Мать с годами перестала отличаться от параноидальных старушек. Отец запойно пил, умертвив себя задолго до смерти. В четырнадцать девочка решила: "Всё, хватит!", - она должна быть свободной. Но её сбережения съело жрало инфляции, а веяния нового времени требовали больших денежных вливаний. Наташа решила, что ехать в неизвестность, с деньгами, на которые едва хватит купить билет до Ленинграда – просто безумие. Сдохнуть голодной смертью, при большом желании она могла и раньше. Сейчас она хотела жить. Дышать полной грудью. Гормоны, превратившие её в женщину, требовали жизни. Жизни творимой своими руками, без побоев и ругани в свой адрес. Без психованной суки, которую нужно было называть матерью. Можно будет, полюбить какого ни будь принца, отдать ему всю себя, получив взамен обожание. Так хотелось обожания. Что бы на руках носили, заботились.
Время от времени она стала перелистывать журналы с рубриками объявлений о знакомстве. Специально их не приобретала, но всё чаще неожиданно наталкивалась на своднические объявления в самых разных местах: в школе, взяв почитать журнал у какой ни будь из подруг на уроке, дома прибираясь в кладовой, просто, стоя на остановке у киоска с газетами и разглядывая витрину с дешёвыми газетёнками, чтобы скоротать время.
Она удивлялась тому, как запросто люди идут на публикацию призывов к знакомству. Думала, что сама ни за что в жизни не подала бы такое объявление, а уж тем более не познакомилась бы таким идиотским способом. Но, несмотря на всё Наташино недоверие к таким, вещам, объявления словно притягивали её. Она начинала представлять себе каждого, чьё "пылкое" послание прочитывала в двух, трёх предложениях, с указанием (как на скотном рынке) росто-весо-возрастных показателей. Этот – лысый и глупый, тот – молоденький и стеснительный, вон там – неудачник, который упорно не хочет замечать соплей под собственным носом.
И вот наступил день, когда девочка прониклась объявлением, явно написанным для её истерзанного сердца и утомлённого разума, он высветилось лиловыми буквами перед мысленным взором четырнадцатилетнего ребёнка.
"Возьми мою любовь. Она без остатка принадлежит только тебе. Я ищу тебя вечность".
И всё. Только три предложения и никаких описаний возраста, внешности, социального положения. Конечно, Наташа понимала, что слова остаются словами. Но стремление к свободе, непонятной и неизвестно насколько нужной, ещё желание ощутить себя необходимой чьему-то сердцу, пусть даже как будто, но необходимой, возвращали её вновь и вновь к прочитанным строчкам.
Она позвонила по указанному телефону, цифры которого значились в конце тех самых трёх предложений. Услышав голос в телефонной трубке, девушка оцепенела, и как не силилась выдавить из себя слова, они не двигались дальше ментальной оформленности. В конце концов, побледнев, словно труп она смогла положить трубку на рычаг. Долгое время стояла так, не двигаясь и положив ладонь на телефонный аппарат. Мысли будто окаменели и покрылись мхом. Ей не было страшно. Ей было никак. Она ущипнула себя за бедро. Ещё и ещё ущипнула. Но, ведь не за сердце щипала. Сердце не ущипнёшь. Особенно каменное. Собрав волю в средостение, а её, воли, в ходячем одиночестве предостаточно, она решила, что если не сделает такого сейчас, то не сделает никогда. А если не сделает никогда, то она так и останется Золушкой, не сумев примерить хрустальную туфельку принцессы.
Она снова, едва не ломая диск телефона, набрала знакомый уже номер.
- Я вас слушаю, что же вы молчите? – вкрадчиво разлился мужской баритон.
- Я… Э-э-э… Здравствуйте, - от вкрадчивости голоса с другой стороны, от ощущения свершения недозволенного, к лицу прилил жар, слегка закололо щёки. Внизу живота разлилось напряжение. Оно слилось с молчанием в трубке, и на мгновение показалось, что время остановилось.
- Здравствуйте.
Наташа набрала полную грудь воздуха.
- Я беспокою по объявлению, - выдавила из себя она
- Ну, наконец-то - слова вытекали из трубки и окутывали голову туманом, - я ждал вас, именно вас. Именно такой голос.
