- Лиса никогда не потерпит, чтобы возле ее норы были муравьи, - поучал ее граф. Лгал ведь, как нищий бродяга!
Потом он снял свою охотничью куртку. Станислаус увидел вышитые подтяжки графа, на штанах не хватало пуговицы. Запах духов щекотал ноздри Станислауса… Барышня, воркуя, присела на разостланную куртку. Граф, ласково нажимая, опрокинул ее в траву.
Станислаус вернулся домой только к вечеру. Никакой лисы, если не считать графа, он так и не увидел. Он еще несколько дней размышлял о графе и барышне. Ну и повадки у этих благородных господ!
О чудесах, которые Станислаус творил с птицами, и о других его диковинных делах услыхала графиня. Почему бы ей в самом деле не поглядеть на мальчика, о котором столько говорили во всей округе? Она велела юному чудодею прийти в замок. В воскресенье днем ему был назначен прием и приказано явиться точно. Дело было на пасху, через несколько дней предстояла конфирмация Станислауса. Папаша Густав начистил ему башмаки до самого яркого блеска, как его обучили в солдатах. Но не мог затереть огромной заплаты на штанах-недомерках, не мог смахнуть с его лица густые веснушки.
- Эх, черт возьми, обидно, что еще не готов твой конфирмационный костюм! Когда идешь к таким знатным господам, нужно, чтобы все было как следует.
И вот Станислаус стоит перед сиятельной дамой. Он взволнован и дрожит. Вдруг у него потекло из носу. Он просто забыл о том платке, который мать сунула ему в карман штанов, провожая в гости к господам. Графиня потянулась за сигаретой. Он утер нос рукавом. Графиня указала ему на кожаное кресло. Он присел на ручку. Но мог же он, как лентяй, развалиться в кресле в присутствии этой дамы, похожей на волшебную фею. Что хотело от него это белоснежное существо? Ведь его не было, когда другие ребята спустили графский пруд и ловили зеркальных карпов.
Графиня закурила сигарету, села на диван, закинула ногу на ногу и выжидательно покачивала ею. Станислаус смущенно уставился в угол. Там в золотом кольце качалась розово-красная птица. Может, Станислаус и впрямь на облачной колеснице перенесся в Бразилию или другую дальнюю страну? Птица терлась клювом о золотую цепочку. Она была прикована за правую лапку к золотому кольцу. Может, Станислаусу велят приручить эту бразильскую птицу и показать, каким чудом приручал он других птиц?
Графиня протянула мальчику сигарету. Станислаус размышлял недолго. Мать строго внушала ему не отказываться ни от одной из тех драгоценностей, которые предложат в замке. Она-то уж знала, как подобает вести себя в знатных домах. Станислаус зажал сигарету между надутыми губами и двинулся к графине. Сиятельная дама в ужасе отшатнулась. Она позвонила горничной. Та вошла, и графиня стала с ней шептаться. Горничная внимательно оглядела Станислауса.
- Так у него же не горит сигаретка, ваше сиятельство. Он хотел у вас, простите, прикурить.
Графиня облегченно улыбнулась. Горничная дала Станислаусу прикурить и ущипнула его за руку. Графиня откинулась на диване.
- Говорят, вы творите чудеса, молодой человек, это верно?
- Это как придется. - У Станислауса был полой рот слюны. Какая горькая штука табак! Куда бы сплюнуть?
Графиня слизнула красным остреньким язычком крошку табака с нижней губы.
- А вы ясно сознаете те силы, что дремлют в вас?
- Сначала я должен узнать, что жрет эта птица. Уж очень красивая птица, ей, небось, нужны не червяки, а кроличье жаркое?
Брови графини слегка дрогнули.
- Речь идет не об этой птице. Я хотела бы знать, представляете ли вы себе в образах то, что вы предсказываете?
- А я сперва думаю. Все придумаю, а потом оно вдруг так и есть.
Графиня вытолкнула дым вверх отвесной струйкой.
