Клубок коротких нитей - Елена Садыкова 11 стр.


Я еще раз оглядела окрестности и вдруг зацепилась взглядом за купол белого особняка. Этот купол я рассматривала в первый день своего проживания на новом месте. Это был невысокий трехэтажный особняк, расположенный во внутреннем дворе новых построек и с улицы почти незаметный. Подпрыгнув от радости, я попыталась вычислить, в какую сторону идти. Так, балкон мой расположен со стороны, противоположной центральному входу, значит, я сейчас стою напротив своего дома, только с другой стороны квартала. Если пойти направо вдоль того белого кирпичного забора, то мы обогнем эти строения и попадем, куда нужно… Просто принять решение и следовать ему – это не по-женски. Сначала мое внимание привлек забор – крашенный в белый цвет, оштукатуренный, высотой в человеческий рост. Снизу вдоль всего забора был небольшой выступ, на который я тут же взобралась в надежде, что смогу разглядеть кратчайший путь домой. Наверное, добропорядочным гражданам не полагалось виснуть на заборах, а тем более за них заглядывать. Не успела я как следует рассмотреть мужчин, идущих к дому через внутренний двор, как в меня кто-то кинул пустой банкой из-под пива. Через дорогу гоготали арабские тинейджеры, махая руками в мою сторону. Я спрыгнула с выступа и потерла колено:

– Вот уроды!

Индус все еще ждал меня с тележкой. Я жестом показала ему следовать за мной, и через пять минут он уже выгружал последние покупки возле порога моей квартиры. Щедрые чаевые немного подняли его настроение, и он ушел, вполне довольный своим небольшим приключением.

Быстро сунув все, что может растаять, в холодильник, я выбежала на балкон. Те двое мужчин еще стояли у входа, несмотря на жару, и я опознала в одном из них Мустафу. Второй мужчина был сухощав, пониже ростом и одет на арабский манер в белую рубаху до пола; на голове у него была чалма, какую местные арабы не носят. Разговор их заглушал кондиционер древней конструкции, расположившийся прямо под моим балконом. Как я ни напрягала слух, ничего не могла разобрать…

32

3 ноября 2006 г. Аризона

За окнами шел дождь. Это обстоятельство значительно увеличило количество народа в небольшом заведении, но свободные места еще были. Устроившись за небольшим столиком возле окна, Карл медленно помешивал ложечкой кофе. Аманда не отрываясь следила за его плавными движениями, дожидаясь, когда он сам начнет разговор. Наконец ее терпение было вознаграждено, и Карл продолжил разговор, начатый в операционной.

– Я обещал рассказать вам про Авиценну.

Девушка выразила почтительный интерес, но слушала скорее по привычке, чем из любопытства.

– Чем же он так заинтересовал вас?

– Он первым разделил души человека.

Аманда тайком зевнула:

– Да, я что-то такое слышала. Про нетленную душу.

Маленькой чайной ложкой Карл провел по поверхности стола, словно скальпелем по телу, мысленно отделяя душу от плоти.

– Одна душа дается человеку, делает его индивидуальностью. Это Телесная Душа. Она навсегда привязана к телу. Другая улетает, как только ее перестают сдерживать силы притяжения других душ.

Аманда переспросила:

– Других?

Карл махнул рукой.

– Ну да. Телесную Авиценна тоже делил на две – душевную, которая отвечала за движения и чувствительность, и животную, ту, что отвечает за процессы обмена. Даже если в теле нет движения и оно бесчувственно…

– Наркоз?

– Ну, можно и наркоз. Так вот, это тело считается живым. Потому что в нем есть душевная сила.

Аманда рассмеялась.

– Если бы я не поняла сегодня, что вы специалист высочайшего уровня, то могла бы подумать, что разговариваю с малограмотным лектором-шарлатаном.

