Жизнь вблизи Помойки даже делала их счастливыми. Женщина, именующая себя Настасьей Филипповной, могла часами распространяться о том, что только здесь она наконец-то нашла общество, свободное от лжи, обмана и лицемерия. Там обосновался художник, который создавал композиции из самых неожиданных предметов, называя это искусством будущего, до которого человечество еще не доросло. Впрочем, композиции не встретили понимания даже здесь. Что можно сказать, например, о разломанном велосипеде, на руле которого пристроена пара старушечьих тапочек, а вместо седла - дырявая кастрюля, из которой высовывается радостно улыбающийся пластмассовый череп с капроновым чулком в зубах? Или о расползшемся вязаном покрывале, на котором пристроен здоровенный мужской сапог с наполовину оторванной подошвой и стопкой школьных тетрадей "в пасти"?
В поселке целыми днями велись бесконечные разговоры о смысле жизни, об исторической миссии различных государств и о прочих проблемах мирового масштаба; здесь пользовались успехом газеты и журналы, не обязательно свежие.
Правда, со временем, местная еда, употребляемый в изобилии дешевый алкоголь, а, может быть, просто воздух Помойки делали свое дело. Интересы постепенно сводились к простейшим человеческим потребностям, следить за собой казалось все более ненужным занятием, чтение и духовные запросы - тем более. Даже пошевелить мозгами лишний раз становилось тяжелее и тяжелее. Прожив какое-то время в поселке, люди покидали его, уходя вглубь Помойки. На место ушедших появлялись новые - охотники за легким заработком, которые сначала проводили целые дни, копаясь в мусорных кучах, потом приходили к мысли, что ездить каждый вечер в город - неудобно, а далее следовали тем же путем, что и их предшественники.
Как гигантская воронка, Помойка засасывала всех, оказавшихся в ее владениях, и никого уже не отпускала.
* * *
Денис Фролов принадлежал к тому сорту людей, про которых говорят: "способный, но лентяй". В школе он мог бы быть круглым отличником, но усидчивость и трудолюбие не входили в число его добродетелей. В институте Денис поражал однокурсников своей способностью, посидев ночь над чужими конспектами, с блеском сдать труднейший экзамен, а на следующий день завалить простенький зачет. Он мог произвести впечатление на девушек группы, неожиданно процитировав что-нибудь вроде сонета Петрарки или отрывка из саги о Нибелунгах, но сесть за курсовик для него было непосильным трудом.
Полученных в институте знаний едва хватило, чтобы устроиться по знакомству в какое-то НИИ. Там Денис откровенно маялся: каждый день вставать ни свет, ни заря, ехать в переполненном метро, отсиживать за столом целых восемь часов - так и с тоски помереть недолго. Поэтому он не очень горевал, когда НИИ закрыли, а все сотрудники оказались "в свободном полете". Сначала Денис загорелся идеей частного предпринимательства, но вскоре о нем стали говорить: "человек, вроде, неплохой, но ненадежный и необязательный". Поэтому ему пришлось стать уличным продавцом из тех, что торгуют на лотках всякой мелочевкой. Какое-то время он старался и даже неплохо зарабатывал, но не удержался и там.
И вот однажды, случайно услышав разговор в транспорте, он взял большой рюкзак, оставшийся еще с институтских времен и отправился на Помойку. В самом деле, это было то, что требовалось. Хочешь - набил рюкзак разным утилем, сдал его и возвращайся домой счастливый и с деньгами. Не хочешь - никто не заставляет, лежи себе на диване хоть до вечера. Ездить только далековато: на метро через весь город, потом еще на автобусе, да пешком километра два… Впрочем, совершенно необязательно мотаться туда каждый вечер, здесь есть, где переночевать, а то соседи по коммуналке уже все мозги проели: почему за комнату не платишь, да почему не дежуришь как все. Бывшая супруга тоже повадилась звонить: когда алименты платить начнешь, ребенок о тебе спрашивал… А тут благодать: никому ничем не обязан и всем остальным до тебя тоже никакого дела.
В один из приездов он захватил с собой спальник, продукты, все самое необходимое и решил зависнуть в заброшенном поселке по крайней мере на несколько дней. Местные приняли его доброжелательно, показали несколько незаселенных комнат в бараке, из которых Денис выбрал одну, вполне приличную. Барак стоял на центральной улице рядом с давно закрытым продуктовым магазином.
