– Чаю налить? – спросил отец.
– Налей, – согласился Вадим и без сил прислонился к дверному косяку. – Я сплю, да? Как же я сразу не понял – это просто сон такой.
Беляков-старший переглянулся с Василием.
– Ну, это не совсем сон, – сказал он. – Садись, Вадик, разговор будет длинный. Мне многое нужно тебе рассказать. Да и у тебя вопросы накопились, я думаю…
– Да уж! – Вадим рассмеялся. – Накопились, па-анимаешь, вапросики… Правда, Василий Александрович?
Старик Василий передернул плечами. А мне-то, мол, откуда знать?
Беляков-старший посмотрел внимательно на Вадима, потом опять перевел взгляд на Василия.
– Ты опять устроил клоунаду с Полем Тьмы и Вратами Истины? Ты же мне обещал… – Обещал, – согласился Василий и притворно горько вздохнул. – А что такого, мой бледнолицый брат? Очень забавно получилось. Мы славно повеселились с твоим парнем. Правда, Вадик? Скажи: тебе ведь понравилось? А ну-ка, быстро повтори за мной: попугая покупая, не пугайте попугая, покупайте попугая, не пугая попугая!
Вадим набрал в грудь воздуха и открыл рот, желая высказать старику буквально все, что он думает о событиях последних трех часов, но неожиданно для себя только фыркнул и опять расхохотался. А что было говорить? Хитрая улыбка с прищуром, застывшая на лице старика, – лучшее доказательство. Василия Александровича не изменить. А раз купился на розыгрыш, так сам и виноват. Мог бы и догадаться…
– Я только не совсем понял всю эту вашу символику, – признался Вадим.
– Эх, молодежь, молодежь! – Старик Василий вздохнул. – И кто вас только в школах обучает, а? Ну хоть немного-то было страшно?
– Было местами…
– Вот, – обрадовался старик. – Страх – это хорошо. Страх – он сознание раскрепощает…
Беляков-старший приобнял товарища за плечи и легонько встряхнул.
– Вообще-то он человек душевнейший. И большой талант. Навигатор, так сказать, от Бога. Из него бы такой Наставник мог получиться, какого еще поискать. Но у каждого, как ты понимаешь, Вадик, есть свои недостатки…
Старик Василий прыснул в кулак.
– Бык, бык тупогуб, тупогубенький бычок…
– Именно об этом я и говорю, – сказал Беляков-старший. – Ты у нас большой шутник и озорник. И даже возраст тебя нисколько не испортил…
Вадим переводил недоумевающий взгляд то на улыбающегося отца, то обратно на старика Василия и ловил себя на мысли, что перестал ощущать тяжесть, которая непрерывно давила на него последний год. Он по-прежнему ничего не понимал, но видел довольного отца, пьющего чай из своей любимой кружки, и это успокаивало…
– Пап, скажи, ты умер? – Вадим, наконец, решился задать самый главный вопрос.
– Даже и не знаю, что тебе сказать… – Беляков задумался. – В принципе, да, можно сказать, что умер. В смысле, в физическом плане…
– Тогда я тоже умер? Или я сплю?
– Нет, ты не умер. Василий нашел для тебя так называемый астральный карман. В психосфере тебе появляться сейчас небезопасно, и мы можем спокойно встретиться с тобой только здесь. Сам я неоднократно пытался пробить к тебе этот канал, но не смог, как видишь. А Василий – он на все руки мастер.
– А сам-то я сейчас где?
– Вадик, ты не старайся понять все сразу. Выпей пока чаю. Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть…
Беляков-старший засуетился с заварочным чайником, подвинул ближе к сыну вазочки с маковыми крекерами, малиновым вареньем, зефиром и конфетами "Птичье молоко".
– Зефир обязательно покушай. Ты его в детстве очень любил…
– Пап, я уже вырос давно.
– Да знаю, знаю… – Беляков-старший сник. – Конечно, вырос… Я просто не заметил, когда. Прости меня за это. И за то, что ушел, не попрощавшись – тоже прости. Все думал: еще не время, еще успею. Думал: потом все тебе расскажу. А это "потом" так и не наступило…
Угол атаки. Лето. 1985
В ушах Григория Белякова что-то громко хрустнуло. Он попытался пошевелить пальцами и искренне обрадовался тому, что смог это сделать. И тут сквозь посторонние шумы к нему прорвался монотонный голос диспетчера:
– "Башня" вызывает "Семнадцатого". "Башня" вызывает "Семнадцатого", "Семнадцатый", ответьте "Башне". "Башня" вызывает "Семнадцатого"…
С третьей попытки Гриша сдвинул переключатель связи на приборной панели.
