- Давайте только вдумаемся! - продолжал Швунг. - Ведь ваш советник, дорогой коллега Бела, то бишь старший советник, который нагишом разгуливал по балкону, потому, наверное, и придумал себе это немыслимое занятие, что мыслил иначе, чем простые люди. Я не собираюсь злословить, но представьте себе, что этому старшему советнику поручили распределять среди жителей страны хлебные карточки. Или еще до войны доверили руководить заготовкой зерна! Так вот, из этого тотчас следует, что даже когда он вечером возвращается домой, то и тогда из головы у него нейдет мысль о том, сколько уродится пшеницы, а сколько ржи, и сколько человек должны получить хлебные карточки, и вообще - что весь ход дел будет зависеть от его нажима, ни больше ни меньше! Что еще может родиться в черепке такого вот типа? А теперь вообразите, выходит он на улицу и видит толпу - мужчин, женщин, детей, влюбленных, стариков и прочее, - и тут в голове у него мелькает: смотри-ка, ведь и они едят тот хлеб, которым оделяю их я! И он уже видит перед собой не людей, а пайки! И говорит себе: вон идут два пайка, а вот один паек, вот тащится один старый паек, который вскорости, глядишь, уже и не паек, ишь как скверно кашляет, сердешный, и еле-еле ноги волочит. А при виде детей другая мысль: эти вот как подрастут, большими пайками будут!
Хозяин кабачка рассмеялся:
- А я и не знал, что вы такой юморист, господин Кирай!
- Разумеется, - возразил книготорговец, - я и сам понимаю, что это звучит насмешкой, только на самом-то деле смеяться тут нечему. Представьте себе, к примеру, офицера в чинах, скажем, генерала из военного министерства, отвечающего, положим, за пополнение войск. Это тоже не такой простак, как прочие! Чем, вы думаете, он занимается, идя по улице? Видя перед собой людей, мужчин…
- Такие по улице не ходят, - заметил столяр, - только на машинах разъезжают! Да и ваш старший советник повсюду на машине разъезжает, так ведь, коллега Бела?
- Так, ваша правда! За ним по утрам всякий раз машина приезжала, потом обедать привозила, а к вечеру обратно домой…
- Ну вот, видите!
- Тогда уж и подавно все так, как я говорю! - возвысил голос книготорговец. - Тогда тем более, такой уже и не слышит, что к нему обращаются, шибко высоко вознесся - ему одни лишь раскрытые рты да протянутые руки видно, уж теперь и подавно эти люди для него только пайки или военнообязанные - как сказал бы тот генерал!
Вы только представьте!.. Выглядывает он из автомобиля, а перед ним человек, совсем без изъянов: не безногий, не безрукий, не одноглазый - все на месте, как положено, да еще дочку с собой взял - прогуляться, например, к мосту Маргит. Если, к примеру, я или мы все, сколько нас тут ни есть, что-нибудь подобное видим, мы что думаем? Вот, мол, хороший человек или примерный отец семейства - небось не на пьянку собрался и не к любовнице, а жена дома попросила: "Отец, не мог бы ты с ребенком погулять, пока я обед готовлю или прибираюсь?" А то и просто - ребенок давно на свежем воздухе не был! Такая мысль приходит в голову нам, а что думает в этом случае генерал? Он говорит себе: "Ах, чтоб тебя!.. Явно военнообязанный, в плечах косая сажень, а не на фронте; почему такое?!"
Коллега Бела подмигнул столяру:
- Насмешник, а?
- Не так уж это и смешно, коллега Бела, - серьезным тоном возразил Ковач. - Призадумайтесь, и вы поймете, что не так уж это и смешно!
- Итак, - продолжал Кирай, - какой вывод я хочу отсюда сделать? Я хочу сделать вывод, что для больших людей жизнь выглядит совсем иначе, чем для нас! Они совершенно другие! Они тоже знают и чувствуют, что иного поля ягода, нежели прочий люд, потому что они лучше всех прочих…
- А почему это они лучше? - спросил хозяин кабачка. - Такие же люди, как я или вы!
