56
В накидке управляющий выглядел тщедушным. Его увядающее лицо выдавало озабоченность. Набухшие веки, взгляд и морщины под глазами говорили о рано наступившей старости, следы отчаянной погони за развлечениями. На полном лице Баюми не отражалось удовлетворения от тревоги хозяина, вызванной принесенными ему чрезвычайными новостями. Взволнованность хозяина говорила о той значительной роли, которую он, Баюми, играет при управляющем имением.
- Я не хотел вас беспокоить, - проговорил Баюми, - но не могу ничего предпринимать, не посоветовавшись с вами.
Тем более, речь идет об имении. К тому же этот безумец и смутьян из рода Габаль. А у нас договор - не нападать ни на кого из них без вашего согласия.
Лицо Ихаба помрачнело:
- Он действительно утверждает, что разговаривал с владельцем имения?
- Я слышал об этом в разных местах. Его пациенты верят в это, хотя не подают вида.
- Он наверняка сумасшедший. Это так же очевидно, как то, что Габаль был мошенником. Но на этой грязной улице благоволят обманщикам и идиотам. Чего еще нужно этому роду, после того как они разграбили имение, не имея на него никаких прав?! Почему владелец не разговаривает ни с кем, кроме них? Почему не обратится ко мне, ведь я - самый близкий ему человек?! Он не выходит из своих покоев. Ворота дома открываются только для того, чтобы ему доставляли все необходимое. Его никто не видит, он встречается только со своей рабыней. Но как просто оказывается членам рода Габаль столкнуться с ним или услышать его голос!
- Они не успокоятся, пока не захватят все имение, - процедил Баюми.
От гнева лицо управляющего побелело. Он чуть было не отдал приказ, но вдруг помедлил:
- Он говорил что-то о владельце имения или ограничился изгнанием бесов?
С прежней злостью Баюми ответил:
- Габаль тоже занимался просто ловлей змей, - и нахмурился. - Какая связь между бесами и владельцем имения?!
- Я не хочу повторить судьбу аль-Эфенди, - решительно заключил Ихаб.
Баюми пригласил Габера, Хандусу, Халеда и Батыху к себе в курильню, и сообщил, что они должны найти способ излечить безумие Рифаа, сына Шафеи-плотника.
- И ради него ты нас собрал?! - возмущенно спросил Батыха.
Баюми кивнул. Хлопнув в ладоши, Батыха закричал:
- Подумать только! Надсмотрщики квартала собираются ради существа, и пол-то которого трудно определить!
Баюми взглянул на него с презрением:
- Он проворачивал свои дела на твоей территории, а ты - ни сном, ни духом. Ты, наверное, и не слышал о том, что он утверждает, будто встречался с владельцем имения.
Сквозь дым кальяна они обменялись сверкающими злобой взглядами.
- Как это? Где бесы и где владелец имения? Разве наш дед был знахарем? - растерянно проговорил Батыха.
Надсмотрщики рассмеялись, но, заметив, что Баюми нахмурился, прекратили смех.
- Ты дурак, Батыха! Надсмотрщик может быть пьяным, курить гашиш, но дураком он быть не должен!
В свое оправдание Батыха сказал:
- Уважаемый! На свадьбе Антара на меня навалилось два десятка человек. Кровь текла у меня по лицу и шее, но я не выпустил свою дубинку из рук.
- Пусть Батыха уладит это дело, как считает нужным, не теряя лица, - предложил Хандуса. - Только не надо избивать умалишенного, это недостойно надсмотрщика!
Квартал спал, не ведая, что готовится в доме Баюми. Утром Рифаа вышел из дома и, встретив Батыху, поздоровался с ним:
- Доброе утро, уважаемый!
- Для кого доброе, а для кого нет! Поворачивай обратно и не выходи из дома, не то проломлю тебе голову!
Рифаа удивился:
- Что тебя так разозлило?
- Ты с Батыхой говоришь, а не с владельцем имения, - взревел он. - Давай, возвращайся!
