Свободу медведям - Джон Ирвинг 10 стр.


А крупные шаги неуклонно приближались по коридору, сопровождаемые тяжелым дыханием, словно гудением трактора.

- Уходи, Зигги, - взмолился я.

- Мне нужен мой спальный мешок и моя зубная щетка, Графф. Пожалуйста, верни мне мои вещи!

- О господи, Зиг! - воскликнул я. - Беги отсюда!

Бум-бум! - постучал по двери Кефф.

- О! Впусти костолома! Впусти сокрушителя позвоночников!

Кефф тяжело забил в дверь.

- Я пришел за своими вещами, - заявил Зигги.

- Да ты сумасшедший! - воскликнула Галлен. - Ты лысый придурок, - добавила она. - Чертов извращенец.

- О, Графф! - Он пятился задом между кроватями. - О, Графф, ведь у меня был такой чудесный план!

- Послушай, Зигги, - сказал я.

- О, черт бы тебя побрал, Графф, - тихо произнес он, стоя на оконном выступе на фоне заходящего солнца.

- Зиг, я и в самом деле хочу встретиться с тобой, - сказал я.

- Кефф! - воскликнула Галлен. - Он вышибет дверь.

- Зиг, скажи, где я могу встретить тебя?

- Где я встретил тебя, Графф? Ты следил за девушками в Ратаузском парке, - сказал он. - Ты следил и за мной.

- Зигги, - умолял я.

- Ты хорошо посмеялся надо мной. - Он меня не слушал. - Ты и твоя маленькая шлюшка, ради которой ты погубил все наше путешествие.

А дверные петли стонали под ударами Кеффа. О, как он колотил!

- Да подавись ты своей работой! - выкрикнул Зигги и прыгнул с подоконника в ужасную навозную кучу в саду.

Лучи заходящего солнца ударили в жуткий, безволосый череп. Тени еще больше углубили впадины на нем, а мертвый оскал скелета погасил живой свет в его глазах.

- Графф, - позвала Галлен.

- Заткнись! - рявкнул я. - Ты скажешь мне, когда он вернется… если тебе случится идти через сад в Санкт-Леонардо, ты найдешь меня и скажешь, когда он вернется.

- О, черт тебя побери, Графф! - воскликнула она. Потом произнесла: - О, Кефф, - увидев тракториста, который появился из-за громадной двери и так широко распахнул ее, что дверная ручка ударилась о косяк. Удивленный, он продолжал держаться за дверь, не зная, что с ней делать.

- О господи! - воскликнул я.

Но никто не произнес ни слова.

Отрицание животного

Как говорилось в записной книжке:

"Хинли Гоуч ненавидел животных на свободе, так долго и так самозабвенно отрицая животное в себе самом".

Но Кефф был не тем, кто мог бы отрицать животное в себе самом. Во всяком случае, не тогда, когда он тащил мою брыкающуюся Галлен вниз по лестнице к ее тетушке; и не тогда, когда ухватился за конец железного крепежа платформы и зацепил ее за трактор одним мощным Кефф-махом.

Я удерживал равновесие на платформе, пока Кефф вел трактор; железо тонко позвякивало под моими ногами, а край прицепа раскачивался, как на американских горках. Мы карабкались вверх по садовой дороге, и на какое-то время вечер стал казаться светлее - мы захватили конец дневного света, который дольше всего удерживается горами.

Когда мы добрались до верхней точки сада, у самого Санкт-Леонардо, Кефф остановился, ожидая окончательного наступления темноты.

- Ты давно занимаешься пчелами, Кефф? - спросил я.

- Сразу видно, что ты большой умник, - ответил он.

А редкие огни Вайдхофена, бледные, мерцающие огни вдоль реки, подмигивали нам далеко внизу. Свежевыкрашенные белой краской ульи отсвечивали зеленоватым сыром, ульи усеивали сад, словно цыганские кибитки, - они жили своей тайной жизнью.

Кефф ушел в сиденье трактора, согнувшись над ручными рычагами и тормозами, переключением скоростей, измерительными приборами и прочими железками; он развалился, используя громадные колеса, словно подлокотники легкой военной колесницы.

- Уже темно, Кефф, - сказал я ему.