- Ну, если с одной стороны посмотреть, вроде и так, а если с другой - то совсем наоборот! Разве вам приходила мысль - вон, дескать, военнообязанный идет? Вот видите… Ничего подобного вам никогда и в голову не приходило! У вас никогда и в мыслях не было, что для людей, которые попадаются вам на улице, вы начальник, или директор, или, как бы это выразиться, повелитель, что ли, в общем, некто, от кого зависит их жизнь! Вам и в голову не придет, что вы можете быть лучше прочих. Так или нет? А у этих наоборот, хотят они того или нет, в голове всегда сидит мысль, что они по сравнению с остальными людьми совсем-совсем другие. Вот и получается, что в большинстве случаев они ведут себя иначе, чем прочие…
- Все истинно так, как вы сказали, господин Кирай! - согласился, потягиваясь и распрямляя спину, столяр. - Взять хотя бы такой случай. Принес я как-то заказанную работу в один господский дом. Потом нас пригласили остаться на полдник. У них там столько всего наготовлено - больше некуда… Сижу я на кухне, кухарка подносы ставит, потом принимается хлеб резать. Я тут ей и говорю: "Что это вы делаете?" А она в ответ: "Как это что делаю?" - "Да для кого же, спрашиваю, вы такими ломтиками нарезаете?" Потому как резала она так тонко, что, ей-ей, каждый кусок не толще папиросной бумаги. Истинно так, верьте слову! Сквозь них хоть на свет смотри, а уж дышать и вовсе не смей - со стола сдуешь. И какой, стало быть, в этом смысл? Один форс и только, как уже заметил господин Кирай…
Фотограф отставил стакан подальше и, покашляв, проговорил:
- Впрочем, дорогой господин Ковач, это, наверное, можно объяснить и тем, что у таких вот высокопоставленных господ питание хорошее, и хлеб им не так уж и нужен. Обычно ведь много хлеба едят в тех семьях, где ничего более сытного нет…
- Я в тот раз тоже о чем-то таком подумал, но все-таки это странно, правда ведь? Не толще папиросной бумаги…
- Так или иначе, - заговорил книготорговец, - суть одна: они во всем хотят вести себя иначе, чем остальные люди! Взять, к примеру, такое дело, когда муж и жена обращаются друг к другу на "вы". Послушать со стороны, так они вроде и незнакомы, вроде и не привязаны друг к другу на всю жизнь. Да это бы бог с ними, их забота! Интересно только, как всем этим господам, что распределяют карточки, генералам и прочим, от кого зависит судьба простого человека, по ночам спится?
- Спокойно спится! - изрек Дюрица, часовщик. - Еще как спокойно!
- А вот мне, господин Дюрица, как-то трудно в это поверить!
Ковач почесал затылок:
- То-то и оно!.. Ежели вдуматься, то и впрямь с трудом верится, чтобы так уж им спокойно спалось; неужели может спокойно спать, к примеру, какой-нибудь начальник из министерства?! Или, положим, прокурор, или судья, достигший высокого положения! Или, представьте себе, король! Военачальник или другой какой высокопоставленный господин?
Дюрица сонными глазами посмотрел на фотографа:
- А вы где потеряли ногу?
- Оставьте, господин Дюрица!.. - с неодобрением вступился было книготорговец.
- Как это оставьте? Успокойтесь, если бы он рассудок потерял, я бы ни о чем не стал его спрашивать. Вас ведь я ни о чем не спрашивал? Так что случилось с вашей ногой, сударь?
Фотограф покраснел и отодвинулся к самой спинке стула:
- Но позвольте, ведь я не один такой, к сожалению… К сожалению, не один я!
- Оторвало миной?
- Если угодно! Все как надо: излучина Дона и прочее!
- Ну, вот видите! - вновь заговорил книготорговец. - А вы говорите, что премьер-министр или военачальник могут спокойно спать! Сами-то вы могли бы спокойно почивать, спокойно жить на свете или, к примеру, спать с женщиной, если бы именно вы послали этого человека на фронт с таким напутствием: "Тебя призывает долг, ступай!"
Коллега Бела кивнул:
- Что правда, то правда… Никто еще не видел на фронте министра или премьера! А кто видел одноногого премьер-министра?
