Позади лавки в удобных наблюдательных пунктах стояли еще караульные и с большим или меньшим вниманием поглядывали по сторонам.
Боров был обижен и зол. Его сняли с почетной должности привратника и вышибалы и разжаловали в караульные, ибо Джон Уэст утверждал, что, прояви он больше ловкости, полицейских можно было задержать на несколько минут, а тем временем успели бы спрятать улики. Опала стоила Борову пяти шиллингов в неделю, но прошли те времена, когда он мог спорить с Джоном Уэстом. Он стоял неподвижно, прислонившись к стене; в углу рта торчала папироса, поношенная шляпа была заломлена набекрень. Время от времени он подымал глаза и лениво оглядывал улицу.
Вдруг он отошел от стены, заслонил глаза рукой, потоптался на месте, потом круто повернулся и со всех ног бросился бежать. Шляпа свалилась у него с головы, но он не остановился подобрать ее. Добежав до лавки, он вихрем ворвался в комнату.
- Джек! Джек! - закричал он, еле переводя дух. - Идут! Двое! Я видел их!
Джон Уэст выскочил из задней комнаты.
- Ты уверен?
- Конечно уверен. Старик Девлин и эта сволочь - Грив.
- Ты знаешь, что делать. Выгони всех. Скажи Джо, чтобы убрали все билеты, щиты и деньги.
Боров выбежал во двор с криком;
- Полиция! Уходите все! Они идут сюда!
Клиенты не стали дожидаться второго сигнала. Они ринулись к открытым воротам, чертыхаясь, толкая и давя друг друга. В один миг паника передалась толпе, собравшейся в переулке и на Бэгвилл-стрит.
Джон Уэст сгреб деньги со стола в задней комнате, но впопыхах забыл маленький столбик серебряных монет: когда он выбежал в первую комнату, чтобы взять деньги с прилавка, Боров прошмыгнул в дверь со двора, схватил серебро, сунул в карман и кинулся к воротам; выбежав в переулок, он наскоро, кое-как притворил их за собой.
Через несколько минут в лавке Каммина и вокруг нее не осталось ни души; даже караульные - и те скрылись. Только Джон и Джо, торопливо совещаясь, стояли за прилавком. Джо сохранял спокойствие, но его брат был бледен и весь трясся.
- Ты уверен, что все билеты и картоны убраны? - спросил он.
- Да, да, все в порядке. Не трусь ты, ради бога, - отвечал Джо.
- Говорить с ними буду я, - сказал Джон Уэст, немного успокоившись. - Они ничего не могут сделать. Не могут доказать, что лавка принадлежит нам. Улик здесь нет никаких. - Они прошли в заднюю комнату и стали ждать. Вскоре послышались шаги. В лавку вошел Девлин, за ним Грив. Джон Уэст вышел к ним и стал за прилавком.
- Добрый день, начальник. Хороша нынче погода, - сказал Джон Уэст. Голос его слегка дрожал.
- Погода-то хороша, но я пришел к вам не о погоде говорить, милейший. - Вид у Девлина был суровый; он держался очень прямо, ремень на его толстом животе, казалось, вот-вот лопнет. Позади него Грив переминался с ноги на ногу.
Глаза Джона Уэста так и впились в лицо Девлина.
- А что же вам от меня нужно? - спросил он почти спокойным голосом.
- Я пришел арестовать вас.
- За что?
- Вы знаете, за что. За то, что у вас здесь тайный тотализатор.
- У вас нет доказательств. - Джон Уэст уперся кулаками в бока. Он был без шляпы, и его большие, низко посаженные уши, удлиненный череп и колючие глаза придавали ему сходство с затравленным зверем. - Можете обыскать помещение. Вы ничего не найдете. Эта лавка принадлежит Пэдди Каммину, которого вы вчера арестовали.
- Обыск я делать не буду - ни к чему. У меня имеются все нужные доказательства. Где ваш брат?
- Поищите.
- Вы здесь, Джо Уэст? - крикнул Девлин.
Джо вышел в лавку.
- Вы тоже арестованы.
Джо промолчал.
Джон Уэст окинул взглядом комнату, словно ища лазейку, через которую можно было бы улизнуть, потом снова уставился на Девлина.
