопрос, которого он так терпеливо ждал:
- Что ты собираешься делать теперь, когда вернулся в Австралию?
- Завтра первым делом встречусь с редактором "Курьера". Нужно быстро внести кое-какие изменения, если мы собираемся померяться силами с "Эйджем".
Он замолчал, ожидая ее ответа.
- Кит, - наконец произнесла она, - мне жаль тебе это говорить, но "Курьер" нам больше не принадлежит.
Кит был настолько потрясен, что даже не смог ответить.
- Как тебе известно, - грея руки, продолжала она, - твой отец оставил все мне, а я всегда испытывала отвращение к долгам любого рода. Может, если бы он оставил газеты тебе…
- Но, мама, я… - начал Кит.
- Не забывай, Кит, тебя не было почти пять лет. Последний раз я тебя видела школьником, неохотно поднимавшимся на борт парохода. Я не могла знать…
- Но отец не хотел бы, чтобы ты продала "Курьер". Ведь это его первая газета.
- И каждую неделю она терпела убытки. Когда корпорация Кенрайт предложила мне возможность выбраться из долгов, правление посоветовало мне принять предложение.
- Ты даже не дала мне попытаться что-нибудь изменить. Я отлично знаю, что тираж обеих газет падал на протяжении нескольких лет. Именно поэтому я разрабатывал новую стратегию, стратегию, с которой отец готов был согласиться.
- Боюсь, ничего не выйдет, - сказала мать. - Сэр Колин Грант, председатель правления "Аделаид Мессенджер", на днях предложил мне сто пятьдесят тысяч фунтов за "Газетт", и на следующем заседании правление будет рассматривать это предложение.
- Но зачем нам продавать "Газетт"? - Кит не мог поверить своим ушам.
- Потому что мы уже несколько лет ведем безрезультатную битву с "Мессенджером", и их предложение кажется мне весьма щедрым в сложившейся ситуации.
- Мама, - Кит встал лицом к ней, - я вернулся домой не для того, чтобы продавать "Газетт". Совсем наоборот. Я поставил перед собой цель завладеть "Мессенджером".
- Кит, в нашем нынешнем финансовом положении это просто нереально. В любом случае правление никогда на это не пойдет.
- Сейчас, наверное, нет, но когда мы будем продавать больше экземпляров, чем они, оно обязательно согласится.
- Ты так похож на своего отца, Кит, - мать посмотрела на него.
- Просто дай мне шанс показать, на что я способен, - сказал Кит. - Увидишь, я многому научился на Флит-Стрит. Я приехал домой, чтобы с толком использовать полученные знания.
Леди Таунсенд долго молчала, глядя на огонь.
- Сэр Колин дал мне девяносто дней на размышление, - наконец произнесла она и снова замолчала. - Я даю тебе столько же - попробуй за это время убедить меня, что мне следует отклонить его предложение.
Когда на следующее утро Таунсенд вышел из самолета в Аделаиде, первое, на что он обратил внимание, войдя в зал прилета - на газетной стойке "Мессенджер" стоит над "Газетт". Он опустил сумки и поменял газеты местами, а потом купил обе.
Стоя в очереди на такси, он отметил, что из семидесяти трех человек двенадцать держат в руках "Мессенджер" и только семь - "Газетт". По дороге в город, сидя в такси, он записал свои наблюдения на обратной стороне билета с намерением обсудить их с Фрэнком Бейли, редактором "Курьера". Потом он пролистал обе газеты и вынужден был признать, что "Мессенджер" интереснее. Однако он чувствовал, что не стоит говорить об этом в первый же день.
Такси остановилось перед зданием редакции "Газетт". Таунсенд оставил сумки в приемной и на лифте поднялся на третий этаж. Никто не обратил на него внимания, когда он прошел мимо стрекотавших машинисток, без стука открыл дверь в кабинет редактора и оказался на утреннем совещании.
Удивленный Фрэнк Бейли поднялся из-за стола и протянул руку.
- Кит, рад тебя видеть после стольких лет.
- Я тоже рад, - ответил Таунсенд.
- Мы ждали тебя только завтра. - Бейли повернулся к журналистам, сидевшим за столом в форме подковы. - Это сын сэра Грэхема, Кит. Он станет издателем вместо своего отца. Те, кто работает здесь уже несколько лет, наверное, вспомнят, что он приходил сюда как… - Фрэнк замялся.