– "Семнадцатый"… "Башне"… Вас слышу, "Башня", – с трудом произнес Гриша опухшими губами. Язык был словно вырезан из эбонита. – Посадку… подтверждаю…
– "Башня" – "Семнадцатому"! – с облегчением выдохнул диспетчер. – Ну и напугал ты нас, "Семнадцатый"!
Правая рука Белякова разжалась и отпустила штурвал. Тот сразу зафиксировался в нейтральном положении. Гриша дотянулся до приборной панели и обесточил генератор. Вот, теперь точно все. Машину можно буксировать в стартовую зону…
– "Башня" – "Семнадцатому", подтверждаете готовность к транспортировке?
– "Семнадцатый" – "Башне", подтверждаю… готовность…
Несколько секунд назад над головой Белякова ярко светили звезды. Сейчас он видел только поцарапанный кокпит…
Щит электромагнитного экрана открылся быстрей, чем обычно. Об днище фюзеляжа подтянулся крюк транспортера, зашелестели стальные канаты. Боевая машина медленно двинулась хвостом вперед по рулежной дорожке. Уже позади весь красный квадрат Пилотажной зоны. Вот и линия ангаров. Стоп, машина!
Пока техники подтягивали трап, Беляков успел только вырвать разъемы шлема. Техники сделали все остальное: освободили высотный костюм, вытащили Гришу из тесного пространства кокпита, помогли спуститься на "бетонку", поддержали, когда он едва не упал. В медблок Беляков добирался, опираясь на плечо сержанта-сверхсрочника, чего с ним не случалось давно.
– Наконец-то! – Кашин бросился навстречу своему "ведомому", подставляя плечо. – На командном, говорят, уже паника начиналась.
– Зачем паника? Не надо нам паники, тырщ капитан. – Беляков попытался небрежно присесть на кушетку, но подвели колени. Кашин покачал головой и протянул Грише стакан с теплой водой из графина. Гриша принял его с благодарностью. Пить хотелось смертельно.
– Нештатная ситуация? – осторожно поинтересовался Кашин. – Намекни хотя бы.
– Да нет, вроде все как обычно, – соврал Гриша.
Несмотря на протесты, фельдшер уложил Белякова на кушетку и не давал ему встать до прихода врача – белобрысого и совсем юного, видимо, только недавно окончившего медакадемию. Но хотя звезды на погонах молодого лейтенанта медицинской службы еще блестели свежей медью, тот сразу показал себя парнем с характером. Твердой рукой вернул Белякова в горизонтальное положение, когда тот попытался встать.
– Да нормально же все, доктор, – проворчал Гриша. – Обычное дело. Я хоть сейчас на фронт – фрицев бить.
Врач вытащил из кармана тонкий фонарик и заглянул Белякову в оба зрачка.
– Расскажите, что запомнили. Если это не секретно, конечно…
– Как стал заходить на посадку – помню. А очнулся уже в Пилотажной. Даже не представляю, что со мной могло произойти. Сам теряюсь в догадках, доктор. Может, растренировался?
– Не думаю… – Молодой врач улыбнулся и зацепил Грише на бицепс манжету тонометра. – Вам бы отдохнуть, товарищ старший лейтенант недельку, полежать у нас в медчасти. Как посмотрите на такую перспективу? Да и обследование пора бы уже полное пройти…
Гриша насторожился. Не так прост был этот молодой врач…
– Честно скажу: не нравится мне ваша идея, доктор. Сколько мне летать-то осталось? Год. Максимум два. Меня и так спишут вчистую. Так что обследоваться – только время даром тратить. Отпустите, а? Хочу в отставку молодым и здоровым выйти…
– Вы сейчас и Объект не сможете покинуть самостоятельно, товарищ старший лейтенант…
– А мне мой командир поможет. – Гриша посмотрел на Кашина. – Правда, товарищ капитан?
Врач с сомнением покачал головой, но отмашку фельдшеру дал.
– Ладно, отпустите товарища старшего лейтенанта под мою ответственность…
Гриша покинул медблок своим ходом, чтобы молодой медик не засомневался в принятом решении. Но когда они уже брели по Центральной галерее, а потом поднимались в лифте, он почти висел на плече у Кашина. Чуть легче ему стало только на воздухе.
– Может, машину подождем? – уточнил Кашин.
Беляков подставил лицо солнцу и хитро прищурился.
– Не паникуй, командир, дойдем и так. Только пару перекуров по дороге придется сделать. Это ничего?
