- Инка! - удивился Леша. - Нам это не будет стоить ни копейки - Поплаков все оплатит, не пикнет! Посмотрит в мои честные глаза - и оплатит… все оплатит: и балаган в гостинице, и Толстого Моти, и мои нервы, и мой убитый выходной… Думаю, счет увидит и враз протрезвеет… Может, еще и пить бросит.
- Ну-ну, - с сомнением протянула Инна, вновь застегивая пуговицы официальных отношений, - насчет "бросит пить" - это вы, Алексей, погорячились… Из какого коэффициента оплаты строить счет?
- Если частный самолет и все дела… - Лешка снова вытянул губы трубочкой. - Один и три десятых. - Он вновь подумал о безжалостно отнятом у него выходном дне и коварно улыбнулся: - Вот так будет правильно!
- Ого! - уважительно охнула Инна, и он представил себе, как она подняла свои тонкие, выщипанные брови под аккуратной ровной челкой. Волосы у нее были необычайно густые, иссиня-черные, она их стригла и укладывала пышным каре, которое шло необыкновенно ее тонкому лицу обаятельной стервочки.
- Дальше поехали… Мой тревожный саквояж! Он в офисе, сами знаете. Убедитесь лично…
- Мне что, в офис сейчас мчаться? - упавшим голосом спросила Инна.
- Убедитесь лично, - проигнорировал вопрос Леша, - что в нем лежат АМБУ, интубационные трубки размера семь с половиной и восемь, ларингоскоп с набором клинков…
Мысленно представил себе Поплакова - тучный, конечно, как это водится у российских чиновников, но если придется принимать экстренные меры, интубация не должна быть тяжелой.
- Бросьте из холодильника пару литров раствора Хартмана без кровяного фильтра, шприцы всех размеров, иглы, венфлоны, конечно… Что еще? Атропин, адреналин, мидазолам, пропофол… Спросите у Левона, что ему может понадобиться… Вы еще дома?
- Да нет! - язвительно ответила Инна, ее голос звучал гулко - так бывает, когда телефон ставят на громкоговоритель, чтобы освободить руки. - С вами разве дома усидишь? - Вздохнула, зазвенели ключи на связке. - Уже оделась наспех, как на войну, честное слово, выхожу… скоро буду в офисе.
Инесса, за глаза прозванная сотрудниками "Исцеления" за свою преданность хозяину и общему делу и вместе с этим цепной нрав Кане-Корсо, или попросту Канька, жила одна в съемной трехкомнатной квартире неподалеку - в пяти минутах неспешного шага - от новой престижной резиденции фирмы.
Понять, насколько серьезна фирма, занятая святым и богоугодным делом лечения иностранных граждан в Израиле, можно было по нескольким внешним признакам, один из которых - близость офиса к флагману израильской частной медицины, сверкающему стеклом и металлом громадному зданию Paracelsus Medical Centers, Ltd. - "Парацельс Медицинский Центр, Лтд", сокращенно ПМЦ.
Больница без всяких оговорок была великолепна. Прежний ее генеральный директор строил это новое здание, сменившее старое, обветшалое, вошедшее в строй задолго до того, как в лихих, кучерявившихся рыжим руном молодых еврейских головах зародилась "Ха-Тиква" - гимн независимости Израиля.
Идея спланировать и организовать внутреннее пространство здания так, чтобы оно меньше всего напоминало больницу, удалась и оправдала себя на все сто.
В огромном, полном воздуха прозрачном вестибюле неслась негромко из невидимых динамиков классическая музыка, а вместо запаха карболки и хлорки стоял крепкий аромат свежесваренного кофе и вкусной ванильной выпечки.
Пациент, входя в двери клиники, не чувствовал себя больным человеком, считал: заскочит на секунду и сразу на море с друзьями… Иногда так действительно и случалось.
Вышколенный младший и средний медицинский персонал, прекрасные анестезиологи, одним из которых был Алексей Романов, и современное оборудование - все это вместе взятое позволяло больнице справляться, пока успешно, с негласно поставленной перед ней задачей догнать и перегнать "Мэйо Клиник" в далеком и ничем более не примечательном Кливленде.
Имидж ПМЦ на постсоветском небе разгорался ярче с каждым днем, и поток иностранных граждан, а на деле бывших соотечественников, захлестнул коренных израильтян, вдруг ощутивших себя иностранцами в одной отдельно взятой больнице.
Поэтому, чем ближе к больнице находился офис фирмы - организатора лечения, тем больше закреплялась у пациента ассоциативная связь между ней и клиникой ПМЦ и тем больше росло его доверие к фирме.
