– Да не за что. Пусть пользуется на здоровье.
– У меня есть для тебя подарок, – сказала я и достала из сумочки коробочку с туалетной водой для мужчин Angel Schlesser. – C Новым годом тебя!
Юра взял коробочку и улыбнулся.
– Это не иначе как намек на то, что тебе не нравятся мои парфюмы. Так ведь?
– Понимай как хочешь, – ответила я.
– Я действительно не разбираюсь в них. Просто беру то, что, как мне кажется, хорошо пахнет. И каждый раз беру что-то новенькое, чтобы не надоедало. Спасибо, моя радость. – Он прижал меня к себе, и я утонула в его объятиях.
– Теперь моя очередь, – сказал Юра и посмотрел мне в глаза.
Его голубые глаза излучали мягкий свет, как звезды на ночном небе. В них были ласка, нежность, любовь, в них можно было утонуть, не сожалея ни о чем, или раствориться до последней капли. Он достал из кармана брюк маленькую коробочку, в каких обычно продают ювелирные украшения, и протянул ее мне.
– Павлинка, сама открой.
Мое сердце учащенно забилось, когда я, затаив дыхание, открыла коробочку. В ней на красном бархате я увидела колечко с небольшой розочкой, лепестки которой были украшены мелкими сверкающими камешками.
– Какая прелесть! – восхитилась я.
Юра вынул колечко и надел его мне на палец.
– Кажется, неплохо, – сказал он.
– Оно прекрасно! Оно бесподобно! Что это за камешки?
– Колечко из белого золота, а на нем белые бриллианты.
– Бриллианты?! Это же ужасно дорогое кольцо!
– Не в цене дело. А в том, что ты ответишь мне на предложение стать моей женой.
От неожиданности я замерла с открытым ртом. Но это длилось лишь несколько секунд, пока земля не перестала вращаться с бешеной скоростью под моими ногами.
– Повтори, что ты сказал, – прошептала я.
– Ты станешь моей женой? – повторил Юра, глядя мне в глаза.
– Да, – прошептала я.
Мне хотелось сказать это громко и внятно, но во рту пересохло, и мир опять закружился в радостном танце любви вокруг нас…
– Мы поженимся в начале лета, – сказал Юра, когда мы лежали на его широкой кровати. Я прильнула к его плечу, он поглаживал мои волосы, разметавшиеся по подушке, и мне было спокойно и уютно. – К этому времени я закончу расследовать так называемое дело Наумова и возьму отпуск. Я уже два года не отдыхал. Иногда брал несколько дней в счет отпуска и ездил к отцу.
– Ты можешь найти себе работу поспокойнее?
– Не могу обещать, но то, что я хочу уйти из органов, – это точно. Я устал бороться с ветряными мельницами. Человек должен видеть конечный результат своих усилий, а теперь для меня это проблематично. В органах еще много чего делается не по справедливости, а я не могу с этим смириться и понимаю, что ничего не в силах изменить. Надо это дело закончить, и тогда можно будет подумать о новой работе.
– Чем бы тебе хотелось заняться?
– Наверное, я бы поехал к отцу. Он давно настаивает на этом. Знаешь, Павлинка, когда мы поженимся, отправимся в путешествие. Где ты уже была?
– Нигде, – честно призналась я.
– Вообще нигде?! – удивился Юра.
– Вообще.
– Однажды, когда я был еще студентом, мы с отцом отдыхали в Раю. Да, да! Представь, есть на свете место, похожее на рай. Мы обязательно побываем там с тобой. Это будет наше свадебное путешествие. Хорошо, лисенок?
– И где же этот рай?
– На греческом острове Родос. Представь себе клочок суши в тысячу с небольшим квадратных километров, который омывает с одной стороны Эгейское море, с другой – Средиземное. Рай – это не сравнение, а перевод названия одной небольшой деревушки, Парадиси. Там везде запах моря и неутомимый морской бриз. Говорят, что где-то на дне Эгейского моря в том месте находится одно из семи чудес света – Колосс Родосский, бронзовая статуя древнегреческого бога солнца Гелиоса.