- А не бываете ли вы в состоянии галлюцинации, когда говорите о том, чего еще никто не может знать?
- Не-е, я не был в Галиции. На пасху меня конфирмуют.
Графиня прищурила один глаз и выдохнула дым прямо в попугая.
- Какая гадкая погода, - сказал попугай.
Бледная дама поднялась и начала расхаживать по комнате.
- А не смогли бы вы сейчас проявить здесь ваши способности?
Станислаус пожал плечами.
- Не могли бы вы, например, сказать, где в настоящую минуту находится господин граф?
- Он-то? А где ему быть? Небось в кровати лежит.
Графиня послала горничную осторожно произвести разведку. Станислаус побледнел. Сигарета пришлась ему не по вкусу. Он выбросил ее в открытое окно и схватился за шею. Графиня подвинула к нему вазу с фруктами.
- Прошу вас, пожалуйста.
Станислаус выбрал самый большой апельсин и впился зубами в оранжевую корку. Ему нужно было во что бы то ни стало отшибить противный вкус сигареты. Потом он все же очистил его и жадно проглотил. Графиня смотрела на мальчика, как посетители зоопарка смотрят на обезьян, когда тех кормят.
Вернулась горничная.
- Их сиятельство изволят лежать и читать газету.
Графиня покачивала ногой. Голубой шелковый бант на ее комнатной туфле был похож на огромную бабочку.
- Интересно. А знаете ли вы, какой именно дорогой его сиятельство ходит, когда отправляется на охоту? Не то чтобы мне это любопытно было, я, конечно, все это знаю, но, понимаете ли, так легче всего проверить, можете ли это узнать вы.
Станислаус опять провел под носом рукавом и начал:
- Он идет вниз по аллее в парк. А за стеной парка он находит себе доску и перебирается через канаву, потому как мостика ведь нет. А потом он пролазит через кусты, и тогда…
- Что же тогда? - Графиня выпустила изо рта растрепанные клочья дыма.
Станислаус кивнул головой на горничную.
- Пускай сначала она уйдет…
Графиня выслала горничную, но на всякий случай стала поближе к звонку. Мало ли что могло случиться. Ведь это был полузверь. Он ел апельсин с кожурой.
- И тогда? - спросила графиня пугливо и дружелюбно.
- Альма все растрезвонит, и тогда вам будет зазорно, - сказал Станислаус.
Глаза у графини округлились и расширились, стали как две большие монеты. Станислаус рассказал ей, что видел графа с воспитательницей у лисьей норы.
- Они разделись, а потом налетели комары и они опять оделись. Учительница все время пугалась рыжих муравьев.
Графиня побледнела, но не так, как только что бледнел Станислаус после сигареты. То, что она услышала, менее всего походило на воскресную проповедь. Она пошатнулась и позвонила горничной. Альма выпроводила Станислауса.
- Что это ты ей напророчил?
- Не твое дело!
Дома его ожидали родители.
- Ну и как же тебя одарили? Каким наделили добром? - Густав даже погладил Станислауса по голове.
- Одна вонючая сигарета и один сладкий лимон - нечего сказать, хороши дары! - Станислаус вывернул карманы, показывая, что больше ничего не получил. Потом ушел в сад и начал высвистывать птиц.
Через два часа из замка пришел лакей.
- Эй, Станислаус, ее сиятельство зовет, живо!
Густав вытолкал упиравшегося мальчика за дверь.
- Вот теперь она тебя наградит, как положено господам.
На этот раз графиня лежала на диване. Горничная ходила на цыпочках.
- Это ты на нее накликал болезнь? - Она прикоснулась к плечу Станислауса и сразу же испуганно отдернула руку. - В твоем теле, верно, электрической ток высокого напряжения?
- Не мели ерунды, - ответил Станислаус. - Так что же, мне теперь все-таки взять вашу птицу и приручить ее?
Сиятельная дама говорила томным голосом. Она успела наплакаться.
