– Конечно, – улыбнулась я. – Спасибо вам.
– Доброго здоровья! – кивнул он мне на прощанье.
Я везла домой притихшую и задумчивую маму и размышляла о том, что после оплаты операции у нас останутся деньги на что-то одно: или на оплату за год проживания в квартире, или на мою учебу. "Квартиру оплатит Юра, – успокоила я себя. – А учебу мы потянем".
– А у нас денег хватит на учебу и жилье? – словно прочитав мои мысли, спросила мама.
– Конечно хватит, – солгала я не моргнув глазом. – К тому же мы с Юрой скоро поженимся, и нам будет легче жить, намного легче.
– Вы только не откладывайте из-за меня свадьбу, – попросила она.
– Ни в коем случае! Ты у нас на свадьбе уже вовсю будешь отплясывать, вот увидишь!
– Ты так думаешь? – с надеждой в голосе спросила мама.
– Я в этом уверена! – твердо сказала я, подумав о том, что свадьбу придется перенести, а сейчас надо попробовать найти хорошо оплачиваемую подработку.
Конечно, Юра давал мне деньги, но он не имел ни малейшего представления о стоимости лекарств. Как и мама. Лекарства я покупала сама и, прежде чем отдать их маме, тщательно отдирала ценники.
Фотограф
Был апрель. Прекрасный апрель, теплый, солнечный, с птичьим пением, зеленым ковром молодой травы, оживлением на улицах и надеждами на лучшее.
Я съездила в аптеку на маршрутке, а обратно решила пройтись пешком. Так не хотелось возвращаться в квартиру и садиться за конспекты, и я шла медленно, рассматривая вывески и рекламу, пестревшие повсюду, улыбалась прохожим и с удовольствием давала возможность теплому и свежему весеннему ветерку играть с моими волосами.
В такие моменты не думалось о плохом. Куда-то на второй план отошло все связанное с Наумовым, доставившим нам столько неприятностей, не вспоминались жизнь в селе и отчим, и даже предстоящая операция вселяла надежду на полное выздоровление мамы. Мне захотелось бежать вприпрыжку, дурачиться и просто радоваться жизни и наступившей весне.
Внезапно я увидела прямо перед собой фотографа, снимавшего меня. Он забегал то вперед, то сбоку и то и дело щелкал своим навороченным цифровиком.
– Разве я дала свое согласие на то, чтобы вы меня снимали? – спросила я и остановилась, возмущенная такой наглостью.
Он сделал еще один снимок и опустил фотоаппарат.
– Разрешите представиться, – мужчина галантно склонил голову, – Андрей Андреевич, фотограф.
Я окинула взглядом Андрея Андреевича. Это был мужчина средних лет, довольно хорошо одетый, опрятный, гладко выбритый и с типичным выражением лица профессионального фотографа. "Воспитан и нагловат", – подумала я.
– Я вижу, что вы фотограф, – сказала я. – Но я не хочу, чтобы вы меня снимали.
– Разрешите мне все объяснить, и тогда, надеюсь, ваш гнев сменится на милость, – сказал он и засеменил рядом со мной.
– Говорите.
– Я давно собираю материал для своей предстоящей выставки. У меня есть оригинальная, на мой взгляд, задумка. Давно хотелось сделать что-то неординарное. И я решил свою будущую выставку посвятить Древней Греции. Видите ли, там и только там было множество прекрасных богинь. А керы? Ничего подобного больше нигде не было! И в моих образах они будут не только неистовы и жестоки, но и прекрасны. Кстати, вы знаете, кто такие керы?
– Увы, к своему стыду – нет, – призналась я и пошла медленнее.
Андрей Андреевич шел рядом со мной, рассказывая и жестикулируя руками.
– Керы – это крылатые богини смерти. Они мрачные, носятся над полями боя и высматривают жертву. Когда падает сраженный воин, кера приникает к его ране кроваво-красными губами. Она пьет кровь жадно, неистово, а потом похищает душу воина. А возьмите Дафну, прекрасную нимфу Дафну, дочь речного бога Пенея! Вы знаете о ее трагической судьбе?