- Такого тоже не бывает, - ответил Ковач. - Потому что если бы таким господам тоже приходилось в окопах сидеть, войн вообще не стало бы, уж будьте покойны! Это так же верно, как то, что я сижу на этом стуле…
- А я утверждаю, - Швунг многозначительно поднял вверх палец, - что лучше всего быть простыми людьми вроде нас! Как бы там ни было, а нам не из-за кого испытывать угрызения совести. С чего бы? А возьмите директора банка или завода или землевладельца? Каково им? Вроде и порядок полный, и есть все, что только душе угодно: отличный дом, вилла или дача на Балатоне и в Бёржени или Матре, куча прислуги - лакеев, кухарок, горничных, автомобили, шоферы и все такое…
- И никаких забот, черт возьми! - подытожил трактирщик.
- Тогда они уж небось и не умирают? - зевнул Дюрица.
- Когда тогда?
- Когда у них столько всего?
- А знаете, на кого вы похожи, господин Дюрица? обратился к часовщику книготорговец. - На попугая из бакалейной лавки, от него тоже только и слышишь: "К вашим услугам, к вашим услугам!"
- И это очень правильно, - ответствовал Дюрица - Умница попугай, умнее многих книготорговцев в Европе. В Эйропе, хотел я сказать!
Кирай вскинул голову:
- Чем я вам опять не потрафил?
- Разве и вам что-нибудь сказал?
- Вы думаете, я не расслышал этой вашей Эйропы? Учтите, так говорят весьма образованные люди, я от них и слышал. От таких культурных людей, каких нам, наверное, и видеть не приходилось. И если на их вкус Эйропа - хорошо, то и для вас сойдет!
- Вот и прекрасно! Отныне и по телефону не забывайте говорить хэлло или алё, раз уж вы эйропейский коммерсант.
Дюрица повеселел от собственных слов и с довольным видом посмотрел книготорговцу в глаза.
- Спокойствие, господин Кирай! - вмешался хозяин кабачка, кладя руку на плечо Швунга. - Вы ведь знаете, он без ехидства минуты прожить не может. Ему больно видеть, что нам друг с другом хорошо, что мы мирно беседуем … Поэтому сохраняйте спокойствие!
- Вот увидите, в один прекрасный день явится за ним сатана! - произнес Швунг и отвернулся к остальным. - Итак, вы считаете, что люди этой породы, которых я уже перечислил, могут спать спокойно? Извините! Тогда откуда у них несметные богатства, комфорт и все прочее? Откуда, позвольте вас спросить! А оттуда, простите, что другим нечем хоть как-нибудь брюхо набить…
- Не забудьте про грудинку в портфеле! - напомнил часовщик.
- Верно! А как быть тому, у кого в портфеле нет грудинки? - возразил книготорговец.
- И вообще, - вмешался Ковач, - часто ли она бывает?
Торговец одобрительно кивнул и, раздавив в пепельнице сигарету, продолжал:
- Вот об этом и речь! Оттого они и богаты, что у остальных забот полон рот! Вы думаете, они про это не знают? Я читал у одного писателя, по имени Золя, в его книгах про нищету все сказано. Так вот, я этих книг уже не в одно правление продал! И представьте, многие говорили, что очень любят этого писателя! Стало быть, они наверняка знают, что в этих книгах написано и откуда берется их богатство. К тому же они ведь не глупые люди. Одним словом, я люблю ясность! Каждому из них про себя доподлинно известно, что он подлец…
- Ну… это бы еще ничего, - сказал трактирщик. - А в самом деле, как насчет министров, военачальников и прочих, которые утверждают, что управляют людьми? Вот, к примеру, у одного из моих посетителей нет ноги… Как это военачальник или кто другой, поставивший свою подпись, мог взять на себя ответственность послать его на войну, решился принять на душу чужое несчастье? Вы уж простите, сударь, за откровенность, во ведь это так! Вам уже никогда не стать снова тем человеком, каким вы были прежде!