- Будет еще темнее, - отозвался он. - Ты тот, кто должен собирать рои. Разве ты не хочешь, чтобы стало темнее?

- Чтобы пчелы быстрее уснули?

- В том-то вся идея, умник, - сказал Кефф. - Чтобы ты смог подкрасться к улью и закрыть заслонку. Чтобы, когда ты их разбудишь, они не могли бы выбраться наружу.

Поэтому мы прождали до тех пор, пока горные вершины стали почти неразличимы на фоне неба, а луна осталась единственным цветным пятном, и лишь мерцающий Вайдхофен свидетельствовал о том, что под фонарями и лампами не спят люди.

Кефф действовал так: я балансировал на прицепе, и мы двигались между рядами деревьев по одному саду, потом по другому. Он останавливался возле улья, и я легко подкрадывался к нему. В нем имелось небольшое отверстие, размером с почтовую щель в двери. На маленьком выступе снаружи оставалось несколько спящих пчел; я с крайней осторожностью проталкивал их внутрь домика, после чего опускал заслонку, перекрывая им единственный вход и выход.

Когда я поднимал улей, то весь рой просыпался. Они начинали жужжать внутри, они вибрировали в руках, как удаленный электрический ток. Ульи оказались очень тяжелыми; мед протекал между рейками днища, когда я поднимал их на платформу.

- Если ты хоть один уронишь, умник, то он как пить дать разлетится. А если он разлетится, умник, то я уеду и оставлю тебя им на съедение.

Поэтому я не уронил ни единого улья. Когда они оказались на платформе, штук шесть или около того, я оперся на них спиной, чтобы не дать им съехать вниз. Во-первых, они могли наехать на трактор, когда он спускался с насыпи в кювет, потом они могли съехать назад, когда мы выбирались из него.

- Держись, умник, - бросил мне Кефф.

На платформе их уместилось ровно четырнадцать, это был первый ряд. Затем мне пришлось ставить их друг на друга. Когда появился второй ряд, они перестали скатываться с прежней легкостью - слишком большой вес давил на них. Но мне пришлось оставить маленькое пространство на втором ряду, чтобы я мог начать ставить третий. Мне приходилось вставать на улей, держа другой улей в руках. Потом я должен был перебираться по ульям второго ряда, чтобы заполнить всю платформу.

- Достаточно три ряда, а, Кефф? - спросил я.

- Смотри не провались, - отозвался Кефф. - Тогда ты наверняка застрянешь.

- Конечно, застряну, Кефф! - Я представил, как перемазанный медом по самые колени бродяга с шумом вламывается в дом ночью.

Кефф справился с этим; я связывал ульи, а он пересекал дорогу, преодолевая кювет сначала с одной стороны, потом с другой и спускаясь вниз с горы. Он собирал ульи в садах с обеих сторон, однако пересекать дорогу было настоящей проблемой. Нужно было выбраться из одного кювета и спуститься в другой, в то время как платформа накренялась настолько, что второй ряд ульев сдвигался к самому краю. Я связал их, и Кефф быстро справился; потом он заглушил мотор, выключил передние фары, дав всем стонам и хрипам трактора успокоиться и замолкнуть. Затем он стал прислушиваться к машинам на дороге; если услышал бы что-либо, то стал бы ждать.

Да, понадобилось немало времени, чтобы трактор вместе с платформой пересек дорогу, к тому же дорога была слишком извилистой, чтобы полагаться на свет передних фар. Поэтому Кеффу приходилось прислушиваться к звукам машин.

- Это машина, умник?

- Я ничего не слышу, Кефф.

- Послушай, - велел он. - Ты что, хочешь, чтобы тебя опрокинули на дорогу и переехали ульи?

Поэтому я стал прислушиваться. К звуку остывающего коллектора, к жужжанию неуемных пчел.

Меня ужалили только раз. Пчела, которую я попытался смахнуть с выступа внутрь улья и которая не попала туда, а уцепилась за манжет моей рубашки и ужалила меня в запястье. Жгло не сильно, однако все запястье распухло.

До полного третьего ряда нам не хватало четырех или пяти ульев, когда Кефф остановил трактор, чтобы проверить давление колес платформы.

- Я надеюсь, что к этому времени они уже схватили его, умник, - сказал он.

- Кого? - спросил я.