Первое время Денис чувствовал себя как на каникулах. Все вокруг было интересным и необычным. К царящему там запаху отбросов он скоро привык и уже через пару дней не обращал на него никакого внимания.
Он вытащил на крылечко старинное кресло и дни напролет просиживал в нем с детективом, банкой пива и сигаретой. Или под настроение совершал дальние прогулки по Помойке и ее окрестностям. Образовался и круг общения - Маргарита, бродяжка со стажем, которая могла подолгу читать наизусть Есенина или за считанные секунды выдать стихотворный экспромт на любую предложенную тему. Астроном, пытающийся наблюдать за звездами с помощью самодельного телескопа, где вместо линз было вставлено множество стеклышек от очков и довольно увлекательно рассуждающий о траекториях планет и очередном конце света. Был там и ровесник Дениса - Безумный Шарманщик. Молодой мужчина в старинной широкополой шляпе и длинном изорванном пальто всюду таскал за собой самую настоящую шарманку, извлеченную им когда-то из груды строительного мусора и собственноручно починенную. Шарманка вполне прилично играла несколько мелодий, среди которых Денис знал только "Разлуку". На вопрос новенького, почему же Шарманщик не играет на улице или хотя бы не продаст шарманку в музей, все только отмалчивались: интересоваться подробностями чужой жизни здесь было не принято. Было еще несколько не менее колоритных личностей, с которыми время от времени было интересно разговаривать.
Денис и не заметил, как вместо запланированных нескольких дней провел здесь неделю, затем еще одну, а потом просто перестал считать дни; да и зачем, на работу все равно не надо. И вообще, чем не жизнь: бесплатная крыша над головой, консервов полный рюкзак, целый блок сигарет; что еще нужно для счастья?
Постепенно многие привычные вещи начали терять для него свое значение. Денис перестал причесываться и бриться; какая разница, здесь на это никто не смотрит; затем, когда закончилась зубная паста, перестал чистить зубы. Взятый с собой радиоприемник он больше не включал: то ли батарейки сели, то ли новости из внешнего мира почему-то перестали его интересовать. Одежда - не шикарные, но вполне приличные свитер и джинсы, как-то вдруг превратились в живописные лохмотья, не хуже чем у Робинзона Крузо до того, как он обзавелся одежкой из козьих шкур. Денис подобрал в одной из куч ядовито-зеленые брюки и черный пиджак, который был модным лет за десять до его рождения. "Теперь я свободен от всяких идиотских условностей - рассуждал он, удобно устроившись на дверце от холодильника времен "первой оттепели" и обозревая помойный ландшафт. Мне наплевать, что на мне надето, наплевать, что думают обо мне всякие закомплексованные мещане. Я свободная независимая личность, стоящая вне общества и гордо чихающая на него с высокой… мусорной кучи".
А потом закончились продукты и Денис поймал себя на том, что поглощает пельмени, забракованные каким-то АООО "…", и не чувствует при этом ни капельки брезгливости или отвращения. Еда как еда, и батон тоже ничего; отрезал заплесневевший бок и все дела.
Время от времени его все же посещали тревожные мысли: "куда я качусь и кем стану, если все так и будет продолжаться? Что бы сказали институтские приятели, увидев меня сейчас? Руки бы не подали, это точно. А хорошенькие девушки просто перешли бы на другую сторону улицы… Нет, надо срочно что-то менять в жизни, пока я не стал таким как эти… помойные люди"! Но всякий раз лень побеждала и начало новой жизни откладывалось на завтра, послезавтра, понедельник, когда-нибудь… А, может, и правда, не стоит ничего менять?
* * *
В пяти больших автобусных остановках находился аэропорт и те из обитателей поселка, кто не ленился пройти пешком несколько километров и чей вид не внушал страха благонамеренным гражданам, летающим самолетами Аэрофлота и различных иностранных компаний, имели шанс заработать, помогая пассажирам поднести багаж до машины или автобуса. Иногда сердобольные иностранцы подавали им просто так, вежливо отказываясь от услуг.
Денис и сам не понял, почему его потянуло в тот день в аэропорт. В деньгах он не нуждался, как раз накануне ему повезло: он отнес в пункт приема целый рюкзак латунных стружек, да еще на обратном пути наткнулся на ящик просроченной тушенки. Так что особой необходимости тащиться в такую даль у него не было, ну, разве что, прогуляться.
