Мы нашли не совсем удобные, но парные места в купе где-то в середине вагона.
Несмотря на утро, в купе почти не было свободных мест. Я потихоньку разглядывала соседей, пока проводник изучал наши билеты. Пара светловолосых девушек и молодой человек в клетчатой рубашке с рюкзаком, наверняка студенты-европейцы. Перед самым отправлением в купе вошел господин средних лет в костюме неопределенного цвета и пристроился с газетой в кресле у самой двери. В купе оставалось всего одно свободное место, пока студент не поставил на него свой рюкзак, так что больше к нам никто не присоединился.
Мы сидели у самого окна, друг напротив друга. Это мешало разговаривать, но помогало сосредоточиться. В гостиницах нам теперь останавливаться нежелательно, у них наверняка есть телевизоры, и полицейские сводки они получают регулярно.
Андрей не оставлял надежду сохранить работу.
– Маришка, я на неделю выпадаю, у меня инфекция. Не хочу никого заразить, так что буду работать дома. Звони, если что.
Потом вздохнул, убрал телефон и повернулся ко мне:
– Дай попить.
Я начала рыться, чтобы найти воду в моей бездонной сумке. Я купила на вокзале пару маленьких бутылочек с соком, и теперь они раскатились по углам. Нащупав одну, я постаралась извлечь ее, но подцепила какой-то конверт. Он выпал из сумки на пол в тот момент, когда я наконец-то достала бутылочку с вишневым соком. Это был один из конвертов, про которые я совсем забыла. Я всего два дня в Праге, а уже побывала на тайном собрании странного общества на Вышеградском кладбище, нашла своего друга-художника убитым в его собственной мастерской, попала в полицейские хроники и теперь думаю, как достать поддельные документы, чтобы выбраться из страны.
Не успела я протянуть руку к лежащему на полу конверту, как мужчина, сидевший до этого с видом полного безразличия, с быстротою молнии метнулся вниз, схватил конверт и спрятал его во внутреннем кармане пиджака. Я в недоумении уставилась на него, но он, будто не замечая моего изумления, положил газету на сиденье и вышел из купе.
Я толкнула Андрея, который только что открыл бутылочку с соком и намеревался ее выпить.
– Ты видел?! Он украл мое письмо!
Андрей, захлебнувшись, злобно зашипел на меня:
– Твое?!
– Ну не мое, а твое. То есть письмо, которое пришло тебе.
– А может, не мне!
– Ну все равно. Зачем кому-то красть письмо, которое выпало из чужой сумочки?
– Оно тебе нужно?
– Теперь нужно. Может, он за нами следил все это время, чтобы выкрасть это письмо. И мусор воровал. Наверное, думал, что ты выбросил эти письма. А в галерее нас кто-то сфотографировал, чтобы убрать нас подальше и хорошенько порыться в твоих вещах. И в офисе у тебя что-то украли…
Андрей озадаченно посмотрел на меня.
– Пару компьютеров, да и то не с моего этажа. Я на прошлой неделе переехал на третий этаж, а обворовали второй.
– Но ты ведь раньше сидел на втором. Они могли и не знать, что ты переехал.
Брат призадумался. Какое-то рациональное зерно в моих доводах было. Значит, кто-то уже давно следит за ним и может легко сдать нас полиции. Андрей поднялся, снял с полки свой рюкзак, и я быстро засобиралась вслед за ним.
– До ближайшей остановки еще есть время, так что можно пройтись по вагонам и посмотреть, где твой мужчина в странном костюме.
Я огрызнулась:
– Мои мужчины в странном не ходят.
Брат с удовольствием поддержал перебранку:
– Если бы ты не таскала в своей сумке все подряд, сейчас бы не пришлось бегать по вагонам.
– Да, бегать нам пришлось бы потом.