Ковач, прищурившись и глядя прямо перед собой, заметил:
- Так-то оно так… Но все-таки, коллега Бела, тут могут быть разные трудности. Если посмотреть на дело с такой стороны, правы будете вы, но, с другой стороны, должен ведь кто-то решать, кому и когда на войну идти; я, собственно, что хочу сказать - нельзя обойтись без начальства, которое бы управляло государством, без правительства, премьера или государя, наконец… А раз так, то может наступить время, когда государство потребуется и защищать. Как ни крути, а это тоже правда! Ведь так?
Коллега Бела подался вперед:
- Вы кто по профессии, господин Ковач?
- Как это - кто?..
- Я просто так спросил.
- Да? Ну столяр…
- Вы хорошо знаете свое ремесло?
- Разумеется!
- И людям всегда будут нужны стулья, кровати, столы и прочая мебель, которую вы делаете?
- Ну, если на то пошло, конечно…
- А вас могут лишить права заниматься вашим ремеслом?
- Ну, это вряд ли… То есть надо бы так сказать: ежели работать честно, без обмана - никто не лишит!
- Вот видите!.. Тогда какой вам интерес знать, кто ваш заказчик? Кто с кем хочет воевать? Каким бы ни был окружающий мир, вы так или иначе останетесь столяром, в вас и в вашем ремесле всегда будет нужда. Верно я говорю, господин Кирай?
- На это совсем не так просто ответить, - поглаживая затылок, ответил книготорговец. - Совсем не просто, потому что человек все-таки любит родину, а легко может случиться, что ее интересы окажутся важнее…
- Не шутите, господин Кирай! Разве могут быть такие интересы, которые оправдывали бы войну? Ладно, я человек необразованный, и этого никогда не скрывал, но уж настолько-то разбираюсь и готов перед кем угодно заявить: не бывает интересов, чтобы из-за них войну начинать, чьи бы они ни были!
Фотограф, прокашлявшись, сказал:
- Позвольте мне вставить словечко, я вашим терпением не злоупотреблю: предположим, к примеру, кто-нибудь стал бы утверждать - заметьте, не я сам, это только предположение, - так вот, если бы кто-то высказал утверждение, что вы не правы, что бы вы в таком случае сделали?
Хозяин кабачка пожал плечами:
- Пусть себе высказывает! На здоровье!
Кирай хотел было уже что-то сказать, но фотограф сделал ему знак помолчать и продолжил:
- А если, предположим, он сказал бы не только это, а стал бы утверждать, что всякий рассуждающий в таком роде глупец?
Коллега Бела, часто моргая, уставился на фотографа.
- Только прошу вас, - добавил тот, - я не хотел бы, чтобы меня неправильно поняли; это говорю не я, но кто-то мог бы так сказать! Предположим! Что бы вы тогда сделали?
Хозяин кабачка, подобно всем сильным, порядочным, но обычно не слишком сообразительным людям, попытался сперва уразуметь вопрос, чтобы ответить как можно точнее. Он наморщил лоб, сложил на столе руки и уперся в них подбородком. Потом неуверенно оглянулся;
- А хрен его знает, что бы я сделал… Извините за выражение… - спохватился он, оправдываясь.
- А все-таки?..
- Но ведь это, наверно, зависит от того, что за человек со мной говорит!
- И все же?..
- Тогда… тогда бы я ответил ему, что он не прав, потому как глупостей я не говорил…
Дюрица рассмеялся. Рассмеялся впервые с тех пор, как все общество уселось вокруг стола. И если читатель в состоянии представить себе одно из тех неприятных лиц, на котором при улыбке отражается почти ребяческая невинность, значит, он видит перед собой нашего часовщика.
Рассмеявшись, Дюрица сказал:
Вы честный малый, но глупец, коллега Бела!
- Теперь это не интересно, - с живостью отозвался книготорговец. - Но скажите, коллега Бела, что бы вы сделали, если бы этот некто, этот пижон, все равно стал бы утверждать, что вы сказали глупость?
- …И что бы вы ему ни говорили, настаивал бы на том, что вы дурак! - добавил фотограф.
Коллега Бела потер подбородок, растерянно посмотрел на столяра. Потом, уставившись на свою ладонь, широко растопырил пальцы.