- Берегитесь, я могу сообщить суду кое-что, что вам не понравится, - проговорил он.
- Ничего вы на суде не скажете, - возразил Девлин, однако досадливо поморщился. И не желая без нужды восстанавливать против себя Джона Уэста, прибавил: - Я действую на основании полученного приказа, так что со мной нечего торговаться. Вы и ваш брат являетесь владельцами этой лавки. Именно за вами мы и приходили вчера вечером.
Девлин вытащил из кармана наручники, быстро перегнулся через прилавок и защелкнул кольцо на запястье Джона Уэста.
Джон Уэст поднял руку и поглядел на железное кольцо, потом снова перевел глаза на Девлина; взгляд его выражал страх, злобу и стыд.
- Ты еще пожалеешь об этом, сукин сын, - прорычал Джон Уэст.
- Молчи, Джек, - спокойно сказал Джо.
- Не советую вам ругаться, Уэст, - сказал Девлин, побагровев. - Не то против вас будет два обвинения вместо одного. Идите сюда, Джо.
Джо стал подле брата, и второе кольцо Девлин защелкнул на его запястье.
- Так, красавцы мои, пойдете вместе, на случай если ваша шайка вздумает отбивать вас. Наденьте Шляпу, мистер Уэст, и заприте свою лавку.
Джону Уэсту приходилось слышать, что Девлин не лишен благоразумия.
- Послушайте, начальник, - сказал он. - Вы уже сделали свое дело вчера вечером. Какой вам смысл заходить так далеко? Я человек щедрый. Может быть… гм… мы с вами… поговорили бы?.. Как вы думаете?
Девлин, казалось, начал колебаться; потом оглянулся на Грива с таким видом, словно был недоволен его присутствием.
- Да, - наконец сказал он угрожающе. - Мы с вами поговорим в участке о том, какой залог вам придется внести, чтобы вас отпустили на поруки.
Девлин и Грив повели братьев Уэст по Джексон-стрит.
Когда Девлин уже подписывал протокол, в участок явился Ренфри. Джон Уэст незаметно сунул ему деньги, и тот внес залог за освобождение на поруки.
- Есть новости, - шепнул Ренфри, когда все трое вышли из участка и направились вниз по Джексон-стрит. Ренфри считал себя правой рукой Джона Уэста и всегда старался показать свое усердие и расторопность.
- Я все разузнал, Джек, - сказал он. - Девлин строит обвинение на словах мисс Смит. Это дочь старой карги, у которой мы снимаем лавку. Она сказала ему, что за наем платишь ты или Джо. А у Девлина есть улики, что в этой лавке работает тотализатор. Значит, выходит, что вы оба держите тотализатор, понимаешь? - Он прищурил левый глаз и сбоку посмотрел на своего патрона.
- То-то я удивился, почему он так уверенно говорит. Ты откуда это знаешь?
- Броган сказал.
- А почему он не предупредил нас?
- Говорит, не знал. Говорит, Девлин сообщил ему только после облавы.
Джон Уэст мучительно искал выхода. На сей раз, вероятно, дело кончится штрафом, но если Девлин добьется обвинительного приговора, он будет устраивать облавы до тех пор, пока не прикроет тотализатор.
- Надо заставить эту девчонку взять обратно свои показания, - проговорил Джон Уэст.
Настроение его менялось несколько раз с той минуты, как Девлин вошел в лавку. Почувствовав, как железное кольцо замкнулось на его запястье, он вспомнил тот день, когда полиция надела наручники на Арти и увела его. По дороге в участок стыд и унижение заглушили все другие чувства. Он думал о матери, о том, как она будет горевать, узнав об аресте сыновей. Но, придя в участок, он успокоился, - чего ради волноваться, - и его охватила апатия. "Ну, приговорят к штрафу, только и всего", - говорил он себе.
Теперь ему предстоял выбор: он мог подчиниться необходимости и прикрыть тотализатор, но это значило бы снова стать нищим, беспомощным. Нескольких сотен соверенов ненадолго хватит. Нет, нет, он не сдастся, он должен выиграть это дело. Он не откажется от тотализатора, он будет по-прежнему загребать деньги и когда-нибудь станет богачом, даже миллионером!
