– Терпеливым достанется все, мой господин. Три дня – достаточный срок, чтобы удостовериться.
И шах решил послушаться его наставлений и ждать три дня.
Наступил третий, решающий день. В том же зале, где двумя днями ранее происходило Состязание, собралось множество людей в торжественных одеждах, которые пришли поздравить Ал-Хаммара. В разгар этой суматохи открылась дверь, и в зал вошел худой высокий человек с землистым лицом и впалыми щеками. В этом человеке едва можно было узнать Авиценну. Присутствующие в ужасе замерли. Ал-Хаммар вздрогнул, потому что Авиценна был похож на Смерть, неотвратимо приближающуюся к нему. Свет померк перед Ал-Хаммаром – на него напал Страх.
С трудом склонив голову перед шахом, в изумлении смотревшим на него, Авиценна тихо сказал:
– Аллаху угодно было сохранить мне жизнь. Теперь мне нужно время, чтобы немного восстановить силы, и тогда я смогу дать достойнейшему Ал-Хаммару то, чего он заслуживает…
Ибн Сина с трудом стоял на ногах, и ему высочайшей милостью было позволено покинуть зал, где многие от волнения не могли вымолвить ни слова. Когда же наконец чувство реальности вернулось, придворные начали спорить – распознает ли яд Ал-Хаммар и сможет ли он выжить, как выжил Ибн Сина? А что, если сможет? Кого тогда объявить победителем?
29
15 августа 1007 г. Ургенч
Авиценна быстро восстанавливал свои силы и уже через неделю после чудесного воскрешения принимал первых посетителей. И конечно же, одним из первых был Ал-Хаммар. Он вошел в комнату и поклонился Ибн Сине:
– Желаю вам скорейшего выздоровления и прошу вас определить день.
Авиценна сделал вид, что не понял его:
– О каком дне вы говорите, достойнейший?
– О дне, который решит мою судьбу. О дне, когда я смогу принять яд из ваших рук.
Авиценна поклонился своему гостю и произнес:
– Я смогу назначить день лишь после того, как придет караван.
– Караван? Разве ваш яд еще не готов?
– Я приготовил яд, но случайно разбил его, когда у меня случилась падучая во время болезни. На этой неделе я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Мне еще не привезли то, что я заказывал.
– И когда ожидается караван?
– Мой слуга был вчера на базаре. Прибытия ожидают со дня на день.
В ожидании каравана Ал-Хаммар проявлял беспокойство. Ему начали сниться кошмарные сны, в которых он никак не мог распознать яд и умирал в страшных муках. Он все чаще отказывался от пищи, боясь, что ему дадут яд, когда он этого менее всего ожидает. Он подкупил всех слуг и цирюльников, которые приходили к Авиценне, в надежде, что кто-нибудь выведает для него тайну яда, который готовит Авиценна.
Как только прибыл караван, Ал-Хаммар вновь поспешил к Авиценне. Авиценна выглядел уже совершенно здоровым, в отличие от Ал-Хаммара, который был бледен и истощен.
– Караван прибыл, и я прошу вас дать мне яд!
Авиценна посмотрел на него сочувственно и сказал:
– Это не тот караван, который я жду. Мой караван еще не пришел.
Так продолжалось несколько недель, и на Ал-Хаммара уже страшно было смотреть.
Никто не знает, сколько бы еще это продолжалось, если бы не вмешался великий шах. Он призвал к себе Авиценну и сказал:
– Вы заставляете нас слишком долго ждать. Нам не терпится узнать, кто же победил! Повелеваю вам сегодня же дать яд!
Авиценна низко склонил голову и почтительно произнес:
– Да будет во всем воля ваша, о мудрейший!
Вечером Авиценна вошел в зал для приемов в сопровождении слуги. На подносе, который нес слуга, стояло два высоких бокала, накрытых тканью, чтобы смертоносные пары не витали в воздухе. Ал-Хаммар вопросительно посмотрел на Ибн Сину.
– Какой из бокалов я должен взять?
Авиценна снял ткань с обоих и сказал:
– Выбирайте. Пусть Аллах направит вашу руку!
Ал-Хаммар дрожащей рукой взял бокал и выпил. Смерть настигла его не сразу. Лишь под утро, обливаясь холодным потом, он горько рассмеялся и затих навсегда. Последними его словами были:
– Это вода…
30
3 ноября 2007 г. Аризона
В одиннадцать часов вечера на первом этаже госпиталя при Институте исследований крови почти никого не было. Карл сидел в коридоре в униформе персонала ALCO, в задачи которого входила криоконсервация тел людей, подписавшихся на Программу. Он не любил находиться в общей комнате для персонала, ожидающего вызов. Слишком шумно и слишком много лишней информации – оплатил ли клиент полностью, или есть долг, который согласны взять на себя родственники умершего. Пусть Аманда разбирается со всем этим. Ему всего лишь нужно знать, будет ли это нейроконсервация или будут работать по полной программе и консервировать все тело. У двери послышались голоса, и, судя по количеству персонала, выезжающего на объект, придется работать с телом. Первой как всегда вышла Аманда.