Мирно переругиваясь, мы прошли уже третий вагон, но мужчины нигде не было. Поезд притормозил на станции, и пока Андрей курил, я высматривала в окно тамбура всех входящих и выходящих. Тот, кого мы искали, неторопливо сошел с поезда и направился к небольшому зданию вокзала. Я схватила Андрея за руку и потащила к выходу.
Мы едва успели выскочить, как поезд тронулся…
На перроне уже никого не было, и Андрей злобно посмотрел на меня:
– И где нам теперь его искать?
– Можно спросить на станции. Может, кто видел.
– Он мог взять такси и уехать куда угодно, хоть обратно в Прагу.
В здании вокзала никого не было, если не считать уборщицы, которая старалась замести следы пассажиров с последнего поезда. Она, конечно, никого не видела. Нет, никакой мужчина в странном костюме в здание не заходил. Андрей опять нахмурился. И почему юристы такие ворчливые. Единственное, что нам удалось выяснить, это название города, в котором мы оказались, – Кутна Гора. Ну, хоть какая-то польза, мы все равно сюда собирались.
– Я по справочнику помню, что город, хоть и маленький, но под охраной ЮНЕСКО. Здесь в лесу на краю города стоит собор покруче Нотр Дама парижского.
– Соборы – это для добропорядочных туристов. А нам бы сейчас найти тихое место да горячий кофе.
Мы вышли со станции и пошли по мосту над железнодорожными путями. Дальше дорога раздваивалась. Можно было идти налево, где историческая часть города, или направо, где жилые кварталы. Я подумала, что мужчина был не из тех, кто приехал осматривать достопримечательности, и решительно повернула направо. Мысль о том, что он совсем не был похож на тех, кто здесь живет, пришла мне позже.
32
1412 г. Кутна Гора. Чехия.
Почти сто лет прошло с тех пор, как догорели погребальные костры в Седлецком монастыре и монахи привели в порядок свое хозяйство. Но размеренная жизнь не спешила возвращаться. Все жили в тревожном ожидании вестей из Праги, где уже начинались гуситские волнения. В окрестностях Кутной Горы все чаще стали появляться вооруженные всадники, и местная знать уже никуда без охраны не выезжала.
Первые отряды крестьянских ополчений пришли в Кутну Гору в первых числах мая. Жизнь в окрестностях замерла, никто без крайней нужды старался не показываться на улицах. Монастырские ворота были заперты уже несколько дней, и ни один торговец не стучал в дубовую дверь, выкрикивая названия товаров.
Когда тени на дворе стали длиннее, в кабинет Бернара вошли двое. Монсеньор ждал их.
– Я пригласил вас, чтобы обсудить, как перевезти серебро в новый костел на окраине города.
Равви удивился:
– Перевезти? Зачем?
– Скоро здесь будут передовые отряды Яна Жижки, и Седлецкий монастырь будет как головешка в костре. Хорошо, если хоть что-то останется.
Равви задумался:
– Тайно перевезти несколько телег по улицам, где даже кошки не ходят?
– Значит, нужно создать на улицах толпу. Организуйте крестный ход или еще что-нибудь…
Антуан взял слово:
– Я мог бы отправиться в стан самого Жижки.
Бернар с Равви переглянулись:
– Зачем?
– Попробую договориться с крестьянским вождем. Может, удастся сохранить Седлецкий монастырь…
Антуан вернулся через десять дней с плохо скрываемой тревогой на лице. Бернар, едва взглянув на помощника, все понял:
– Наш старый приятель де Монбар?
– Как вы догадались, Монсеньор?
– У этого крестьянского войска слишком хорошая организация. Значит, у господина Жижки профессиональные консультанты. Среди местной знати мало кому нужна война на заброшенных лесных землях. Но войско Жижки, как ни странно, движется именно сюда. Значит, сведения о наших серебряных рудниках дошли до Труа.
Бернар подтвердил предположения Антуана:
– Вчера я встретил госпожу Бланку при дворе нашего великолепного короля Зигмунда.
– Бланку?