- Гриша сейчас подъедет к офису. - В телефоне раздался усиленный эхом лестничной клетки хлопок закрываемой двери, гулко застучали каблучки по лестнице: Инна не стала дожидаться лифта. - Сказать, чтобы забрал саквояж и ехал за вами?
Гриша был разъездным водителем фирмы. Фирма "Исцеление" держала двух постоянных водителей, в том числе "престижного", которому Леша отдал свой "кадиллак", продав его фирме.
"Престижным" водителем был Ави Кутник - молодой улыбчивый парень, только закончивший службу в армии и решивший заработать денег на учебу в универе.
Честно говоря, мог бы и не работать - не из бедной семьи. Но такие желания надо поощрять, и Авин папа, Лешкин друг и классный ортопед, нашел сыну непыльную и неплохо оплачиваемую работу. Леша положил ему очень нехилый оклад, а Авин папа, в свою очередь, делал большую скидку всем Лешкиным ортопедическим больным.
В официальные обязанности "престижного" водителя входила и встреча и проводы в аэропорт после лечения, вежливость, обаятельность с соблюдением должной дистанции.
Главными, однако, были его неофициальные обязанности. Ави родился в Израиле, был смугл, кучеряв и черноглаз, говорил на иврите без акцента - никто из пациентов и не подозревал в нем свободного владения русским языком.
Соответственно, говорили при нем о фирме и о Романове что думали и как хотели. Все это незамедлительно передавалось Леше и помогало воссоздать истинную картину работы компании.
(Тут мы подмигнем лукаво и заметим, что из сотрудников фирмы об этой особенности знали только Леша и Инесса и хранили ее в секрете по тем же соображениям.)
В обязанности разъездного водителя входили поездки с пациентами на обследования и с обследований в гостиницу, по делам фирмы - работы хватало.
Гриша переехал в Израиль из Питера в середине девяностых, и поэтому от него исходил легкий криминальный флёр, как и от большинства россиян, даже никаким боком не связанных с криминалом (если таковые еще оставались).
Алексею с большим трудом удалось отучить его запускать на полную громкость русский шансон, курить в машине и добавлять "нах" через каждые два слова. Честно говоря, он бы Гришу уволил, если бы не его уникальное чутье на "пробки" в сочетании со знанием всех до единого закоулков Тель-Авива много лучше своих пяти пальцев. Гриша мог дать фору любому навигатору и точно рассчитать время прибытия из одной точки в другую в любое время суток! В их напряженной работе, когда необходимо совместить доставку одного больного на обследования с госпитализацией второго и выпиской третьего, - качество совершенно незаменимое. Поэтому Гришу приходилось терпеть, но Леша находился в перманентных поисках замены - все-таки криминальный аромат, окружавший Гришу, не мог быть таким терпким совершенно беспричинно…
- Алло, Алексей! Леша, вы меня слышите? - Инна запыхалась, голос звучал прерывисто.
- А? Да-да! - Леша стряхнул раздумья. - Отдайте ему саквояж, и пусть едет за мной.
- Окей. Тогда всё… - Голос звучал глуше, отстранение. - Я должна ключи найти в сумочке… попробуйте отыскать что-нибудь в женской сумочке…
- Инна! Подождите! - вскинулся Лешка, неизвестно почему пронеслась мысль о Сережке. "А вдруг?"
- Не надо! Не надо Грише за мной заезжать! - крикнул он в трубку. - Я сам поеду! Вы меня слышите?
- Слышу, Алексей, слышу хорошо, даже ключи перестала искать. - Недоумение звучало в ее голосе. - Гриша поедет сразу в Сде-Дов… - Помолчала немного: - У вас все в порядке, Алексей?
- Да, все в порядке, Инна, - ему стало неловко за свой выкрик. - Большое спасибо. Ночью вас будить не буду, позвоню завтра. Не забудьте про Левона!
- Не беспокойтесь, Алексей. Живым или мертвым!
- До свидания!
- Удачи вам, босс!
Как он и думал, Сережка ждал его в машине.
2
- Ну, привет, Романыч!
- Привет, Серый!
Они подмигнули друг другу.
- Давно тебя не видел.
Леша пристегнул ремень, пробежался по пульту сигнализации, нажал стартер. "БМВ-650" отозвался, как и должен отзываться холеный баварский зверь, - мощно, ровно и тихо.
- Давно тебя не видел, - повторил Леша.
Сережка неопределенно пожал плечами. Мол, как посмотреть!
Подземная парковка. Минус второй уровень. Шины повизгивают на выездной дорожке - круто водит хозяин. Да, круто! Потому и тачка такая. Открываются без задержки шлагбаумы. Тормознул на выезде, машина присела, качнув мордой. Никого? Темно-синий хищник взревел пещерно и помчал по пустой в этот час улице.