- Как сын моего отца, - закончил за него Таунсенд.
Замечание было встречено взрывом смеха.
- Пожалуйста, продолжайте, как будто меня здесь нет, - сказал Таунсенд. - Я не собираюсь быть издателем, который вмешивается в редакционные решения.
Он отошел в угол комнаты, сел на подоконник и стал наблюдать, как Бейли ведет утреннее совещание. Тот не растерял свои навыки и, казалось, не утратил желания бороться с помощью газеты за любого неудачника, с которым, по его мнению, обошлись несправедливо.
- Ладно, что у нас тянет на первую полосу в завтрашнем номере? - спросил Бейли.
Три руки взметнулись вверх.
- Дейв, - редактор ткнул карандашом в сторону главного репортера уголовной хроники. - Начнем с тебя.
- Кажется, сегодня вынесут решение по делу Сэмми Тейлора. Судья должен к вечеру подвести итоги.
- Ну, судя по тому, как он вел процесс, у бедняги нет ни единого шанса. Этот человек вздернет Тейлора под любым предлогом.
- Знаю, - кивнул Дейв.
- Если его признают виновным, я дам этому процессу место на первой полосе и напишу редакционную заметку о том, что наши суды становятся пародией на правосудие, когда обвиняемым по делу проходит абориген. Протестующие аборигены все еще пикетируют здание суда?
- Конечно. Они дежурят там днем и ночью. С тех пор как мы опубликовали фотографии, на которых полицейские волокут их вождей, они стали спать прямо на тротуаре.
- Ясно. Если сегодня будет вердикт и его признают виновным, ты получаешь первую полосу. Джейн, - он повернулся к редактору колонки, - мне нужна статья на тысячу слов о правах аборигенов и о том, как недостойно проходил этот процесс. Пародия на правосудие, расовые предрассудки - ты сама знаешь, что мне нужно.
- Что, если присяжные признают его невиновным? - спросил Дейв.
- В этом невероятном случае ты получишь правую колонку на первой полосе, а Джейн напишет мне пятьсот слов для седьмой страницы о достоинствах суда присяжных, о том, что Австралия наконец выбралась из Средневековья, и так далее, и тому подобное.
Бейли переключил внимание на другую сторону стола и показал карандашом на женщину, чья рука оставалась поднятой.
- Морин, - сказал он.
- У нас загадочная болезнь в Королевской больнице Аделаиды. За последние десять дней умерли трое маленьких детей, а главный врач больницы Жиль Данн не желает делать никаких заявлений, как я на него ни давила.
- Все дети местные?
- Да, - ответила Морин. - Все из района Порт Аделаиды.
- Возраст? - спросил Фрэнк.
- Четыре, три и четыре. Две девочки и один мальчик.
- Ясно. Свяжись с родителями, особенно с матерями. Мне нужны фотографии, история семьи, все, что сможешь раскопать о них. Попробуй выяснить, нет ли между ними какой-нибудь связи, пусть даже самой отдаленной. Может, они родственники? Знают друг друга или работают в одном месте? Есть ли у них общие интересы, которые можно было бы связать со всеми тремя случаями? И мне нужно хоть какое-то заявление от Жиля Данна, пусть даже всего лишь "Без комментариев".
Морин коротко кивнула, и Бейли повернулся к фотографу.
- Сделай мне хорошую фотографию Данна с раздраженным лицом, мы поместим ее на первую полосу. У тебя будет первая полоса, Морин, если Тейлора оправдают, а если нет, твоя статья пойдет на четвертую страницу с продолжением на пятой. Попытайся раздобыть фотографии всех трех детей. Меня интересуют семейные альбомы - счастливые здоровые детишки, лучше всего в непринужденной обстановке. И надо, чтобы ты проникла в больницу. Если Данн и дальше будет упираться, найди кого-нибудь поразговорчивее. Врача, медсестру, да хоть санитара, только веди беседу при свидетелях или под запись. Не хватало нам еще одного провала, как в прошлом месяце с миссис Кендал и ее жалобами на пожарную команду. И, Дейв, - редактор снова повернулся к главному репортеру уголовной хроники, - сразу сообщи мне, если суд отложит вынесение приговора по делу Тейлора, чтобы мы могли составлять макет первой полосы. Еще предложения есть?