Карл вздохнул и нежно погладил ее руку. Это простое проявление человеческих чувств было столь несвойственно ему, что Аманда слегка растерялась. Впервые он вел себя при ней, как обыкновенный человек, а не как начальник и ученый. Карл был печален и слегка раздражен. Отвернувшись, словно устыдившись своей слабости, он провел пальцем по стеклу, оставляя неровный влажный след на поверхности:

– А разве не шарлатанство то, что мы сегодня делали?

Аманда отодвинула от себя пустой пластиковый стаканчик, взяла его руку в свои нежные маленькие ладони и вкрадчиво заговорила:

– А что бы ты хотел сейчас делать?

Карл занервничал. Потом, поддавшись сочувствию Аманды, ее успокаивающему, спокойному голосу, признался:

– Я не могу работать с трупами. Мне нужен материал. Живой!

Его глаза теперь горели лихорадочным огнем, он уже не мог остановиться.

– Я задыхаюсь здесь…

Аманда похлопала его по плечу:

– Нужно потерпеть. Нас не будут здесь долго держать.

Он отстранился от нее, как от безумной, и бросился прочь. Аманда поспешила за ним. Нагнав его уже почти у выхода, она резко одернула его:

– Карл! Не делай глупостей! Куда ты собрался?!

Он обернулся, и она поразилась перемене, произошедшей с ним за столь короткое время. На нее холодно смотрел мужчина без тени сомнений. Это был человек без слабостей, одолевавших его еще минуту назад:

– Зачем вы бежите за мной, Аманда?! Я выйду на свежий воздух. Здесь нестерпимо пахнет дезинфекцией. Наверное, стены обрабатывали.

Аманда втянула в себя воздух. Да, что-то, отдаленно напоминающее хлорку, витало в воздухе. Но не столь сильно, чтобы хотелось вдруг выбежать на улицу. А может, она просто не столь чувствительна к запахам, как Карл. И все же она решила не отпускать его одного. Приходится постоянно быть настороже с этим гением!

Пришедший с востока ветер разогнал тучи. На больничном крыльце было солнечно и ветрено. Несколько машин скорой помощи стояло на парковке, но людей не было. Карл вдохнул полной грудью и улыбнулся Аманде.

– Вы зря беспокоитесь. Со мной все в порядке.

Внезапно сонную больничную тишину разрезал телефонный звонок. Карл всегда ставил свои телефоны на максимальную громкость, боясь пропустить в текучке дел что-то важное. Он достал из верхнего кармана трубку и приложил к самому уху. Аманда поняла, что он не хочет, чтобы она слышала этот разговор, и отошла в сторону. Слегка наклонив голову, она наблюдала за ним. Карл был серьезен и обеспокоен. Из обрывков слов, долетавших до ее слуха, она поняла, что он давал какие-то распоряжения по лаборатории в Эмиратах. Через какое-то время он спрятал телефон и решительно подошел к Аманде.

– Нужно улетать. У меня проблемы в лаборатории.

Аманда удивилась:

– Какие проблемы? Лаборатория еще не запущена, пациенты планируются только на декабрь. Какие там могут быть проблемы?

– Я не думаю, что будет плохо, если вы все узнаете. В лаборатории CORE все в порядке. Меня беспокоит состояние дел CASSEL.

– Но этот проект закрыли!

– Нет, его просто перевели из Индии в Эмираты.

Аманда не могла дышать какое-то время. Так вот почему Макс передал комплектацию проекта CORE в руки Карла. Чтобы немец оборудовал не одну, а две лаборатории. Значит Макс Кладо, рискуя репутацией, финансирует CASSEL из денег, отпущенных на развитие CORE. Что же они такого нашли, что Карл готов бросить все и лететь в Эмираты?

Фон Дитрих пристально наблюдал за Амандой, пока та предавалась своим размышлениям.

– Перестаньте думать о всякой чепухе и закажите нам билеты на вечерний рейс!

Аманда, слегка растерявшись, спросила:

– Бросим все, никого не предупредив?

Карл отмахнулся от нее, как от назойливого ребенка, докучающего своими вопросами:

– Придумайте что-нибудь и не приставайте ко мне с вопросами!