– Не знаю, – сказала я. – Но обязательно о ней почитаю. Не будете же вы идти за мной и рассказывать мифы?
– Вы правы, прекрасное создание. Я уже стар и иногда не понимаю современную молодежь. Мне не понятны ваши увлечения, поведение, пагубное пристрастие к наркотикам, спиртному и сигаретам. Но во мне живо чувство прекрасного. Красота вечна, как сама жизнь. Поколения сменяются, но люди продолжают восхищаться красотой. Не так ли? Простите, как вас?..
– Паша, – представилась я.
– Паша… Редкое и красивое имя, как и вы сама. Я могу быть с вами откровенным?
– Можете, – сказала я, подумав о том, что прогулка в одиночестве, к сожалению, не получилась.
– Вы обладаете необычной красотой. Не той, какой пестреют журнальные обложки, где красота явная, броская, вызывающая и немного грубоватая. У вас есть то, чего нет у других.
– И что же во мне такого необычного?
– Естественность. Первозданность, я бы сказал. Неиспорченность жизнью, мягкость и женственность. Как щедро одарила вас природа! У вас естественные волосы, не знающие красок и "химии", необычайно искренние глаза. Да к тому же они еще и зеленые, как у кошки. И лицо ваше не бесстрастное, оно живое, светящееся.
– И с веснушками, – улыбнулась я.
– О! Они прекрасны! Вам не нужно наносить тональные кремы, иначе вы лишитесь своей естественной красоты, невинности!
– Мне, конечно, приятно все это слышать, – сказала я, – но я уже почти дома, а так и не узнала, зачем вы меня снимали.
– Я делал пробы.
– Без моего разрешения?
– Простите, я, когда увидел вас в толпе, просто не смог не снимать. Я – профессионал, а для нас, фотографов, непростительно упускать хороший кадр.
– Да ну вас! – махнула я рукой и рассмеялась.
Тем временем Андрей Андреевич успел еще несколько раз щелкнуть своим фотоаппаратом.
– Зачем вы снимаете?! – уже не на шутку рассердилась я.
– Я хочу предложить вам сниматься у меня в студии.
– Я очень занята, чтобы тратить на это время.
– Это займет всего лишь один час. Я сделаю несколько снимков, и ваше фото будет красоваться на обложке одного из популярных журналов! Вашей красотой будут любоваться тысячи – вы только представьте! – тысячи читателей!
– Это приятно, но у меня действительно нет времени. Я учусь и подрабатываю. К тому же моя мама больна и мне надо уделять ей много времени. Так что, Андрей Андреевич, спасибо и до свидания!
– Сколько девушек мечтает о таком легком, но хорошем заработке, а я вам сам предлагаю, но вы отказываетесь.
– О заработке? Это оплачивается? – спросила я и приостановилась. Деньги мне были срочно нужны!
– И даже очень хорошо оплачивается! Скажите, кем вы работаете?
– Санитаркой в больнице.
– И сколько вам там платят в месяц?
– Треть минимальной ставки.
– Боже мой! На что тратится такая красота! На утки для больных! Клизмы! Да вы за два-три часа съемок заработаете в десять раз больше, чем санитарка получает за месяц своей адской работы!
– Вы не шутите? – Я оценивающе посмотрела на него.
– Какие могут быть шутки?! И это только поначалу. А потом… Вы даже не можете вообразить, какие перед вами открываются перспективы! Ваше фото могут увидеть за границей, и вы можете представить…
– Я ничего не хочу представлять, – остановила я поток его эмоций, извергавшийся, словно лава из клокочущего вулкана. – Летом я выхожу замуж, и мы уедем отсюда. Навсегда.
– Жаль, очень жаль. Но это не значит, что ваша красота останется незамеченной. Я могу вам дать путевку в большую жизнь, где вас ждет слава, богатство. А потом вас будут разыскивать, упрашивать, приглашать, и тогда уже вы будете диктовать условия.