Джон Уэст остановился перед лавкой миссис Смит и сказал Ренфри:
- Я сам займусь этим. Зайдешь ко мне на квартиру в восемь часов.
Миссис Смит, уже знавшая об аресте братьев Уэст, была перепугана насмерть. Джон Уэст и сам нервничал, но, заметив ее страх, заговорил с ней свысока, тоном превосходства, что доставляло ему немалое удовольствие. Он заявил, что миссис Смит так же в ответе за это дело, как он и Джо. Пусть она поостережется, не то и она и дочь ее тоже попадут в беду. Миссис Смит, обливаясь слезами, ответила, что Девлин приходил в ее отсутствие, что дочь ее дала показания и что девушке ничего другого не остается, как подтвердить их на суде.
Холодные глаза Джона Уэста внимательно изучали плаксивое лицо миссис Смит. "Польстится на деньги, старая карга", - подумал он.
- Послушайте, миссис Смит, - заговорил он решительно. - Если меня заставят закрыть дело, вам придется искать съемщика для вашей лавки, а это будет нелегко. Так вот - я предлагаю вам двойную плату, но ваша дочь должна заявить на суде, что она не знает, кто платит за помещение, и что она не говорила, будто Джо и я вносим плату.
- Но это будет лжесвидетельство! - утирая слезы, возразила миссис Смит. - Мы честные женщины. Мы не знали, что вы держите тотализатор.
- Суд вам не поверит, да и я не верю, - ответил Джон Уэст. Он вытащил из кармана кошелек, не спеша отсчитал десять соверенов и выложил их на прилавок. - Это вам от меня подарок. Еще я хочу снять и тот ваш дом, который выходит в переулок. Он все равно у вас пустует.
Миссис Смит в нерешительности смотрела на соверены. Потом ее широкая рука с короткими пальцами медленно потянулась к золотым монетам и одну за другой подобрала их.
- Сюзен! - крикнула она дочери. - Пойди сюда.
Дома Джон Уэст застал свою мать в постели. Она горько плакала. Он остановился на пороге, не решаясь войти.
Весть об аресте сыновей очень быстро дошла до миссис Уэст. Что же теперь будет? Ограничится ли дело штрафом или их посадят за решетку? Неужели ей придется навещать в тюрьме всех троих?
Процветание Джона положило конец ее тревогам и лишениям. В доме появилась новая мебель, рядом с которой старая казалась еще более убогой, на кухне переложили печку, все семейство щеголяло в обновках, ели сытно и вкусно. Миссис Уэст уже не жаловалась на судьбу, не попрекала сыновей; здоровье ее улучшилось, она чувствовала себя бодрей; однако мысль о бедняках, проигрывающих последние гроши в тотализаторе, иногда тревожила ее совесть, и тогда она просила сыновей бросить это дело и подыскать себе настоящую, честную работу. На это Джон обиженно возражал, что "все любят азарт", что если он не будет принимать ставок, люди все равно найдут кого-нибудь другого, а он по крайней мере честно выплачивает выигрыши. Эти доводы на время успокаивали миссис Уэст, но мало-помалу ее все больше тревожило будущее. Партнеры и подручные, которыми окружил себя Джон, внушали ей сильнейшие подозрения. Вообще было что-то в ее сыне Джоне, чего она не понимала, что-то чуждое и пугающее.
Джон Уэст на цыпочках подошел к постели, тронул мать за плечо и принялся было утешать ее, но в ответ она, истерически всхлипывая, стала заклинать его, чтобы он прикрыл тотализатор, даже если суд оправдает их. Она обнимала его, слезно умоляя не делать ничего такого, что может принести их дому еще новый позор. Ему очень хотелось успокоить ее, но он не мог сказать ей ничего утешительного. Так и не ответив матери ни слова, он прошел в свою комнату, где Джо, угрюмый и подавленный, сидел на своей кровати.
- Нечего трусить, - сухо сказал Джон Уэст. - Мы выпутаемся из этого дела.
- Тебе легко говорить, - возразил Джо. - У тебя это первый привод. А мне могут дать шесть месяцев. Мама очень расстроена.
На другое утро Джон Уэст отправился к местному адвокату, и тот согласился взять на себя защиту.