33

3 ноября 2006 г. Арабские Эмираты

В самолете Аманда видела, как Карл достал из дорожной сумки небольшую потертую книжку и тщательно водил пальцем по строкам, проговаривая про себя:

– Когда закупорен нерв, идущий из мозга… Закупорен нерв… Не надо было брать эту девочку, слишком слабые нервы…

Аманда сначала подумала, что ослышалась. Закупорка сосуда – это она понимала, но закупорка нерва – что-то странное.

Карл долго молчал, стараясь уснуть, потом перестал сопротивляться своему возбужденному состоянию и попросил у стюардессы горячий чай. Пока девушка в униформе ходила за чаем, Карл убрал книгу и спросил у Аманды:

– Вы когда-нибудь читали древних медиков?

– В колледже нам давали кое-какие переводы, но скорее для ознакомления.

– И с чем же вы ознакомились?

Аманда махнула рукой.

– Историей медицины в университете никто не интересовался всерьез. Старались поскорее сдать и забыть. Хотя я помню три главенствующих органа, – Аманда прикрыла глаза и процитировала: – Сердце – источник животной сипы, мозг – источник силы ощущения и движения печень – источник питающей силы.

Карл удовлетворенно кивнул. Ему нравилась эта немногословная вдумчивая девушка.

– Я покажу вам, когда приедем, что может дать изучение древних книг в сочетании с современными технологиями.

– А что это за книгу вы читали?

– Последняя Книга Авиценны. Но у меня есть только первый том.

– И вы, конечно, хотите иметь второй?

– Я не просто хочу его иметь, я готов многое отдать за него!

– Все так серьезно?

– Без него я не могу двигаться дальше. Что-то не срастается. И я пока не могу понять, что именно.

У Аманды была феноменальная память, но лучше всего она запоминала стихи:

От праха черного и до небесных тел
Я тайны разгадал мудрейших слов и дел.
Коварства я избег, распутал все узлы,
Лишь узел смерти я распутать не сумел…

– Зачем вам его Книги, если узел смерти он так и не распутал?

– Он был наказан за свою гордыню. Но жизнь заставляла его проявлять осмотрительность. Не верь стихам, девочка. Он распутал этот узел…

Пришла стюардесса с горячим чаем, и Карл с удовольствием сделал несколько глотков.

– Я покажу вам свои экспонаты, а вы будете мне ассистировать.

Аманда с радостью согласилась. Это не только большая честь для нее, но и возможность быть в курсе событий, скрытых от Лондона.

34

28 ноября 1012 г. Ургенч

Двор шаха Мамуна быстро забыл про Состязание отравителей, увлекшись новыми забавами.

Не проходило и дня, чтобы при дворе не возникал какой-нибудь спор или сплетня. Сейчас мысли двора занимал вопрос покупки невольниц в гарем шаха. Небывалые траты, которым подверглась в связи с этим казна, вызвали некоторые волнения. Последняя невольница, которую приобрел шах, обошлась казне в сто тысяч дирхемов, и уже поползли слухи, что если любвеобильный Мамун не остановится на какое-то время, чтобы пополнить казну, то недалек день, когда ему нечем будет платить своему войску. А в неспокойное время, когда многие не упустят случая захватить земли Хорезма, это стало бы непростительной ошибкой. К тому же Абалаббас Мамун увлекся учеными беседами со своим новым фаворитом, Авиценной, и проводил в его компании почти все время, отпущенное на ведение государственных дел. Тонкий ум Авиценны и его смелые суждения нравились шаху, не привыкшему к открытым проявлениям ума придворных. Не прошло и полгода, как Ибн Сина стал ближайшим советником шаха. Положение дел при дворе уже давно беспокоило визиря, который не привык часами ждать в приемной и получать доступ к шаху, лишь как следует задобрив распорядителя.

Успех вскружил Авиценне голову, и он не обращал внимания на сплетни и слухи, окружавшие его. А слухи ходили разные. И что он знается с нечистым, и что имеет сношения с врагами, и что он опоил хорезмшаха каким-то зельем. Пока что шах не принимал всерьез эти сплетни, продолжая одаривать его своим вниманием и дорогими подарками.