– Что мне надо будет сделать?
– Ровным счетом ничего! Матушка-природа уже все сделала. Вам только надо будет прийти завтра в четырнадцать часов по вот этому адресу. – Андрей Андреевич протянул мне визитку. – До встречи завтра!
– До свидания. – Я кивнула ему и поспешила домой.
Весь вечер я размышляла над предложением фотографа. С одной стороны, подзаработать денег на лечение мамы было бы неплохо. Тех денег, что я зарабатывала в больнице, мне не хватало даже на шприцы и системы для капельниц. Меня прельщала возможность хорошо заработать, а не стать известной. Но что-то меня настораживало. "Конечно, этот фотограф – человек творческий, а такие люди обычно немного чокнутые, каждый по-своему, – размышляла я, готовя ужин. – Но он так уж настаивал на том, чтобы я пришла к нему сниматься. Почему? Не верится что-то в его красивые сказки о блестящих перспективах и восторги по поводу моей внешности. Тогда возникает вопрос: зачем я ему нужна?" Но на этот вопрос ответа у меня не было.
– Сегодня со мной произошел интересный случай, – сказала я маме за ужином.
– Что-то плохое случилось?
– Почему сразу плохое? – и я рассказала ей о фотографе.
– Вот видишь, я же говорила когда-то тебе, что ты превратишься в красавицу и тебя будет невозможно не заметить!
– Ты думаешь, это хорошо, что мое лицо может появиться на обложке журнала?
– Это здорово! – воскликнула мама.
– Здорово, когда на твою физиономию будут ставить грязные кастрюли? – засмеялась я.
– Решай сама, – сказала мама. – Но мне кажется, что такой случай упускать нельзя.
– А Юра? Я даже не знаю, как он к этому отнесется.
– А ты пока ему ничего не говори, – посоветовала мама.
– Пусть это будет для него сюрпризом?
– А потом посмотришь на его реакцию. Если ему будет неприятно, что ты этим занимаешься, то не будешь продолжать, вот и все. Никто силой не заставит тебя сниматься. Мне кажется, увидеть лицо своей девушки на обложке журнала любому парню было бы приятно. А там… Кто его знает, что у этих мужчин на уме? Они ведь мыслят совершенно не так, как женщины.
– У меня есть время подумать – до завтра, – сказала я.
Ночью я не могла уснуть, а мне ведь надо было хорошенько выспаться, чтобы лицо было свежим и не припухли глаза. Внутреннее чутье мне подсказывало, что в этом предложении фотографа есть подвох. Но в чем он? Я уснула уже под утро, так и не решив, как мне поступить.
События утра заставили меня принять положительное решение. Мама потеряла сознание, и я вызвала скорую. Опять нужны были дорогостоящие лекарства. Значит, надо было идти зарабатывать. Я еще раз прочла адрес на визитке Андрея Андреевича, вложила ее в свой ежедневник и сунула его в ящик письменного стола…
Я без труда нашла студию Андрея Андреевича. В моем представлении это должно быть красивое, большое и светлое помещение со всевозможными декорациями, по которому носятся туда-сюда визажисты и стилисты. Я думала, что здесь будет много гримерок, прожекторов и прочих атрибутов фотостудии. Но все оказалось весьма прозаичным. В полуподвальное помещение с надписью "Фотоателье" вели крутые ступеньки, а "студия" представляла собой обычную небольшую комнату, разделенную шторой на две части. Перед шторой уныло стоял одинокий старый табурет. На стене висел прейскурант, набранный и распечатанный на компьютере.
Ко мне вышла заспанная девушка с взлохмаченными волосами и безразлично спросила:
– На паспорт? На водительские права?
– Я к Андрею Андреевичу, – ответила я.
– Пройдемте со мной. – Девушка многозначительно улыбнулась и осмотрела меня с ног до головы.
Она провела меня по темному коридору, пахнущему плесенью, и остановилась у деревянной двери с облезшей краской.