- Вот видите, я слегла, и я, так сказать, в ваших руках, молодой человек.
Станислаус поглядел на свои руки - они были исцарапаны и в черных трещинах.
- Не отказывайте мне, прошу вас. Мне нужны доказательства. Может быть, вам открыто, когда граф опять…
Станислаус вытянул нитку из заплаты на штанах.
- А это уж вам самим надо следить.
- Значит, вы мне не скажете?
- Откуда же мне знать? Но вот платочек все еще там валяется.
- Какой платочек?
- Шелковый носовой платочек той барышни. Он лежит у норы. Лиса было цапнула его и аж вся затряслась. Он очень смердит этим… диколонтом.
Графиня подскочила. Она стиснула маленькие кулачки и покраснела от злости. Может, она вовсе и не была больна. Станислаус обрадовался, что графиня не захворала из-за него. А что если она все-таки в родстве с королевой бабочек, которую он уже давно разыскивал? Может, в конце концов эта бледная дама поведет его по своим владениям и в благодарность за то, что он рассказал ей о графе, посвятит Станислауса в великие тайны царства бабочек?
Маленькая ручка дамы скользнула, словно белая мышь, в какую-то шкатулку и выскользнула из нее, нагруженная денежной купюрой.
- Очень, очень вам благодарна, и не правда ли, вы придете опять, когда я вас позову? Хорошо?
- Если будет с руки.
Густав таращился на бумажку. Это была банкнота в миллион марок. Станислаус положил ее на кухонный стол. Отец даже обнюхал деньги.
- Видно, ее милости понравилось то, что парень ей напророчил.
- Денег-то как раз на буханку хлеба, - пренебрежительно сказала Лена.
11
Бюднеровские птенцы вылетают из гнезда. Станислауса конфирмуют, а он усыпляет отцовских кур.
В домике Бюднеров стало тихо, как в улье после роения. С тех пор как Эльзбет ушла в город, казалось, точно целый рой улетел. Старшие ребята один за другим покидали Визенталь и уходили в люди.
У Эльзбет был уже ребенок, когда она нашла наконец мужа. Он был углекопом, а Эльзбет работала уборщицей на той же шахте. Так они всегда были вместе. Они пригласили еще двух шахтеров, пошли в бюро регистрации браков и там расписались в книге. Вот и вся свадьба.
Лена, узнав об этом, взгрустнула. Ее дочь лишилась самого замечательного праздника, какой только возможен для женщины. Густав старался рассуждать по-иному, с мужской точки зрения.
- Они правы! - сказал он. - Праздники - только лишние расходы. Даром нас даже не хоронят.
Но Лену это не утешило.
- Господи боже мой, может, у них была красная свадьба?
- Ну и что ж, - сказал Густав. Он и сам считал себя почти красным. Он уже три месяца как вступил в местную организацию социал-демократической партии и время от времени разучивал в хлеву боевые песни: "Мы молоды, и мир открыт пред нами…"
- Ты что, спятил? - злилась Лена.
Густав не обращал внимания на ее желчные упреки. Первого мая он промаршировал через Шляйфмюлле в колонне демонстрантов под знаменем местного социал-демократического союза. За это его и еще нескольких стеклодувов уволили с фабрики.
Фабрикант попросту выставил его на улицу - прошу вас!
- Ну вот теперь и распевай, что мир открыт… - сказала Лена. - Господи, отец небесный, верни ему рассудок!
На третий день Густава и еще нескольких его приятелей, которые только пели, опять позвали на работу. Неужто бог услышал Ленину молитву? Но председателя и секретаря местной социал-демократической организации выкинули вон с фабрики и пообещали, что им уж никогда больше не брать в руки стеклодувной трубки. Тогда началась забастовка. Что делать Густаву - неужели отказаться от только что возвращенной работы? Когда он рано утром пришел на фабрику, его встретили товарищи.
- А вот и Густав! Он уж, конечно, пойдет в пикеты. Мы его знаем.