Ему тоже нравится мой голос, думала Наташа. Значит, ЭТО ДОЛЖНО БЫТЬ ТАК.
Они договорились встретиться через два часа. Наташа села перед зеркалом и стала накладывать макияж. Через сорок минут ей было лет восемнадцать. Она вошла в комнату отсутствовавшей матери. Взяла флакончик духов. Прикоснулась пальцем к шее, запястьям. Она входила в неизвестность. Входила с новым запахом и новым ощущением. Наташа знала, что сегодня мир перевернётся, станет другим. Опасения, что другой мир не будет лучшим, она прогоняла.
Он стоял в условленном месте у аптеки и держал в руке три белых хризантемы. Три шара белых лепестков, словно три планеты, парили в пространстве. Наташа остановилась метрах в пятнадцати и старалась убедить свои ноги пойти дальше. Мужчина заметил её, улыбнулся и пошёл навстречу.
- Наташа?
Блин, как всё неловко-то, думала девушка.
- Да, Наташа.
- Вы очень красивая, я такой вас и представлял, - сказав отчасти противоположные вещи, мужчина протянул цветы. Ей впервые в жизни подарили цветы. Она впервые в жизни шла рядом с мужчиной и вдыхала его запах, возвращая взамен запах маминых духов.
Небо лета. Оно переменчиво, как рисунок в калейдоскопе. Падение цветных стёкол непредсказуемо. Кто-то повернул тубус. Над городом повисла оранжево-черная туча, пышная, как тициановская Даная. Дождь, крупными, словно шарики для пинг-понга каплями, падал на урбанию. Наташа и её новый друг, спрятавшись под аркой, смотрели на умывающийся город.
- Он быстро пройдёт – сказал мужчина, глядя в небо, словно определяя, сколько же там осталось воды.
- Угу, - согласилась Наташа.
- Я здесь живу недалеко, - продолжал мужчина, - дождь закончится, пойдем ко мне, выпьем кофе, согреемся?
Наташа не думала говорить ему "нет".
- Конечно, - ответила она просто, словно весь вечер ждала этого предложения.
Дождь закончился. Город задышал и ожил, как старый астматик после завершившегося приступа .
Квартира была неуютная, словно хозяин приходил ночевать сюда раз в неделю. Жалюзи на окнах, два кресла, телевизор. Одежда лежала в картонных коробках.
- Ты что, только переехал сюда? - спросила девушка.
- В каком то роде.
- У тебя хоть чашки для кофе есть? – улыбалась Наташа.
Мужчина изменился неожиданно. Лицо его исказилось, словно от сильной боли.
- Я пригласил тебя не за этим, дорогуша.
Наташа знала, зачем он её пригласил.
- Я только позавчера с нар слез, пять лет мечтал, как выйду и сразу возьму молодую и красивую. Если ты вякнешь, что против, я тебя на куски порву, - шипел мужчина, медленно подходя к девушке.
Наташа грустно улыбнулась. Слова мужчины её не испугали. Ей просто не хотелось грубости. Но если так надо для свободы, то подобное можно перетерпеть.
Она разделась и легла на диван. Мужчина не ожидал такой реакции. Ему хотелось борьбы. Он набросился на девчушку и вёл себя довольно грубо.
Когда испытываешь жажду и долго ищешь воду, мало задумываешься над тем, как трепетно будешь пить, отыскав источник. Но, хватаешь её и большими глотками и отправляешь в иссохший организм. Красивым и заботливым будут последующие прикосновения к воде, если, конечно же, останешься рядом с найденным колодцем.
К утру, он стал нежен. Движимый влюблённостью и чувством вины, мысленно прося прощения, он обнял четырнадцатилетнюю женщину, словно единственного человека на земле. Наташа спала, положив голову на плечо мужчине. Спала невинным детским сном.
Когда они расставались, Наташа окинула взглядом квартиру, представив её будущий интерьер. Мужчина спросил, когда они встретятся вновь. Она пожимала плечами, мол, может быть, когда ни будь, зная что "когда ни будь", наступит максимум послезавтра.