– Андрей Андреевич, к вам пришли! – пропела она, приоткрыв дверь и заглянув внутрь.
Дверь распахнулась, и я увидела своего нового знакомого.
– А-а, это вы, прекрасная нимфа! Проходите, не стойте у порога.
Я очутилась в небольшом кабинете без окон, где стояли стол, ровесник фотографа, и старый шкаф, в котором были сложены не книги, а диски. Единственным, что напоминало о нашем веке, были новейший компьютер с плоским дорогим монитором, принтер и сканер.
– Ну что, вы готовы работать? – расплылся в улыбке Андрей Андреевич.
– Готова.
– Тогда пройдемте.
Мы вышли в коридор и вошли в соседнюю дверь. Здесь стояло несколько прожекторов, на столе лежали видеокамера и фотоаппарат. Часть стены была задрапирована атласной бирюзовой тканью не первой свежести.
Я сняла джинсовую курточку и повесила ее на вешалку, которая представляла собой большой гвоздь, торчащий из стены.
– Я… подобающе одета? – спросила я растерянно, видя, что объектив фотоаппарата уже нацелен на меня.
– Вам не нужны дорогие одеяния. Вы должны выглядеть просто и естественно, – ответил он. – Подойдите к драпировке.
Фотограф включил прожектора, и свет ослепил меня, больно ударив в глаза. Они и так после недавней операции часто слезились от яркого света, а теперь и вовсе из глаз ручьями побежали слезы.
– Разве у вас нет визажиста? – спросила я и подняла взгляд вверх, чтобы не растеклась тушь с ресниц.
Щелкнул фотоаппарат.
– Прекрасно! – услышала я восхищенный возглас Андрея Андреевича. – Замечательно! Плачущий златокудрый ангел! Или нет, нет! Кающаяся Магдалина! О! Какой кадр! Повернитесь, посмотрите в ту сторону!
Он бегал вокруг меня с фотоаппаратом в руках, а я не знала, что мне делать и куда поворачиваться и смотреть.
– Отлично! Оригинально! На сегодня все, – наконец сказал он и выключил прожектора. – Вот ваш аванс.
Он протянул мне деньги, и я, не считая, положила их в карман джинсов.
– Теперь я отправлю ваши фото в один из самых читаемых журналов.
– Вы… вы мне дадите одну фотографию?
– Конечно! Без проблем! Сколько угодно! Вы сможете подойти на днях?
– На этой неделе нет. Только на следующей.
– Вот как? – Андрей Андреевич нервно почесал подбородок. – У меня есть план. Я хотел бы подготовить для вас одеяние какой-нибудь древнегреческой богини. Например… Например, Афродиты! Да-да, именно Афродиты! Но мне надо точно знать, когда вы придете. Понимаете, я человек занятой. Всегда нахожусь в творческом поиске…
– В следующую пятницу, в это же время, – сказала я, немного поразмыслив. – Вас устроит?
– Конечно! А сегодняшние фото я отправлю в журнал, вы не сомневайтесь. Ну что, будем прощаться?
– Значит, вы отправите фотографии в журнал? – переспросила я.
– Обязательно! Редакция журнала будет в восторге.
– А вы не хотите записать мою фамилию, взять мой номер телефона? – спросила я, заподозрив неладное.
– Ах да! – Он стукнул себя ладонью по лбу. – Вот что значит творческий человек! Все забываю. Самые элементарные вещи вылетают из головы, словно там сквозняк. Понимаете, Павлина, вы еще не ушли, а мое воображение уже не здесь, оно где-то там, в будущем, на следующей съемке, когда вы…
– Откуда вы знаете мое полное имя? – прервала я его.
– Как! Вы же сами мне его назвали, когда мы вчера знакомились! Не помните? – сказал Андрей Андреевич, и по его лицу промелькнула тень замешательства.
– Помню. Я не забыла, какое имя назвала, представляясь вам. А вы помните? – Я посмотрела ему в глаза.