- Твоего дружка-извращенца, умник. Он пробрался, чтобы встретиться с тобой, но он не выберется оттуда.

- Ты слышал только голоса, Кефф. Только мой и Галлен, когда мы разговаривали в комнате.

- О, умник, - усмехнулся он. - В саду остались следы, и все слышали крики. Понял? Так что тебе лучше помолчать, умник.

Он проверил свои покрышки. Сколько воздуха необходимо для того, чтобы удерживать платформу с одной осью, двухколесную, везущую на себе вес не менее чем в несколько тонн меда и пчел?

Кефф наклонился над тем местом, которое я оставил свободным для третьего ряда. Я мог бы сейчас вскочить и спихнуть на него весь третий ряд ульев; я вспрыгнул на второй ряд.

- Что ты делал с этой малышкой Галлен, умник? - Он не смотрел вверх. - Я давно жду, чтобы она как следует подросла. И хоть немного поправилась. - Его согнутая, лишенная шеи голова повернулась ко мне ухмыляющимся лицом. - Что ты тут делаешь? - спросил он. И его ступни двинулись назад под ляжками, как у спринтера, принявшего стойку.

- Почему у нас нет специальных комбинезонов, Кефф? - произнес я. - Почему у нас нет масок и прочего?

- Чего-чего? - переспросил он.

- Комбинезонов, - сказал я. - Защиты, на случай аварии.

- Это идея хозяина пчел, умник, - усмехнулся Кефф, выпрямляясь. - Когда у тебя есть защита, то ты становишься неосторожным, умник. А когда ты становишься неосторожным, ты устраиваешь аварию.

- Тогда почему бы ему не собирать рои самому, Кефф?

Но Кефф продолжал любоваться третьим рядом.

- Третий ряд почти полон, - сказал он. - Еще раз через дорогу, и мы доберемся обратно к сараям.

- Тогда поехали, - сказал я.

- Надеешься, что он все еще где-то поблизости, умник? Достав этот груз, мы вернемся за следующим, и ты думаешь, что он так и будет сидеть и ждать, свободным?

- Послушай, Кефф, - сказал я, подумав: "Ты и сам почти уже не свободен, Кефф, - тебя самого почти уже здесь нет. Беспокойные пчелы гудят в этих ульях, Кефф, и ты почти уже увяз в липком меду, а пчелы жалят твою раздувающуюся тупую жирную башку, Кефф".

Кефф прислушивался к приближающемуся звуку.

"Нет, разумеется, нет, - подумал я. - Ты привык быть всегда в безопасности, Кефф? Но разве ты не видишь, Зигги, как я провожу линию? Чего еще, черт побери, ты ждешь от меня, Зигги?"

- Кто-то бежит, - сказал Кефф.

И даже пчелы затихли, прислушиваясь.

- Кто-то бежит, - снова сказал Кефф, и он раскрыл свой ящик с инструментами.

Я слышал учащенное дыхание в конце дороги, хруст гравия и частое, тяжелое дыхание.

- Это кто-то, кого ты знаешь, умник? - спросил Кефф, его лапа сжимала гаечный ключ.

Затем он развернул фары, направив их на дорогу, однако он не включил их. Он просто приготовился к встрече.

"Тихо, пчелы!" - подумал я. Это были короткие, маленькие шаги, быстрое, прерывистое дыхание.

И тут Кефф повернул фары прямо на мою Галлен, ее распущенные волосы развевались на бегу в ночи.

Сколько пчел тебе хватит?

Она бежала с новостью - в резиновых галошах вверх по холму от самого Вайдхофена. Галлен принесла весть о скандальном возвращении Зигги за своей зубной щеткой - как он переметнулся, словно обезьяна, с виноградной лозы на оконную решетку, чтобы пробраться внутрь во второй раз, как выкрикивал в коридоре всякую чушь, как съехал по перилам вниз, в вестибюль, выдавая каждому свое изречение: тетушке Тратт, которая раскудахталась, словно курица на насесте, внизу лестничного колодца, и моей Галлен тоже досталось несколько метафор о погубленной девичьей чести. А в мой адрес, сказала Галлен, он произнес резкую обличительную речь, предвещая мне неминуемую кастрацию.

- О, он сошел с ума! - задыхаясь, выговорила Галлен. - Честное слово, Графф. Он носился по саду на четвереньках и швырял грязью в стены замка!