– Мой дорогой Антуан, она вращается при дворе и поставляет самые надежные сведения в стан гуситов. К тому же в Кутной Горе чеканят треть серебряных монет, которые имеют хождение по Европе. Поэтому королевский двор частенько нас навещает.
Антуан усмехнулся.
– Я говорил с Жижкой. Он поклялся не трогать монастырь.
– При таком раскладе я бы не очень-то полагался на его слова.
Антуан возразил:
– Он завоевал уважение своих солдат тем, что всегда держит слово.
– Мой друг, всегда найдется тот, кому не интересен ваш авторитет. Посмотрим, что из этого получится.
Не прошло и двух недель, как войско гуситов взяло город. Пожары и грабежи, неизбежные спутники победителей, стали частью жизни горожан. По мощеным улицам до обеда по направлению к шахтам двигались процессии людей, одетых в белое. Победители не утруждали себя расходами на казнь тех, кто оказал им достойное сопротивление. Монахов и шахтеров, выступивших на стороне якобитов, сотнями сбрасывали в шахты и засыпали отработанной горной породой.
В самом центре жестоких безумств на горе стоял огромный Седлецкий монастырь, и всему гуситскому войску, занявшему Кутну Гору, был дан строжайший приказ не трогать его. Но однажды ночью загорелась крыша монастыря. Огонь быстро распространился по дереву, и уже никто не рискнул бы спасать оплот самого богатого и могущественного ордена Европы.
Святой Бернар, перебравшийся со своими цистерцианскими братьями в новый, еще строящийся костел на окраине, той же самой ночью вызвал к себе Равви и Антуана:
– Они все-таки подожгли его. Теперь у нас нет интересов в этой глуши. Мы переведем свои активы в Испанию. Предупредите командорство на Аппенинах. Пусть начинают ссужать испанский двор деньгами – нам нужны влиятельные покровители!
Равви запротестовал.
– А как же долги чешского короля?
Антуан тихо объяснил ему:
– Еще несколько месяцев таких сражений, и он будет абсолютно неплатежеспособен. Торговля замерла, королевские дома Европы не хотят иметь никаких дел с этой страной, раздираемой войнами.
Бернар настаивал:
– Поторопите испанцев – нужна благоприятная почва для наших активов. К тому же мы теперь не можем жить на одном месте больше семидесяти лет. Многие люди успеют состариться и умереть, а наше старение будет незаметным.
Это вызовет подозрения святой инквизиции. Так что в путь!
– Мы забираем все?
– Нет, мой дорогой Антуан. Вспомните Библию – даже поле свое нельзя жать, не оставляя ничего беднякам и птицам. Никогда не забирай все. Пусть Равви подсчитает, сколько серебра нам понадобится в Испании и сколько мы оставим здесь на строительство нового храма святой Варвары. Она покровительствует мастерам горных дел, а стало быть, и нам.
Все трое расположились за огромным письменным столом работы французских мастеров, нанятых для отделки.
Равви, который, казалось, был в курсе всех дел в городе, осторожно заметил:
– Говорят, что немецкие горняки и даже кое-кто из местных рудокопов перебираются в Германию.
Антуан подтвердил его слова:
– Наш драгоценный де Монбар побывал у германского императора. Стало быть, они договорились.
Бернар строго посмотрел на помощников.
– Нам пока нечего делать в Германии!