- Сегодня в одиннадцать утра Томас Плейфорд выступит с важным, как мне говорили, заявлением, - сообщил Джим Уэст, политический обозреватель. У многих вырвался стон.
- Его выступления меня не интересуют, - отрезал Фрэнк, - если только он не собирается объявить о своей отставке. Если он, как всегда, просто хочет позировать перед камерами и заигрывать с публикой, сообщая о своих фиктивных достижениях и о том, какой вклад он внес в местное общество, дайте короткое сообщение на одиннадцатой странице. Спорт, Гарри?
Грузный человек, сидевший в углу напротив Таунсенда, моргнул и повернулся к молодому помощнику. Тот зашептал ему на ухо.
- Ах да, - сказал спортивный редактор. - Сегодня должны объявить состав команды, которая в четверг будет участвовать в первом отборочном матче с Англией.
- Есть шанс, что ребята из Аделаиды войдут в команду?
Совещание длилось больше часа, и все это время Таунсенд не сказал ни слова, хотя чувствовал, что некоторые вопросы остались без ответа. После совещания он дождался, когда все журналисты разойдутся, и передал Фрэнку заметки, которые набросал в такси. Редактор бросил взгляд на нацарапанные цифры и пообещал изучить их более внимательно, как только у него появится свободная минута. Машинально он положил их в корзинку для исходящих бумаг.
- Заходи, если возникнут какие-то вопросы, Кит, - сказал он. - Моя дверь всегда открыта.
Таунсенд кивнул и направился к выходу.
Фрэнк добавил ему вслед:
- Знаешь, у нас с твоим отцом сложились хорошие деловые отношения. До последнего времени он как минимум раз в месяц прилетал из Мельбурна, чтобы встретиться со мной.
Таунсенд улыбнулся и тихо закрыл за собой дверь кабинета. Он прошел мимо стрекочущих машинисток, сел в лифт и поднялся на верхний этаж.
Легкий холодок пробежал по его спине, когда он вошел в кабинет отца. Он уже никогда не сможет ему доказать, отчетливо осознал он, что будет его достойным преемником. Он обвел взглядом комнату, задержавшись на портрете матери. Он улыбнулся при мысли, что она - единственный человек, который может не опасаться, что кто-то займет ее место.
Позади кто-то кашлянул. Обернувшись, он увидел в дверях мисс Бантинг. Она тридцать семь лет работала секретаршей его отца. Ребенком Таунсенд часто слышал, как мать называла Банти "Дюймовочкой". Ростом она была не выше полутора метров, даже если добавить ее аккуратный пучок волос. Он никогда не видел у нее другой прически, и уж, конечно, Банти не делала никаких уступок моде. Прямая юбка закрывала ноги, шея пряталась под практичным кардиганом, украшений она не носила и явно никогда не слышала о нейлоновых чулках.
- Добро пожаловать домой, мистер Кит, - несмотря на почти сорок лет жизни в Аделаиде, она так и не избавилась от шотландского акцента. - Я все подготовила к вашему возвращению. Мне, конечно, скоро на пенсию, но я пойму, если вы захотите взять на мое место кого-то другого.
Таунсенд догадался, что она отрепетировала каждое слово этой маленькой речи и спешила произнести ее раньше, чем он успеет открыть рот. Он улыбнулся.
- Я не собираюсь искать вам замену, мисс Бантинг. - Он понятия не имел, как ее зовут, знал только, что отец называл ее "Банти". - Я хотел бы изменить только одно - пожалуйста, зовите меня, как раньше, Кит.
Она улыбнулась.
- С чего бы вы хотели начать?
- Сегодня буду просматривать папки, а завтра начну прямо с утра.
Банти хотела что-то сказать, но прикусила губу.
- "Прямо с утра" начнется в то же время, что и для вашего отца? - с невинным видом поинтересовалась она.
- Боюсь, что да, - широко улыбнулся Таунсенд.
На следующий день Таунсенд появился в редакции в семь часов утра. Он поднялся на лифте на второй этаж и прошелся между пустыми столами рекламного отдела. Неэффективность работы чувствовалась даже сейчас, когда вокруг никого не было. Бумаги в беспорядке валялись на столах, кое-где лежали открытые папки, и некоторые лампочки явно горели всю ночь. Только сейчас он понял, как долго отец отсутствовал в редакции.