Хризантемы сильные цветы. Они сражаются за жизнь даже в трёхлитровой банке. Наташа увидела их брошенными на полу в углу комнаты. Лепестки белых планет потеряли упругость, но не сдавались.
- Я заберу? – указала она пальцем.
- Хм, - мужчина превратился в маленькое беспомощное смущённое существо.
Он поднял растения с пола, и осторожно, словно новорожденного младенца, передал их девушке, стараясь не смотреть той в глаза. Девушка взяла букет двумя руками.
- Записку с моим телефоном я оставила на подушке, - сказала она.
И ушла в старый мир новым человеком.
Мать была дома. И мать была в гневе.
- Я промолчу, дрянь, - прошипела она.
Это были её последние слова, услышанные дочерью. Прежде Наташе стало бы страшно. Она бы тихо заплакала, потупила взгляд, прося прощение, и ожидала трёпки. Сейчас же, услышав слова матери, она почувствовала себя легко от того, что сказанное в ней не вызвало подобных эмоций. Когда человек значим для человека, он испытывает к нему страх, симпатию, гнев, любовь, ненависть – безразличие появляется, когда ближний не имеет никакого сраного значения.
Множество раз, Наташа мечтала отомстить матери за все нанесённые ею обиды. Но так было раньше, сейчас девушка почувствовала себя выше страха материнских уз. Мать её была слишком ничтожна, чтобы испытывать перед ней страх и мстить за него. Наташа просто ушла в свою комнату.
Через два дня, он, конечно, ей позвонил.
- Я скучаю, - сказал мужчина.
- А я - нет, - сказала женщина.
- Ты придёшь? – спросил мужчина.
- Приду, - ответила женщина, - навсегда приду.
У него и мысли ответить "нет" не возникло.
Девушка оставила письмо, в котором пообещала окончить школу при условии, что её не станут искать. На удивление, договор был ратифицирован немедленно по прочтении.
Наташа была в положении. Мужчина всё больше мрачнел ко времени рождения ребёнка. Однажды он сказал ей:
- Я не чувствую любви. Ты стираешь, моешь, убираешь, готовишь мне еду, делишь со мной постель. Ты ни разу не сделала мне больно. Но, делая всё, ты никогда не спросила, хорошо ли мне? Я всё больше и больше тревожусь оттого, что тебе совершенно безразличен.
Наташа пожала плечами:
- Скажи сам, если тебе будет плохо. Ужин на столе.
Муж посмотрел на неё словно на позолоченную икону, которую можно любить, но никогда нет гарантии, что та отплатит тебе взаимностью. Она развернулась, давая понять, что разговор окончен. Он, опустив голову, поплёлся за ней следом на кухню.
Поужинав, Наташа села за уроки. Последний класс школы подходил к концу. Мужчина остался мыть посуду.
Она родила в июле. Во время летних каникул. Которые уже были ни её каникулами. Отец и мать девушку не искали. Она не искала их. Мужчина приехал к роддому на чёрном "Опеле", который купил к рождению сына. Она вышла и, не поцеловав его, молча села на заднее сидение. Дверца автомобиля захлопнулась.
Грудью она не кормила. Не хотела. Ребёнок рос молчаливым, словно тень. Когда мужчина сказал, что хочет разойтись и забрать сына, он ожидал истерики и прошений о прощении. Наташа вновь его поразила:
- Три тысячи долларов, и вы меня никогда не увидите, - сказала она спокойно, словно рассуждала о погоде.
Ей было семнадцать лет.
Она купила билет на самолёт. Сняла квартиру в незнакомом городе. Вечером, лёжа в ванной, девушка смывала с тела пот перелёта. Вот она - свобода! Свобода от обязательств, от ненависти, от любви, относительная материальная свобода. Но… пусто где-то там, в груди, тоскливо, и чувство безысходности саднит под ложечкой. Что это? Совесть?
- Я не взяла тебя в расчет? – спрашивала у неё Наташа. – Какое преступление я совершила?
- Разве ты не знаешь? – спрашивала совесть.
- Знать не хочу!
- У тебя никогда не было любящей матери, зачем же ты оставила без матери своего сына? – продолжала допрос совесть.
- Он не мой, это сын моего мужа. И внук не известной ему тёщи, моей матери! – выходила из себя Наташа.