Глядя на пепелище некогда прекрасного монастыря, Антуан с горечью пробормотал:
– Интересно, как теперь Жижка выпутается из этой истории…
Жижка решил проблему по-своему. Он приказал отмерить в награду сто золотых монет тому, кто поджег монастырь, и удалец, запаливший монастырскую крышу, в припадке храбрости явился за вознаграждением. Тогда Жижка приказал расплавить золото и влить ему в глотку. Так предводитель спас свою репутацию, но уже не мог спасти ни себя, ни Седлецкий монастырь. Семьи немецких рудокопов уходили с этих земель обратно в Германию, где уже начиналась новая серебряная лихорадка…
С притоком огромных денег цистерцианского ордена испанский двор буквально утонул в долгах, но Бернар уже знал, насколько опасно быть кредитором царственных особ. Ему нужна была власть. Не атрибуты королевской власти с пышностью и преклонениями, ему нужны были реальные полномочия и неограниченные возможности. Конечно, можно было действовать от лица святой церкви, распространявшей свое влияние как на простой народ, так и на знатные фамилии. Однако не всегда было разумно обнаруживать интересы святого престола в торговых предприятиях. Здесь более всего подходили интересы государства и трона. И только от их имени орден мог вести колониальные войны, захватывая новые земли, богатые и плодородные.
Больше пятидесяти лет ушло на подготовку экспедиции от имени испанской короны. И лишь в 1492 году в Америку направились первые корабли под флагом тамплиеров.
33
17 октября 2008 г. Кутна Гора.
Одно– и двухэтажные домики с небольшими садовыми участками тянулись вдоль дороги. Пройдя несколько кварталов непритязательных строений, мы увидели вдалеке нечто похожее на церковь. С видом потерявшейся туристической парочки мы быстро двигались по направлению к этой самой церкви и вскоре оказались у старой часовни с небольшим деревенским кладбищем и костехранилищем. По преданию, в судный день все умершие, кто сохранил свои мощи, восстанут и обретут новую жизнь. Земли в Европе мало, кладбищенские уделы ограничены, и многие семьи арендуют землю для могил своих предков. Свежих покойников хоронят, извлекая старые гробы, разбирая кости и складируя их в специальных костехранилищах при кладбище. Далекая от европейских традиций экономии и привыкшая к огромным городам мертвых на родных просторах, я из любопытства заглянула в невысокое помещение с низкими решетчатыми окнами без стекол.
Хорошо, что заглянула я, а не Андрей. Он натура впечатлительная, и потом бы мне пришлось весь день отпаивать его от нервного потрясения чем придется. На меня же вся эта костеукладка с бирками на картонных ящиках не произвела особого впечатления, наверное, потому, что свежеразделанных трупов здесь не было.
Не обнаружив ничего, достойного нашего внимания, мы направились к высокому зданию церкви, которое стояло чуть поодаль от подсобных строений. Тяжелая деревянная дверь была приоткрыта, и оттуда доносились стук молотка и запах краски. Несколько рабочих в синих комбинезонах сколачивали помост для отделки верхних ярусов внутреннего помещения. Здесь, по всей видимости, шла реставрация.
Я окликнула одного из рабочих, замешивающих цемент и производящих шум, нормальный для восприятия человеческой речи.
– Реставрация?
На мой крик охотно отозвались почти все, кто был в здании.
– Ресторацие? Не, то неми далеко, але еште задржено.
Подошел какой-то англоговорящий и добавил:
– Еще нет и двенадцати, так что погуляйте пока. Они до двух не откроют, разве что пива нальют.
Я оторопело посмотрела на брата:
– Это они о чем?
Он с безразличным видом процедил:
– Игра слов. Реставрация – это русский. Чешский – ресторация, т. е. ресторан. Говорят, что здесь недалеко, но еще закрыто.
Мы топтались в нерешительности, не зная, что делать дальше. В ресторацию нам не надо, а надо подыскать жилье, пока не приедет Алка или пока тетушка не выйдет на связь. Увидев, что мы никуда не уходим, кто-то из рабочих помахал рукой старшему, который ни в замесах, ни в сколачивании досок не участвовал, а занимался тем, что ковырял огромной стамеской старую штукатурку. Тот подошел с кислой гримасой на лице.
– Немцы?
Мы переглянулись, и Андрей заговорил по-чешски.
– Нет.
– А кто?
Вспомнив ближайшую мультинациональную страну, Андрей постарался успеть до того, как я открыла рот:
– Швейцарцы.