Затаив дыхание, я слушала Юру, его тихий низкий голос, и мое богатое воображение рисовало прекрасную сказку, остров, утопающий в зелени и цветах.
– Там целуются два моря, – задумчиво произнесла я.
– Значит, нам надо ехать именно туда, чтобы тоже дарить друг другу поцелуи на месте слияния двух морей.
– Это так романтично и так красиво! – сказала я мечтательно.
– Ты увидишь, какая там прозрачная вода. А ветер! Ветер дует с моря и нашептывает о том, что есть на свете свобода и счастье.
– Я уже люблю этот остров.
– Его невозможно не любить. А я вот люблю тебя сейчас и буду любить вечно, – горячо прошептал Юра.
– Ты меня никогда не бросишь?
– Никогда!
– Что бы ни случилось?
– Никогда и ни за что я тебя не оставлю, что бы ни случилось, – четко произнося каждое слово, сказал Юра.
– Обещаешь? – Я подняла голову, чтобы видеть его глаза.
– Клянусь!
– Действительно, это самый лучший праздник в моей жизни, – неожиданно для себя повторила я слова мамы.
Ощущение приближающейся грозы
– Мама, ты была сегодня у врача? – спросила я, как только вошла в квартиру.
Мама лежала на диване и виновато смотрела на меня.
– Павлинка, ты извини, но я не приготовила тебе поесть, – произнесла она тихим голосом.
– Господи, мама! Разве это важно? Я сейчас сама что-нибудь приготовлю и накормлю тебя. Так что тебе сказали? – спросила я, быстро переодеваясь.
– Назначили курс лечения. Я уже все купила, что прописали. Там и уколы, и таблетки, и капельницы. Все так дорого, ужас!
– Что говорят врачи?
– Говорят, что ничего страшного нет.
– Почему же тебя так мучают головные боли? Есть же какая-то причина!
– Сказали, что это последствия черепно-мозговой травмы. Вот и все.
– Ничего, мама, подлечишься – будешь, как весенний цветочек!
– Скорее осенний, – грустно пошутила она.
– Какая осень? Какие наши годы?! Мы еще тебя замуж выдадим, – попыталась я приободрить маму. – Как ты сейчас себя чувствуешь?
– Сделай мне, пожалуйста, уколы, – попросила она вместо ответа.
Я бросила взгляд на ее лицо. Оно было бледнее обычного, а под глазами темнели синеватые круги. Я сделала уколы, напоила маму крепким горячим чаем, дала ей таблетки.
– Полежи, отдохни немножко, – сказала я, закутывая ее в теплое одеяло. – А я сейчас что-нибудь сварганю на ужин.
Я была в кухне, когда позвонил Юра.
– Я не смогу сегодня приехать к тебе, – сказала я упавшим голосом.
– Что-то случилось? – встревожился он.
– Мама заболела. Я не могу ее оставить. Приезжай к нам.
– Лисенок, не грусти. Все будет хорошо. Я скоро приеду.
Мы накормили маму, уложили ее в постель, а сами пошли в кухню. Я положила жареной картошки себе и Юре, и мы сели ужинать.
– А у тебя что случилось? – спросила я Юру, заметив букву "V" у него на лбу, между бровями.
– Не хочется говорить, чтобы ты не переживала, но придется, – сказал он, ковыряя вилкой картошку.
– Я не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга. Ведь теперь твоя жизнь – это и моя жизнь, – сказала я, показав колечко на пальце, напоминание о нашей помолвке.
– Мне стали угрожать.
– Кто?
– Сначала Наумов в разговоре один на один напрямую сказал, чтобы я оставил его в покое, иначе мне будет плохо. Я, конечно, послал его куда подальше и уже через пять минут забыл об этом разговоре. Но через пару дней он опять об этом заговорил и предложил обменять флешку на деньги.
– Откуда он узнал, что ведутся записи? – спросила я и даже отодвинула тарелку, хотя была ужасно голодна.
