– Да. Через год, ровно через год. Нам тогда мама купила одинаковые дорогие наручные часы, с которыми мы не расставались, и они стали предметом нашей гордости и зависти одноклассников. В тот вечер Леха, как обычно, прогуливался под окнами дома, где жила его первая любовь Таня. Два моральных урода ударили его металлическим прутом по голове, чтобы забрать часы. Лешка умер через сутки в больнице, так и не приходя в сознание.
Юра замолчал и нервно сглотнул.
– Их не нашли?
– В том-то и дело, что было известно, кто это сделал. Их опознала Таня, смотревшая с балкона вниз, их узнал парень из соседнего дома. Их даже задержали. Но оказалось, что это были сыночки исполкомовских тузов. Ма-жо-ры. У них разве что птичьего молока не было, а они за часы…
– Ну и что?! – Я недоуменно уставилась на него.
– А то, что их казнить нельзя, помиловать. Тане сказали, что она не могла на таком расстоянии рассмотреть лица убийц, а парня просто запугали так (а может, и заплатили ему), что он сменил место жительства. Их не посадили, и они до сих пор, не испытывая угрызений совести, ходят по земле, катаются на дорогих иномарках и, скорее всего, спят спокойно по ночам.
– Бедная тетя Маша! Как она все это пережила? – вздохнула я.
– Она не пережила. Она просто не смогла пережить этого. Нет, она как-то выдержала похороны и ждала суда. Но когда этих подонков отпустили из зала суда за недоказанностью вины, она набросилась на них прямо там, желая задушить обоих. Ее еле оттащили. Один из них, проходя мимо, нагло и цинично бросил ей в лицо: "Спокойно, мамаша! А то будешь гнить в земле, как твой урод". Тогда она как-то сникла и пошла домой, где в тот же день повесилась.
– Ужас! – сказала я, передернув плечами.
– Я тогда не мог понять, почему закон не одинаковый для всех, как одно небо над всеми. У меня в голове не укладывалось, как такое может быть: весь город знает, кто убийцы, а милиция их не арестовывает, и они спокойно идут на свой выпускной вечер и веселятся, тогда как мой Лешка лежит в земле. И я твердо решил идти учиться в юридический, чтобы быть честным ментом. – Юра горько улыбнулся: – Отец мне говорил: "Юра, один в поле не воин. Рано или поздно ты поймешь, что в органах нет честных людей. Все они покупаются за деньги, а если появляется добросовестный человек, его это болото топит".
– Что ты такое говоришь, Юра? – Я испугалась за него. – Зачем тебе нужна такая работа?
– Павлинка, я очень долго, полтора года отслеживал каналы распространения наркотиков в нашем городе. Я не спал ночами, чтобы узнать, кто, откуда и что завозит. Я подключил кучу информаторов, пытаясь найти того, кто стоит за всем этим. Было бы очень просто организовать рейд, взять с поличным распространителей и бросить их за решетку. Но мне было непонятно, почему у нас все знают, где и кто продает наркоту, но их не трогают. И я начал охоту. Вернее, один бы я не справился. Мы охотились вдвоем – я и мой сосед, он же мой лучший друг Васек. И когда нам удалось узнать, кто является поставщиком, у нас глаза полезли на лоб.
– Инопланетянин? – ляпнула я и тут же осознала неуместность этой глупой шутки.
– Я бы не так удивился, если бы это был инопланетянин, – сгладил ситуацию Юра и продолжил: – Начальник уголовного розыска! Наш начальник, который на совещаниях, положа руку на сердце, говорит нам о чести мундира!
– Не может быть! Я всегда считала работников внутренних органов очень порядочными и честными людьми.
– Я тоже был до поры до времени таким же наивным, как и ты. Еще не разуверившись в торжестве справедливости, я в рапорте все рассказал о делишках этого Валерия Петровича Наумова и сам положил его на стол начальника отделения милиции. Тот поблагодарил, как и полагается, за службу, и я со спокойной душой ушел и стал ожидать должной реакции. Но дни шли, и ничего не происходило.