Старший одобрил.
– Хорошо, что вы знаете чешский. А то на прошлой неделе был француз, так я с ним намучился. Жить будете у Мартины, спецодежду получите здесь. Склад недалеко, я сам принесу все, что нужно. Инструменты дам, но лучше берите свои, к которым привыкли. А то потом будете на меня валить, что инструмент плохой, штукатурку крошит, ровных слоев не получается.
Андрей хотел было что-то сказать, но я незаметно стукнула его сзади по спине, и он примолк. Старший продолжил инструктаж:
– Я тут поковырял немного, пока ничего нет. Но француз, который на прошлой неделе, говорит, что есть и что мы варвары.
Я не все поняла, но из его слов было ясно, что нас приняли за очередную группу волонтеров-археологов. Наверное, ему попадались всякие работники, потому что он не обратил никакого внимания на мой свежий маникюр и светлые джинсы. Я осторожно поинтересовалась:
– А Мартина живет далеко отсюда?
Старший вышел на высокое церковное крыльцо и показал в сторону кладбища, откуда мы только что пришли. Если он сейчас скажет, что жить будем рядом с костехранилищем, брат наверняка убежит. К счастью, он показал на дом рядом с высокой белой стеной, начинавшейся в нескольких метрах от кладбища.
– От черных ворот второй дом. Постучитесь, скажите, что Франтишек прислал. Можете сегодня отдохнуть, а завтра приходите к девяти, если дождя не будет.
– А если будет?
– Тогда к десяти.
Мы поблагодарили старшего, который оказался Франтишком, и пошли устраиваться на постой у Мартины.
34
17 октября 2008 г. Кутна Гора.
Мартина, вопреки расхожим представлениям о матронах, пускающих постояльцев, оказалась хрупкой черноглазой девушкой, лет двадцати пяти. Дом у нее был небольшой, но двухэтажный. Синие джинсы Мартины взлетали по лестнице так быстро, что я не успевала проследить, касается ли она ступенек. Нам отвели комнату на втором этаже, окнами на небольшой палисадник, где росли несколько кустов георгинов и небольшое деревце сирени.
Сама комната удивила меня обилием ковров красного цвета. Если бы я не знала, что хозяева европейцы, то предположила бы, что они из кочевых народов. Возле каждой кровати лежало по коврику в красно-черных узорах, и на стенах висело по такому же затейливому орнаменту. Напротив нашей комнаты через коридор была еще одна. Дверь в эту комнату была заперта на ключ, из чего я сделала вывод, что в доме уже есть постояльцы. Удобства были на первом этаже, там же располагались кухня и спальня хозяйки. Следов хозяина я не заметила.
Мартина выдала нам ключ от комнаты, и мы не торгуясь заплатили 200 евро за комнату на месяц вперед. Оставив рюкзак и сумку, мы решили провести разведку и направились в город. Сначала мы вышли на дорогу, которая привела нас обратно к вокзалу, и, пройдя в обратном направлении еще несколько минут, оказались у развилки. Не доверяя книжным ориентирам, мы решили поймать первого встречного и поинтересоваться, где что. Первым встречным оказался пожилой чех на велосипеде, которым он управлял так осторожно, словно вез ведро с водой, стараясь не расплескать. На наши призывы он подождал, пока велосипед сам не остановится, медленно слез с него и повернул голову в нашу сторону. Андрей подошел к нему со своим свежим чешским:
– Куда ведут эти дороги?
– А вам куда надо?
Мы переглянулись и решили сойти за туристов.
– Костница.
Мужчина улыбнулся.
– Туристы? Потерялись? Направо.
Потом оседлал своего железного друга и тяжело стартовал.
Дорога шла в гору, и по ней мы медленно поднимались к часовне Всех Святых, единственному сохранившемуся строению со времен основания первого цистерцианского монастыря на землях Чехии. По пути мы никого не встретили, туристический сезон заканчивался, народу в городе было мало…