Да, пчелы тоже слышали это, они разжужжались в том самом месте, где она резко навалилась на них, - пчелиные ульи подпирали по всей длине ее гибкую, худощавую спину.

- Не позволяй ей наваливаться всем весом, - предостерег Кефф. - Не позволяй ей наклонять улей, умник.

"О, ты меня достал, Кефф. Честное слово, достал!" - подумал я.

- Они его в два счета поймают, - изрек Кефф.

- О, он совсем озверел, - продолжала Галлен. - Графф, весь город вышел ловить его. Я не знаю, куда он подевался.

- Им следует посадить его в клетку, - сказал Кефф, а ниже по дороге пятно сумасшедшего пляшущего света фар резко ударило по склонившимся на крутом повороте деревьям. Город беззвучно мерцал за впадиной, и очертания шарообразных деревьев словно прилипли к ночному небу.

- О, Графф! - воскликнула Галлен. - Мне так жаль. Мне очень жаль, Графф, потому что он твой друг.

- Слушай, - велел мне Кефф, но я ничего не слышал. - Слушай, умник, - со стороны города донеслось еще почти неразличимое стрекотание, - ты слышишь машину?

Заросли деревьев поймали мерцающий голубой свет, который вспыхнул над дорогой и заметался с одной стороны на другую, меняя направление одновременно с изгибом дороги.

- Слушай, - сказал Кефф. - Это "фольксваген". Это наверняка полиция.

Совершенно точно. Без сирен, скрытно.

В машине их оказалось двое. И они не стали задерживаться.

- Мы собираемся блокировать верх, - сообщил один из них, и черная перчатка туго натянулась на его пальцах.

- У Санкт-Леонардо, - добавил второй. - На случай, если он поедет этой дорогой.

Пчелы это слышали; угасающий голубой свет замигал, удаляясь прочь от их ульев; они завозились рядом с моей бедной Галлен, которая во второй раз за этот день оказалась обескураженной из-за меня.

А я лишь подумал: "Он наверняка не станет пытаться вырваться из города на мотоцикле. О, наверняка! По крайней мере, он не поедет по этой дороге".

- Умник, - вернул меня к жизни Кефф, - мы не можем торчать здесь всю ночь напролет. Если девчонка не упадет, я хотел бы переехать дорогу.

- Со мной все будет в порядке, - заверила его Галлен, но ее голос дрожал, словно горный ветер, который дул всю дорогу от Раксальпе, начиная с прошлого января; точно он напал на нее, теплую, любимую и уязвимую, вышедшую утром прогуляться налегке. Она была так несчастна, что я потерял способность ясно соображать.

- Давай слушать, - сказал мне Кефф, усаживаясь на свое высокое пружинящее сиденье и устраиваясь среди всех этих клацающих железок.

Мы стали слушать, а Кефф поворачивал фары трактора вокруг, так что мы стояли, направив бампер и свет фар прямо через дорогу. Затем он потрогал тяжелым ботинком каждый из колесных тормозов; подергав трактор, он снял его с тормоза. Прицеп слегка сдвинулся; пчелы начали жужжать.

- Я ничего не слышу, - сказал я.

- И я ничего, - согласился Кефф, потянувшись к рукоятке стартера.

Он почти уже дотянулся до нее.

- Кефф? - позвал я.

- Что, умник? - сказал он, и его рука застыла в воздухе.

- Послушай, - произнес я. - Слышишь?

И он замер неподвижно, старясь не скрипеть железяками и не дышать.

- О да, - откликнулся он.

Возможно, источник шума еще не покинул город, но он приближался - может, даже не по нашей дороге. Возможно, дело в этих сомкнутых сводах - возможно, шум возникал там, а затем внезапно исчезал. Возникал и исчезал.

- Ну что, умник? - сказал Кефф. - Тут есть к чему прислушаться?

Теперь он был за пределами города, он выбрал нашу дорогу. Хриплый звук, как если бы кто-то пытался прочистить горло, к тому же за множество запертых комнат от нас - прочистить мощную глотку, непрестанно, нескончаемо и неумолимо приближающуюся к нам.

- О да! - произнес Кефф.