Потом Джон Уэст велел Ренфри, Мику О’Коннеллу и Пэдди Каммину сообщить агентам и клиентам, что он уплатит штраф за всех, а кроме того, так как полиция сорвала игру, вернет деньги, поставленные на участников розыгрыша кубка Мельбурна. Несколько сердитых клиентов уже являлись на дом к Джону Уэсту и требовали денег за взявшую приз лошадь Таркулу. Джон объяснил им, что накануне скачек полиция захватила часть билетов и записей. В будущем, сказал он, в случае полицейского налета все ставки будут выдаваться обратно, а за всех присужденных к штрафу он сам будет вносить деньги. Кажется, этого достаточно? Он, разумеется, не сообщил им о том, что заранее знал, как дорого обошлась бы ему победа Таркулы. Облава сберегла ему много денег, и они-то и пойдут на уплату штрафов.
В тот же день состоялось слушание дела Пэдди Каммина, Мика О’Коннелла и остальных пятидесяти трех обвиняемых.
Всем, кто присутствовал в зале суда, даже тем, кто впервые видел седобородого судью, было ясно, что старик почти ничего не слышит: с начала и до конца заседания он не отнимал руки от левого уха; однако сумел-таки разобрать, что все подсудимые признали себя виновными. Появление главного обвинителя, начальника сыскной полиции Девлина, было встречено приглушенным свистом и бранью. Судья этого не услышал, но Девлин побагровел от ярости. Зал суда был битком набит клиентами тотализатора и бездельниками, ищущими развлечений. Настроение в публике царило благодушное и смешливое. Показания Девлина и предъявление им билетов и других вещественных доказательств сопровождалось шутками и взрывами смеха. К величайшей радости Джона Уэста, Девлин не упомянул о том, как его пытались подкупить.
Констебль Грив давал показания ровным негромким голосом. Старик судья вытягивал шею, прикладывал ладонь к уху и хмурил брови, силясь разобрать его слова.
- Старичок-то глуховат! - сказал Мик О’Коннелл. - Ни черта не слышит, хоть говори ему, хоть нет! Ничего нам не будет! - Слова его вызвали одобрительные крики и дружный хохот в публике и даже на скамье подсудимых. Судья, видимо, не слышал, что именно сказал Мик, но смех достиг его слуха; он стукнул молотком по столу и прокричал:
- Соблюдайте тишину и порядок!
Слушание дела затянулось до вечера. Каждого из обвиняемых присудили к десяти шиллингам штрафа, но Пэдди Каммин, ввиду того что его имя красовалось на вывеске, удостоился особой чести: с него взяли двадцать пять фунтов стерлингов.
На другой день уже сам Джон Уэст сидел на скамье подсудимых и, крепко сжав руки, в упор смотрел на перепуганную Сюзен Смит, тихим дрожащим голосом дававшую свидетельские показания. Она заявила, что не говорила Девлину и вообще никому, что Джон или Джозеф Уэст платит за наем помещения в доме номер 136 по Джексон-стрит. Девлин был ошеломлен. Он напомнил мисс Смит об их разговоре, обвинял Джона Уэста, что тот оказал давление на свидетельницу, но замолчал, когда судья - не тот, который слушал дело накануне, - потребовал доказательств.
И все же Джон Уэст с опаской поглядывал на судью: лицо его было сурово, да и слышал он отлично.
- Не робей, Джек! - крикнул кто-то в зале, когда очередь дошла до Джона Уэста. Он весь дрожал от волнения, но упорно отрицал, что держит тотализатор. Джо тоже не признал себя виновным. Потом защитник заявил, что братья Уэст не могут быть признаны виновными, так как накануне Патрика Каммина оштрафовали на гораздо большую сумму, чем остальных подсудимых, именно за то, что дело велось под его именем.
Во время перерыва Джон Уэст, в ожидании приговора, вышел на каменное крыльцо; его окружили служащие и постоянные клиенты тотализатора. Он был в безупречно сшитом новом костюме и новой щегольской шляпе. Держался он бодро и уверенно, но на душе кошки скребли. Джо стоял в стороне, бледный и молчаливый.