- Месяц - это давно? - снова пожал плечами. - А два? Два ореха - это кучка?
- Достал ты своими орехами! - фыркнул Леша. - Двадцать пять лет уже!
- Ладно тебе. - Сережка толкнул его кулаком в плечо. - Скажи, про моих что-нибудь знаешь?
- С нашей с тобой последней встречи ничего не изменилось…
Остановился резко на красный свет. Единственный светофор перед выездом из его переулка на главную улицу, но он всегда натыкался на долгий красный.
- А ты… - осторожно начал Леша, смотря прямо перед собой. - Ты сам никак… никак не можешь… к ним зайти?
- Нет, - отрезал Сережка. - Больше не спрашивай никогда. Только разозлишь…
Лешка зябко передернул плечами: холодом повеяло.
Сзади яростно загудели - зеленый!
Нажал на газ, повернул на трассу, заехал в автобусный "карман", остановился, включив "аварийку".
- Ладно, я пойду. - Сережка посмотрел на него, Лешка отвел взгляд. - Слушай внимательно, зачем я приходил… Всё, абсолютно всё, что предложит тебе Поплаков, очень серьезно! Ты должен принять его предложение. Оно имеет все шансы на успех. Не просто успех, а нереальный, космический взлет, понял?
Поджал губы, скривил лицо в своей коронной обаятельно-презрительной гримасе. Торговая марка "Сергей Лазари".
- Поплаков та еще птица… очень высокого полета. Самого высокого.
- Неужели? - недоверчиво покосился Леша.
Лазари только фыркнул: мол, сомневаешься в моих словах?
- Человек такого уровня, как Поплаков, не будет светиться перед каким-то… доктором. На деле мэр - всего лишь необходимое прикрытие.
Вокруг было пусто. Шуршание шин редких машин. Мерные щелчки аварийки, ритмичные желтые вспышки поворотников.
- Каким бы пьющим он ни был, остается человеком умным. Дальновидным и порядочным. Порядочным в рамках моего определения.
- Ага! - Леша кивнул.
Умный человек. С чувством меры. Порядочный, то есть тот, кто за мелкую выгоду большой подлости не сделает, - это определение родилось в застольной беседе Лазари, Леши и их друга, ортопеда Вадика Кутника. Впоследствии Лазари ненавязчиво потеснил их в сторону, оставив лишь одного автора - себя.
- Поэтому отнесись к его предложению серьезно. У вас с ним все выйдет наилучшим образом. Понял?
Лешка кивнул.
- Беседер…
- Ладно, старик. - Сережка снова толкнул его кулаком в плечо, подмигнул. - Я пошел.
- Мотоцикл, как всегда, за углом? - ответ Леша знал заранее.
- Где же ему еще быть? - философски пожал плечами Сережка, распахнув дверцу и ступив одной ногой на тротуар. Повернулся к нему вполоборота, усмехнулся: - Конечно, ждет меня за углом.
Вышел, нырнул в густую ночь и исчез.
Лешка нервно зевнул, зябко передернул плечами. Выключил аварийку, ударил по педали. Машину чуть повело юзом, пахнуло жженой резиной, но немецкая слаженность механизма - айн, цвай, полицай! - победила, выровняла "бэху", и она рванула к аэропорту.
3
Гриша нагло припарковал "кадиллак" перед самым въездом на платную стоянку, почти перегородив его, заставляя водителей резко сбавлять ход и аккуратно протискиваться мимо.
Над машиной навис рекламный щит, и в его отсветах жемчужный металлик переливался радугой. В сочетании с мерно мигающими красным стоп-сигналами аварийки это создавало настроение радостной дискотеки.
Гриша засек хозяйскую машину, как только она свернула с дороги, и уже стоял рядом с дверцей с саквояжем наготове.
Леша притормозил, стекло поехало вниз.
- Добрый вечер, босс! - Гриша просунул в окно портфель, положил его на сиденье рядом с водителем. - Удачи вам!
- Да уж… - вздохнул Леша. - Удача нам нужна… Счастливо, Гриша!
- До скорого, босс! - Гриша отсалютовал, как честь отдал. Подхалимаж с глубоко спрятанной издевкой.
"Уволить бы его, барин! - назидательно сказал сам себе Алексей и вздохнул: - Ты же знаешь - пока не могу… Кто тебе еще так в одиночку больных развезет, где другие бы закрутили три машины, а? Молчишь? Вот и молчи, пока замены не будет…"
Аэропорт Сде-Дов отличается от пронизанного ароматами парфюма и шоколада имперского Бен-Гуриона, как заношенный любимый домашний халат с неистребимым бурым пятном на правом рукаве (след неизвестного, но стойкого напитка) отличается от элегантного токсидо, увитого атласно-алым кушаком.