– За работу!
Карл быстро поднялся и пошел за ней. Пока они двигались к спецмашине, Аманда рассказывала:
– Позвонила дежурная медсестра. Женщина совсем плоха, так что врач за умеренную плату согласен констатировать смерть. Нельзя, чтобы кровь начала сворачиваться. Тогда сосуды не промоешь, никакой гепарин не поможет.
Карл поинтересовался:
– Чем больна?
– Рак. Так что родные давно готовы, и проблем не будет.
Карл удовлетворенно кивнул.
– Хорошо, а то с тем спортсменом были неприятности.
Аманда пожала плечами и улыбнулась:
– Это с его родственниками были проблемы. А парень был в коме и не возражал.
Пробок на дорогах не было, и до места доехали довольно быстро. Умирающая почти не подавала признаков жизни, так что можно было подождать полчаса, когда она совсем затихнет, чтобы начать работу. Пока юрист оформлял документы и подписывал бумаги у ближайших родственников, Карл прошел в комнату. Аманда была уже там и беседовала с медсестрой. Полная женщина лет пятидесяти, в белом халате с эмблемой какого-то госпиталя, скрестив руки на животе, печально смотрела на умирающую.
– Она, бедняжка, уже и стонать перестала. Совсем ослабла.
Аманда присела на постель к пациентке и достала инструмент из небольшого кожаного футляра, который был всегда при ней. Осторожно повернув руку женщины ладонью вверх, так, чтобы открыть вены, она быстро открыла шприц и ввела ей какой-то препарат.
– Вот и славно. Теперь все. Зовите доктора.
Сиделка побежала за дежурным, который мирно дремал на кушетке на первом этаже большого двухэтажного дома. Карл огляделся – пациентка была не из бедных. Программа стоила недешево и для простых граждан едва ли подходила. Через пару минут в комнату вбежали лечащий врач и муж покойной. Доктор констатировал смерть, и Аманда принялась за работу. Вызвав бригаду, ожидавшую ее сигнала в машине, она постаралась успокоить мужа:
– Это простая операция. Только после нее она не проснется, а будет спать сто лет. Как Белоснежка. Вы сами можете посмотреть и убедиться, что ваша жена в опытных руках. Мы провели несколько операций только в этом месяце, и у нас весьма квалифицированный персонал.
Муж, несмотря на все ее заверения, разнервничался.
– А вы уверены, что она умерла. Мне кажется, что она дышит! Дайте мне пощупать ее пульс!
Высокий молодой человек из бригады осторожно взял его за плечи. Аманда строго посмотрела на мужа покойницы:
– Вы умеете считать пульс? Вы готовы подвергнуть риску любимого человека и потерять время? Кровь свернется, и из-за вашего вмешательства мы уже ничего не сможем сделать!
Муж замер в нерешительности. Аманда продолжала наступать:
– Ваша жена так хотела проснуться в следующем веке, когда ее болезнь уже не будет неизлечимой, а вы сейчас хотите все разрушить!
Мужчина бессильно опустился на кровать, где всего минуту назад лежало тело его жены. Потом он собрался с силами и твердо сказал:
– Я поеду с вами! Я сам хочу убедиться, что вы сделали все, как положено!
Аманда не возражала.
– Хорошо, только держитесь в стороне, чтобы не мешать операции.
Тело уже переместили на носилки и осторожно спустили по узкой винтовой лестнице вниз. У самого входа ждал автомобиль, буквально напичканный аппаратурой. Инструменты разных калибров уже были разложены на раздвижных столиках, а к потолку подвешена капельница, к которой тут же подключили пациентку. Тело закрепили на специальном прозрачном столе с откидными бортиками и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Пациентке обрили волосы на голове и подготовили инструменты для работы Карла.
Карл спокойно встал у изголовья, нащупал мышцы шеи, которые еще оставались мягкими, и сделал первый надрез. Из ранки медленно потекла кровь, которую сазу же отвели в специальный резервуар. Карл сделал еще несколько надрезов, вскрыл брюшную полость и осмотрел сердце:
– Хорошо. Подключаем раствор.
Чуть надрезав аорту, он ввел в нее трубку с раствором, который постепенно вытеснял кровь и заполнял пустоты.
Муж, поначалу собиравшийся присутствовать на операции, не выдержал и забрался в дальний угол стилизованной операционной. Все шло по графику, и через десять минут Карл поднял пластиковые бортики вдоль тела и подключил азотное охлаждение.