К самолету он опоздал: все пассажиры уже вышли из аэропорта и разбрелись кто к автобусной остановке, кто на маршрутку, кого-то встречала машина. Мимо прошел один из новых соседей, Мишаня-музыкант, тащивший немаленький баул для старушки со значком "армия спасения" и с умным видом слушавший ее разглагольствования, время от времени с готовностью кивая.
Неподалеку от выхода остался только старик-китаец с большим чемоданом - старинным, обитым красной материей и с окованными железом углами. Судя по всему, старику было уже за восемьдесят. День был довольно холодный, дело шло к осени, а на странном пассажире была только синяя куртка и такого же цвета штаны. Старик стоял, спокойно глядя куда-то вдаль. "Вот козлы, встретить забыли - неожиданно для себя разозлился Денис. Дедушка-то старый совсем, простудится еще на ветру, а в городе вообще жуликов полно. Как пить дать, облапошат или еще чего похуже случится; покажут потом по телеку объявление:?исчез в районе аэропорта? знаем мы эти дела".
Денис одернул пиджак, застегнул его на все оставшиеся пуговицы, пригладил волосы и, взглянув на себя в стеклянную дверь, подошел к старику и старательно произнес:
- Могу ли я быть вам полезен?
Старик повернул голову к Денису, внимательно посмотрел на него, но ничего не ответил. "Не понимает" - решил тот, но продолжал настаивать, энергично помогая себе жестами:
- Дедушка, ты не понимаешь, куда приехал: это Россия, итыз Раша, понял? Время, между прочим, не детское, милиционера поблизости нет, а вот всякого жулья, наоборот, плюнуть некуда. Тебе ехать-то куда, бумажка с адресом есть? Или, давай, до гостиницы провожу, а то слупят немеряные бабки в свободно конвертируемой, а завезут черт знает куда, днем с огнем не сыщешь. Слушай, а может у твоих, ну, которые тебя должны были встретить, телефон есть? Я позвоню. Ты не смотри, что я в таком прикиде, я не хулиган, я просто… человек искусства, вот! Айм нот э ганкстер, ай эм эн артист. Не, давай, правда, а то нехорошо как-то получается: прилетел из-за границы а, вроде, никому не нужен, некоторые встречать даже и не чешутся. Ты не думай, я не из-за денег так стараюсь. Ну, если доллар-другой дашь, не откажусь или сигарету, давно хороших не курил…
Внезапно Денис услышал за спиной шум мотора, оглянулся и увидел, что прямо за его спиной стоит черная тоета с тонированными стеклами. Из тоеты вышел спортивного вида молодой человек, склонился перед стариком в восточном поклоне и протянул руку к чемодану. Старик отрицательно покачал головой, легко, как перышко, поднял свой багаж и шагнул к машине. Потом таинственный пассажир пошарил в расшитой сумочке, висевшей у него на поясе, при этом продолжая другой рукой держать на весу чемодан, достал и протянул совершенно обалдевшему Денису пачку сигарет. Денис поднял голову и открыл рот, чтобы поблагодарить, но увидел только стремительно удаляющийся автомобиль с иностранным номером.
Несколько минут спустя Денис обнаружил, что не может оторвать взгляда от висящего прямо напротив выхода рекламного щита. Там на фоне холодильников и прочей бытовой техники красовалась яркая надпись: "Пойми, чего ты хочешь, и твоя жизнь изменится". Вряд ли он смог бы ответить, чем его так затронула эта фраза, но именно ее Денис повторял и повторял до самого вечера.
* * *
Вдоволь поудивлявшись, молодой человек отправился домой, как он уже привык называть "помойный поселок". Правда, перед этим он совершил поступок, не укладывающийся в его новые понятия здравого смысла. Он подошел к ларьку, торгующему шавермой, и купил себе чашку чая. В напитках Денис тоже не нуждался: как раз на днях он набрел на пластиковый мешок с мусором из аналогичного заведения, там было полно использованных чайных и кофейных пакетиков. Если взять десяток пакетиков из-под "Липтона" и кинуть в котелок с кипятком, то получится нечто, почти достойное называться чаем. Но это же совсем другое дело - свежий чай с сахаром в новой одноразовой чашке с салфеткой и пластмассовой ложечкой, прямо как у белых людей. Чай в сочетании с подаренной сигаретой, да еще выпитый за столиком под навесом был просто райским наслаждением.