Платная стоянка. Выщербленный колесиками тележек асфальт дорожки. Южная ночь, особенно темная от желтых пятен света из окон одноэтажного здания аэровокзала и красных углей сигарет, мерцающих светлячками тут и там.
Широкая спина Левона была видна издалека благодаря росту и белой тенниске. Когда-то она светилась в темноте гордым атлетическим треугольником, обрушенным вершиной вниз, - плод многолетних занятий классической борьбой. Сейчас - увы! - треугольник превратился в квадрат, сдающий свои позиции овалу.
Левон курил - привычка, вернувшаяся на свое место после двух лет ежедневной борьбы с самим собой. Вот он развернулся всем своим мощным торсом, взгляд радаром прочертил пространство и наткнулся на Леху.
"Если Инка его сторговала, - подумал Леха, легкая улыбка осветила изнутри глаза, - он, как только меня увидит, задерет возмущенно подбородок".
Густая, иссиня-черная ассирийская борода Левона воинственно взметнулась вверх, нацеливаясь острым концом на Лешу. Он развел руки в стороны, призывая небо и высшие силы в свидетели своей правоты, и сделал первый шаг навстречу Лешке.
"Сейчас поймет, что раз он здесь, значит, сам согласился, никто его насильно в наручниках не тащил и, следовательно, возмущаться мной нечего, а надо жаловаться на сучку Инну".
Щеки Левона надулись, словно у обиженного ребенка, а мощные ноздри взволнованно затрепетали, но тут же застыли.
"Дошло - факт приезда говорит сам за себя: сучка знает его истинную цену, и виноват в этом он сам. Жаловаться хозяину сучки - глупо, если не унизительно, означает полный крах и капитуляцию".
Лицо Левона, как, впрочем, и почти всех, с кем Лешке приходилось сталкиваться (спасибо тебе, Лазари!), читалось, словно школьный букварь.
Разведенные в стороны руки, только что призывавшие в помощь небесные силы, развернулись теперь ладонями к Алексею, и Левон экспансивно потряс ими в воздухе, подчеркивая жестом радость встречи:
- Леша, дорогой, тысячу лет! - Левон говорил на правильном русском, но с неотчетливым, мягким бакинским акцентом, на который накладывалась еще и певучесть иврита.
Это придавало некое очарование его речи и, как ни странно, дополнительный вес его словам, когда он беседовал с больными. Они послушно следовали его советам, как бандерлоги за Каа, - для нарколога плюс немалый. Имя Левона передавалось с трепетом по цепочке и обрастало легендами - возникло стойкое убеждение в успехе его лечения и полном отсутствии неудач.
Он прирастал клиентами, все чаще задумывался о переезде в новый дом, где его многочисленным и шумным домочадцам - жене, теще, трем детям, кошке, двум здоровенным псам, попугаю-матерщиннику и постоянно проживающей в доме под видом прислуги любовнице (какая из двух ее функций была первичной - не знал никто, а сам Левон молчал партизаном) - было бы просторно и вольготно.
В кругу друзей ходили упорные слухи, документально, впрочем, ничем не подтвержденные, об обоюдном знании его женщинами своих функций, их молчаливом согласии на такое разделение домашних забот и вполне мирном, если не сказать идиллическом, сосуществовании.
Сплетни на эту тему в мужском кругу друзей Левона мгновенно превращали их из крепких, состоявшихся мужчин, солидных глав семейств, в шипящих баб с черными от полыхающей в них зависти глазами.
Женщины Левона, - судачили обычно друзья за обильным столом (в отсутствие героя, конечно), - перебрасываются за домашней работой - постирушкой, варкой борща - звонкими шутками-прибаутками по поводу его мужских качеств с полным взаимопониманием…
Мрачнели лицами, вздыхали и выпивали по полной, до дна, не чокаясь… Поминки по своей ушедшей молодости.
Рукопожатие Левона было крепким, но не чрезмерно.
- Привет, дорогой! - Лешина улыбка - его фирменный торговый знак. Собеседник мгновенно чувствовал искреннюю расположенность Лешки к нему и светлую радость от встречи именно с ним, единственным и неповторимым.
Устоять перед ней было невозможно, и Левон просиял в ответ.
- Левон, родной, ничего не забыл?
- Обижаешь, начальник! - осклабился тот на тюремный манер, указывая на чемоданчик, и перешел на рыночный говор с азербайджанским акцентом: - Всё здесь! Дормикум, вабен, валиум… всё есть, э! Бери что хочешь…
- Как это? - удивился Лешка, приостановился. - И это всё?
- А что еще? - пожал плечами Левон, наивно хлопнув ресницами. - Больше ничего на этом этапе не надо…