Густав, по правде сказать, шел с тем, чтоб работать, но он дал себя уговорить. Ведь он же, в конце концов, был отцом будущего пожирателя стекла, да и сам в молодости не считался пай-мальчиком.
Густав стоял в пикетах и держался твердо. Правда, с каждым днем все больше людей тайком пробирались на фабрику и принимались за работу, но Густав был непоколебим. Он еще с войны знал, что нельзя безнаказанно покинуть свой пост. Сопротивление забастовщиков все же сломили, и Густава наказали именно за то, что он был верен и не покинул поста. Его уволили. И сказали, что навсегда. Он, мол, не сумел оценить великодушие своего хозяина.
Лена швыряла мужу, как собаке, куски хлеба, намазанные маргарином. Пусть ей бог простит, она в молодости читала много, но про такого дурака, как ее муженек, ни в одной книжке не написано. Счастье еще, что хоть сыновья не пошли в папашу.
Эрих стал мясником, а тому, кто делает колбасы, не приходится голодать. Правда, Эрих не находил работы. Но он отправился странствовать, как положено подмастерью, и не стал обузой для семьи. Он присылал родителям цветные открытки с видами. Однажды он написал, что видел самого президента, президент был в черном цилиндре. Из этого следовало, что и сам Эрих парень не промах.
Пауль стал стеклодувом, как отец. Он уехал в Тюрингию, там женился и тоже не доставлял родителям хлопот.
Артур нанялся в батраки. Поговаривали, что он решил жениться на дочке хозяина. Он работал верой и правдой, чтобы прямо-таки по-библейски заслужить свою невесту. И Лена хвалила его. Очень редко Артур заходил на часок проведать родителей, и его всего передергивало от отвращения, когда мать угощала его хлебом с маргарином.
Вилли пошел в трубочисты. Он тоже зарабатывал себе на хлеб. И если он брал хлеб черными от сажи руками, так ведь в желудке все равно темно. Приходя к родителям, он бесплатно чистил им трубы, а иногда с ухватками фокусника доставал из своего ворсистого цилиндра трубочиста пару яиц.
Только Герберт долго не решался, что выбрать. На стекольном заводе слишком жарко, у крестьян нужно возиться в навозе. Однажды он встретил страхового агента и стакнулся с ним. Герберт заходил в крестьянские дворы так, чтобы оказаться поближе к собачьей будке. Пес выскакивал и вцеплялся в его старые штаны. Герберт требовал возмещения убытков. Крестьяне колебались. Герберт позволял себя упросить. Договаривались на том, что ему зашьют штаны и дадут фунт масла. А взамен он обещал не подавать жалобу в суд. Дня через два в тот же двор заходил страховой агент, и крестьянин охотно соглашался застраховаться от возможных судебных взысканий. Герберт получал от агента небольшую долю его премии.
Когда все крестьяне в округе были застрахованы, Герберт завербовался в рейхсвер. Парень он был статный, настоящего фельдфебельского роста, и его охотно зачислили. Ему предстояло двенадцать годков солдатчины. Густав не мог нарадоваться на сына. В мечтах он уже видел, как тот, отслужив, возвращается в родную деревню готовеньким жандармом. И тогда у Бюднеров будет свой жандарм. Возвращаясь со службы домой, он будет вешать свой длинный палаш над кроватью Густава.
Так в домике Бюднеров остался только Станислаус. Ему предстояла конфирмация. Из графского садоводства принесли большую корзину цветов. Густав глядел на нее с восторгом. Какой нежданный дар!
- Этакая честь нам оказана! Не всякий такого почета достоин. - Он шарил в цветах и листьях, разыскивая приветствие от графини. Напрасно! Графиня, видимо, забыла написать письмецо.
По обычаю, на конфирмацию пригласили крестных отпраздновать окончание их опеки над крестником. Тетка Шульте принесла в подарок дешевый отрез на костюм. Он когда-то предназначался для ее батрака, но тот ушел, не получив подарка: хозяйка была слишком требовательна и даже ночью не давала ему покоя.