Рифаа собрался ответить, но Батыха ударил его по лицу так, что он зашатался и прислонился к стене дома. Какая-то женщина, увидев это, заголосила на весь квартал, закричали и другие, призывая на помощь. В мгновение ока к месту стянулся народ, в том числе Заки, Али, Хусейн и Карим. Прибежал Шафеи. Нащупывая себе дорогу палкой, явился поэт Гаввад. Вскоре, к изумлению Батыхи, не ожидавшего ничего подобного, собралось огромное количество сторонников Рифаа, как мужчин, так и женщин. Батыха размахнулся и влепил Рифаа другую пощечину. Юноша и не пытался защищаться. Однако среди собравшихся поднялся ропот возмущения, толпа волновалась. Одни просили Батыху отпустить юношу, другие перечисляли все достоинства Рифаа. Люди, негодуя, спрашивали друг друга, чем же он провинился. Охваченный гневом, Батыха закричал:
- Вы забыли, кто я?!
Но любовь к Рифаа, которая привела людей сюда, чтобы защитить его, придала им смелости ответить на вызов надсмотрщика. Человек из первого ряда упрашивал:
- Покровитель, мы пришли просить тебя простить этого доброго юношу.
Другой, чувствуя себя в безопасности в гуще толпы, прокричал:
- Мы все тебе подчиняемся! Но в чем же виноват Рифаа?
Кто-то издалека, уверенный в том, что надсмотрщик его не видит, выкрикнул:
- Рифаа невиновен! Горе тому, кто поднимет на него руку!
Разгневанный Батыха поднял дубинку высоко над головой и заорал:
- Я проучу вас, бабы!
Вдруг со всех сторон, как на похоронах, заголосили женщины, посыпались слова угроз. Чтобы Батыха не приближался, кто-то бросил ему под ноги камень. Надсмотрщику грозила опасность, такое могло ему привидеться только в кошмарном сне. Но ему было легче умереть, чем позвать остальных на помощь. Возникла угроза погибнуть под градом камней, если он сделает шаг вперед. Бездействие же означало конец его власти. Глаза Батыхи метали молнии, камни продолжали лететь, он же гордо стоял на месте. Ничего подобного прежде не случалось ни с одним надсмотрщиком.
Внезапно Рифаа заслонил собой Батыху. Он замахал руками, и все притихли. Решительным голосом он обратился к толпе:
- Он прав. Я заслужил наказание!
На него посмотрели с недоумением, но никто не произнес ни слова.
- Идите, пока он не обрушил на вас свой гнев! - сказал им Рифаа.
До людей дошло, что он спасает честь надсмотрщика, и они стали расходиться. Сначала неуверенно ушли первые, потом поспешили остальные, боясь оказаться один на один с Батыхой. Квартал опустел.
57
После этого происшествия на улице стало неспокойно. Больше всего управляющий боялся, что жители поймут: сплотившись, они могут дать отпор надсмотрщикам. Поэтому он считал, что необходимо уничтожить Рифаа и тех, кто причислял себя к его сторонникам. И сделать это надо, договорившись с Ханфасом, надсмотрщиком рода Габаль, и обязательно избегая всеобщего волнения в квартале. А Баюми управляющий сказал: "Рифаа не такой беспомощный, как ты думал. За ним стоят его последователи, которые встанут на его защиту. А что, если вся улица вступится за него? Тогда он бросит изгонять бесов и объявит, что его настоящая цель - имение!" Баюми обрушил свой гнев на Батыху, тряся его от злости за плечи, он кричал: "Мы доверили тебе это дело, а ты что наделал?! Позор!" Батыха скрежетал зубами: "Я избавлю вас от него, даже если придется его убить!" "Лучшее, что ты можешь сделать, - исчезнуть с улицы навсегда", - закричал на него Баюми и послал за Ханфасом. Но тому на улице встретился насмерть перепуганный Шафеи, преградивший надсмотрщику дорогу. Шафеи уже пытался убедить сына вернуться в мастерскую и оставить занятие, не приносящее никакого заработка, а только одни неприятности. Однако ему это не удалось, и он, расстроенный, возвращался домой. А когда узнал, что Ханфаса вызвал к себе Баюми, бросился тому наперерез со словами: "Уважаемый Ханфас! Ты наш заступник! Они попросят тебя избавиться от Рифаа. Но, умоляю, не делай этого! Пообещай им все, что они попросят, но не трогай Рифаа. Я уйду с ним с улицы, уведу его силой. Только ничего ему не делай!" Осторожный Ханфас отвечал уклончиво: "Уж мне ли не знать, как поступить и чего требуют интересы рода Габаль?!" На самом деле Ханфас, узнав, что произошло с Батыхой, уже побаивался Рифаа и думал, что ему следует быть еще осторожнее, чем управляющему и Баюми.