Они миновали часового под ржавым грибком, потом прошли еще метров четыреста и остановились у хилого березового околка. Кашин критически осмотрел предполагаемое место посадки и отбросил ногой пару подозрительных сучьев.
– Осторожно, где-то здесь, кажется, муравейник был…
Беляков повесил фуражку на нижнюю ветку и растянулся во весь рост на прелых листьях.
– Приземляйся, капитан, не стой как пень.
– Черт, Гриня, земля же холодная, – проворчал Кашин.
– Да, сейчас неплохо бы махнуть туда, где тепло, – мечтательно произнес Беляков. – И еще в теплое море неплохо бы окунуться. Кашин, а ты знаешь, как здорово, когда с разбегу – и в море? Прямо в волну… Ты когда последний раз на море был?
– В позапрошлом году. Мы в Анапе две недели отдыхали.
– Везучий ты. А я вот Крыма вообще ни разу не видел. Только на Балтике купался. Да и то давно. Когда еще в Питере учился. В Финском заливе вода всегда очень холодная. Пока назад на берег выскочишь – весь синий. И зуб на зуб не попадает. А в Анапе море теплое?
Кашин рассмеялся.
– Ну, во-первых, Анапа – это не Крым, а Краснодарский край. Во-вторых, там тоже не всегда тепло. Мы в середине июня были, а местные говорят, что лучше в конце июля приезжать. Да и вообще, Анапа – так себе городок. Дашка была в восторге, а по мне – скука. Не Рио-де-Жанейро. В Питере лучше, чем в Анапе. Скучаешь по Питеру, бродяга?
– Спрашиваешь! Только глаза закрою – Питер вижу… Слушай, Кашин. Давно хотел тебя спросить. Ты о своем светлом будущем задумывался когда-нибудь? Я не имею в виду планы на месяц или, там, на ближайший отпуск. Меня интересует более длинный отрезок времени. Лет на десять или пятнадцать вперед ты когда-нибудь пытался заглянуть? Ты в курсе, вообще, что через пятнадцать лет новый век наступит?
Кашин выдержал паузу, хмыкнул, задумчиво подняв глаза к небу, пожевал сорванную травинку и покосился на Белякова.
– Очень смешно!
– Удивительно емкий ответ, тырщ капитан. Мне вот кажется, что ты хотел сказать "да", но в последний момент постеснялся. Тогда ответь на следующий вопрос. Вот персонально ты, капитан Кашин, что думаешь по поводу этого самого будущего?
– Оно обязательно наступит, Гриша. Просто обязательно. Или ты в коммунизм не веришь?
– В коммунизм? – ехидно переспросил Беляков. – В коммунизм верю…
Кашин выкинул травинку и выбрал себе другую. Беляков закинул руки за голову и долго смотрел, как мелкие облака пытаются догнать друг друга.
Первым не выдержал молчания Кашин.
– Гриня, ты не накручивай себя. Я понимаю, что вы с Витей были друзьями, много лет прожили в одной комнате. Но его гибель – это несчастный случай. Случайность, понимаешь? В жизни все бывает. Тянется такая длинная цепочка событий, совсем не связанных друг с другом, а потом в один момент – бабах, и все начинает сыпаться. Бывает, что на конце цепочки оказывается чья-то жизнь. Ну да, опасная у нас профессия. Но Витю нам с тобой уже не вернуть. Надо как-то пытаться жить дальше…
– И ты можешь поверить в третью случайность за полгода? – Беляков перевернулся на живот. – Ты не видел Витю, когда его из кабины вытаскивали? А я, к твоему сведению, там был. Не зря его в цинке родителям отправили…
– И что это доказывает?
– Совершенно ничего. – Беляков пожал плечами. – Как там написала в отчете очередная комиссия: пробой защитного контура блуждающими токами. Теми самыми, которые всегда были, есть и будут. Напрашивается вывод: наши инженеры либо совсем ничего не знают о Высоте, либо не хотят принимать в расчет очевидное. Это как понимать? Да мы и сами ничего о Высоте толком не знаем, точно тебе говорю. Тычемся там всюду, как слепые котята. Зато всегда идем напролом. Еще бы – пилоты-высотники, элита ВВС!
Кашин с кряхтением поднялся.