Когда заседание возобновилось, судья, иронически отозвавшись о свидетельстве мисс Смит, заявил, что нужно положить конец азартным играм и что, по его глубокому убеждению, лавка в доме 136 по Джексон-стрит стала местом сборища подозрительных личностей. Эти слова вызвали недовольство публики, многие из присутствующих сочли себя оскорбленными и не преминули выразить свое негодование громким свистом и выкриками, прекратившимися только после того, как судья пригрозил очистить зал. Джон Уэст сидел неподвижно, выпрямившись, а Джо весь дрожал и в отчаянии ломал руки.
- Признаю обвиняемого Джона Уэста виновным в содержании игорного притона в доме номер сто тридцать шесть по Джексон-стрит в Керрингбуше. Он приговаривается к штрафу в размере пятидесяти фунтов или к тюремному заключению сроком на три месяца.
В публике послышался ропот. Джон Уэст вскочил на ноги, словно собираясь протестовать, но, ничего не сказав, медленно опустился на место.
- Признаю обвиняемого Джозефа Уэста виновным в том же преступлении. Приговаривается к штрафу в размере двадцати пяти фунтов или к тюремному заключению сроком на один месяц. Предупреждаю, что если тот или другой из обвиняемых еще раз предстанет передо мной по такому же делу и будет признан виновным, я отправлю его в тюрьму - без права на замену штрафом.
Джон Уэст был словно в тумане, когда подошел к судейскому столу, чтобы заплатить штраф за себя и за брата. Он чувствовал себя жертвой вопиющей несправедливости. С ним поступили подло, говорил он себе, но он никогда не сдастся. Выйдя на улицу, он на все выражения сочувствия отвечал с вызовом:
- Тотошка вновь откроется, об этом не беспокойтесь!
Домой он пошел один, погруженный в глубокие думы.
По дороге он поравнялся с кучкой оборванных людей, дробивших камень на краю мостовой. Работали они вяло, без всякой охоты. Один из них выпрямился и, опираясь на свой молот, рассматривал мозоли на руках. Увидев Джона Уэста, он крикнул:
- Эй, Джек, чем кончилось дело?
Джон Уэст остановился.
- Пятьдесят монет с меня, а с Джо - двадцать пять.
- Многовато, а?
- Да, но меня этим не испугаешь. Опять открою дело. Ну, а ты как?
- Плохо, Джек. Долго шатался без работы. А теперь - сам видишь. Безработных пристроили чинить дороги и засыпать канавы на Райли-стрит. Но платят гроши, да и ненадолго это. Я подумываю, если лучше не станет, не податься ли мне на запад, в Калгурли.
- Что-то не похоже, чтобы скоро стало лучше, - не было бы хуже! А в Калгурли, говорят, золото прямо под ногами валяется.
Джон Уэст, сунув руку в карман, подошел поближе к каменщику.
- На, возьми. Купи чего-нибудь жене и ребятишкам, - сказал он, протягивая ему несколько серебряных монет.
- Спасибо, спасибо тебе.
Джон Уэст зашагал дальше. Он услышал, как каменщик сказал:
- Хороший парень Джек Уэст. Редкая душа!
Джон Уэст шел вразвалку, самодовольно улыбаясь.
Уж он-то всегда поддержит человека в беде! Он становился известной личностью. "Джек Уэст в гору пошел", - говорили о нем с завистливым восхищением, отдавая должное и его успехам и щедрости.
Заглянув в переулок, мимо которого он проходил, и увидев, что из одного дома выносят ветхую, убогую мебель и грузят ее на подводу, Джон Уэст остановился.
"Отбирают за долги у какого-нибудь несчастного бедняка", - подумал он. Из дома вышла высохшая, изможденная женщина и стала просить, чтобы ей оставили хотя бы две койки с постелями. Джон Уэст, поколебавшись, сделал несколько шагов по переулку. Он еще не решил, как ему поступить. Вдруг он увидел, что к женщине подходят двое мужчин - в одном из них Джон узнал Эдди Корригана. Оба громко заспорили с людьми, конфисковавшими имущество. Подъехала одноколка, из нее вышли двое полицейских и вмешались в спор. Джон Уэст остановился в нерешимости. Нет, лучше держаться подальше от полиции; пусть Эдди Корриган заступается за эту женщину, если ему уж так приспичило! Он повернулся и зашагал к дому.