Он вошел в дом Баюми и был принят в гостиной. Баюми не стал скрывать, что пригласил его как надсмотрщика рода Габаль, чтобы посоветоваться по поводу Рифаа.
- Не думай, что все это пустяки, - сказал он. - Факты говорят - этот человек опасен.
Ханфас согласился с ним, но попросил:
- Только не расправляйся с ним в моем присутствии.
- У нас общие интересы, - ответил Баюми. - Мы не расправляемся с врагами в собственных домах. Этот мальчишка сейчас появится, и я при тебе допрошу его.
Лицо Рифаа светилось. Он вошел и поздоровался с мужчинами. Сел на тюфяк напротив, куда ему указал Баюми. Вглядываясь в его спокойные прекрасные черты, Баюми удивлялся, как этот кроткий юноша мог стать причиной волнений. Твердым голосом он спросил:
- Почему ты оставил свой квартал и родных?
- Никто из них не хотел меня слушать, - просто ответил Рифаа.
- А чего ты хотел от них?
- Избавить от злых духов, которые мешают им быть счастливыми.
Тон Баюми стал еще грубее:
- А разве счастье людей - твоя забота?
- Да, поскольку я способен на это, - наивно ответил Рифаа.
Баюми нахмурился.
- Говорят, ты презираешь власть и силу?!
- Я хотел доказать, что счастье не там, где им кажется. Оно в том, как живу я.
Ханфаса это рассердило.
- Хочешь сказать, что презираешь власть имущих? - спросил он.
Не обращая внимания на их раздражение, Рифаа ответил:
- Нет, уважаемый. Это всего лишь предупреждение о том, что счастье не в силе и власти, которыми они обладают.
Пристально посмотрев на него, Баюми спросил:
- Еще говорят, ты утверждаешь, будто именно этого хочет для людей владелец имения.
В чистом взгляде Рифаа появилась озабоченность.
- Так говорят…
- А что скажешь ты?
Впервые Рифаа ответил на вопрос не сразу:
- Я говорю, как понимаю.
- Такое понимание добром не кончится, - вмешался Ханфас.
Прищурившись, Баюми добавил:
- Говорят, будто ты передаешь волю самого аль-Габаляуи!
Рифаа оторопел. Он снова помедлил с ответом:
- Так я истолковал его беседы с Адхамом и Габалем.
- Слова Габаля запрещено толковать по-своему! - закричал Ханфас.
Баюми тоже разозлился не на шутку, подумав: "Все вы лжецы, а Габаль первый". Но вслух произнес:
- Ты говоришь, что слышал голос аль-Габаляуи. Говоришь, что это его воля. Но никто не может выступать от имени аль-Габаляуи, только управляющий, его наследник. Если бы аль-Габаляуи и хотел что-то сказать, то обратился бы к нему. Он поверенный в его делах, и он исполняет его десять заповедей. Глупец, как же ты от имени аль-Габаляуи можешь презирать силу, власть и богатство, когда он сам могущ и богат?!
Черты Рифаа исказились от боли.
- Я обращаюсь к жителям квартала, а не к аль-Габаляуи. Это они одержимы бесами, это они несчастны.
- Ты сам немощен и ничтожен, - вскричал Баюми, - поэтому умаляешь власть и силу, чтобы подняться в глазах дураков квартала и стать выше господ. А когда ты начнешь ими управлять, то разграбишь имение их же руками.
От изумления глаза Рифаа широко раскрылись.
- Я не хочу ничего, кроме счастья для нашей улицы.
- Хитрец! Внушаешь людям, будто они одержимы, будто мы все больны, а ты один здоров в этом квартале!
Рифаа вздохнул:
- Скажи, почему, даже если люди ненавидят меня, я ни к кому не отношусь плохо?