– Но почему?! – Я и не заметила, как перестала грызть орехи, отложила пакет в сторону и сидела, крепко прижавшись к Юре.
– Такой же вопрос я спустя месяц решил задать начальнику милиции. Он долго молчал, хмурился и сопел, потом посоветовал мне как следует выполнять свою работу, а он, мол, сам знает, что ему надо делать. Я ответил, что буду стараться и надеюсь, что он все-таки примет соответствующие меры.
– После этого что-то изменилось?
– Они просто накрыли точки распространения наркотиков, и на ближайшем совещании был зачитан приказ о дополнительной звездочке на погонах, как ты думаешь, кого?
– Наумова?!
– Совершенно верно. Ни о проделанной мной и Васьком работе, ни о рапорте начальнику ничего не было сказано.
– Вот это да! – протянула я.
– Нам с Васьком не нужны награды и повышения. Мы хотели просто честно исполнять свой долг, и мы его исполняли, но, оказалось, что сунули нос куда не надо. Я понимаю, что, не знай они, кто мой отец, меня давно бы уже вышвырнули из органов. Их сдерживает пока только это, – задумчиво произнес Юра.
– Может, и правда не стоит ворошить осиное гнездо? – осторожно спросила я, заглянув ему в глаза.
– Я уже не могу остановиться! Понимаешь? Не мо-гу! Мне было пятнадцать лет, когда я у могилы друга дал клятву бороться со всякой нечистью, и я сдержу свое слово.
– Но ты ведь знаешь, что все они повязаны. Думаешь, так просто начальник милиции закрывает на все глаза?
– Конечно же, не за "спасибо". Но мы с Васьком решили действовать уже по-другому, более умно. Наумов стал осторожнее, и все равно на месте старых точек продажи наркотиков, как грибы после летнего дождя, появились новые. И мы точно знаем, что их, опять же, крышует Наумов. Мы узнали, что он не только их прикрывает, но и является основным поставщиком наркоты из Средней Азии и даже из Афганистана. Осталось еще кое-что сделать, и мы докажем это.
– И опять ничего не изменится, – сказала я.
– Изменится! Теперь мы все записываем, снимаем и сбрасываем на флешку. Когда доказательств будет достаточно, мы передадим ее в столицу.
– А ты не думаешь, что там творится то же самое?
– Возможно. На такой случай у нас есть запасной вариант. У отца в столице есть старый друг, которому отец когда-то оказал важную услугу. Думаю, он этого не забыл.
– Мне страшно за тебя. – Я еще крепче прижалась к нему. – Ты затеял опасное дело.
– Ну что ж, я сам выбрал свой путь. По нему и буду идти до конца.
– С тобой ничего не случится?
– Лисенок, – Юра отстранился и потянул пальцами уголки глаз к вискам, – улыбнись!
– Да ну тебя! – Я шутливо шлепнула его по спине. – Лучше скажи, ты готов познакомиться с моей мамой?
– А ты с моей?
– Честно говоря, мне страшновато, – призналась я.
– Почему?
– Вдруг я ей не понравлюсь?
– Главное, что мне ты нравишься. И теперь, когда у меня есть ты, я готов свернуть горы.
Юра крепко прижал меня к себе, и мне стало так тепло и спокойно…
Наши мамы
Мама последний раз бросила на меня придирчивый и оценивающий взгляд.
– Кажется, ты выглядишь неплохо, – заключила она.
– Мама, ты можешь мне честно сказать: кажется, что я хорошо выгляжу, или на самом деле?
– Для меня ты всегда выглядишь лучше всех. Вон, зеркало перед тобой, иди и смотри сама, если мое слово для тебя ничего не значит, – сказала мама раздраженно и отвернулась.
Я не обратила внимания на ее тон и в который раз подошла к зеркалу. Новый брючный костюм бирюзового цвета очень шел к моим зеленым глазам и подчеркивал тонкую талию. Высокие каблуки черных туфель делали меня еще стройнее и выше. Волосы на висках мы с мамой немного подобрали и заплели в две тонкие косички, которые соединялись на затылке новой заколкой в тон костюму. С маленьких мочек ушей свисали длинные сережки с серебряными капельками, а легкий макияж сделал лицо более выразительным. Казалось бы, все идеально, но меня ожидало знакомство с мамой Юры, и я волновалась так, словно должна была участвовать в конкурсе красоты, и от победы в нем зависело мое будущее.