- Ох, и народ теперь пошел, - вздыхала она, с вожделением поглядывая на Густава. Потом уставилась на Станислауса: - Еще молод немного, но парень в теле. Хотите, пусть для начала поработает у меня?
- Нет, он не с тебя начнет, - Густав подергал свою бородку.
Жена учителя очень состарилась. Она так и не примирилась с тем, что ей приходится ютиться в верхнем этаже школьного здания, как существу низшего порядка, как простой квартирантке. Она и муж теперь едва решались пройти в уборную на задворках: каждую пядь земли во дворе старший учитель чем-нибудь да засеял.
Фрау Клюглер принесла Станислаусу в подарок две книги из библиотеки мужа. "Психология лиц, страдающих недержанием мочи" в двух томах и "Преподавание религии в трехклассной народной школе на основе наилучших отрывков из Ветхого завета". И к этому еще галстук, завернутый в папиросную бумагу. Господин Клюглер не носил его: этот галстук был слишком красным для него. Лавочник вовсе не хотел отпускать жену на конфирмацию.
- Опять одни расходы!
Но его ласковая супруга все же пришла; да он и не стал упираться, когда увидел, как умно она подобрала подарки: коробка целлулоидных воротничков, два черных галстука бабочкой, две пары напульсников из эрзаца шерсти военных лет, пачка старых тетрадей в линейку и изогнутая курительная трубка с фаянсовой головкой.
Жена управляющего не поскупилась. Ведь когда-то ее муж не слишком нежно обошелся со Станислаусом. Она принесла позолоченную цепочку для часов.
- Часы на конфирмацию дарят всем, - пыхтела она, - но кто догадается подарить цепочку для часов?
У Станислауса не было часов. Он привязал к цепочке гайку. Так он мог шествовать, расстегнув свою конфирмационную куртку. И каждый встречный видел цепочку от часов, поблескивающую на его узеньком жилете.
Праздник конфирмации был невеселым. К ежевичной наливке, приготовленной без сахара, никто не прикоснулся. Времена были трудные, и все четыре крестные матери жаловались на свои тяготы. Лавочницу мучил доллар. Над прилавком висела особая таблица - на одной стороне в ней отмечался курс доллара, а на другой - цены на товары в марках. Лавка открывалась только после того, как почтальон приносил свежие газеты; в них сообщалось о курсе доллара. Никто в деревне никогда не видел ни одного доллара. Станислаус представлял его в виде маленького солнца, которое поднимается все выше и выше.
- Доллар ползет вверх, и нам приходится вытряхивать душу из тела. Пока приедешь в город за товарами, твои деньги уже стоят ровно вполовину меньше, - жаловалась лавочница.
Жена управляющего поглощала пироги.
- Нужно менять. Мы вымениваем на зерно и картошку все, что нам нужно.
- Да, хорошо тому, у кого такой амбар, как у вас. - Жена учителя произнесла это со злостью. Жена управляющего даже поперхнулась.
- Эх, все было бы не так страшно, будь эти скоты батраки надежнее! - простонала Шульте. - Только успеешь привыкнуть к одному, а он уже, глядишь, и лыжи навострил. Им выгоднее быть безработными: безработным-то платят пособие!
- Вот уж чего не могу сказать о себе! - робко вставил Густав.
Станислаусу не было дела до этого общества. Скучая, бродил он по двору и по огороду. На стоячем гуттаперчевом воротничке виднелись черные отпечатки пальцев. Он выпустил из хлева молодых козлят и некоторое время забавлялся их неуклюжими прыжками. В курятнике он заметил наседку, которая устраивалась в гнезде. Она яростно клюнула его в руку. Станислаус выхватил ее, кудахчущую, из гнезда и завертел в воздухе:
- Я тебя отучу от таких штук!
Внезапное верчение напугало наседку. А потом Станислаус положил ее на спину и постучал карающим перстом по клюву:
- Молчать! Ни звука больше! Понятно?