Когда термостат показал +3, Карл расслабился. Это означало, что теперь тело можно транспортировать в лабораторию в течение суток. Муж пациентки опять подал голос:
– Вы оставите ее живот распоротым? Как же она сможет проснуться в другой жизни?!
Карл мысленно выругался: "Идиот! Весь этот спектакль для тебя, а ты еще недоволен!"
Аманда была наготове:
– Вот, выпейте горячего чая.
Она протянула ему термос и пластиковый стаканчик. Мужчина взял чай, но продолжал в упор смотреть на Карла. Тот спокойно сказал:
– Во время операций живот может быть открыт по нескольку часов перед тем, как его зашьют. Нам лучше оставить все как есть, чтобы не вскрывать, когда начнем витрификацию.
Выпив чая, муж успокоился. Это был особый чай, который Аманда давала клиентам, проявляющим повышенную тревожность.
Прибыв на место, бригада осторожно транспортировала тело в пластиковой капсуле внутрь помещения. Муж было двинулся следом, но Аманда мягко преградила ему путь.
– Я очень сожалею, но вам туда нельзя.
– Нельзя? Почему? Я хочу быть с нею весь путь. До самой капсулы.
Аманда покачала головой:
– Мы поддерживаем стерильность в интересах наших клиентов. И пока вы будете готовиться, консервация уже завершится.
Сочувственно вздохнув, она развела руками.
– Вам лучше пойти поспать. Завтра вы придете навестить вашу жену, когда она будет уже в капсуле.
Мужчина покорно побрел прочь, а Аманда поспешила в операционную, где Карл уже начал трепанацию. Уверенными, годами отработанными движениями он очистил мозг от оболочки и подключил аппарат с криопротектантом. Процесс остекловывания начался, и постепенно все тело пациентки отвердело и покрылось разноцветными пятнами. Осторожно постукивая пожелтевшие места на поверхности тела, Карл оценивал качество заморозки.
– Вот здесь хорошо. Никакой влаги. А здесь не получилось.
Он показал Аманде на синеватые разводы под кожей. Значит, консервант не вытеснил жидкость, содержащую воду.
– Там, где осталась вода, идут совсем другие процессы. Вода кристаллизуется и разрушает ткань.
Аманда наклонилась поближе.
– И эти участки после разморозки не восстановимы?
– Нет… Эти участки мы потеряем. Вернее, тело их потеряет.
Аманда посмотрела на приборы. Температура плавно ползла вниз.
Процесс занял несколько часов, и Карл все чаще стал потирать виски. Аманда уже собиралась сменить его на посту, но он остановил ее.
– Я бы хотел довести все до конца. Просто будьте рядом и смените меня, если что…
Температура остановилась на -196 °C, и Карл вызвал специалистов по консервации, которые поместили тело в металлическую капсулу. Затем особый механизм опустил капсулу в резервуар, где уже хранились две подобные капсулы. Аманда следила за действиями роботов, затаив дыхание. Точные движения механизмов гипнотизировали ее. Она подошла поближе к Карлу и спросила:
– Зачем консервировать все тело, если мы не можем гарантировать его целостность?
Карл пожал плечами:
– Люди считают, что им будет удобнее в теле, к которому они привыкли. Они и не предполагают, что, проснувшись, уже не вспомнят ни себя, ни своего тела.
– Поэтому некоторые выбирают консервацию мозга?
– Они думают, что в будущем можно будет просто поместить мозг в любое тело, искусственно выращенное, например.
– Они что, недовольны своим телом? Не хотят его консервировать, чтобы не опозориться перед новыми людьми?
Карл вздохнул.
– Какая разница, что консервировать? Новый человек никогда не будет прежним. Невозможно воссоздать то, что создал Творец.
Аманда усмехнулась:
– Вы верите в Бога?
Карл стал серьезен:
– А почему вы усмехаетесь? Вы думаете, что я робот со скальпелем?
Аманда покраснела.
– Ну, что-то вроде того. По крайней мере, верующим я вас себе не представляю.
– Верующим меня назвать нельзя. Но я точно знаю, что прав был Ибн Сина.
– Ибн Сина?
Карл двинулся к выходу, и Аманда поспешила за ним.
– Почему он был прав?
Обернувшись, Карл улыбнулся своей помощнице:
– Пойдемте в столовую, я вам расскажу…
31
18 июня 2007 г. Арабские Эмираты
За стеной было слышно, как шеф договаривается с кем-то о встрече на два часа. Наверняка мое присутствие не входило в планы Султана. Положив трубку, он сразу же вызвал меня на ковер.
– Как новая квартира? Нравится?
Я искренне удивилась осведомленности начальника.
– Да, нравится. Спасибо.
– Тебе, наверное, теперь нужно много что купить.
Я согласилась.
– Да, много.
Султан был доволен.
– Можешь идти. На сегодня ты свободна.