Визирь все чаще проводил время с посланником Джурджана, обсуждая политические и внутренние дела обоих дворов. Посланник был уже немолод, и его суждения о мире отвечали высокому искусству общения и интриг. Прекрасно осведомленный, он решил оказать услугу и визирю Хорезма, и правителю Джурджана, и нашел для этого весьма интересный способ. Беседуя как-то с визирем касательно урожая фиников, он вскользь заметил:

– Ваш великий ученый Авиценна мог бы стать украшением любого двора и оказать помощь любому правителю.

Визирь склонил голову в знак согласия:

– О, да! Этот человек мог бы стать великим и почитаемым мудрецом, если бы не один порок, который он в себе носит.

Посол изобразил удивление и театральным жестом коснулся рукою своего тюрбана:

– Как можно говорить о пороке в столь светлой голове?

– Его голова действительно средоточие мудрости, но его сердце полно гордыни!

Какое-то время мужчины сидели молча, созерцая хрустальные капли воды искусственного водопада в саду. Визирь подставил руку под прозрачную струю и спросил:

– Ваш правитель хотел бы украсить двор таким светилом, как Авиценна?

Посол закатил глаза и простонал:

– Мой правитель еще слишком молод, чтобы думать о подобных вещах, но я полагаю, что общение с таким известным человеком пошло бы ему на пользу.

И про себя добавил: "Да и тебе было бы проще восстановить свой авторитет!". Визирь словно прочитал его мысли.

– Это пошло бы на пользу всем. И как, вы думаете, мы сможем привлечь Ибн Сину в Джур-джан? Ведь здесь он осыпан милостью хорезмшаха!

– Милость правителя – это ветер, который может смениться в любой день. В моей свите есть человек, для которого открыты все почерки. Никто не сможет отличить написанное им от руки самого владельца.

Визирь вынужден был проявить негодование:

– Подделка?! Это карается…

Посланник примирительно улыбнулся визирю:

– Не слишком строго, и лишь в том случае, если обман раскроется. Мой человек напишет правителю Джуржана письмо от имени Ибн Сины, в котором попросит помощи и покровительства. Как вы понимаете, в этом нет ничего предосудительного. Получив такое письмо от известного врача, мой правитель сразу же согласится его принять. И тут уже свободная воля самого Ибн Сины решать, ехать ли ему в Джуржан или оставаться здесь, в Ургенче.

В Джуржане удивились странному выбору амбициозного врача, ведь Хорезм был процветающим городом, сосредоточием учености и культуры, которую щедро оплачивал Мамун. Что могло заставить Авиценну оставить Хорезм и отправиться не в столь же роскошный город, как Хамадан или Исфахан, а просить о месте в Джуржане? Помучившись этим вопросом с неделю, правитель Джуржана отправил ответное письмо Авиценне, в котором давал согласие на прием столь известного человека и оказание ему всяческой помощи в путешествии, которое было небезопасным в эти времена.

Визирю стоило немалых денег, чтобы ответ правителя Джуржана принесли Авиценне во время одной из ученых бесед с шахом. Любопытный Мамун тотчас поинтересовался, что означает это письмо от чужого правителя. Авиценна терялся в догадках:

– Может, заболел кто из семьи правителя, и он послал просьбу о помощи?

Мамун недоверчиво покачал головой:

– Не похоже на Джуржанского правителя просить о помощи. Что же это может быть?

Авиценне пришлось распечатать письмо и прочитать его вслух. Содержимое этого послания вызвало немало толков, и брови хорезмшаха сомкнулись в гневе:

– Разве вам мало оказано почестей здесь, в Ургенче, столице Хорезма?! Разве вы испытываете какие-либо неудобства или нужду?!

Авиценна понял, что оправдываться не имеет смысла и надо расставаться с хорезмшахом по-хорошему.