- Такого не бывает, чтоб кто-то безо всякой причины обзывал человека дураком!
Книготорговец хлопнул ладонью по столу.
- Благослови вас бог, но ведь причина просто в том, что этот кто-то думает иначе, чем вы!
- Или же он убежден, что вы дурак… И будет на улице и повсюду кричать вам вслед, что вы дурак!
- Если так… - заговорил коллега Бела, и кадык его угрожающе задвигался, - если так, то я, наверное, был бы вынужден побить названного человека, раз он без причины оскорбляет меня!
Кирай и фотограф переглянулись.
- Вот видите! - сказал книготорговец. - Вот так и начинаются войны! Ведь и вы из-за такой вот мелочи лезете в драку, да, не дай бог, еще и погибнете в ней или сами кого убьете…
Фотограф поднял указательный палец:
- Вот-вот… Это значит, что пустяк вовсе не пустяк.
Как видите, тут есть одно обстоятельство, на которое вы не обратили должного внимания…
Книготорговец с некоторой досадой, но уважительно взглянул на фотографа:
- Пожалуйста, продолжайте…
- Речь идет о том, - продолжал фотограф, - что у этого человека тоже было определенное представление касательно затронутого вопроса. Причем он думал, что его представление или его мнение более правильно, чем ваше! И что же он сделал? Он не стал мириться с тем, что вы стоите на ошибочной точке зрения, а попытался убедить вас, что вы неправы…
- И обозвал меня дураком? - спросил коллега Бела.
- Видите ли, он ведь поступил так лишь в последний момент, в сильном раздражении, вызванном убежденностью в своей правоте, окончательно выйдя из себя. Согласитесь, какой ему интерес затевать весь этот спор, если бы он не верил в собственную правоту? Но пойдем дальше: если он считал, что его мнение правильно, то разве не уважительно его стремление наставить и вас на истинный путь?
Хозяин кабачка покачал головой:
- Ну уж извините! Я не очень вас понял, но твердо знаю одно: если для защиты своего мнения человек способен наговорить другому грубостей, то это не честный и, уж конечно, не порядочный человек! По-моему, к этому делу только так и Можно относиться, как я сейчас сказал.
Он обвел глазами сидящих за столом, словно хотел обратиться к кому-то с вопросом, и его взгляд остановился на Дюрице. Часовщик тотчас открестился:
- Обратитесь, сударь, к кому-нибудь другому!
Коллега Бела махнул рукой и повернулся к столяру:
- Я спрашиваю у вас, господин Ковач, приходило ли вам когда-нибудь на ум во что бы то ни стало навязать кому-то собственное мнение?
- Как вы сказали? - переспросил Ковач, подавшись всем телом вперед.
- Только учтите, милостивый государь! - не удержался книготорговец. - Тут речь не о пустяках, а о вещах серьезных! То бишь не о том, стоит ли приправлять сыр паприкой, и не о том, как едят фасолевый суп - с луком или без лука.
- Именно, именно! - закивал головой фотограф.
- А речь о том, - продолжал книготорговец, - что некто имеет мнение по вопросу, интересующему, скажем, все человечество! Конечно, тем самым подразумевается, что это мнение человечеству на пользу, и я привожу такой - как бы это выразиться? - великий пример, чтобы нам проще было понимать друг друга! Так вот, этот человек считает, что лишь его мнение правильно, он не желает держать его про себя и хотел бы сделать достоянием всех, потому что убежден, что оно всем на пользу. Другими словами: он хочет людям добра! Вы меня понимаете?
Коллега Бела повернулся к столяру и, склонив голову набок, спросил:
- Скажите, господин Ковач! У вас было когда-нибудь желание вмешаться в чужое рассуждение?
Ковач, положа руку на сердце, воскликнул:
- Боже упаси! Я, с вашего позволения, - присутствующие могут это подтвердить - живу здесь с самого рождения, и все знают меня как человека работящего, честного и надежного. Так или не так, господин Дюрица?
- Разумеется! - ответил часовщик, продолжая следить за мухой, ползавшей по потолку.