О да, я узнал бы его из миллиона других. О, добрый старый звук нашего зверя, мчащего моего Зигги!

- Ха! - воскликнул Кефф. - Это он, умник. Это он, твой извращенец!

А с тобой, Кефф, почти покончено. Пчелиный улей с третьего ряда - тебе, Кефф, прямо в то место, где твоя башка без шеи маячит почти на уровне жужжащей кладки ульев! Прямо туда, где ты затаился на своем высоком сиденье, Кефф, - этот пчелиный улей твой. Может, и следующий, а может, и весь верхний ряд рухнет на тебя, толстый Кефф. Если я решусь, Кефф, и если я подумаю, что это хоть как-то поможет.

Сколько пчел хватит тебе, Кефф? Такому здоровенному парню, как ты? Сколько пчелиных укусов ты сможешь выдержать? Каков твой предел, слабак Кефф?

На холм и с холма, в различных направлениях

Была ли это холодная рука Галлен, которая вернула меня обратно? Отчего я скорчился на краю платформы, думая: "Что теперь, Зигги? Как мне удержать тебя от встречи на вершине горы с мигающими голубым фарами "фольксвагена" и с резко выброшенными пальцами в черных перчатках?"

Подъем вверх по горе, где мы с Кеффом свернули с гравиевых американских горок, становился все круче; тремя кривыми дугами в форме буквы "S" выше платформы с пчелами шла самая крутая из них. Она выглядела не менее острой, чем Z. "Ладно, - подумал я, - ему придется снизить скорость, чтобы пройти по ней, - даже Зигги, даже его зверю придется снизить скорость на такой крутизне. Может, даже до первой; ему придется ехать очень медленно, так что он должен будет увидеть меня на дороге".

И я побежал, я не разбирал криков Кеффа - нет, я не желал слышать, о чем он там кричал мне.

Вам всегда кажется, что ночью вы бежите быстрее, даже если бежите вверх по склону, - вам не видно, как медленно ускользает под вами дорога и уходят назад деревья. Очертания предметов в ночи едва различимы и расплывчаты; я слышал, как усилился рев зверя.

Воспоминания ли заставляют меня представить все это в деталях и обнаружить неоспоримые факты? Или я и вправду мог слышать их тогда? Пчел. Миллион, биллион, триллион их жужжаний, настойчивых и беспокойных.

Но это я помню точно: это произошло тремя S выше по горе-акробатке, где началась Z. Настолько ли все удачно получилось, что я увидел, как свет фары ударил в заросли деревьев вокруг меня, именно в тот момент, когда я завернул на Z? Или это произошло где-то на последних метрах S, при подходе к Z? Или на самом деле мне пришлось затаиться в засаде и ждать, прежде чем "тамп-тамп" клапана и шлепанье шины завернули на Z?

Как бы там ни было, я был настороже; я видел очертание мотоциклиста, приближающегося на небольшой скорости с кривой дуги S подо мной, слышал, что он сбросил обороты, и заметил судорожное подергивание фары, облившей меня лунным светом и приковавшей к этому месту дороги.

Затем я услышал, как скорость падает до первой. На изгибе Z - направлялся ли он ко мне, стоящему у обочины? Или это просто фара слепила меня?

- Проклятый Графф! - закричал он, и зверь исторг из себя плевок.

- О, Зигги! - воскликнул я; я мог бы поцеловать его блестящий шлем - только это был не шлем. Это был голый купол, круглый как луна, такой же голый, как в вечер его побега. Холодный, как пистолет.

- Проклятый Графф! - повторил Зигги и попытался рывком сбросить обороты. Он занес ногу, чтобы ударить по стартеру.

- Зиг, они блокировали дорогу у Санкт-Леонардо!

- У тебя блокированы мозги, - сказал он. - Дай мне проехать.

- Зигги, ты не можешь ехать дальше. Тебе нужно спрятаться.

Он опустил ногу, я выбил его из равновесия, поэтому ему понадобились обе ноги, чтобы удержать мотоцикл.

- Проклятый Графф! От тебя одни неприятности! Слюнтяй, испортивший эту девчонку!

И он с усилием выровнял мотоцикл, саданув ногой по стартеру. Но я помешал ему.

- Зигги, они устроили тебе засаду! Тебе нельзя ехать.

Назад Дальше