– Я счастлив, что мне довелось прикоснуться к вашим милостям и испытать удовольствие беседовать с вами, великий шах! Но взгляните вокруг! Никому не по нраву, что я отнимаю почти все ваше время. Очереди просителей становятся все длиннее, а недовольных все больше! Вы можете отпустить меня или оставить при себе. Оба ваших решения станут болью моего сердца!

Хорезмшах грустно покачал головой и сказал на прощание:

– Вы лечили не только мое тело, вы проникли в мои мысли и чувства! Мне тяжело расставаться с вами еще и потому, что во время наших бесед я забывал о бедах и нужде, которая стучалась в мои двери! Идите с миром!

35

3 марта 1016 г. Хамадан

Небольшая комната внутренних покоев была пуста. Огромный ковер, покрывающий почти весь пол, и несколько больших жестких подушек, набитых конским волосом, – вот и все незатейливое убранство, которым пользовался опальный визирь Хамадана. Годы брали свое, и он все реже появлялся при дворе. Просиживать по нескольку часов за учеными беседами он уже не мог, все чаще оставаясь дома, в этой самой комнате, которую посещали редкие гости. Да и какому придворному придет в голову оставить свой пост, чтобы навестить старика? Тому, кто нуждался в совете мудреца. Вот и сегодня возле небольшого таза со льдом сидели двое. Один из них – молодой человек в невысокой остроконечной шапочке, которую носил только дома, а другой, судя по венной выправке, был боевой генерал. Оба гостя ждали уже довольно долго, и терпение их истощилось. Военный первым прервал молчание:

– Старый Али не торопится! Если не может встать до полудня, то зачем звать гостей в такой час?

Молодой человек был более искушенным в делах дворца и постарался удержать генерала от необдуманных действий, которые могли бы обидеть старика и оказаться на руку этому выскочке – новому визирю.

– Не торопитесь с осуждением, Муса. Визирь Али – единственный, кто сможет дать нам дельный совет.

Юноша почти наверняка знал, что Али вовсе не спит, а держит своих гостей под присмотром. Наблюдая за человеком, который ждет довольно долго, можно многое о нем сказать. Этим приемом пользовались многие, и юноша привык проводить по нескольку часов в ожидании. Мусу же такое времяпровождение выводило из себя, и он в нетерпении ерзал на своей подушке. Посмотрев на своего спутника, он предложил:

– Я больше привычен к военной жизни, чем к дворцовым интригам. Меньше всего я хотел бы навлечь на нас неудовольствие хозяина.

Юноша согласился со словами своего дяди:

– Хоть он и бывший визирь, но от него многое сейчас зависит. Я сам смогу поговорить с ним. Вам не придется делать над собой никаких усилий.

Наконец резная дверь приоткрылась, и в комнату вошел Али. За ним шла молодая девушка, которая несла блюдо с фруктами. Она поставила блюдо перед гостями и помогла старику поудобнее устроиться на подушке. По-старчески шамкая ртом, Али спросил:

– Что заставило вас оставить удовольствия двора и привело сюда?

Юноша поклонился хозяину и почтительно произнес:

– Удовольствия двора не сравнятся с удовольствием разговаривать с вами, мудрый Али.

В уголках глаз старика блеснула хитроватая улыбка, но вслух он сказал:

– Вы становитесь настоящим мужчиной, а вскоре станете достойным правителем, мой юный господин!

Юноша почувствовал удовлетворение, сравнимое с удовольствиями, доставляемыми юными девами и быстрыми скакунами. Чувства молодого человека были открыты для бывшего визиря. Он хорошо знал, что сейчас творится в душе Мусы.

– Так что же привело вас сюда? Отвечайте смело, здесь кроме нас никого нет.

– Нас привел сюда страх.

Старик изобразил удивление:

– Страх?! Таких молодых и храбрых мужчин?!

Юноша склонил голову и подтвердил:

– Да, мудрейший. Мы боимся.

– Чего же?

– Боимся не за себя. Мы боимся, что новый визирь…

Назад Дальше