- Очень удобно наплевать на мир таким способом, - ухмылялась совесть.
- Да, да и если бы не ты, было бы замечательно!
Совесть упорствовала:
- Но ты не можешь не учитывать моего присутствия.
- Могу! – закричала Наташа. – Я докажу тебе!
Но как не спорила девушка со своей совестью, та напротив, становилась сильнее и крепче била в самые болезненные места.
- Смотри, что я тебе покажу.
Лёжа в ванной, Наташа увидела, как стена слева, словно провалилась куда-то в бесконечность и на её месте, словно в ночной пустоте из ниоткуда появился младенец. Её мальчик. Её сын. Он протянул руки к девушке и, улыбаясь, заговорил:
- Мама, это ты? Но ведь ты умерла. Папа сказал, что ты умерла.
Слезы текли из глаз девушки. Губы дрожали.
- Всё хватит! – опять закричала она. – Я больше не могу!
Вода в ванной стала холодной.
- Я должна вернуться, мне нужно к мужу, сыну.
- Даже если ты сделаешь это, я не оставлю тебя, - скрипела совесть голосом затхлой старухи. - Поступок совершён. Ты заработала то, что заработала - кошмарную жизнь.
"Мама, но ведь ты умерла?", - услышала она в голове, - "Мама, ты умерла", - раскалывал её голову хор голосов, - "Мама… Мама… Мама…"
Наташа схватилась за голову обеими руками, потом включила холодный кран, обливая себя водой. Женщина в ванной стонала и выворачивалась от боли, расплёскивая воду, как щука, попавшая в сети. "Мама, ведь ты умерла –а?" - малыш словно издевался над ней.
Дрожащими руками, она торопливо сломала станок безопасной одноразовой бритвы, достала тонкое лезвие и полоснула себя по венам. Кровь брызнула на стены, попала в глаза. Наташа опустила руки в ванну. Теперь она спокойно наблюдала за тем, как прозрачность воды, медленно заполняется краснотой крови. Та ли это проклятая свобода, к которой она стремилась?
- Да, умерла, - шептала она засыпая.
Но, порезы были неглубокими, а вода холодной. Кровь свернулась, оставив тело жить.
Я слушал её рассказ, и не мог себе представить, что всё описанное происходило на самом деле с ней. С женщиной, которой я прожил бок о бок вот уже полгода. Я не дышал, мои руки не двигались, я окаменел, словно посмотрел медузе в глаза. Лишь сердце, торопливо стуча, напоминало, что я ещё жив.
***
- Эй, ты знаешь, всё замечательно. Я, конечно, благодарен тебе за всё то, что ты сделал для меня. Но, вот понимаешь… - человек замолчал, подбирая слова.
- Говори смелее, что ты хочешь сказать? – спросило ЧТО-ТО.
Человек мялся, не решаясь произнести.
- Да что тебя мучает-то? Говори смелее, не стесняйся, я всё пойму.
Человек встряхнул головой.
- Понимаешь, я когда-то спросил тебя, зачем ты создал всё это?
- Что это? – ЧТО-ТО делало вид, будто не понимает вопроса.
- Ну, всё это, – человек развёл руками, - небо, землю, воду, меня.
- Да, было дело, - по интонации сказанного чувствовалось – ЧТО-ТО задумалось. Былые весёлость и непринуждённость беседы исчезли.
- Ты сказало, что всё это должно быть так, что в во всём этом твоя потребность. Но, ты не знал зачем, ты всё сделал, сотворил, помнишь? – человек ещё не очень хорошо владел речью, потому боялся, что выражается непонятно, обращаясь к собеседнику. К тому же он не видел ЧТО-ТО. Лишь слышал голос, да ощущал присутствие чего-то каким-то шестым, непонятным чувством, когда напрягаются мышцы на затылке и сводит низ живота.
- Помню.
Свежий ветерок остановил свой бег. Воздух наполнился влажным, душным теплом.
- А теперь ты знаешь?
ЧТО-ТО уныло хмыкнуло. Ветер вновь побежал по кронам деревьев. Но это был уже другой ветер. Первый порыв его вырвал из недр сада шум шелеста листвы, и тот на минуту заглушил все звуки вокруг.