Первая пташка прилетела в десять минут десятого.
- Кто вы? - спросил Таунсенд, когда она вошла.
- Рут, - ответила она. - А вы кто?
- Я Кит Таунсенд.
- Ах да, сын сэра Грэхема, - безразлично бросила она и подошла к своему столу.
- Кто начальник этого отдела? - спросил Таунсенд.
- Мистер Харрис, - она села и достала из сумки пудреницу.
- И когда же я смогу его увидеть?
- О, обычно он приходит в половине десятого, в десять.
- Неужели? - сказал Таунсенд. - Где его кабинет?
Молодая женщина показала в дальний угол комнаты.
Мистер Харрис появился в своем кабинете в 9.47, к этому времени Таунсенд просмотрел почти все его папки.
- Какого черта вы тут делаете? - были первые слова Харриса при виде Таунсенда, сидящего за его столом и изучающего бумаги.
- Жду вас, - невозмутимо ответил Таунсенд. - Я не думал, что мой заведующий рекламным отделом приходит на работу только к десяти.
- Ни одна редакция не начинает работу раньше десяти. Это знает даже стажер, - заявил Харрис.
- Когда я был стажером в "Дейли Экспресс", каждый день в восемь утра лорд Бивербрук уже сидел за своим столом.
- Но я редко ухожу раньше шести вечера, - возразил Харрис.
- Настоящий журналист редко возвращается домой раньше восьми, а рядовые сотрудники должны быть счастливы, если уходят с работы до полуночи. Начиная с завтрашнего дня, мы с вами будем встречаться в моем кабинете каждое утро в восемь, и все ваши сотрудники к девяти должны быть на своих местах. Кто недоволен, может приступать к изучению колонки вакансий на последней полосе газеты. Я понятно говорю?
Харрис кивнул, поджав губы.
- Хорошо. Прежде всего мне нужна смета на следующие три месяца. Сделайте сравнительный анализ стоимости строки в нашей газете и в "Мессенджере". Я хочу, чтобы завтра к моему приходу он лежал у меня на столе. - Он поднялся из кресла Харриса.
- Но я не успею собрать все эти данные за такой короткий срок, - возразил Харрис.
- В таком случае вы тоже сможете изучать колонку вакансий, - отрезал Таунсенд. - Только не в рабочее время.
Он вышел из кабинета. Трясущийся Харрис смотрел ему вслед. Таунсенд поднялся еще на один этаж в отдел распространения. Он не удивился, обнаружив, что там тоже все пущено на самотек. Час спустя он вышел, доведя до истерики ряд сотрудников, хотя вынужден был признать, что молодой человек из Брисбейна по имени Мэл Картер, недавно назначенный заместителем начальника отдела, произвел на него впечатление.
Фрэнка Бейли удивило столь скорое возвращение "молодого Кита". Он удивился еще больше, когда тот снова занял свое место на подоконнике во время утреннего совещания. Бейли был рад, что Таунсенд не вмешивается со своим мнением, хотя не мог не заметить, что молодой человек непрерывно строчит в блокноте.
В свой кабинет Таунсенд попал только к одиннадцати часам и сразу же занялся разбором почты вместе с мисс Бантинг. Она разложила ее по отдельным папкам, помеченным разноцветными маркерами - чтобы, пояснила она, босс сумел определить приоритеты в случае нехватки времени.
Через два часа Таунсенд понял, почему отец так высоко ценил Банти. Теперь он думал не о том, когда сможет ее заменить, а том, как удержать ее подольше.
- Самое важное я оставила напоследок, - сообщила Банти. - Последнее предложение "Мессенджера". Рано утром звонил сэр Колин Грант, хотел поздороваться с вами и удостовериться, что вы получили его письмо.
- Правда? - Таунсенд с улыбкой открыл папку, помеченную "Конфиденциально", и пробежал глазами письмо от "Джарвиса, Смита и Томаса", юридической конторы, которая, сколько он себя помнил, всегда представляла интересы "Мессенджера". Наткнувшись на цифру 150 тысяч фунтов, он нахмурился. Потом прочитал протокол заседания правления в прошлом месяце, из которого было ясно, что предложение вполне устраивает директоров. Но заседание проходило до того, как мать дала ему девяносто дней отсрочки приговора.