– Конечно! Вы сказали, что вас зовут Паша, значит, полное имя…
– Как же должно звучать мое полное имя, а?
– Полина… Павлина…
– Итак, Андрей Андреевич, вы согласны, что мое полное имя Полина, но назвали вы меня Павлиной. Почему?
– Я… я… Я, право, не знаю. Может, оно вам больше подходит? Да-да, именно имя Павлина вам очень идет. Поэтому оно и сорвалось с языка…
– Запишите для вашего журнала: я – Романюк Павлина Андреевна. И очень вас попрошу, Андрей Андреевич, постарайтесь до нашей следующей встречи вспомнить, откуда вам известно мое полное имя.
Я схватила свою курточку с вешалки и услышала звук выпавшего из стены гвоздя. Хлопнув дверью, я вышла на улицу, не попрощавшись с озадаченным фотографом.
"Он знает меня, это очевидно, – думала я, возвращаясь домой. – Но кто он? И зачем я ему?"
Чтобы не забивать себе голову вопросами, на которые я все равно не знала ответов, я решила оставить их открытыми до следующей съемки.
Разоблачение
– Проходите, проходите, – радушно произнес Андрей Андреевич, оторвав голову от бумаг, разбросанных по столу. – И творческому человеку приходится заниматься такими обыденными и совершенно неинтересными делами. А что поделаешь? Как говорят французы, такова жизнь.
Андрей Андреевич сгреб в кучу бумаги и небрежно сунул их в ящик стола. Затем, порывшись в карманах брюк, извлек из одного из них маленький ключик и запер ящик.
– Прошлый раз вы меня, молодая леди, сильно озадачили, – сказал он. – Я три дня ломал голову над вашим вопросом. Тогда я действительно не знал, откуда мне известно ваше полное имя.
– Вспомнили?
– Конечно! Я перебирал в памяти разные имена, вспоминал встречи, презентации, выставки, поездки. Понимаете, у меня очень насыщенная жизнь, она богата на знакомства с самыми разными людьми. По роду своей деятельности я побывал во многих странах, встречался с людьми, знакомился, потом забывал их и при следующей встрече не мог вспомнить.
– Со мной вы точно не знакомились. У меня хорошая память на лица, – сказала я, подумав, что вряд ли он бывал во многих странах.
– Я этого не сказал. Имейте терпение. И почему современная молодежь такая нетерпеливая? Им подавай все и сразу. Так вот. У меня есть огромная коллекция фотографий и интересных видео. Я их собирал годами. Многие из них сделаны не мною, мне присылали их по почте, привозили в студию. Теперь вот шлют через Интернет. Недавно я пересматривал старые фотографии, сброшенные на диск. Там я и увидел этот снимок. Кажется, мне его продал один мужчина. На нем изображен очаровательный светловолосый ребенок, а автор подписал его так: "Моя доченька Паша. Павлина". Так там было написано, и вы сейчас сами в этом убедитесь, – сказал Андрей Андреевич и включил компьютер. – Вот. Нашел! Подойдите и посмотрите! – торжественно произнес фотограф и сделал приглашающий жест.
Я подошла к монитору, и меня бросило в жар. Это была я! Мои волосы были мокрыми, и было видно, что снимок сделан в ванной, в той самой, которая была в нашем доме в селе. В памяти всплыли воспоминания того дня, когда мой "любимый папочка" купал меня в ванне. Я узнала кафельную плитку, на которую мама прилепила наклейку – белый заяц с морковкой в лапках.
– Вот видите! – не замечая моего смущения, сказал фотограф, тыча пальцем в монитор. – И подпись "Паша. Павлина". Я же вам говорил! Ведь неспроста в моей голове возникла ассоциация Паша – Павлина.
– Андрей Андреевич, простите, – в приоткрытую дверь просунулась все такая же взлохмаченная голова уже знакомой мне девушки, – к вам пришли.
– Это важно?
– Очень. Он спешит.
– Иду, – недовольно пробормотал фотограф и вышел.