Вот что значит восточный человек – ему нужно меня спровадить, а он обставляет дело так, что это мне нужно сегодня освободиться пораньше и быть ему за это немножко обязанной. Ну что ж…
Пространственный кретинизм в Дубае лечить невозможно. Несмотря на то, что мой новый дом, офис и магазин находились почти на одной прямой, мне было сложно найти и дом, и офис. Только поиски магазина не вызывали у меня затруднения. Его я почему-то находила сразу. Зная эту мою особенность, утром Султан отправлял за мной машину. Вечером после работы меня тоже доставляли домой, чтобы я не бродила, как непристойная женщина, и не портила репутацию компании.
Супермаркет я, как всегда, нашла быстро. Выбрав самую большую тележку, размером с небольшой грузовик, я начала складывать в нее все, мимо чего проходила. В первый слой пошел утюг, постельное белье, кастрюли, сковорода и немного посуды. Потом еда, запасы кофе и бисквитов. Наконец пара больших полотенец и подушка.
Кассир-индус, ни капли не удивившись такому ассортименту, спокойно взял американские доллары и дал сдачу местными дирхемами. Я доехала со своей тележкой до двери, и тут меня осенило – машины нет. Служебная у меня только от дома до офиса (и обратно). И что теперь делать со всеми этими покупками, я не знала. В мою голову быстро забралась мысль купить и тележку, и я уже двинулась было к кассе, чтобы обсудить этот вопрос, но кассир истолковал мои намерения по-своему. Он приподнялся над своей конторкой и что-то громко крикнул. Почти мгновенно возле меня возник невысокий щуплый индус-носильщик. Я скептически посмотрела на его телосложение и покачала головой. Индус горячо заверил меня, что он справится, и торжественно выкатил тележку из магазина. Оказывается, магазин разрешает своим носильщикам ездить с этими тележками по городу при условии, что они прикатят их обратно.
Я вышла из супермаркета в некоторой нерешительности. За мной по пятам следовал индус, которого почти не видно было из-за тележки с покупками. Я повернула направо, и так мы прошли пару кварталов. Спинным мозгом я чувствовала, что пора где-то поворачивать, но где именно, я не могла решить. Все повороты были похожи один на другой. Дома одинаково белые и четырехэтажные. Подойдя к очередному перекрестку, я совсем растерялась. Индус пока еще не понял, какое недоразумение на него свалилось, и покорно семенил чуть поодаль.
Арабский квартал – явление непостижимое для европейца. Названий улиц нет. Только центральные развязки главных магистралей как-то называются, а простые улицы даже не пронумерованы. Номера домов почему-то есть, но многие совпадают. Первое время я думала, что это шутка, когда Али объяснял какому-то клиенту, как до нас добраться: "Второй поворот четвертого кольца, направо, третий дом слева, второй поворот налево и первый шлагбаум от металлической двери во дворе. Второй этаж. Десятая квартира". Правда, спустя неделю я поняла, что он не шутил. Это и в самом деле был наш юридический адрес.
Я ускорила шаг и теперь почти бежала, на ходу вспоминая приметы того места, где живу. Никаких достопримечательностей. Хотя… вспомнила! На первом этаже нашего дома была школа. Обычная школа Корана для малолетних. По четным дням туда привозили детей женского пола, а по нечетным – мужского. Я резко затормозила, и индус чуть не въехал в меня со всей тележкой. Он издал какой-то стон, но я уже была на другой стороне улицы. Оглядевшись по сторонам, я увидела какую-то женщину. Невысокая полная дама, закутанная в черную ткань, спокойно шла прямо на меня. Я постаралась расспросить ее, где здесь Коран медресе, но она таращилась на меня, не понимая ни слова, и в конце концов поспешила скрыться.
Мой арабский коренные арабы не понимали. Мой английский тоже. Арабский совсем плохо знала я, а английский – они. Конечно, молодое арабское поколение свободно говорило на английском, но старики почти не использовали этот язык. У меня начиналась паника. Перебежав обратно к своему индусу, я подумала, что он может быстрее договориться с местным населением, куда мне лучше идти. Стараясь, насколько возможно, упростить речь, я спросила:
– Ты можешь узнать, где здесь находится школа Корана?
Индус не ожидал, что его работодатель, пусть и временный, обратится к нему с таким важным вопросом. Он поправил ремень на штанах, почесал за ухом и сказал:
– Я поговорю вон с тем арабом, а ты пока присмотри за тележкой. Никуда не уходи!
Так я стала водителем тележки, а мой индус важной походкой направился к грязному пожилому арабу, сидевшему прямо на тротуаре. О чем они спорили, мне никогда не узнать, но когда индус вернулся, я поняла, что выяснить ничего не удалось, потому что он снова прилип к тележке и смотрел на меня в ожидании указаний.