– Будь что будет! – заключила я и повернулась к маме: – Пожелай мне удачи.
– Иди уже, зануда, – улыбнулась мама.
Я подошла к двери, когда из кухни донесся ее голос:
– А тортик? Тортик забыла!
– Ну надо же! Какая я растяпа! Пришла бы в гости с пустыми руками. Здрасьте, я ваша Настя!
Забрав тщательно упакованный торт, я попрощалась с мамой и вышла на улицу, где у машины меня уже ожидал Юра.
– Ты… ты… – начал он, запинаясь, но овладел собой и сказал: – Ты выглядишь восхитительно!
– Сама знаю, – улыбнулась я и села в машину.
Мама Юры жила совсем недалеко от нас, всего за пару кварталов, в новой девятиэтажке, на шестом этаже, в просторной двухкомнатной квартире с хорошей мебелью и огромной лоджией, тянущейся вдоль двух комнат. Ксения Ивановна, так ее звали, была старше моей мамы лет на десять-пятнадцать, но выглядела хорошо. Она была ростом ниже моей мамы и полнее ее, но полнота не портила ее, а придавала женственности и мягкости. Волосы, коротко стриженные, покрашенные в каштановый цвет, были красиво уложены. Мягкие черты лица, синие глаза и добрая улыбка – все это вызывало доверие.
Мы пили чай, и я пыталась понять, похож ли Юра на свою мать. Но, как я ни присматривалась к ее лицу, так и не смогла обнаружить между ними ни малейшего сходства. "Наверное, Юра похож на своего отца", – решила я и перестала поглядывать на Ксению Ивановну с любопытством.
– Значит, ваша мама совсем недавно в городе? – спросила Ксения Ивановна.
– Да. Я забрала маму этим летом.
– Наверное, ей трудно сейчас без знакомых, без родственников, без подруг?
– Пока из знакомых у нее только наш сосед, – ответила я, подумав, что в селе из-за отчима она давно потеряла связь со своими подругами и была не менее одинока, чем сейчас.
– Надо было взять ее сегодня к нам. Юра, почему ты не подумал об этом?
– Потому, мама, что я еще и сам не знаком с мамой Павлинки, – ответил Юра, уплетая торт за обе щеки.
– Я не успела их еще познакомить, – сказала я, испытывая неловкость.
– Мама, не торопи события, – вмешался Юра. – Успею и я, и ты познакомиться с Алевтиной Викторовной.
– Алевтина. Красивое имя, – отметила Ксения Ивановна. – Кстати, у тебя тоже необычное и красивое имя, – сказала она мне.
– Спасибо. – Я вежливо улыбнулась. – Это имя мне выбрала мама.
– Ты с такой любовью произносишь слово "мама", что приятно слышать, – сказала Ксения Ивановна. – Наверное, у вас хорошие отношения.
– Конечно! Мама у меня замечательная.
– А отец?
– Отчим? Я увезла маму от него. Он… он ужасный человек. Если бы я не забрала ее оттуда, он мог бы ее убить.
– Боже мой! – всплеснула руками Ксения Ивановна. – И носит же земля таких уродов! Мой бывший муж, отец Юры, никогда меня даже пальцем не тронул. Просто не сложилась совместная жизнь, вот и разошлись. Мы даже не скандалили, не бросали друг другу упреки – все решилось тихо и мирно.
– Мама, ну что ты начинаешь ворошить прошлое? Лучше покажи Павлинке свой новый цветок, – сказал Юра, отодвигая пустую чашку.
Когда мы подъехали к подъезду нашего дома, я предложила ему:
– Может, зайдешь к нам? Я познакомлю тебя с мамой, а то как-то неудобно получается.
– Павлинка, я бы с удовольствием, но знаешь, как у нас в народе говорят: "Незваный гость хуже татарина". Может, она уже отдыхает, а тут я… К тому же я не могу прийти в гости с пустыми руками.
– Уговорил, – сдалась я. – Тогда когда?
– Мне надо по работе уехать на несколько дней. Как только вернусь, сразу же приглашай меня в гости.
– А твоя поездка… Это не опасно?
– Нисколечко, – улыбнулся он.
– Через две недели у мамы день рождения. Думаю, было бы неплохо пригласить Ксению Ивановну, пусть они познакомятся. Или это будет неудобно?
– Все будет нормально, лисенок. – Юра потянул уголки глаз к вискам, заставив меня улыбнуться.
– Я буду ждать тебя.
– А я буду скучать по тебе, лисенок.
Юра поцеловал меня, и я побежала по ступенькам вверх. Дома я была приятно удивлена, застав маму перед зеркалом с пинцетом для бровей в руке.
– Надо брови привести в порядок, – с виноватым видом сказала мама, словно ее застали за неприличным занятием, – а то совсем заросли. С такими бровями я похожа на Леонида Ильича.
– Получается?
– Не совсем. Я уже забыла, как это делается. Когда-то было не больно, а сейчас… Ты мне купишь краску для бровей?
– Без проблем. Завтра же покрашу тебе брови и ресницы.
– Ресницы не надо. Я привыкла пользоваться брасматиком.
– Маникюр пойдем делать?
– Не-а. Я сама. Не хватало еще на это тратить деньги.
– Мама, Юра хочет познакомиться с тобой, – сказала я, снимая костюм.
– Так приводи его к нам! В чем же дело? Я давно горю желанием увидеть твоего принца.
– Он уедет на несколько дней. Как только вернется, я его приглашу.
– Вот и замечательно! Ты лучше расскажи, как прошла встреча.
– Все нормально, мама. Ксения Ивановна – хорошая женщина, но ты у меня – самая лучшая, самая красивая!
– Нашла красавицу!
– Она хочет с тобой познакомиться.
– Да?!
– Я думаю, что надо бы ее пригласить на твой день рождения.
– А почему бы и нет? Я уже, кстати, пригласила Степана Ивановича.
– А не для него ли ты хочешь выглядеть еще лучше? – засмеялась я.
На щеках у мамы появился румянец, и она замахнулась на меня полотенцем.
– Ах ты, бесстыжая рыжая бестия! Ты на что это намекаешь?
– Молчу, молчу, молчу! – и я закрыла рот рукой.
Я решила пойти спать. Мне почему-то не спалось, и я думала, как это здорово, что у мамы постепенно появляется интерес к жизни. Но также от меня не могло укрыться и то, что она никогда не расстается с мобильником, а утром подхватывается и проверяет, не пришло ли сообщение, не пропустила ли звонок. Я знала: она ждала звонка от отчима. А также я знала, что мама его не дождется. Из разговора с тетей Дашей мне стало известно, что отчим долго не горевал, вскоре после нашего отъезда он сошелся с вдовой из соседнего села. Она была инвалидом – в автомобильной аварии потеряла одну руку, но у нее были две маленькие дочери…
Я познакомила Юру со своей мамой, и он был удивлен тем, что она такая молодая и мы с ней так похожи. Маме Юра очень понравился, но я в этом и не сомневалась. Меня больше беспокоило, поладят ли они с Ксенией Ивановной.
В день своего рождения мама надела новое зеленое облегающее платье длиной до колен и стала похожа на девочку. Мы ей соорудили красивую прическу, а четкие линии подкрашенных бровей сделали ее лицо моложе, глаза – выразительнее.
С раннего утра она была занята приготовлением мясного рулета, и мне пришлось готовить все остальное. К вечеру у меня было чувство, что у нас будет не скромный ужин, а настоящий банкет.
Первым пришел наш сосед Степан Иванович. Вернее, сначала в двери появился огромный букет ромашек, а потом он сам.
– Алевтина Викторовна, разрешите поздравить вас с днем рождения, – торжественно произнес он, протягивая маме цветы.
Сосед был в строгом темно-сером костюме, свежей рубашке и при галстуке, его туфли были начищены до блеска. Лицо его сияло.
– Степан Иванович! – Восхищенная мама всплеснула руками и залилась румянцем. – Откуда вы знаете, что я люблю ромашки? Я вам об этом не говорила.
– Такой тонкой, как у вас, душе, очень близка природа, все естественное. Следовательно, вам чужды искусственно созданные цветы. Вы пребываете в необычайной гармонии с природой – я это чувствую, – вдохновенно начал сосед явно длинную поздравительную речь, а я, увидев, что мамино лицо словно светится изнутри, подумала: "Как же давно ей не говорили таких слов и не дарили цветы! И как мало надо женщине для счастья".
Едва мы успели усадить соседа за стол после его долгих поздравлений, пришли Юра и Ксения Ивановна. Она была в длинном темно-бордовом вечернем платье, вся обвешана дорогими украшениями, и мама в своем скромном и довольно коротком платье явно чувствовала себя неловко и стала одергивать подол.
Ксения Ивановна подарила ей золотые сережки в виде маленьких листиков, и маме, не привыкшей к таким дорогим подаркам, стало еще более неловко. Но рядом был Юра, мой Юра, который всегда мог найти выход из затруднительного положения. Он шутил, смешил всех и подливал вино в бокал развеселившегося соседа. Когда Степан Иванович откланялся и ушел, мы с Юрой оставили наших мам одних. Мы включили телевизор и уселись перед ним на диване. Нам был слышен разговор в соседней комнате.
– Вот оставили мы с дочерью ему дом и все, что в нем было, а сами живем в съемной квартире, – рассказывала мама. – Но ничего, мне здесь нравится. И город красивый, и людей много – не скучно. В окно можно смотреть, как в телевизор.
– Наверное, нелегко было вот так сорваться с места, все оставив?
– Решиться было тяжело. Но теперь я понимаю, что это был единственный выход. Пусть попробует, как оно одному жить. Может, за ум возьмется и пролечится.
– Возможно, голубушка, возможно. А Павлинка знает своего родного отца?
– Нет. Мы с ее отцом расстались в день ее рождения.
– А отец видел дочь?
– Только в роддоме, – вздохнула мама.
– И больше не видел? До сих пор?
– До сих пор. Да его и нет здесь. Он где-то на Севере.
– Ну и что? Неужели не болит отцовское сердце? Мы с мужем тоже в разводе, и он также живет на Севере. Но он больше общается с сыном, чем я, хотя и на расстоянии. Никогда, никогда он не забывал о сыне, помогал ему, да еще как!
– Не все отцы одинаковые, – снова вздохнула мама.
– И не говорите! Отец отцу рознь. Один заботится о своих детях, а другой… другой уехал и забыл. Да бог с ним! Вы не отчаивайтесь, главное, что у вас такая замечательная дочь.
– Да уж, дочь у меня хорошая.
Я делала вид, что смотрю телевизор, но прислушивалась к разговору. И хотя казалось, что беседа двух женщин текла мирно и доброжелательно, внутреннее чутье мне подсказывало, что наши мамы будут хорошими знакомыми, приятельницами, но никогда не станут близкими подругами. Просто они были очень разные.
Пожарище
Устроив поджог дома, я считала себя преступницей. Пусть я поступила так во имя справедливости, но осознавала, что это было все-таки преступление. Только спустя некоторое время я с ужасом поняла, к каким страшным последствиям это могло привести. Я могла просчитаться, вполне мог взорваться газ, и огонь перекинулся бы на соседние дома. "Но все-таки есть справедливость на свете", – заключила я, вспоминая тот день, и тут же поклялась себе, что это навсегда останется моей тайной и ни одна живая душа, ни Юра, ни мама (ни в коем случае!) не должны об этом узнать. Конечно же, я испытала огромное облегчение, узнав, что дом сгорел. Я чувствовала себя человеком, смывшим с себя весь пот и грязь после дальней дороги в летнюю жару. Приняв душ, ты будто заново родился, и кажется, что не было пыльных вагонов, толкотни в троллейбусе, оттоптанных ног на вокзале и грязных матрацев в поезде.