- И теперь не знаю., - вздохнуло ЧТО-ТО.
- Вот и я не знаю, - вздохнул в ответ человек, - вроде бы всё хорошо, но в груди гложет, - он постучал кулаком себе в области сердца. - Я сегодня всё утро рассматривал свои ладони, там столько линий, замысловатых борозд и бороздочек, но во всём какая-то упорядоченность. Зачем так сложно? Смысл?
ЧТО-ТО издало звук, словно прищёлкнуло языком.
- Кто его знает. Так произошло. Бывает, сделаешь нечто, потом сам удивляешься, как же это получилось. Вроде хотел просто, понятно и доступно, а выходит по-другому.
Человек не удовлетворился ответом.
- Я вчера видел черепаху. – Он рисовал пальцем на земле. – Слепил такую же из песка с водой. Поучилось очень похоже. Мне показалось, гораздо красивее. И знаешь, захотелось, что бы она вот так вот, вдруг сдвинулась с места и пошла. Сначала тихонечко, потом быстрее, попробовала бы на вкус траву, ощутила тепло солнца. Я даже попросил её об этом… несколько раз попросил. - человек стукнул кулаком по начерченным на земле линиям. – но она конечно никуда не сдвинулась!
- Ха-ха-ха, эхом раскатилось ЧТО-ТО.
- Гм… Не вижу ничего смешного.
- Не обижайся, - сконфузился невидимый собеседник, - просто мы с тобой так сильно похожи. Вот уж никогда бы ни подумал.
Человек скривился.
- Да уж, похожи. – процедил он сквозь зубы. - Если мы так похожи, отчего я не могу сделать черепаху?
- Зачем? – спросило ЧТО-ТО.
- Хочу! – при этом человек вскочил и стукнул себя кулаком в грудь.
- Мда-а…
- А черепаху я убил! Да, да, убил! – человек заплакал – Убил!
ЧТО-ТО вздохнуло. Горько вздохнуло.
- Я не хотел этого делать! – продолжал рыдать человек. – Но мне стало так обидно, что настоящая черепаха может жить, а моя нет. Понимаешь?! Очень обидно. Я как сумасшедший гнался за ней, отыскал её, а может, это была уже другая черепаха, не та, которую я видел в первый раз, и убил.
- Но здесь нельзя убить кого-либо, - толи спросило, толи удивилось ЧТО-ТО. – Что ты выдумываешь?
- Мне тоже так казалось. Я разорвал её руками на части. Оторвал ей голову. Раздавил пальцами её сердце. Как это можно ещё назвать?! Я не хотел этого, - человек стоял на коленях, ладонями оперевшись в землю и плакал в бессильной злобе. – Мне пусто! – закричал он. – Понимаешь, мне пусто! Я места себе найти не могу. Меня душит эта пустота. И чем её заполнить, я не знаю. Подскажи, - умолял он. - Ты же нашёл способ. Почему я на такое не способен? Ты же сказал, что мы с тобой похожи.
Последнее, что ощутил человек – звон в ушах.
Открыв глаза, человек увидел перед собой её.
- Кто ты?
- Женщина, - ответила она, глядя на него своими чёрными, как смола глазами.
- Женщина? – переспросил он.
- Ну, да.
- Откуда?
- Оттуда, откуда и ты.
Он молчал. Было неуютно под её взглядом.
- Называй меня Лилит.
- Называть тебя Лилит? – не понимал человек.
- Ну, да, Лилит. Такое имя. А как зовут тебя? – Лилит внимательно рассматривала человека. Он был наг. Длинные спутанные волосы ниспадали на плечи. Глаза выражали страх. Тело покрыто "гусиной кожей", совсем не крепкое, жалкое какое-то тело. Он молчал, не понимая, чего от него хотят. – Ты отвратительно выглядишь.
- Что значит, отвратительно? – неуверенно спросил он.
- Отвратительно – это значит отвратительно, - сочувственно ответила Лилит.
Они сидели друг против друга на коленях.
- Что это на тебе? – осмелел человек и коснулся рукой одежды Лилит.
- Хм, - Лилит отстранилась, - это одежда. А тебе не мешало бы привести себя в порядок.