– Я сам хотел бы это знать.
– Ольга! Это Ольга что-то выведала у Васи. Она, как немецкая овчарка, все вынюхивает, выспрашивает. Может, она залезла в Васин компьютер?
– Я с ним разговаривал. Он признался, что как-то сболтнул Ольге о нашей охоте на Наума. Но в компьютере Вася не хранит эту информацию – я его попросил об этом. Он Ольге ничего не говорил о флешке.
– Нетрудно догадаться, что если Вася сказал Ольге о том, что все записывается и снимается, а в компьютере нет информации, то она где-то хранится. А где она может храниться?
– На флешке!
– То-то же! – Я хлопнула ладонью по столу.
– Но зачем Ольга сообщила об этом Наумову? Она ведь с Васей и должна быть на его стороне. Зачем ей выдавать тайны своего друга? Не понимаю!
– Я знаю зачем, – уверенно сказала я. – Ольга просто использовала наивного Васю. Она – любовница Наумова.
– Что?! – Брови Юры от удивления поползли вверх. – Откуда ты знаешь?
И тогда я рассказала Юре об испепеляющем взгляде Ольги, брошенном на меня, когда Наумов поцеловал мне руку, и о том, как Наум щупал Ольгин зад.
– Да-а-а, – протянул потрясенный Юра. – А я бы никогда об этом не догадался.
– Вы, мужчины, не такие наблюдательные, как мы, женщины, даже следователи.
– Позор на мою голову и мои погоны! – горько усмехнулся Юра. – Ну Васек и попал!
Мы сидели в полной тишине. Я молчала, давая Юре возможность обдумать ситуацию.
– Теперь понятно, откуда Наумов узнал о моем информаторе, который бесследно исчез. Ольга, работая в канцелярии, имеет доступ к моей картотеке. Там и фамилии моих информаторов, и их фото. Когда мой человек был у него на хвосте, Наум не сразу, но все-таки его узнал. Узнал и убрал.
– Ты можешь изъять из картотеки всю важную информацию?
– Конечно. Я сделаю это немедленно. Но, скорее всего, теперь это бесполезно. Значит, я могу использовать только тех людей, о которых там нет ни слова.
– У тебя есть такие люди?
– Найдутся.
– Ты поговоришь с Васей… по поводу Ольги? – спросила я, чувствуя себя неловко.
– Обязательно поговорю. Думаю, что он не очень расстроится.
– Хоть это радует, – сказала я, немного успокоившись.
– По поводу флешки. Павлинка, я верю, что нам с Васей удастся довести начатое дело до конца. Но в жизни всякое может случиться, и я хотел бы тебя попросить об одном одолжении.
– Я слушаю.
– Если со мной что-нибудь случится…
– Юра! – перебила я его. – Я отказываюсь слушать этот бред!
– Придется послушать. – Юра взял меня за руку и продолжил: – Это ведь моя просьба. Если что-нибудь случится, ты знаешь, где спрятана флешка с информацией. Во что бы то ни стало ее надо будет забрать и переправить в столицу. Кому она предназначена и как найти этого человека – эта информация там же, на флешке. Ключи от Васиной квартиры у меня есть. Они висят в шкафу в коридоре, прямо на вешалке, под моей одеждой.
– Я все поняла, – глухо сказала я и спросила: – Почему ты решил, что с тобой может что-то случиться?
– Вот, посмотри. – Юра достал из заднего кармана брюк смятую бумажку и положил передо мной на стол.
Я расправила записку, составленную из вырезанных из газеты и наклеенных букв, и прочла: "Мент поганый, не суй нос не в свои дела и будешь жить спокойно, иначе сделаем тебе больно. Готовься!" Я старалась не выдать волнения, охватившего меня, но от Юры не укрылось то, что лист бумаги в моих руках мелко задрожал, как осенний лист на ветру.
– Я боюсь за тебя, – сказала я.
– Скоро все это закончится, мы поженимся, и я уволюсь.
– Ты окончательно решил?