– Пойдем. Пора отчеты сдавать… Ты вообще напрасно так горячишься…
– А я разве горячусь? Я спокоен, как танк, – заверил Беляков. – Ты знаешь, кстати, сколько времени живет самый бронированный и маневренный танк в условиях современного боя? В среднем меньше минуты. А теперь представь себе такую картинку: тридцать одна бронемашина танкового батальона летит по полю в последнюю атаку на скорости свыше восьмидесяти км в час, а всего через минуту вместо батальона мы видим кучку пылающих факелов на фоне колосящейся пшеницы. О чем, интересно, думает танкист, когда садится за рычаги своей машины? Но он хотя бы может надеяться, что войны не будет. А на что можем надеяться мы, товарищ капитан? Мы даже не смертники. Мы уже покойники. И если нас вовремя не убьет Высота, то уложит в цинк собственная машина. Нас убивает каждый вылет…
Оставшуюся часть пути пилоты прошагали молча. Время близилось к обеду, и в штабе их встретила тишина. Новый секретчик со вздохом отложил надкушенную булку, выдал проштампованные листы бумаги. Беляков потратил на свой отчет не больше десяти минут. Ровно столько времени ему понадобилось, чтобы заполнить один лист тремя длинными предложениями. На втором он нарисовал домик с трубой, из которой валил густой черный дым, красиво вывел на фронтоне слово "крематорий", дорисовал рядом три березки, каменную мостовую, и даже изобразил на этой мостовой стайку голубей.
Вместе с отчетом Гриша сдал секретчику и свой рисунок. Тот ничего не сказал, но от удивления чуть не поперхнулся чаем. Но все равно тщательно подшил оба листка в папку, поставил свою витиеватую подпись на расплывающейся синей печати и спрятал секретные документы в сейф.
– Может, ко мне зайдем? – предложил Грише Кашин. – Супруги нет, не волнуйся. А Дашка тебе сильно обрадуется. Она сейчас на каникулах…
– В другой раз, если можно. Скоро наша машина в Город пойдет. Хочу домой успеть к вечеру. А мне еще за сумкой в общагу заскочить нужно. Извини…
Машина в Город собиралась во внеплановый рейс, чтобы забрать со склада военторга продукты для гарнизонного магазина.
– Только вам придется немного подождать, товарищ старший лейтенант, – предупредил Белякова сопровождающий машину прапорщик из комендантской роты – С нами еще товарищ подполковник в Город собирался.
– Конечно, нет проблем, – сказал Гриша и присел в тени гаражного бокса, рядом с расположившимся на старых покрышках капитаном Семченко из третьей эскадрильи. Затянувшись "Примой", Семченко взглянул на Гришину сумку.
– Домой?
Беляков кивнул.
– Отгулы накопились…
Тема была исчерпана. Оба замолчали.
Секундная стрелка неторопливо отмеряла свои круги. Грише, собственно, тоже спешить было некуда. Дома его никто не ждал. Вадька был в круглосуточной группе. Сама Татьяна не знала, что он собирался приехать на выходные, поэтому, как пить дать, задержится на работе. У них на Комбинате в конце месяца всегда плановый аврал…
Наконец, показался незнакомый Белякову подполковник.
– Кто такой? – тихо поинтересовался Гриша у Семченко.
– Впервые вижу, – признался тот. – Много их стало, дармоедов. Сидят по штабам, лампасы протирают…
Свободное место в кабине УРАЛА распределялось всегда по старшинству, и Беляков, подхватив свою сумку, сразу полез в будку. Оттуда подал руку Семченко. Пока устраивались на деревянных скамьях, из-за гаража выскочил встрепанный лейтенант. Гриша помог забраться в машину и ему.
– Вы в Город? То есть, здрасьте!
– А то куда же? – ухмыльнулся в прокуренные усы Семченко. – Только не "здрасьте" нужно говорить, а здравия желаю, товарищи офицеры. И садись шустрей. Автобус скоро отправляется. Не забудь только талончик прокомпостировать, а то сегодня на линии работает контроль.
– Юмор понял, – белозубо заулыбался лейтенант и рефлекторно пригладил непослушную челку.
Пока Гриша пытался вспомнить его фамилию – слишком большое пополнение было за последний год, всех уже и не упомнишь, – полковой УРАЛ проскочил КПП и стал понемногу набирать скорость. На стыках "бетонки" машину ощутимо потряхивало. Все трое заерзали на узкой скамье, растянувшейся вдоль глухого борта. В полусумраке жестяной будки, куда через мутные задние стекла свет почти не пробивался, Грише всегда хотелось спать. Он зевнул и посмотрел на Семченко. Тот вытащил из кармана мятую пачку "Примы", но, немного подумав, сунул ее обратно. Дышать в нагретой солнцем будке и так было нечем.
– Хорошо сидим, – хмыкнул Семченко.
– А то, – согласился Гриша, и вытянулся на скамье, подложил под голову сумку. Дорога в Город занимала обычно полтора часа. Можно и вздремнуть…