В последующие несколько дней ничего интересного не случилось, ну, разве что удалось откопать практически целый патефон, так ведь пластинок к нему все равно нет, зачем он нужен? Или, вот, с трудом убежал от собаки, которой показалось, что человек нагло посягает на ее территорию… А так, ничего, все как обычно.
Сигареты закончились, но Денис не выбрасывал пустую пачку: хранил на память о необычном происшествии. Однажды вечером, сидя у костра, на котором в старом эмалированном чайнике варилась похлебка из манки (с трухой и жучками пополам) и колбасных обрезков, Денис задумался. "Пойми, чего ты хочешь… А, в самом деле, чего я хочу: есть, да нет, сейчас каша сварится, пиво, может быть, - нет, не тянет, со шмотками тоже полный порядок, женского общества - тоже неохота, хотя, Лариска-йогиня вовсю глазки строит; девчонка, вроде, ничего, симпатичная, если умыть и приодеть, с такой даже в городе показаться не стыдно. В городе… как давно это было, как будто в другой жизни. Стоп, а, может, мне тогда чего-нибудь хотелось, чтобы по-настоящему, ведь мечтал же я о чем-то, не может быть, чтобы совсем никаких желаний кроме пожрать-поспать-телевизор посмотреть. Во, точно, придумал: мне в город охота смотаться. А что, возьму да и поеду, давно нигде не был."
Сказать, что поездка в город произвела на Дениса колоссальное впечатление, было бы не сказать ничего. За эти несколько месяцев он не то, чтобы отвык, а полностью забыл о существовании таких вещей, как метро, телевизор, общество приличных людей. И все здесь такое чистое… Правда, на него самого неодобрительно косились и отворачивались, несмотря на то, что он выглядел практически как все: в спортивном костюме, только чуть-чуть испачканном в краске. "И что их, интересно, не устраивает?" - недоумевал Денис, топая через небольшой сквер. Ларчик просто открывался: старушка с бледно-фиолетовой прической, выгуливающая в скверике крохотную тонконогую собачонку, при виде Дениса поджала губы и недовольно процедила, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Ну и молодежь, несет от них, будто из помойки вылезли; о, нравы!
Но Денис не слышал ее; в этот момент он не замечал ничего вокруг, кроме витрины, находящейся через улицу. Конечно, как он мог забыть: именно на эту витрину он любовался каждый день в течение года. На этой стороне улицы, рядом с автобусной остановкой, стоял лоток, где Денис торговал батарейками и всякой всячиной. Потом его выгнали из-за того, что какие-то цифры в накладных не сошлись, а потом уличную торговлю вообще временно прикрыли…
Что было в доме напротив, Денис так и мог понять - то ли магазин для богатых, то ли кафе для узкого круга. В одной из витрин ярко одетые манекены изображали сцену: "фотокорреспондент снимает новых русских", а вот на то, что находилось в другой, Денис смотрел с замиранием сердца. Немолодой господин, напоминающий Френка Каупервуда, сидел в кресле с вальяжным и вместе с тем горделивым видом, небрежно держа в руке сигару. Перед ним был круглый столик, на котором стоял изящный бокал с белым вином. Рядом с креслом, у ног хозяина, лежал английский дог.
Странное дело: Денис никогда не испытывал зависти или неприязни к господину с догом, хотя это было бы вполне понятно, когда работаешь целый день на улице в любую погоду, неевший и с мокрыми ногами. Но, тем не менее, ему ни разу не захотелось взять чего потяжелее и запустить в эту самую витрину. Просто так, чтобы восстановить справедливость. Нет, Денис прикрывал глаза и представлял себе, что именно он сидит в своем особняке, в кресле у камина, а рядом разлегся любимый пес, хотя лично он предпочел бы белого персидского кота, пристроившегося на спинке его кресла. Когда-нибудь он разбогатеет и к нему будут обращаться не так, как сейчас - "молодой человек", а "Денис Михайлович" или "господин Фролов", а, еще лучше, "господин директор"… "Вот этого мне, наверно, хотелось больше всего на свете" - решил Денис. "А сейчас? Еще как хочется! Вот я и понял, чего хочу - продолжал он - что-то, правда, не видно, чтобы жизнь от этого изменилась".