- Нас ты не запутаешь, как этих дураков! - завопил Баюми. - Пойми, моим приказам придется подчиниться. И благодари Бога, что ты в моем доме, иначе живым бы ты не ушел.
Рифаа охватило отчаяние. Он попрощался и вышел.
- Поручи это дело мне, - сказал Ханфас.
- У этого помешанного тьма сторонников. Нам не нужно кровопролитие.
58
Выйдя из дома Баюми, Рифаа направился домой. В воздухе чувствовалось дыхание осени, дул мягкий ветер. Весь квартал толпился вокруг прилавков с лимонами, словно отмечая начало сезона маринования. Повсюду слышались разговоры и смех. Мальчишки затеяли возню, перебрасываясь пылью. Многие здоровались с Рифаа. Случайно пыль попала в него. Он отряхнул ее с плеча и повязки и вошел в дом. Заки, Али, Хусейн и Карим уже ждали его. Друзья, как всегда, обнялись, и Рифаа пересказал им и присоединившейся к ним Ясмине разговор с Баюми и Ханфасом. Они выслушали его озабоченно и с тревогой. Когда Рифаа закончил свой рассказ, лица их стали печальными. Ясмина думала о том, какими неприятностями это все может закончиться. Неужели этому доброму человеку не избежать гибели и не сберечь собственное счастье? У всех в глазах стоял немой вопрос. Рифаа же в изнеможении прислонился головой к стене.
- Нельзя игнорировать приказы Баюми, - предупредила Ясмина.
Самым резким из них был Али:
- У Рифаа много друзей. Они проучили Батыху. И теперь его в квартале не видно.
Ясмина нахмурилась:
- С Баюми такое не пройдет! Если бросите вызов Баюми, вам несдобровать.
- А что скажешь ты, учитель? - обратился к Рифаа Хусейн.
Сидевший с закрытыми глазами Рифаа произнес:
- Не вздумайте ввязаться в драку. Тот, кто мечтает осчастливить людей, не опустится до кровопролития.
Лицо Ясмины просияло. Она не собиралась овдоветь, иначе людского гнева было не миновать, и тогда она не смогла бы встречаться со своим суровым мужчиной.
- Пожалей себя! - сказала она Рифаа.
- Мы не оставим наше дело, даже если придется покинуть улицу, - заявил Заки.
Сердце Ясмины забилось от страха, когда она представила, что живет далеко от своего мужчины.
- Ни за что не расстанусь с родной улицей, - решительно произнесла она.
Все посмотрели на Рифаа. Он медленно поднял голову:
- Мне бы не хотелось оставлять квартал.
В дверь несколько раз нетерпеливо постучали. Ясмина пошла открывать, послышались голоса Шафеи и Абды, спрашивающих сына. Рифаа поднялся, чтобы обнять родителей. Они присели, еще не отдышавшись. На их лицах было написано, что у них плохие новости.
- Сынок! - начал отец. - Ханфас отступился от тебя. Ты в опасности. Друзья сообщили нам, что пособники надсмотрщиков караулят вокруг дома.
Абда вытерла заплаканные глаза:
- Не надо было нам возвращаться в квартал, где человеческая жизнь покупается и продается.
- Не бойтесь, - стал уговаривать ее Али. - Все в квартале нас любят.
- Что мы сделали, чтобы заслужить такое наказание?! - вздохнул Рифаа.
Встревоженный Шафеи закричал:
- Ты из ненавистного им квартала Габаль! Сердце мое не знало покоя с тех пор, как ты произнес имя владельца имения!
Рифаа недоумевал:
- Вчера они сражались с Габалем, который требовал имение, а сегодня ополчились против меня за то, что я презираю имущество?!
Шафеи в отчаянии махнул рукой:
- Говори им что хочешь. Это ничего не изменит. Выйдешь из дома, и ты пропал. Но и здесь оставаться небезопасно.
В сердце Карима впервые закрался страх, но усилием воли он подавил его и обратился к Рифаа:
- Они устроили засаду снаружи. Если ты здесь задержишься, они ворвутся сюда. Уж нам-то известно, на что способны надсмотрщики. Надо бежать через крыши, а там подумаем, что делать.
- Потом ночью уйдете из квартала, - сказал Шафеи.