– Да. Мы уедем к моему отцу. Но сначала мы поедем куда? Не забыла?
– Нет, – улыбнулась я. – На остров Родос, в этот земной рай.
– Точно! А теперь я пойду. Тебе надо отдохнуть, да и мне тоже. Завтра меня ждет много работы.
Я проводила Юру до двери и поцеловала на прощанье.
– Лисенок, – Юра показал мне "лисенка", – люблю тебя.
– И я тебя. – Это был мой отзыв на наш, только наш пароль.
На душе было тревожно. Я тихонько подошла к двери спальни и заглянула внутрь. Мама, выпив снотворное, уже спала, и я прикрыла дверь.
Теперь у меня, как и у мамы, возникло ощущение надвигающейся бури.
Этой ночью я впервые долго не могла уснуть. А когда сон заключил меня в свои объятия, мне приснился Юра. Он был весь в крови, она капала с его головы, стекала по лицу и быстро окрашивала в красный цвет его белую рубашку.
– Лисенок, помоги мне! – услышала я его и не его хриплый голос.
– Юра-а-а! – закричала я, рванувшись ему на помощь, но кто-то схватил меня сзади за волосы и не дал сделать ни шагу.
Превозмогая боль, я повернула голову и увидела, что за волосы меня держит Ольга. Она злорадно захохотала, видя мою беспомощность.
– Пусти меня! – закричала я, пытаясь высвободиться из ее цепких рук.
– Подожди! – услышала я чей-то голос. – Я с ней разберусь.
Я увидела Васю. Он тоже был весь в крови и шатался. В руках он держал пистолет, нацеленный на Ольгу. Раздался оглушающий выстрел, от которого я проснулась и подскочила на кровати. Я чувствовала себя разбитой после беспокойной ночи, и ощущение тревоги только усилилось.
Несчастье
В канун старого Нового года Степан Иванович чуть ли не силой заставлял меня пойти к Юре.
– Я посижу с Алевтиной Викторовной, а вы, Павлина, должны быть со своим парнем. Не волнуйтесь, нам скучно не будет. Верно я говорю? – обратился он к маме.
– Степан Иванович прав. Иди к Юре, тебе надо развеяться. Что тебе с нами делать? Будем обсуждать мои болячки? – сказала мама.
– Как-то не по-человечески получается, – сопротивлялась я. – Мама лежит больная, а я пойду развлекаться.
– Подберите себе праздничный наряд и марш из дома! – шутливо скомандовал Степан Иванович и указал мне на дверь.
– Ну, раз меня выгоняют, придется уйти, – сдалась я. – Но я буду звонить – этого вы мне не запретите. Наряд, говорите? Сейчас ведь ряженые ходят?
– Да, сегодня можно нарядиться во что угодно и идти колядовать. А я вам, Алевтина Викторовна, расскажу одну интересную историю, произошедшую со мной в один из таких праздников. Вот юная леди уйдет, и вы узнаете, как я попал из-за этого переодевания в передрягу.
– Раз пошли секретные истории, придется уйти, – улыбнулась я.
Я вышла в другую комнату и открыла шкаф, где хранились вещи, оставшиеся от Гадкого утенка. "А что, если опять надеть все это, пойти к Юре и прикинуться свидетелем Иеговы?" – подумала я. Мне не хотелось иметь какие-то секреты от своего будущего мужа, и я приняла решение позже, перед свадьбой, обязательно рассказать Юре о своем детстве, показать несколько детских фотографий. Об отчиме, о его педофилических наклонностях я тоже решила рассказать. "Сегодня он увидит меня в этой жуткой одежде, а потом я ему расскажу, что это был не просто маскарад, это было мое прошлое". Я достала платок, мешковатое пальто, которое было на четыре размера больше, чем мне нужно, очки, сапоги-дутыши и стопку журналов, оставленных мне свидетелями Иеговы. Быстренько переодевшись, я вышла в прихожую. Посмотрев в зеркало, я отпрянула, испугавшись самой себя. "Поразительные изменения! – подумала я, рассматривая свое прошлое в зеркале. – А еще говорят, что не одежда красит! На такое чучело Юра, конечно же, не обратил бы внимания".
Я шла по улице, и снег скрипел под моими сапогами. Вокруг царило оживление, люди спешили домой, кто-то торопился в гости, а может, и еще куда-нибудь. Я улыбнулась, представив, как поразится Юра, когда я все это с себя сниму. Нащупав в кармане коробочку с контактными линзами, я успокоилась: нет, я не забыла их дома. "Скоро, уже через месяц, я навсегда избавлюсь от линз и очков, – думала я с радостью. – Подойдет моя очередь на операцию, кератотомию, и с помощью лазера меня избавят от близорукости".
Подходя к Юриному дому, я всегда смотрела на окна его квартиры, а сегодня, блуждая мыслями где-то далеко, не обратила внимания, есть ли в них свет. Войдя в подъезд, я стала подниматься по лестнице, склонив голову к журналам, которые прижимала к груди. Поднявшись на третий этаж, я увидела, что двери квартир Юры и Васи распахнуты настежь. Сердце, почувствовав неладное, тревожно забилось. Я тихонько подошла к двери Юриной квартиры, которая была ближе и находилась справа. Заглянув внутрь, я услышала взволнованный голос Юры, который разговаривал с кем-то по телефону.
– Живой он, пока живой, говорю я вам! – почти кричал он. – Но если вы будете продолжать меня допрашивать, то опоздаете! Да… Я его нашел… Милицию? Да вы приезжайте быстрее, ему нужна помощь…
Юра наверняка вызвал скорую. Я услышала, как он нервно проговорил:
– Что же я наделал?! Зачем я вытащил нож из раны?! Я же знал, знал, что этого делать нельзя! Как я мог?!
Я оцепенела от страха, но мысли пронеслись в голове с бешеной скоростью, и я догадалась, что речь идет о Васе. Я подошла к распахнутой соседней двери. В прихожей на полу лежал Вася, запрокинув голову. Его веки были полуприкрыты, изо рта вырывались отрывистые хриплые звуки, и в такт им из уголка рта вытекала густая кровь. На груди Васи быстро увеличивалось пятно крови, по светлому линолеуму растекалась кровавая лужица. Возле входной двери валялся окровавленный нож. Я так испугалась при виде всего этого, что даже не смогла закричать, а просто уставилась на нож и стояла недвижно, словно меня чем-то ударили по голове. Я чувствовала, как в висках пульсирует кровь. И тут меня, будто удар молнии, пронзила мысль: "Юра говорил, что вытащил нож, хотя и знал, что этого делать нельзя. Значит, на рукоятке ножа остались его отпечатки, и теперь Наумов повесит это преступление на Юру". Надо было что-то делать, и я не мешкая схватила окровавленный нож и сунула его между журналами. В это время в приоткрывшуюся дверь квартиры Инессы Владимировны высунулась ее голова.
– Можно вас?.. – кинулась я к Юриной соседке. – Я хотела бы поговорить с вами и предложить журнальчик.
– Не надо! Спасибо, не надо! – замахала руками испуганная Инесса Владимировна. – Идите куда шли, оставьте меня в покое!
– Может, все-таки поговорите со мной о вечной жизни в раю? – пролепетала я первое, что пришло на ум.
– Женщина, отстаньте! – отмахнулась от меня Инесса Владимировна, как от надоедливой мухи. Подойдя к двери Юриной квартиры, она спросила: – Что случилось, Юрочка?
– Васю убили! – крикнул он. – Скорая все никак не едет! Дайте полотенце, он истекает кровью! Надо что-то делать.
– Мужчина, возьмите журнальчик, – наклонив голову, сказала я, проходя мимо Юры.
– Уйдите отсюда! – истерически прокричал Юра и развернул меня к выходу так резко, что я испугалась, как бы он не спустил меня с лестницы.
– Что за люди! – возмутилась я и поспешила по ступенькам вниз.