- И оставить им дом, чтобы они его разгромили? - вздохнув, спросил Рифаа.
Абда, заплакав, взмолилась:
- Делай, как они говорят! Пожалей свою мать!
- Продолжишь этим заниматься в другом месте, если захочешь, - резко сказал отец.
Карим задумался и привстал:
- Давайте договоримся так: уважаемый Шафеи с женой побудут здесь недолго, потом вернутся к себе, как будто просто приходили в гости. Ясмина направится в аль-Гамалию, вроде как за покупками. А на обратном пути незаметно проскользнет в мой дом. Так ей будет проще, чем лезть через крыши.
Шафеи согласился.
- Тогда не будем терять ни минуты, - продолжил Карим. - Я пойду осмотрю крышу.
Он вышел из комнаты. Шафеи поднялся и взял сына за руку. Абда сказала Ясмине, чтобы она собирала вещи в мешок.
Расстроенная, она принялась за дело, но внутри нее нарастал протест. Абда подошла к сыну, чтобы поцеловать, а Рифаа с грустью продолжал размышлять о своем положении. Ведь он всем сердцем любил людей. Как он мечтал сделать их счастливыми! А теперь на него обрушилась их ненависть. Неужели аль-Габаляуи допустит его поражение?
- Идите за мной! - сказал вернувшийся Карим.
- Мы найдем тебя позже, обязательно найдем, - проговорила сквозь слезы Абда.
Шафеи еле сдерживался:
- Ступай с миром!
Рифаа обнял родителей и обратился к Ясмине:
- Оденься во все черное, чтобы тебя никто не узнал, - и потом прошептал ей на ухо, склонившись: - Я не вынесу, если с тобой случится что-то плохое.
59
Закутанная в черное, Ясмина вышла из дома. В голове у нее звучали слова Абды, которая сказала ей на прощание: "Ступай с миром, доченька! Храни тебя Бог! Рифаа не даст тебя в обиду. Я же буду молиться за вас день и ночь". Медленно приближалась ночь, в кофейнях уже зажглись фонари, мальчишки играли вокруг светильников на брошенных тележках, на кучах мусора; как всегда в это время, затевалась война кошек и собак. Ясмина шла по направлению к аль-Гамалии, и в ее горящем страстью сердце не было места жалости. Ее мучило не столько сомнение, сколько страх, такой сильный, что ей казалось: множество глаз следят за ней. Она не успокоилась, пока не свернула из аль-Даррасы в пустыню. Окончательно она пришла в себя только в объятьях Баюми.
Когда она сняла чадру, он внимательно изучил ее лицо и спросил:
- Ты боишься?
Она тяжело дышала.
- Да.
- Это на тебя не похоже. Что случилось?
Едва слышно она ответила:
- Они бежали по крышам в дом Карима. На рассвете покинут улицу.
- На рассвете. Негодяи! - злобно пробурчал Баюми.
- Они убедили его бежать… Почему не дать им уйти?
Баюми цинично усмехнулся:
- Было уже: Габаль уходил и вернулся. Этих насекомых щадить нельзя.
- Он презирает жизнь, но смерти он не заслужил, - растерянно проговорила она.
Баюми с отвращением скривил рот:
- В квартале полно сумасшедших.
Она умоляюще посмотрела на него, опустила взгляд и задумалась.
- Он спас меня от смерти, - сказала она будто сама себе.
Баюми усмехнулся:
- А ты отплатишь ему, предав его смерти. Проигравшим оказывается тот, кто первым протягивает руку помощи.
Она ощутила острую боль в сердце, посмотрела на него с упреком и сказала:
- Я сделала то, что сделала, потому что для меня в жизни нет ничего дороже тебя.
Он провел рукой по ее щеке.
- Без них нам будет легче дышать. А если придется трудно, тебе найдется место в этом доме.
Ясмина воспряла духом:
- Без тебя я не согласилась бы жить даже в Большом Доме.
- Ты преданная!
Она насторожилась: почему он назвал ее преданной? Ее охватило навязчивое беспокойство. Не издевается ли он над ней? Времени на разговоры больше не оставалось, она встала, и он поднялся проводить ее до ворот черного входа. Ее ждали муж и его сподвижники.
Присев рядом с Рифаа, она сказала: